
Полная версия
След Скорпиона
Данил обернулся:
– Конечно видел. Такой немного грустный, чем-то на Пьеро похож.
Мы переглянулись с Горкиным и Крестовым и рассмеялись.
– Точно! – сказал Диман.
Данил махнул рукой и исчез в зарослях можжевельника, росшего неподалёку от высокого забора, отделявшего нас от остального мира.
***
Я не видел, когда вернулся обратно Данил. У нас уже начались строевые занятия на плацу, и каждый взвод упражнялся этому искусству владения конечностями отдельно. Встретились только в курилке на пятиминутном перерыве.
– Ну, что, где Славик? – спросил я Данила.
– Да вроде бы вернулся.
– Что говорит? Где был?
– Да не знаем! – перебил меня Горкин. – Он как появился, его Аким с Раисом куда-то повели. Мы его потом не видели.
– Хана Лапаеву! – с сожалением сказал Диман.
В этот момент мы услышали командирский голос сержанта первого взвода:
– А вы что стоите, построение вас не касается что ли? Крестов, бегом в строй!
– Так только что объявили же пятиминутный перерыв! – возразил я.
– Уже отменили. Всем на построение! – отрезал замкомвзвода и направился в сторону плаца.
– То разойдись, то стройся! – недовольно пробурчал Горкин. – Даже отдохнуть толком дают!
– Терпи казак, атаманом будешь! – подначил его Диман.
Через несколько минут мы уже находились на плацу каждый в составе своего взвода. Я встал на цыпочки и пригляделся. Лапаев был в строю, на своём месте, где ему и надлежало быть.
В этот момент на плацу появился Колесников. Он подошёл к нам своей величественной походкой и встал прямо по центру. Его стальной холодный взгляд не предвещал ничего хорошего. Наконец плотно сжатые губы разомкнулись, и мы услышали громоподобный голос:
– Товарищи курсанты! Как я уже неоднократно вам говорил, дисциплина для вас превыше всего. Нет дисциплины – нет армии!
Он выдержал паузу и продолжил:
– Главное требование от вас – неукоснительное соблюдение всех норм и требований военного устава! Будете соблюдать устав – отучитесь, положенное время в стенах этого учебного заведения и выйдите отсюда с офицерскими погонами, получив соответствующий диплом. В противном случае жизнь ваша будет очень трудна, и никто не гарантирует, что вы не покинете стены училища досрочно!
Ещё одна небольшая пауза.
– Все меня поняли? – громко спросил Колесников.
Мы нестройным хором затянули «Да!».
Колесников не унимался.
– Вас плохо слышно! Все меня поняли?!
Собрав все силы, толпа из полутора сотни человек заорала «Да!».
Колесников остался удовлетворён этим ором.
– Курсант Лапаев! – громко позвал он.
Тишина. Все притихли в ожидании, что же произойдёт дальше. Но ничего не происходило.
– Курсант Лапаев! – повторил капитан.
После этих слов, справа, где находился второй взвод, последовало какое-то движение, передние колонны разомкнулись, словно удав, выпускающий жертву из своей пасти и Лапаев выскользнул из строя. Голова его было опущена, и всем своим видом он выражал понимание неотвратимости наказания, ожидающего его в скором будущем.
– Курсант Лапаев! Ко мне! – скомандовал Колесников.
Славик направился к нему, изображая некое подобие строевого шага.
– Строевым шагом! – заорал Колесников.
Лапаев, изо всех сил стараясь поднимать ноги, как можно выше, подошёл к офицеру.
– Курсант Лапаев по Вашему приказанию прибыл! – чуть слышно произнёс он.
– Что так тихо? – спросил Колесников. – Значит, по самоволкам бегать можешь, а ходить строевым шагом и рапортовать как следует, нет?
Несколько секунд Колесников смотрел на него испепеляющем взглядом, затем скомандовал:
– Налево!
Славик повернулся налево, оказавшись лицом к строю.
– За нарушение воинской дисциплины и самовольное оставление расположения военного училища, курсанту Лапаеву объявляется семь суток содержания на гауптвахте!
Голова Славика опустилась ещё ниже и практически свесилась на грудь.
– Я неясно сказал? – громко вопросил Колесников.
Лапаев поднял на него глаза и тихо ответил.
– Ясно.
– А что нужно ответить, после объявления моего приказа?
– Не знаю. – смотря прямо в холодные серые глаза капитана произнёс Славик.
– Нужно было сказать: «Есть семь суток гауптвахты, товарищ капитан!». А что бы ты ещё лучше это запомнил, мы подправим тебе причёску прямо перед строем. Всё равно на гауптвахте придётся тебя стричь наголо.
Колесников огляделся вокруг.
– Старшина! – громко позвал он.
Раис, подбежал к офицеру, и подобострастно заглянул ему в глаза, ожидая дальнейших указаний.
– Старшина! – повторил Колесников.
– Слушаю товарищ капитан!
«Слушаю и повинуюсь!» мысленно передразнил я его.
– Позовите мне непосредственного командира Лапаева!
– Сержант Мирзаев!
Фарход вышел из строя.
– Найдите станок для бритья! – обратился к нему Колесников.
Поиски заняли несколько минут. Когда замкомвзвода протянул ему «инструмент», Колесников поморщился и отрицательно покачал головой.
– Это не мне! Это Ваш подчинённый? Вот своими руками и брейте его!
– Товарищ капитан, может тазик с водой принести или мыло? – осторожно спросил Раис. – Насухо вряд ли получится!
– Может ещё парикмахера вызвать из салона? Насухо брейте! – был ответ офицера.
Фарход подошёл к Лапаеву, присматриваясь несколько секунд к его шевелюре, а затем полоснул станком по его голове.
– Макушку только брей! – скомандовал Колесников. – По краям оставь волосы! Пусть так ходит, как пугало, что бы больше не повадно было! И пусть все смеются над ним!
Несмотря на то, что Фарход был выше ростом, брить Лапаева ему было не совсем удобно. Положив руки ему на плечи, он с силой надавил. Подавленный Лапаев даже не сопротивлялся – он опустился вниз на колени, свесив голову. Фарход, продолжил своё дело, водя бритвой по макушке несчастного. Делал он это, видимо без особой осторожности, потому что вскоре струйки крови потекли с разных сторон на лицо Славика. Они сбегали с макушки быстрыми ручейками, и капали вниз, окропляя землю. Всё это время Лапаев, стоял на коленях с опущенной головой, не издав ни звука. Ни один мускул не дрогнул на его залитом кровью лице.
– А ну-ка, отойди! – сказал Колесников Фарходу, желая самолично убедиться в том, что его приказ выполнен должным образом. Он наклонился, рассматривая макушку будущего арестанта. Она была полностью выбрита, волосы торчали только широкой полосой по бокам и на затылке.
«Причёска как у Ленина» подумал я.
Удовлетворённый результатом, Колесников скомандовал.
– Встать!
Лапаев покорно поднялся с колен.
– Привести себя в порядок! Пять минут времени! Бегом марш!
Затем, повернувшись к Раису, капитан отдал распоряжение:
– До вечера пусть со всеми занимается строевой подготовкой. А после вечерней поверки сопроводите его на гауптвахту. Там дежурный офицер Алаев. Скажите, пусть сразу его оформляет, завтра я подпишу и передам соответствующий приказ.
– Есть товарищ капитан! – сказал Раис и задумчиво посмотрел вслед Лапаеву, который побежал в сторону умывальника.
Колесников некоторое время стоял и молча смотрел на нас. От его пронизывающего пристального взгляда становилось как-то не по себе.
– Я надеюсь всем всё понятно. – громким голосом произнёс он.– Это самое мягкое наказание, которое может последовать за самовольное оставления расположения военной части! Меры, которые последуют в дальнейшем, будут намного строже!
Убедившись, что всем всё понятно, он отчеканил своим металлическим голосом:
– Ровняйсь! Смирррно! Продолжать занятия по строевой подготовке!
И развернувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, пошёл прочь в сторону административного корпуса.
*
Перед ужином, как обычно, было объявлено свободное время, и мы собрались на заднем дворе. Славик молчал, он был подавлен. Волосы на его макушке были гладко выбриты и теперь там зияла огромная, блестевшая на ярком солнце плешь – венец парикмахерского искусства Мирзаева Фархода. Капитан Колесников отдал распоряжение Лапаеву ходить в таком виде до вечера и побриться полностью ему было разрешено только на гауптвахте. Конечно же, такой вид, не мог не привлечь всеобщего внимание. Некоторые смотрели с жалостью, другие с насмешкой, иные просто смеялись до упаду, показывая на Лапаева пальцами. Всё это, конечно же, не добавляло нашему другу оптимизма и радости от всего окружающего.
– Да ладно, не переживай так! – пытался успокоить его Горкин.
Но Лапаев только еле заметно покачал головой в знак согласия.
– Надо было вас слушать, перед тем как лезть за забор. – с сожалением сказал он.
– Что сделано, то сделано! Семь дней не так уж и много. А мы со своей стороны тебя поддержим, передадим тебе посылку с едой. – сказал я и дружески похлопал его по плечу.
*
После вечерней поверки, Раис захлопнул свой журнал, в котором он отмечал присутствующих и, посмотрев на нас, своими маленькими злыми зелёными глазками, крикнул:
– Курсант Лапаев!
Голос из глубины строя ответил:
– Я!
– Ко мне!
Славик вышел из строя и подошёл к Раису. Старшина внимательным взглядом изучил его причёску и состроил довольную мину.
– Не брился? Правильно! На «губе» тебя побреют!
Затем повернувшись к нам, скомандовал:
– Всем отбой! Лапаев за мной!
Раис бодро зашагал в направлении, где располагался подвал с помещениями гауптвахты. Славик покорно следовал за ним.
«Ну, Лапаев, удачи тебе!» подумал я и вздохнув направился к нашей казарме.
*
Следующий день прошёл как обычно. Время текло медленно, но работа продвигалась ещё медленнее. Да и к тому же было очень душно. Небо затянуло тонкими перистыми облаками, но лучи солнца всё равно пробивались сквозь них, и создавая эффект призмы, нагревали землю с удвоенной силой. Стоял полный штиль и за весь день – ни одного дуновения ветра. С нас пот лился ручьём и работать было практически невозможно.
– Хоть бы дождичек прошёл! – в изнеможении опускаясь на корточки прохрипел Той. – Не могу больше!
Остальные тоже побросали лопаты и присели вокруг. Руслан сел вместе с нами, понимая, что заставлять обессиливших от духоты и работы людей не имеет никакого смысла. Так мы и просидели в вырытой нами на полметра яме на корточках, практически вплотную друг другу минут двадцать, пока издалека не донёсся звонкий голос одного из дневальных:
– Стройся! Обед!
Спустя час, как обычно, на пятиминутном перерыве, объявленном между занятиями по строевой подготовке, мы собрались, на заднем дворе.
– Нужно будет обязательно проведать Славика на гауптвахте! Поддержать его и пожрать что-нибудь принести! – сказал я ребятам.
– Интересно, и как ты это сделаешь? Гауптвахту охраняет второй курс во главе со старшим лейтенантом Алаевым.,А это очень серьёзно. – возразил мне Диман.
– Откуда ты знаешь, серьёзно или нет? Ты что там сидел? – не сдавался я.
– Я общался с одним второкурсником. Он сказал, что губа – очень страшная штука. Рассказывают, что несколько человек, которых туда отправили – исчезли бесследно. А ещё говорят, что один даже повесился прямо в камере.
– Тем более, нужно подбодрить Лапаева! Не бросать же его в трудную минуту!
Соловьёв и Горкин поддержали меня, и мы принялись обсуждать план осуществления этой вылазки.
– После ужина, остатки, понесут на губу. Этим занимается наряд по залу. Тогда-то его можно перехватить и под видом наряда проникнуть в камеру гауптвахты. – предложил я.
– А как мы отберём у наряда ужин для гауптвахты? – спросил Горкин.
– Силой, наверное, не получится. Будет много шума. Узнают – сами попадём на губу, только уже в качестве арестантов. Поэтому, придётся договариваться по-хорошему. – ответил я.– В любом случае, в наряде по столовой – наши. Уже легче.
– А если ничего из еды не останется, и ужин на губу не понесут? – не унимался Диман.
– Даже если ничего не останется, понесут просто хлеб с компотом.
– Хорошо, наряд я беру на себя! – вызвался Данил.
– А что ты ему скажешь? – спросил Диман.
– Придумаю что-нибудь! Ещё время есть!
– Ну тогда, решили. – подытожил я. – Ждём окончания ужина и действуем!
– А поесть-то, что ему отнесём? – спросил Горкин.
– Об этом пока ещё не подумал… – запнулся я.
Глава VII. На гауптвахте
После ужина, как и договаривались, мы решили пробраться на гауптвахту. Горкин с Диманом должны были контролировать появление наряда с ужином для арестантов недалеко от входа в столовую. Они стояли на некотором расстоянии друг от друга, и при появлении наряда, один из них должен был подать знак мне, подняв вверх руку, а я в свою очередь точно таким же способом сигнализировать Данилу, задача которого заключалась в том, чтобы перехватить у наряда поднос с содержимым. Такая своего рода живая цепь, по которой передавался понятный только нам сигнал. Далее, поднос с едой, передавался мне, и я уже должен был доставить его Славику. Перед тем как нам, встать на свои позиции, мне удалось разжиться в столовой большим куском белого хлеба, вязанкой зелёного лука, морковью и капустой.
Время шло, а наряда всё не было. Мы стояли каждый на своих позициях и с нетерпением ожидали, когда же всё-таки кто-нибудь появится. Время перерыва неумолимо таяло, и я уже засомневался, удастся ли нам успеть осуществить задуманное, или же придётся всё переносить на завтрашний день.
Неожиданно, я увидел, что вдалеке Горкин поднял руку. В ответ я поднял свою и повернулся к Данилу. Он также заметил мой сигнал и ответил. Через несколько минут я увидел приближающуюся фигуру с подносом. Спрятавшись за толстый ствол платана, я высунул голову и наблюдал за человеком с подносом, который бодро вышагивал по асфальтовой дорожке, навстречу стоявшему возле забора учебной пожарной части Данилу.
О чём они разговаривали с Данилом мне не было слышно. Но в тот момент, когда я поравнялся с ними, поднос с едой оказался в руках у нашего спортсмена.
– Держи! – протянул мне его он.
Взяв поднос, я поспешил к подвалу – время оставалась совсем немного. Как я и предполагал, весь ужин состоял из двух кусочков хлеба, половины кружки киселя и половины миски остывшего борща. Спустившись по ступенькам вниз, я оказался в длинном, плохо освещённом коридоре. В стенах было множество дверей. Некоторые были из дерева, а некоторые обиты железными листами. Что находилось за ними, рассмотреть мне не удалось, так как все были плотно закрыты. Пол был неровный и несколько раз, споткнувшись, я чуть не уронил содержимое подноса. Коридор поворачивал направо, и сразу за поворотом меня остановил голос:
– Стой! Кто идёт!
Я остановился.
– Наряд по столовой!
После секундной паузы голос спросил:
– Что здесь делаешь?
«Странно!» подумал я. «Неужели он не знает, что я здесь делаю?!»
– Несу ужин для арестанта.
Из темноты на свет вышел коренастый курсант, одетый, как и все второкурсники в афганку и стоптанные кирзовые сапоги.
– А наш ужин где?
Хотелось ответить сразу, с ходу, без раздумий. Но не получилось. Мысль о том, что меня могут не пропустить дальше с подносом, заставила немного пораскинуть мозгами.
«Интересно, им ужин приносят или они сами ходят в столовую, когда придёт смена?» За время моего пребывания в наряде, я так ни разу этого и не видел. Значит, что-то необходимо было придумать самому. Нужно было включать свою фантазию как можно быстрее. От напряжения я до боли закусил губу. Но так и не придумав ничего лучше, ответил просто:
– Я не знаю. Я первый раз в наряде. Мне сказали отнести арестанту на гауптвахту еду – вот я и несу.
– А кто там дежурный по столовой? Фаёз?
«Эх, нужно было узнать, кто сегодня дежурит!» С досады подумал я. «Всё-таки придётся обманывать.»
– Да, Фаёз.
– Точно?
– Да.
– Хорошо. Разберёмся, что к чему. Проходи!
Я пошёл дальше, крепко сжимая поднос в руках, ведь он являлся моим единственным пропуском на пути к Лапаеву. В моём распоряжении было не более пяти минут на всё про всё. Ведь если выяснится, что дежурный сегодня не Фаёз, могут возникнуть серьёзные проблемы. Коридор поворачивал направо и, через несколько метров, я оказался в большом помещении. У стены стоял письменный стол с зажжённой лампой. Войдя в помещение, я огляделся. Вокруг никого не было. Поставив поднос на стол и подойдя к двери с надписью «Дежурный» я повернул ручку. Дверь была заперта. «Ничего себе!» подумал я. «Вокруг ни души! Куда это все подевались?»
Неожиданно, я ощутил своим плечом ледяное прикосновение. Я вздрогнул и обернулся. Позади стоял невысокого роста офицер, который смотрел на меня в упор свои хищным ястребиным взглядом.
– Что надо? – спросил он.
– Ужин принёс. – ответил я медленно высвобождая плечо из ледяного объятия.
– Возьми поднос со стола.
Я подошёл к столу и взял поднос.
– В следующий раз, не ставь его туда. – прозвучал стальной голос.
– Есть, товарищ капитан! – отрапортовал я офицеру. Сомнений быть не могло, это был капитан Алаев, начальник оружейного склада и по совместительству дежурный по гарнизону. За те несколько секунд, что он стоял рядом, я смог рассмотреть его. Среднего роста, коренаст, широкоплеч, подтянут. Всё выдавало в нём бывшего спортсмена. Коротко подстриженные иссиня-чёрные волосы, овальное лицо с выдающимися скулами, прямой нос и тёмно-карие глаза, взгляд которых, словно рентгеновский луч, проходил через меня насквозь.
– Часовой! – громко позвал он, не отводя от меня глаз.
Одна из дверей отворилась, и на пороге показался курсант с автоматом через плечо.
– Проводи его! – кивнув на меня, бросил ему Алаев и растворился в полутьме коридора.
– Идём! – позвал автоматчик, подойдя к обитой железным листом двери. В верхней её части виднелось маленькое зарешеченное окошко. Часовой подошёл, и лязгнув большой связкой со всевозможными ключами, выбрал нужный, повернув его в замочной скважине.
– Заходи, ставь поднос.
Я вошёл в камеру. В нос мне ударил неприятный затхлый запах. В камере царил полумрак и было очень сыро. На стене в углу горела маленькая, закрашенная красной краской лампочка, практически не дававшая света. Вдоль стен торчали кронштейны с деревянными нарами, которые были подняты вверх. В дальнем углу, виднелся чей-то скрючившийся силуэт. Человек сидел на корточках с опущенной на колени головой.
– Славик! – позвал я и подошёл ближе, поставив поднос на пол.
– Здорово, Андрюха! – сказал он мне. Голова Славика была уже полностью выбрита наголо, и лишь многочисленные порезы на ней напоминали о вчерашней экзекуции. В бесконечно грустных глазах заблестели искорки радости. – Ты как здесь оказался?
– Ужин тебе принёс!
Обернувшись назад и убедившись, что никто не видит, я быстро достал из-за пазухи большую краюху хлеба и овощи и вывалил их на поднос.
Лапаев с жадностью накинулся на принесённую мною еду.
– Ну как ты здесь? – поинтересовался я.
– Тяжко. Очень тяжко. – набивая рот и сразу же глотая ответил Славик. – Днём можно только стоять, даже сидеть нельзя. Каждые десять – пятнадцать минут дежурный проверяет, через окно в двери. В туалет выводят три раза в сутки – утром, днём и вечером. На туалет даётся одна минута времени…
Из зарешеченного окошка двери раздался недовольный голос часового:
– Ну что, поставил поднос?
– Да! – ответил я поднимаясь во весь рост.
– А что там делаешь тогда так долго?
– Ешь! Я ещё зайду! – подмигнул я Лапаеву и направился обратно.
Часовой захлопнул за мной дверь и посмотрел на часы, висевшие на стенке.
«Время засекает!» подумал я.
По истечении трёх минут, он повернул ключ в замке и толкнув дверь, бросил мне:
– Забирай поднос!
Я подскочил к Славику.
– Успел хоть поесть?
Тот отрицательно покачал головой быстро собирая оставшиеся на подносе куски хлеба и овощи и набивая ими рот.
– Спрячь куда-нибудь! – шёпотом сказал я, собирая куски хлеба и протянув их Славику.
– Нельзя! Всё равно найдут! Они здесь проверяют! – торопливо глотая возразил он. – Всё! Уноси! Давай!
– Держись! Я завтра к тебе ещё зайду!
– Постараюсь. Хотя даже не знаю, насколько смогу здесь протянуть. Ночью практически не спал. Здесь кто-то есть. Всё ночь чьё-то дыхание, прямо над ухом. Было жутко страшно. Стучал в дверь, что бы кто-нибудь открыл, но так никто и не появился. Все стены кровью исписаны и знаки какие-то нарисованы. Раис, когда вёл меня сюда вчера, сказал, что здесь в камере повесилось несколько человек – по разным причинам. Может быть это кто-то из них?
В глазах Лапаева стоял ужас. Он вцепился в мою руку, не желая её отпускать.
– Всё это слухи, Славик! Ну, кто здесь повесится? Ведь здесь даже негде это сделать…
Я поднял глаза на потолок и увидел торчащий железный крюк. Ощущение ужаса, стоявшего в глазах Лапаева, начало медленно передаваться мне…
Словно ушат холодный воды, опрокинутый на нас обоих, раздался громоподобный рык часового:
– Ну что там копаешься? Тебе сказано было забрать поднос!
Я схватил поднос и пулей вылетел из камеры, успев бросить Лапаеву:
– Продержись ещё эту ночь. Завтра что-нибудь придумаем!
У двери я лицом к лицу столкнулся с часовым, который недовольно спросил:
– Он твой друг что-ли?
– Нет! – сиюминутно соврал я.
– А о чём это ты с ним разговаривал?
– Он спрашивал, есть ли ещё что-нибудь из еды, я сказал, что нет. Всё что есть, было на подносе.
Автоматчик недоверчиво посмотрел на меня.
– Будем считать, что я тебе поверил. Но если выясниться, что ты соврал – доложу капитану и ты будешь здесь следующим. Ты меня понял?
– Так точно! – ответил я.
– А теперь иди и сообщи своим там в столовой, чтобы стол накрыли для часовых как полагается. Нас сейчас сменят на ужин минут через десять – пятнадцать! Если мы придём, и ничего не будет сделано – головы всем поотрываем!
– Есть! – отрапортовал я и стремглав понёсся с порожним подносом по коридору обратно.
Глава VIII. Карина
– Ты что так долго возишься? – накинулись на меня мои друзья, когда я выбрался наружу.
– А что?
– Построение уже объявили.
– Ну, тогда идём. А долго меня не было? – спросил я, на бегу отдавая поднос наряду из столовой, который всё это время ждал меня вместе с остальными, бросив ему: – Спасибо, брат!
– Минут пятнадцать. – ответил семенящий за мной Горкин.
– Ну как виделся с Лапаевым? – поинтересовался Соловьёв.
– Ну да, конечно!
– Ну и как он?
– Плохо. Я думаю, семь дней не протянет.
– Заболел что ли?
– Да нет, не заболел. Условия там ужасные, да и по ночам очень жутко. Глаз не сомкнёшь. Ты же знаешь Лапаева, он сам по себе какой-то подавленный, а теперь вообще сник.
– Что будем делать? – включился в разговор Диман.
– Надо подумать. Но однозначно, что вызволить его оттуда, не в наших силах.
Мы добежали до плаца, и каждый направился к своему взводу.
*
Когда построение закончилось, я вдруг почувствовал, что кто-то потянул меня за рукав. Обернувшись, я увидел, что это был Сапа.
– Эй, к тебе пришли! – полушёпотом сказал он.
– Кто? – в недоумении спросил я и моё сердце отчаянно забилось.
– Не знаю. Но мне передали, что тебя ждут на КПП-2.
От волнения забыв его даже поблагодарить, я стремглав кинулся на контрольно-пропускной пункт. Неужели ещё кто-то помнит обо мне? Неужели связь с остальным миром для меня ещё не потеряна окончательно?
Через минуту я уже стоял перед большими железными воротами, пытаясь найти возможность, как бы мне выбраться наружу, ведь в вечернее время все свидания для курсантов были запрещены. Ну, во всяком случае, для первого курса. До вечерней проверки ещё оставалось минут двадцать. Сколько это, много или мало? В любом случае, нужно было действовать быстрее. Сжав кулаки, я решительным шагом направился к воротам.
– Стой! – послышался грубый окрик с пропускного пункта.
Я послушно остановился.
– Куда идёшь?
Я подошёл к постовому, который вальяжно стоял с автоматом наперевес и насвистывал какую-то весёлую мелодию. «Не свисти – денег не будет!» подумал и вслух произнёс:
– Ко мне пришли.
Автоматчик прекратил свист, и с важным видом продекларировал:
– В вечернее время никаких свиданий! Ты разве этого не знал, дух?
Я только набрал воздух в лёгкие, чтобы попытаться объяснить ему, что мне это очень необходимо, как вдруг неожиданно, рядом с нами, словно из-под земли, вырос ещё один второкурсник. Китель его афганки был расстёгнут наполовину, высокие офицерские хромовые сапоги блестели, а панама с загнутыми полями была надвинута на лоб, скрывая лицо.
– Пропусти! – спокойным голосом обратился он к автоматчику.