День пиротехника

– Дорастёшь тут, с выговором за теракт. Скисну до пенсии, как ты, на самой низовой должностёнке.

Капитан с укором посмотрел на рослого лейтенанта, даже как-то виновато: «Полгода жизни учу, а ты не просёк элементарных вещей…»

– Не можешь понять, мелочь зелёная… И чему вас в Академии учат? Участковый – это основа милиции. И от меня не убудет с того же опорного уйти на пенсию. Пусть это никто не оценит. А… Что уж теперь…

– Теперь всем скверно. Ты как раз топаешь в опорняк? Пошли. Провожу тебя, основа.

Гаврилыч несколько смягчился.

– Дул бы спать. Завтра с пятиминутки начнётся карусель.

– Не трави душу. Лучше давай о приятном. Как тебе Инга? И, главное, Бекетов этот – жук. Мужику полтинник, только жену потерял, а даже не скрывает, что свою помощницу имеет.

– Откуда ты взял?

– Элементарно, Ватсон! – Лёха взмахнул рукой с воображаемой трубкой. – Помнишь, как он сказал? Не оттого, что жадничаю. Слышал? То есть она – его, и он решает – дать попользоваться или нет, понял? Просто типа не хочет меня отвлекать. То есть, по правде, именно жадничает.

Гаврилыч обидно засмеялся. Первоначальный шок с тремором рук у него понемногу проходил.

– Шерлок Холмс из тебя как пуля из… На бабу рот раззявил, аж пуговицы от ширинки отлетают! В зеркало посмотри, а? Деревня – как есть деревня, к губе лушпайка от семки присохла.

Леха потёр губу и убедился – действительно, приклеилась шелуха. А он эти семечные губы на Ингу раскатал… Стыдоба!

Глава третья

Инга

Обещание «вытрясти всё» из мелкого криминалитета на районе Лёха был не в состоянии выполнить сразу даже при самом большом желании, потому что во время грандиозного шухера люди затаились. Многие не отвечали на звонки и не открывали дверь.

Перекинувшись парой словечек со старым скупщиком Дядей Петей, которого в обмен на обещание информации провёл через оцепление, лейтенант двинул обратно к улице Калиновского. У столбика Бекетова заметил: белый «Сандеро» Инги по-прежнему торчит у подъезда.

Интересно, как она через оцепление проехала? Но кто же такую цыпу остановит! Двадцать секунд мурлыкания, обещание дать телефончик, и – проезжайте, мисс Алькаида, хоть полный багажник гексогена везите, нет проблем.

Лёха прикинул: дома у Бекетова сын и тёща. Вряд ли помощница надолго застрянет. И так уже минут сорок. А если дождаться?

За четверть часа он догрыз остатки семечек и конкретно замёрз, но был вознаграждён: из подъезда выпорхнула она. Лёха торопливо вытер губы ладонью, чтоб больше не позориться с шелухой, и бросился наперерез.

– Третий раз за вечер сталкиваемся – это судьба. Не подвезёте?

– Нет.

Девушка открыла дверцу «Рено».

– Вы даже не спросили, не по пути ли нам.

– Не по пути. Куда бы вы ни ехали.

Она опустилась на сиденье, но опер удержал дверцу, не давая закрыть.

– Несмотря на приказ Бекетова всемерно мне помогать?

– Лично мне Евгений Михайлович ничего не приказывал. Отпустите дверь.

Лёша, в общем-то, понимал, что буркнуть извинение и позволить ей захлопнуть дверцу – самое правильное. Но дух противоречия взял верх.

– Не обязательно. Сейчас здесь проходит милицейская спецоперация. Имею право конфисковать автотранспорт или требовать у водителя отвезти меня по назначению.

– Это меняет дело, – Инга внимательно глянула на приставалу. – Тогда мне придётся заявить, что некий сотрудник милиции с перегаром на версту пытался залезть ко мне в машину и изнасиловать.

– Правда? А вы знаете об уголовной ответственности за заведомо ложный донос?

– Мне плевать! – Инга источала злость, выражение брезгливости на лице не добавило ей привлекательности. – Вам тогда конец.

– К сожалению, опыт оперативной работы кое-чему учит. Выключаю запись, – Лёха взмахнул смартфоном. – Теперь, даже если взаправду изнасилую, у меня есть железная отмазка.

– Тогда держите ключи и езжайте куда хотите. Я вызову такси.

Лёха неожиданно отпустил дверь.

– Девушка! Я бы сам вызвал такси. Но если каждый день вызывать – мой оклад закончится через неделю. По-хорошему прошу: подкиньте домой. Здесь недалеко. Насиловать не обещаю: слишком уж устал, извините.

– У вас куртка грязная. Перепачкаете салон.

Чувствуя, что крепостная стена дала трещину, Лёха обежал машину, на ходу срывая пуховик, и брякнулся на переднее сиденье справа.

– Свитер грязный только сзади. Там кровь, стекляшка после взрыва воткнулась.

– Ехать-то куда? – обречённо спросила Инга.

– На Руссиянова, направо и в конец. Километра три всего. По ночам часто хожу, когда транспорта нет.

«Сандеро» выехала к оцеплению. Лёша показал корочки, обошлось без задержек.

– Что же сегодня помешало? Или так хотелось со мной прокатиться?

Её лицо, освещённое приборной панелью, уже не казалось столь сердитым, как две минуты назад.

– С вами приятно, и ежу понятно. Но, если честно, и правда, устал, не врал вам. Завтра… Точнее уже сегодня, да, к девяти на совещание, там заступаю на сутки до девяти первого января. Но вам это вряд ли интересно.

Из печки потянулось долгожданное тепло. Лёха протянул руки навстречу воздушным струям.

Инга косо глянула на пассажира, на сбрую оперативной кобуры с пистолетом.

– Скажите… Лазить по трупам, бегать где-то ночь напролёт, выглядеть, будто вас верблюд жевал… Оно того стоит?

– Был бы я девушкой и смотрелся как вы… Ну, хоть вполовину как вы, точно бы не стал.

– У меня свои проблемы. Но не все же мужики идут в милицию. Платят мало, верно? Жильё хоть дают?

– Государственное арендное. И то не сразу. Пока снимаем комнату с другом на двоих, – Лёша усмехнулся. – Ждёте услышать трогательную историю, как в лихие девяностые мафия перебила мою семью, поэтому я поклялся стать ментом и отомстить по-голливудски?

– Например, так.

– Всё проще. Я из очень маленького умирающего городка. Был заводик, в девяностые годы коптил по инерции и закрылся – никому он не нужен. Народ разъехался, кто куда мог. Отец спился. Мать умерла. Старший брат свалил в Россию, от него седьмой год ни письма, ни звонка. Всё! На таких, как я, с детства ставят клеймо неудачника.

– Но на самом деле вы не такой.

Чётко очерченный профиль Инги на фоне стекла не выражал ни насмешки, ни других эмоций.

– Не такой. Я вырвался из своей дыры. Для меня и эта должность, эта тощая зарплата и эти погоны – реальный успех. И что в Минске оставили, не отправили назад в область, так потому, что из городского главка за меня ходатайствовали. Понравился им на стажировке.

– Что же, каждый борется, за что хочет и как может. Подъезжаем? «Рено» свернуло на улицу Руссиянова.

– Да. Пару кварталов вперёд.

Где находится машина, Лёха больше угадывал, чем видел. Стараясь не глядеть на девушку в упор, он постоянно косился на неё.

Черты лица у Инги были скорее яркие, нежели правильные. Густые тени и сильно накрашенные ресницы подчеркивали глаза. Столь же вызывающе смотрелись губы – пухлые от природы (а может, ботокса?). И не понять, здоровый румянец на щеках от молодости и здоровья либо от сочетания множества слоёв косметики – сначала всякие би-би и си-си кремы, основы, потом тональные… Или наоборот? Лейтенант не отличался эрудицией в сложной науке под названием мейк-ап. На секунду подумалось, опознает ли он её без раскраски? Если ещё и блонди-парик нацепить, вряд ли.

– Здесь?

– Направо. Сожалею, что раскрутить вас на разговор за жизнь нет времени. Хотя… вы же свидетель. Нужно допросить. Но этим скорее гэбисты займутся.

Инга притормозила в тупичке.

– Почему я свидетель?

– Были у места происшествия накануне взрыва. Они так или иначе всех установят, допросят. Где родилась, где крестилась, есть ли родственники в ЦРУ и ИГИЛ, само собой.

– Только этого не хватало!

– Спасибо, что подвезли. На чай не приглашаю.

Лёха открыл дверь.

– Вас как зовут, милиционер?

– До сих пор не представился… Лейтенант Алексей Давидович, уголовный розыск Первомайского РУВД.

– Алексей, позвольте один совет. Постарайтесь быть полезным Евгению Михайловичу, если вы столь способны, как себя рекламируете. Он умеет ценить нужных людей. Но не идите поперёк его воли. Например, заставив меня подвезти вас.

– Я не заставил, а попросил. И записи на мобилу не делал. Впрочем, неважно. Спасибо вам, Инга, что подвезли, и прощайте.

Он вылез из машины, сжимая в руках грязный подранный пуховик, на котором пробитый американский орёл утратил былое величие.

Огни «Рено» моргнули в конце двора. Лёха вздохнул и поплёлся к подъезду. На душе было гадко.

Собственно, там и не могли порхать бабочки. После увиденного в «Заряне» даже самому закоренелому цинику стало бы не по себе. Вдобавок, разговор с Ингой оставил скверный осадок.

Чего он, собственно, достиг? Поставил на место, добился своего. Обманул и дал понять – ты поверила и повелась. Гордо сказал «прощай» после того, как поговорили вроде бы по-человечески, не навязался на продолжение знакомства, то есть будто сам её «продинамил».

Инга, конечно, весьма напоминает заносчивых хищных самок, вызывающих спортивный интерес: обуздать, укротить и принять позу победителя. Надолго связывать себя с такой здравомыслящему мужику даже в голову не придёт.

Но девица не была похожа на чистой воды пиявку, вытягивающую соки из мужика, запавшего на её прелести. В манерах, словах, даже в повороте головы у неё есть что-то такое, не вписывающееся в портрет стандартной хищницы. Из-за этого мелкая победа Лёхи, выходит, не стоит ни рубля.

«А, семь бед – один ответ», – решил опер, принимая душ. Под лопаткой щипала ранка от стекольного пореза.

Прав Гаврилыч, нужно держаться от Инги подальше.

Глава четвёртая

Часовая пятиминутка

Порог райуправления Лёха переступил образцовым оловянным солдатиком: в парадной форме, «начищенный, выбритый и отутюженный».

Его сосед по кабинету Василий, по прозвищу Вася Трамвай, также явился при белой рубашке и блестящих погонах – несение службы в праздничный день обязывало цеплять китель и шинель, операми не любимые. Служба в розыске приучает не афишировать на улице принадлежность к милицейскому ведомству, отчего Лёхе сходил с рук его басурманский имидж со щетиной и курткой, словно отобранной у бомжа. Впрочем, этой ночью пуховик был признан павшим и торжественно спущен в мусоропровод.

«Трамваем» напарника звали отнюдь не за богатырское телосложение, под стать многотонному транспортному средству. Василий, наоборот, был ростом невысок и фигурой хилый. На одной из первых самостоятельных вахт он «надежурил» труп. Человек, явно отравленный, сел в вагон на первомайской территории, там же ему стало плохо. Вася, забив на раскрытие, потратил полдня, чтобы доказать: потерпевший окончательно дал дуба, когда трамвай громыхал уже по Советскому району. По правилам, когда место преступного посягательства неизвестно, глухарь с трупом виснет по месту смерти, в данном случае доставив головную боль уголовному розыску Советского РУВД.

– Хорошо смотришься! Помылся, побрился. Наверно, исподнее чистое надел. Если залюбят тебя до смерти, чтоб сразу в этом и похоронили.

– И тебе доброе утро, приколист, – Лёха повесил шинель в шкаф. Из зеркала на него глянула физиономия, далёкая от лучшего состояния – бледная от недосыпа и волнения. Да и в промежутках между неприятностями, у оперов всегда недолгими, он совсем не годился бы в кинокастинге на роль героя-любовника. Слишком худое лицо, зауженное в нижней части так, что о подбородок можно уколоться, было украшено редкими тёмными усами. Серые глаза никак не желали отсвечивать стальным блеском и несокрушимой уверенностью. Чёрные прямые волосы Лёха всегда стриг коротко: отпущенные на свободу, они норовили разбежаться в разные стороны. Между подбородком и узлом галстука нервно дёргался острый кадык.

«Зато уши не торчат», – вспомнил он мамино утешение и отправился к столу, чтобы открыть сейф с папочками документов о нераскрытых преступлениях, при виде которых хотелось заголосить под Розенбаума: «Глухари на токовище…» Полюбоваться на картонное великолепие не успел, репродуктор внутренней связи оповестил о скором начале пятиминутки.

Речь держал начальник РУВД, явно уже накачанный в горуправлении по самую затычку. Он сурово вещал «о попытке подрывных элементов подорвать стабильность в стране путём подрыва трёх взрывных устройств».

– В магазине и банке применён, по предварительному заключению… – ему пришлось свериться с бумажкой. – Применён аммонал с детонатором из двуперекиси ацетона. Третий теракт отличается от двух первых. В качестве бризантного вещества применён, опять же по предварительному заключению, самодельный чёрный порох. Помечайте подробности, товарищи офицеры. Строго напоминаю о применении секретности. Дмитрий Фёдорович, вас что-то развеселило?

– Старший лейтенант Цыбин, – поднялся опер из ОБЭП, на которого опустился обличающий взор подполковника. – Виноват. Только на новостных порталах всё уже расписано, и куда подробнее.

Он взмахнул смартфоном, как водится у ОБЭП, не самой дешёвой модели.

– Перестаньте таращиться в трубу во время совещания! – вскипел начальник управления, но его осадил сидящий рядом видный мужчина в штатском, незнакомый и до сей поры не представленный.

– Имеет место быть утечка информации. В МВД, у нас или у вышестоящих, куда мы докладываем. Разберёмся.

Лёха прикинул, что над КГБ в роли вышестоящих пребывают только Совбез и Администрация Президента. Как, интересно, гэбист собирается там устраивать разборки?

– Слышишь! – шепнул Вася. – Версия теракта утверждена, и все три взрыва связали вместе. Лёша, знаешь, чего они так торопятся? По «Приору» задержанный есть, его охрана подстрелила.

– То есть, если не удастся раскрыть теракт, «Заряну» повесят на грохнувших банк…

Они заработали осуждающий взгляд подполковника. Начальник управления как раз перешёл к финальной части монолога – о том, как надо работать. В качестве положительного и в данную минуту недостижимого в своём совершенстве примера он привёл подвиг экипажа Советского отдела департамента охраны. Милиционер-водитель на «Ладе Приоре» умело преследовал и загнал в тупик «Гелендваген» организованной преступной группы (в зале раздались недоверчивые смешки), где задержал злодеев с применением табельного оружия, причём применение признано законным, что означает – применять его нужно, но только с соблюдением инструкции, а не так, как у нас применялось в прошлый раз…

– Если не уволят нафиг, попрошусь перевестись в охрану, – тихо пробормотал Лёха.

– Я бы лучше в ГАИ, – так же тихо ответил Вася Трамвай. – Мне в кадрах рапорт показывали. «В связи с трудным материальным положением прошу перевести меня в ГАИ».

– В ГАИ оклады такие же.

– Оклады – да. А материальное положение лучше.

Пятиминутка уложилась в положенный час, закончившись обычной раздачей кнутов и пряников при явном дефиците вторых. Папаныч мотнул лысой головой: «Пошли, мол», – выразительно глядя на группу оперов.

⁂

Начальника Первомайского угрозыска звали Папанычем не за сходство с Анатолием Папановым, а за любимую фразу, заимствованную у Лёлика из «Бриллиантовой руки»: «Бить буду аккуратно, но сильно». Широкий и лысый, он проворно косолапил по коридору районного управления в сопровождении того самого солидного, признавшего утечку.

Кабинет Папаныча, увешанный кубками по боксу времён молодости обитателя помещения, вместил гостя и оперов отдела. Солидный тип явно сковывал начальника розыска, тот вынужден был строить свою речь в дипломатических выражениях.

Выяснились некоторые подробности, разнящиеся с опубликованными в интернете данными. В суммарном виде, если опустить ехидные словечки Папаныча, история выглядела так.

Первый взрыв, убивший четырёх человек в «Заряне», прогремел в 19.02. Сработало взрывное устройство, находившееся в синей спортивной сумке в ячейке № 42. Мощность заряда оценивается в пределах килограмма ТНТ. Вопреки скверному обычаю террористов, бомба не содержала шрапнели. Кассирша и покупательница погибли от компрессионных травм и ранений элементами металлического ящика для сумок. Остальные пострадали от компрессионного удара, ожогов от пожара, отравления дымом, падения потолочных конструкций и обрушения одной витринной стойки. Трое на улице получили ранения от порезов витринным стеклом. Задохнулись двое, дети до года, – успели надышаться продуктов горения, и прибывшая «скорая» оказалась не в состоянии их спасти.

Прибор управления детонатором сохранился плохо – какая-то оплавленная электронная схема. Возможно, при жизни она была приёмным устройством или таймером, эксперты ещё не успели определиться. Впрочем, из-за металлических стенок ящиков для сумок версия дистанционного подрыва выглядела сомнительно.

Банк «Приор» брали двое судимых. Один из них обладал профессиональной сапёрной подготовкой. Они вынесли взрывом входную дверь в 19.16, затем сокрушили вход в хранилище и, наконец, вскрыли сейф с наличностью. Скорость, с которой работал взломщик-подрывник, граничила со сверхъестественной – он успевал заложить заряды и ретироваться из опасной зоны за считанные секунды.

Старшим в преступной группе был Игорь Томашевич, судимый за убийство ещё несовершеннолетним. Томашевич получил пулю в голову от перепуганного милиционера-водителя. Тот высадил по «Гелендвагену» два полных рожка двумя непрерывными очередями из АКСУ. Боец охраны разбил несколько стёкол в квартирах первых этажей – из этого автомата стрелять очередями невозможно, если требуется хоть какая-то точность. От перегрева ствола последние пули даже не пробили днище перевёрнутого внедорожника, бессильно осыпавшись на ледяную дорожку. Злодей умер в машине «Скорой» по пути в больницу, его напарник отделался дыркой в бедре и даёт показания.

В рассказ начальника угрозыска вклинился представитель «старшего брата». Говорил он неспешно, уверенно. Суровая и лощёная чиновничья физиономия без усов, шрамов и иных особых примет точно соответствовала строгому, добротному, но какому-то безликому костюму с белой рубашкой и бордовым галстуком. На вид функционеру из госбезопасности можно было дать лет сорок пять – пятьдесят.

– Второй задержанный, его фамилия Герасимёнок, признаёт ограбление банка, но отрицает наличие у него пистолета, утверждает: стрелял по машине охраны погибший соучастник. Относительно подрыва «Заряны» не исключает, что погибший имел возможность организовать отвлекающую провокацию с целью стянуть в другой район все милицейские силы, но и не подтверждает эту версию. Пока мы не докажем, что один из пары или кто-то из их пособников подложил сумку со взрывным устройством в магазин, преступление не будет считаться раскрытым. Продолжайте.

Третий взрыв, по словам Папаныча, бахнул примерно в 19.20. В мёрзлой земле выбило воронку размером с футбольный мяч. В парке около улицы Городецкой никого не поранило. Пострадал только пьяный мужик, выгуливавший пса на детской площадке, от неожиданности перепугались оба.

Лёха подумал, что, наверное, мог услышать этот взрыв: расстояние каких-то два километра по прямой от Калиновского. Но тогда ещё не прошли последствия от первого взрыва – в ушах по-прежнему звенело. И, скорее всего, гром с Городецкого слился с грохотом новогодних ракет и петард.

Чтобы не нагнетать обстановку ещё больше, третий случай пока квалифицировали как хулиганство и незаконное хранение взрывчатых веществ. Все три уголовных дела находятся в разных ведомствах: теракт – в КГБ, ограбление банка – в Следственном Комитете, производство по взрыву в парке ведёт инспектор дознания в РУВД. И хотя создан штаб, куда обязали сливать любую полученную информацию, образовалась ситуация, как в басне Крылова «Лебедь, рак и щука».

⁂

По окончании совещания гэбист окликнул Лёху на коридоре.

– Отойдём на два слова, лейтенант.

Так тихо и веско разговаривают воры в законе. Но сотрудник КГБ точно не имел судимостей, а его биография наверняка сияла стерильной чистотой. Он вытащил визитную карточку – белый прямоугольник со словами «Виктор Васильевич Сазонов» и мобильным телефоном, без указания должности.

– Я из Управления КГБ по Минску и Минской области. Координирую действия с МВД. «Заряна» – ваша зона ответственности?

– К сожалению, да. Поговорим у меня в кабинете?

Чуть полноватое лицо Сазонова изобразило лёгкую гримасу неудовольствия.

– Вынужден отказаться. Каждая минута на счету. Лейтенант… как ваше имя-отчество?

– Просто Алексей.

– А сложно?

– Алексей Станиславович.

– Вот что, Алексей Станиславович. Сейчас вы засядете вместе с участковыми смотреть видео. Камеры в «Заряне» разбило, но записи за три дня сохранились на компьютере. В одной из них видны ящики для хранения сумок. Мы за ночь их пересмотрели – ни убитого, ни задержанного взломщика банка на записях нет. Внимательно изучите, кто крутился у ящиков, клал и доставал сумки. Наверняка узнаете знакомых, это же ваша территория. Мы должны установить всех, кто хоть спичечный коробок туда совал.

– Магазин открыт с девяти до двадцати двух. Итого тринадцать часов, – Лёха быстро произвёл подсчёт и аж взвыл. – Тридцать девять часов видео! За полтора суток справимся, не раньше. И это только посмотреть.

– Надо быстрее. Ускоряйте, когда магазин пустой.

– А если заложил кто-то из сотрудников, когда камеры выключены? – Лёха в задумчивости потёр подбородок ладонью, словно натачивая его ещё острее. – Мог кто-то оставить бомбу и за четыре, и за пять дней… Мне участковый рассказывал: бывало, решались вскрыть ящик, только если оттуда начинало вонять. Стариковский квартал, бабули нередко забывают сумки и уносят ключ.

– Вы правы. Таймер можно завести и на пять, и на десять дней. Но решено начать с лежащего на поверхности.

– Не обязательно таймер. Я тут подумал… А если выпустить кусок провода, как антенну? Хвостик, пару сантиметров всего, кто обратит внимание?

Лёха присвоил идею Бекетова и был награждён одобрением.

– Значит, молодой человек, если у вас появятся догадки, предположения, пусть даже в порядке бреда, звоните мне в любое время суток. Если пустите по заведённой процедуре: вашему начальнику отдела, он – дальше по инстанции, уйдут драгоценные часы. Поэтому перекурите и садитесь за монитор.

Понимая, что за монитором придётся провести изрядное количество часов, уставившись в экран, подобно заядлому игроку в World of Tanks, Лёха не торопился в кабинет, а постарался найти плюсы своего положения.

Во-первых, как минимум, не сдирают шкуру за непредотвращение преступления, и за это спасибо всем богам. Во-вторых, не нужно будет сегодня носиться по району, изображая предупреждение последующих злодейств.

Где-то приходилось читать, что информацию на хард-диске можно восстановить, даже если после удаления в те же сектора записан новый контент. Значит, у экспертов есть шанс проявить себя – вытащить видео прошлых дней. Или опозориться.

Около туалета Лёха встретил Диму Цыбина, тот выглядел трагически, словно в кабинке был подвергнут самому изощрённому насилию. Светлые глазки подрагивали, а выражение лица вызывало ассоциации с верным мужем, застигшем у жены любовника и вопрошавшем: «За что мне такое…»

– Дима, что у вас стряслось?

– Да как всегда, – отмахнулся опер из службы, обычно считавшейся более благополучной. – До Нового года меньше четырнадцати часов, а необходимо, хоть умри, выявить преступление по линии розничной торговли или обслуживания населения.

– Или? – начал догадываться Лёха.

– …Или наш отдел ОБЭП в годовой отчётности будет выглядеть хуже, чем Советский или Партизанский, за что мой фюрер отблагодарит по высшему разряду. Эх, не ценишь судьбу, Лёша. Ваш Папаныч – ангел без крыльев по сравнению с нашим… гм… крылатым.

Вот и ещё один плюс положения. Жизнь налаживается!

Но Дима, как бы ни страдал от зверств начальника отдела, не отвечал за раскрываемость и безопасность в районе, где взрывом кустарной бомбы убило четверых да ещё многих ранило. Если отставить в сторону плоские милицейские шуточки и говорить серьёзно, Лёха согласился бы на всё, чтобы теракт не случился. Даже на перевод в ОБЭП.

Глава пятая

Очень длинное кино

Дежурство у монитора они разделили с Гаврилычем. Файлы содержали картинку с двух камер. Одна охватывала тыльную часть торгового зала для слежки, чтоб посетители не заталкивали по карманам товары с полок. Вторая показывала пространство около касс, в неё же попадали железные ящики для сумок, включая злополучный сорок второй.

Хватило несколько часов, чтобы понять: все трое суток до взрыва дверца того ящика не открывалась. По крайней мере, при включённой записи.

– Во клоуны… – протянул Гаврилыч. – Они ж ещё ночью просмотрели, знали, что никто ничего в эти дни не закладывал.

– Страховались, – заступился за госбезопасность Лёха. – Прокручивали-то второпях. Теперь нам подкинули, чтоб мы без спешки и внимательно. Короче, смотрим ещё раз конец, что там было перед самым взрывом.