«Там, за зорями. Пять лет спустя»

– Да, бачыла, сёння ўраннi ў лес шоў са сваёй сабачкай! Тут ён, дзе ж яму быць! I Сярак тут, і сасед мой, Валерык Аўсяннік! Увечары сабiраюцца i ў карты гуляюць!

– Ну вот, а вы говорите, мужиков на деревне нет! Прибавьте к этому Масько и его Алку! Им-то, понятное дело, за свое добро не стоит опасаться, но помочь они не откажутся, я уверена. Сейчас я соберу дочку и отведу к Тимофеевне. Пусть у них побудет. У них решетки на окнах и дверь дубовая – пробраться сложно. А мы пойдем мужиков по деревне собирать!

– Златуль, а тут жа яшчэ дачнiк! – встрепенулась баба Нина. – Федзiна Валя казала, што ён тут у адпуску. Агарод прыбiрае да ў лес ходзiць. Ён малады мужчына, ад яго пользы больш будзе!

Злата отвернулась. Сегодня весь день она гнала от себя мысли о Дороше, но сейчас на карту было поставлено много большее и важнейшее, чем девичья гордость и старые обиды.

На самом деле Злата и сама понимала: ее бравада ничего не стоит, а от Гуза, Михалыча, Маслюка да Овсянника пользы мало. А Дорош мог хотя бы подсказать, что им делать. Да, Полянская предполагала, он может высмеять ее, посоветовать отправляться домой и ни во что не вмешиваться, но если она хоть сколько-нибудь все же дорога ему, он не откажется помочь. По крайней мере, он точно не допустит, чтобы с ней случилась беда, пусть даже на всех других в деревне ему по-прежнему наплевать.

– О, пабач, Манька, Валя бяжыць! Кажысь, галосiць! Наверна, точна iкону не найшла!

Когда ближе к вечеру Злата Полянская подошла к калитке маленького, почти кукольного домика, с которым было связано столько воспоминаний, колени у нее заметно дрожали. А ведь когда-то она поклялась себе, что больше никогда не подойдет к нему. И обещание свое в общем-то сдержала.

За прошедшие годы она ни разу не была на этом краю деревни и еще пару дней назад была абсолютно уверена, что так будет и впредь. И вот теперь Злата была здесь, моля бога о том, чтобы Дорош оказался дома и согласился ей помочь. Как это может отразиться на ее репутации, сейчас она предпочитала не думать. Сейчас на карту было поставлено кое-что поважнее сплетен и пересудов. Снова близилась ночь, и неизвестно, что она несла с собой.

Решительно звякнув клямкой, Полянская распахнула калитку и вошла в небольшой дворик с аккуратно подстриженным газоном, дорожками, усыпанными гравием, и стройной туей у крыльца. Глубокие тени предзакатного солнца уже легли здесь, предвещая близкие сумерки. Окна в доме были темны, только на веранде горел свет. Злата поднялась на крыльцо и, мгновение поколебавшись, громко постучала в дверь.

– Открыто! Входите! – услышала она в ответ и, открыв дверь, перешагнула порог небольшой веранды.

Дорош сидел за столом под абажуром. Перед ним лежала развернутая газета и дымилась чашка чая. Когда Злата вошла, он повернулся и брови его поползли вверх. Понятное дело, он не ожидал ее увидеть и был удивлен.

– Добрый вечер! – сказала девушка, растерявшись вдруг.

Увидев его спокойное, безмятежное лицо, его улыбку и веселые искорки в глазах, Злата решила, что поторопилась с решением искать у него помощи.

– Добрый вечер! Проходи, садись. Чай будешь? – спросил он, поднявшись из-за стола и пододвинув ей стул.

– Нет, спасибо, – девушка села на предложенный стул и сжала ладони. Она не знала, как начать разговор, а Виталя явно не торопился помогать ей в этом. Молчание затянулось.

– Я слышал, в деревне отряд «дружинников» собирается. Оборону держать будут! Сосед забегал, поделился информацией. Не знаешь случайно, что за военные действия ведутся в деревне? – чуть растягивая слова, с едва заметной усмешкой, заговорил, наконец, мужчина.

Злата подняла на него огромные голубые глаза, уловив явную издевку в словах и тоне, коим они были произнесены. Выпрямившись на стуле, она собралась было ответить, но Виталя опередил ее.

– Вы с чем пожаловали, Злата Юрьевна? – спросил он.

– Мне нужна твоя помощь!

– Неужто и меня в «дружинники»? – Дорош засмеялся.

Полянская вскочила со стула, вознамерившись немедленно покинуть этот дом. Ничего не изменилось! Он не изменился! И зачем она только сюда пришла?

Но уйти мужчина ей не дал. Ухватив ее за руку, он заставил ее снова опуститься на стул.

– Присядь и расскажи мне толком, что случилось! – попросил он уже другим тоном.

Ухмылка исчезла с губ, а в темных глазах обозначился немой вопрос. Злата стала рассказывать. Сбиваясь и останавливаясь, она старалась отбросить эмоции, понимая, что Дорош в них точно не поверит. Ему, как и участковому, нужны были факты, желательно убедительные и достоверные.

Она говорила и упорно отводила глаза, а он наоборот не сводил с нее пристального взгляда.

– Участковый не приехал, вот мы и решили собрать всех мужчин в Горновке и приставить их к одиноким старушкам. Так уж вышло, лишь к бабе Рае приставить некого. Я, конечно, могла бы и сама, но…

– Я позвоню участковому, – перебил ее Дорош. – Он мой друг, и, по крайней мере, проехать по проселочным дорогам за деревней он точно не откажется. Если эти типы не местные, как ты утверждаешь, они определенно должны были затаиться где-то. Возможно, они припрятали машину где-то в лесу, там и отсиживаются до наступления темноты. Ясное дело, отряд ОМОНа он сюда прислать не сможет, да и охрану каждому дому не обеспечит. Но, возможно, вид милицейской машины заставит их испугаться, хотя на самом деле я на это не очень-то и надеюсь. Вообще вся эта история мне очень не нравится!

– Мне тоже!

Мужчина потянулся к телефону и, выйдя на улицу, прикрыл за собой дверь. Вернулся он через пару минут.

– Все нормально. Он будет минут через двадцать и, пока еще не стемнело, проедет по проселочным дорогам. Девушка кивнула и поднялась.

– Спасибо!

– Уходишь?

– Да. Пойду домой собираться. Я прихвачу на всякий случай свой дробовик, в случае чего хоть попугать им сможем. К тому же мне еще нужно к Тимофеевне заглянуть. Я Машку к ним отвела, а она ни за что не ляжет спать, пока я ее не поцелую и не пожелаю спокойной ночи. Как только стемнеет, я приду к бабе Рае.

– Хорошо, у нее и встретимся! Злата, – окликнул ее Виталя, когда она уже взялась за ручку двери. Полянская обернулась.

– А твой муж в курсе того, что здесь сейчас происходит? Он знает, чем ты здесь занимаешься, а главное, с кем?

– Нет, – покачала головой девушка, выдержав его взгляд. – Леша в Брянске, у них там конкурс, и мне не хотелось бы его беспокоить! – сказала она и поспешно покинула веранду.

Глава 5

Когда осенние сумерки опустились на землю, а вдоль извилистой дороги зажглись фонари, Злата Полянская, накинув на голову капюшон «толстовки» и закинув на плечо старое дедово ружье, вышла из дома, заперла за собой калитку и, оглядевшись по сторонам, быстро пошла на деревню. Зайдя к Тимофеевне, она немного поиграла с дочкой, покормила ее, выпила чай с Лешкиной бабушкой и, поцеловав на ночь Машку, покинула их дом.

Осенняя ночь, холодная и непроглядная, уже властвовала над деревней. Стихли все звуки, смолкли собаки, притихли птицы, да и окна соседних домов уже были темны. Правда, Злата знала: там не спят. Уходя от Тимофеевны, она обзвонила всех, желая убедиться, все ли на месте, и теперь шла к бабе Рае, чтобы вместе с Дорошем заступить на свой пост. Баба Рая жила по соседству с Тимофеевной в большом доме с голубыми ставнями, скрытом от дороги высоким забором и фруктовыми деревьями. Каждую весну раскидистая яблоня, как сакура, была усыпана розовым цветом, а к осени на ней созревали румяные «райские» яблочки. Обычно их было столько, что всей деревне хватало на повидло. Баба Рая, сколько Злата помнила себя, всегда жила одна. Дети ее разъехались давным-давно, да так и остались где-то на Севере, редко наведываясь к матери. Муж старушки умер, и в большом доме она одна доживала свой век. Полянская никогда не была в этом доме и не очень хорошо знала бабу Раю. Старушка не была близкой приятельницей бабы Мани и бабы Нины, и вообще Полянской казалось, что она ведет замкнутый образ жизни. Они встречались на улице и у автолавки, но на этом все и заканчивалось. К кому-то в гости она не ходила и к себе не звала. И когда девушка позвонила ей сегодня и предложила помощь, то ожидала отказа. Но старушка согласилась.

Держась в тени забора, Полянская быстро преодолела те десять метров, отделяющие один дом от другого, и прошмыгнула в калитку, предусмотрительно оставленную для нее открытой. Здесь свет уличных фонарей терялся в раскидистых ветках, лишь причудливые блики пронизывали листву и падали на землю. Здесь было темно, поэтому Злата не сразу увидела Дороша.

Он, прислонившись к яблоне, стоял, не двигаясь, и девушка вздрогнула, заметив его темный силуэт.

– Не пугайся, это я, – негромко сказал мужчина и, отлепившись от дерева, подошел к ней.

– Давно меня ждешь?

– Нет.

– Баба Рая уже легла? Я смотрю, у нее окна темные!

– Не знаю. Когда я заходил полчаса назад, она собиралась посмотреть телевизор, но, может, и передумала. Кажется, эти типы здорово напугали бабок в Горновке! Я, когда сюда шел, не увидел ни одного светящегося окна. Разве что у Тимофеевны, но их дом с дубовой дверью и решетками на окнах способен выдержать любую осаду! Вряд ли бабе Рае сегодня до телевизора! Мы немного поговорили с ней. И она мне показала, где мы можем с тобой разместиться. Пойдем в дом? Или побудем немного на улице?

– Не знаю! – пожала плечами девушка.

– Может, постоим немного на улице? Вряд ли они появятся в деревне так рано, но все же… Участковый приезжал? – спросила Злата.

Постояв немного на дорожке, она прошла вглубь сада и уселась на лавочку, пристроив рядом дробовик. Засунув руки в карманы «толстовки», девушка запрокинула голову, пытаясь рассмотреть сквозь листву далекие звезды. Скоро из-за леса должна была взойти луна, а пока по лугам, полям и жнивью к деревне крался туман.

Виталя подобрал пару груш, обтер их и, подойдя к Злате, протянул одну.

– Приезжал, объехал все дороги, ничего подозрительного не усмотрел, посоветовал не заниматься самодеятельностью и уехал, пообещав прибыть с утра. Ну и сказал звонить в любое время, что бы ни случилось!

– Понятно, – сказала Злата. Взяв предложенную грушу, она неторопливо стала есть.

Дорош, подумав немного, сел рядом с ней.

– Как я уже говорил, пока тебя не было, я поболтал с бабой Раей и узнал весьма занятные вещи, – сказал мужчина после короткого молчания.

– Ты знала Сераков?

– Сераков? – переспросила девушка. – Ну, Михалыча только, а что?

– Михалыч – это сын их. А они сами когда-то жили в начале деревни. Дом их был первым. Тот самый заросший бурьяном фундамент – все, что осталось от некогда большого дома. Ты разве не помнишь этот дом?

– Нет. Наверное, он сгорел еще до моего рождения! А что в нем было такого особенного? Почему он тебя заинтересовал?

– Ильинична говорит, дом старых Сераков существенно отличался от всех деревенских хат. Он был большим, сложенным из бревен. А от дома тянулись амбары и хозяйственные постройки. Они жили зажиточно. Даже больше того. Если мерить их дореволюционными мерками, они были кулаками. Большое хозяйство, огороды. И иконы…

– Иконы? – Злата обернулась к Витале.

– Да. Баба Рая говорит, у них в доме было много икон. А в задней комнате на стене висели три большие, старинные… Там всегда царил полумрак, пахло ладаном, а перед иконами всегда горела лампада. Ильинична говорит, они редко бывали у Сераков, те жили замкнуто, мало с кем общались, да и атмосфера их дома несколько мрачноватой была. Потом старый Серак умер, а с хозяйкой случился инсульт. У нее стало плохо с ногами, и девки из деревни, возможно, даже твоя мама, ходили помогать ей по дому. Убирались там, белье носили на сажалку стирать… Сын, конечно, тоже помогал. Он тогда, как и сейчас, жил в районном центре и частенько ходил к матери пешком. А потом умерла и мать. Михалыч продал все, что было в доме ценного, в том числе и иконы, а потом и вовсе по пьяни сжег дом. Такая вот история!

– А кому он продал иконы?

– Вот этого я тебе сказать не могу! Да и Михалыч вряд ли сможет сказать! Прошло около тридцати лет, но если эти двое и ищут что-то в Горновке, то только эти иконы.

– Я никогда о них не слышала! Бабушка мне даже про иконы старых Сераков не рассказывала, а чтобы у кого-то сейчас были такие… Нет, это вряд ли! Горновка – маленькая деревня, здесь все у всех на виду, об этом обязательно бы знали… Нет, с Михалычем надо обязательно поговорить. Лучше бы прямо сейчас…

– Сейчас Михалыч благополучно дремлет у телевизора на диване бабы Мани. Подождем до утра, авось и не случится ничего!

Полянская ничего не сказала в ответ, лишь зябко поежилась. Вечерняя прохлада, проникая в сад, пробирала до костей холодом и сыростью.

– Хочешь, пойдем в дом? Там тепло… – заметив ее движение, предложил мужчина.

– Пойдем. Жаль, я, забегавшись, забыла сварить кофе в термос. Ночь обещает быть длинной и с крепким кофе коротать ее было бы легче, – сказала девушка.

– Нам в общем-то совершенно необязательно коротать ее обоим! Ты можешь подремать часок-другой, я один посижу! Что-то мне подсказывает, вся эта идея с ночным бдением гроша ломаного не стоит!

– Есть идеи получше? – скептически заметила девушка.

– Нет, но если бы у меня было время подумать…

– У тебя его нет! – оборвала его Злата и, поднявшись с лавочки, зашагала к крыльцу. – Так что давай без критики.

– Как скажете, Злата Юрьевна! – тихонько засмеялся мужчина.

Когда они вошли в дом, баба Рая уже легла, оставив для них свет в небольшом закутке возле печи, где старушка управлялась по хозяйству. Где-то в лабиринте комнат большого дома спала Ильинична, а они, тщательно заперев за собой двери, устроились на небольшом диванчике здесь же, в передней комнате. Дорош погасил свет, а Злата сняла кроссовки и, подложив под спину подушку, удобно уселась на диване.

Он сел рядом, расстояние между ними сократилось до минимума, и в наступившей тишине Злата отчетливо ощутила то напряжение, которое сразу возникло между ними. Она по-прежнему ощущала те особые магнетические волны, исходившие от него, то, что притягивало, лишало воли. Полянская улавливала легкий аромат его парфюма, заставляющий ее сердце биться быстрее, слышала шелест его дыхания. Злате хотелось отодвинуться от него, но отодвигаться было некуда.

Он не касался ее, но этого и не требовалось. Девушка пыталась справиться с охватившим ее волнением и, боясь, как бы Дорош не заметил ее состояния, безуспешно пыталась отыскать тему для разговора.

– Большой дом у Ильиничны, правда? – негромко сказал мужчина, прервав тем самым тягостное молчание.

Злата обернулась и взглянула на него. В темноте не видно было выражения его лица, только темное очертание профиля. Он сидел, непринужденно развалившись на диване, и смотрел прямо перед собой.

– Да, большой. Правда, сейчас для нее это, скорее, обуза, чем роскошь. Теперь бабульки в деревне предпочли бы небольшие домики в две комнаты, где они могли бы управляться по хозяйству и отдыхать. Мало того, что в этих огромных хоромах теперь им одним доживать свой век, так в них ведь еще и убирать иногда надо, и отапливать. А это вообще проблема. Благо сейчас хоть по деревням возят и продают дрова, и порезанные, и поколотые. Пусть это и стоит едва ли не месячной пенсии старушек, но зато заморочек никаких. А если в лесничестве выписать, надо еще поискать где-то и трактор, и телегу, и работников, которые могли бы все это привезти. А откуда всему этому взяться в Горновке? Мы с Лешей тоже покупаем, потому что привезти и мы не можем, что уж говорить о бабульках. Баба Рая в этом году выписала, привезла и сама всю машину поколола. А ей, между прочим, восемьдесят лет. Кроме Маськов, здесь же в принципе и нанять-то некого. Хорошо еще, к некоторым дети приезжают часто, но ведь есть такие, у которых дети далеко и приехать им дорого. И это ужасно на самом деле! Знаешь, почему? Потому что им ведь даже лекарства некому привезти! В город они уже не могут поехать! Баба Маня однажды поехала. Полпути проехала, а потом ее так укачало, что из автобуса ее выводили. Так она и сидела на остановке, дожидаясь вечернего рейса, чтобы вернуться обратно. Да, они разбираются в лекарственных травах и собирают их, но это ведь не выход, в наш-то век прогресса и цивилизации, – говорила и говорила Злата, и в голосе ее отчетливо слышалась неприкрытая боль. – Я все время боюсь, если что-то случится…

– Но ведь когда-нибудь случится. Ты им во внучки годишься, и это неизбежно. И что тогда, Злата? Не боишься остаться здесь единственным постоянным жителем? А если какие-нибудь придурки, вроде вот этих, которые сейчас бродят по деревне, заберутся ночью в дом… О чем думает твой муж, оставляя тебя здесь одну? – спросил Виталя, и в интонациях девушка уловила нотки раздражения. – А впрочем, что я говорю, когда это чужое мнение, кроме твоего собственного, тебя интересовало! – добавил он.

– Люди вернутся сюда, – спокойно и просто сказала она.

– Нет, – убежденно заявил мужчина.

– Я не стану спорить, но я общаюсь с людьми и знаю, отказаться от земли, где ты родился и вырос, где всю жизнь прожили твои родители, сложно… Видишь ли, так устроен человек. Конечно, в двадцать и в тридцать, и даже в сорок лет я не берусь утверждать. В таком возрасте еще не задумываешься об этом…

– Тебе еще нет тридцати, – перебил ее мужчина.

– Да, ты прав! – Злата улыбнулась. – Наверное, я исключение. Но без Горновки и ее жителей я своей жизни уже не мыслю. Однажды, приняв решение, я поняла, в чем смысл и цель моей жизни, и за все это время я еще ни разу не пожалела об этом! И Леша, кстати, всегда разделял мою точку зрения! Уж не думаешь ли ты, что он живет в Горновке по какому-то принуждению и бежит отсюда при первой возможности?

– Нет, не думаю! – Виталя улыбнулся. – Только не Блотский! Вы ж являете собой живой пример безоговорочного взаимопонимания!

В его словах действительно прозвучала ирония или ей почудилось?

Злата повернулась к нему, но он ничего не добавил к сказанному.

– Не трудно тебе с чужим ребенком? – спросил он, помолчав немного.

– С чужим? – удивилась девушка. – Знаешь, может, тебе покажется это странным, но Машка мне не чужая. Она мой ребенок. Я ее очень люблю. Помнишь… – начала она и осеклась.

– Помню. Я говорил тебе, что не сможешь ты писать романы свои и совмещать это с воспитанием ребенка. Я ошибался. Ты смогла. Сейчас ты совмещаешь много больше, чем написание романов, и при этом остаешься хорошей мамой! – закончил он за нее.

– Я ее ужасно балую, а по-другому не могу. Мне хочется окружить ее такой заботой и любовью, чтобы напрочь стереть 66 из памяти первые несколько лет жизни. Знаешь, хотя и говорят, что маленькие дети не помнят раннего детства, мне кажется, Маня помнит кое-что. Она легко пугается, и в глазах ее появляется такое выражение… Затравленное, что ли… Когда я вижу это, хватаю ее на руки и целую до бесконечности… Она такая смышленая и умная девочка, хоть и ужасная непоседа. Знаешь, я, когда смотрю на ее счастливое, безмятежное личико, понимаю: что бы я ни сделала, чего бы ни добилась, каких бы высот ни достигла, принятое однажды решение удочерить Машу – самое главное, что я сделала в этой жизни. И я ни разу об этом не пожалела. Возможно, ты не поймешь меня…

– Отчего же? У меня у самого сын. Злата, – сказал мужчина и замолчал.

То ли передумал говорить, то ли пытался отыскать подходящие слова.

– Возможно, теперь это уже и неважно, но сейчас, когда у тебя есть Машка, ты сама мама и знаешь, как много дети значат для нас, ты поймешь, тогда я не мог даже ради тебя оставить свою семью.

– Сейчас это действительно уже неважно. Да и тогда вопрос об этом не стоял! Я бы этого не допустила, – перебила его девушка.

– Да, – только и смог он сказать.

– Зачем ты пришел тогда на свадьбу? – тихо спросила девушка. – Надеялся сорвать праздник?

– Ты вот так обо мне думаешь? – усмехнулся мужчина.

– Я помню, какие у тебя были глаза, непроглядные и злые…

– Да, я был зол тогда, но не на тебя, на судьбу, на жизнь, на невозможность что-либо изменить! Возможно, я хотел посмотреть на тебя в последний раз, посмотреть и убедиться, что ты действительно счастлива и влюблена, что ты и в самом деле забыла меня!

– Убедился?

– Тогда – да! Но потом, когда поостыл, понял, что вся твоя веселость тогдашняя была напускной! Злата… – мужчина обернулся.

– Нет, – негромко сказала девушка, почувствовав, как спазмы сдавили горло, а глаза защипало от слез. В комнате было темно, и Виталя не мог этого видеть, а голос девушки не дрогнул.

– Прости меня, пусть даже это уже и неважно сейчас, но все равно прости! Я знаю, что виноват во всем сам, и в том, что ты ушла и вышла замуж за Блотского, в частности! В какой-то момент мне показалось, так будет лучше, но сожаления от этого меньше не становилось.

Злата отвернулась и закусила губу. Его близкое присутствие, его голос и аромат парфюма, как и прежде, дурманили разум, заставляя сердце сжиматься в груди. Слезы покатились по щекам, слезы горечи, боли, давней обиды, всего того, что не давало ранам в ее душе затянуться, забыть, не оглядываться, быть счастливой… Ее ладонь безвольно соскользнула на диван и коснулась руки Витали, лежавшей тут же… Злата вздрогнула и хотела было убрать руку, но Дорош не дал ей этого сделать. Он взял ее за руку, и их пальцы, как раньше, переплелись… Злата зажмурилась, пальцы мужчины, теплые и чуть грубоватые, осторожно и нежно погладили ее пальчики.

Желание прижаться к нему, позабыв обо всем на свете, броситься в его объятия сладкой истомой пронзило ее, такое знакомое и почти забытое желание, которое только с ним она и познала… Но Злата не сдвинулась с места. Сейчас была ночь, он хотел ее и говорил слова, которые она подсознательно всегда хотела услышать, но завтра утром это наваждение пройдет. Ей придется смотреть не только ему в глаза, это было как раз не самым страшным. Ей придется смотреть в глаза дочке и мужу, а вот на это у нее вряд ли хватило бы сил. Злата не бросилась в его объятия, а сердце тоскливо заныло в груди. Она ведь любила Виталю, по-прежнему любила, но сейчас, как и тогда, два года назад, отчетливо понимала, не быть им вместе. Никогда не быть. Теперь несвободен не только он. Теперь и она замужем, и если он сие обстоятельство может легко переступить, то она никогда…

Вот так они сидели и молчали, взявшись за руки, а мысли, тяжелые и неотступные, кружились над ними, как вороны, и были они не о том, что сейчас где-то по деревне бродят подозрительные типы и представляют угрозу одиноким старушкам.

Злату первую стало клонить ко сну. Дыхание ее стало ровнее, рука, сжимающая пальцы Витали, расслабилась. Голова сползла по спинке дивана ему на плечо. Но как только щека коснулась мягкой ткани свитера, Полянская встрепенулась, собираясь отстраниться, забиться в угол.

– Тихо-тихо, – негромко прошептал мужчина. – Я тебя не съем. Иди сюда, ложись ко мне на колени…

– Нет, а вдруг там они… – запротестовала девушка и стала тереть глаза, прогоняя сон.

– Они никуда не денутся. Я предупредил мужиков. Если они услышат что-то подозрительное, сразу позвонят мне на мобильный! Ложись, поспи немного, я сразу разбужу тебя, если что-то случится!

– Нет, я…

– Ну и упрямая же ты! Как только твой муж это терпит? – с улыбкой пожурил ее он. – Если боишься, ложись на диван. Я пойду к столу, на табурете посижу.

– Нет, извини. Не надо тебе уходить. Меня действительно что-то ко сну клонит, ты сиди, а я чуть вздремну, а потом сменю тебя.

– Обязательно.

Свернувшись калачиком и подложив ладонь под щеку, девушка опустила голову мужчине на колени. Она лежала, глядя, как зачарованная, на блики лунного света на полу, проникающие сквозь листву, и слышала, как иногда вздыхает Виталя, ворочается на кровати баба Рая, копошится на печи кот, а под полом скребется мышь. Потом она почувствовала, как его ладонь легла ей на голову и стала неторопливо и осторожно гладить волосы.

Злата закрыла глаза и не заметила, как уснула. Но сон ее был неглубоким, сознание не отключалось, и она слышала, как завибрировал у Витали телефон.

Чтобы не потревожить ее и бабу Раю, он отключил звук. Мужчина кому-то сказал: «Да?», а потом, отодвинувшись, положил ее голову на диван.

– Что-то случилось? – спросила Злата, приподнявшись.

– Спи, – мужчина обернулся. – Михалыч звонил, что-то ему там почудилось. Я выйду, проверю.

– Я с тобой!

Девушка встала с дивана, поправила «толстовку» и, повернувшись, хотела взять дробовик, но возле дивана его не оказалось.

Полянская не сразу заметила его в руках Дороша.

– Злата, тебе лучше остаться здесь!

– Уж не думаешь ли ты, что я так и сделаю? – она подошла к нему.

– Пойдем, мы теряем время! – нетерпеливо сказала она.

– Подожди, я позвоню участковому, – сказал Дорош, когда они вышли на улицу.