Василёк

Я стиснул зубы и устремился за качающимся на бёдрах кикиморы макраме.

Долго мы шли или нет, не скажу, но река, вдоль которой мы проходили, в одночасье разлилась широким заливом. Камыши закончились, я очутился на каменистой прибрежной полосе. Едва я вышел из зарослей рогоза, ветер стих и последние капли дождя упав на гальку тут же исчезли, впитанные землей. О прошедшей грозе напоминала лишь моя насквозь промокшая одежда.

Горизонт над бесконечной водной гладью, уходящей за его грань, был чист. Такого глубокого и голубого неба я не видал отродясь. Воздух был насыщен свежестью и солью, пропитан запахом озона.

Пока я любовался видами, Кима собирала хворост. И прежде, чем я спохватился, она натаскала достаточно большую гору из веток и досок.

– А доски тут откуда?

– Все просто: остатки промысловых шхун и шлюпок. – Кима бросила очередную вязанку в кучу.

– Видишь тот грот?

Девушка указала хворостиной на чёрное пятно в основании гранитного утеса.

Я мотнул головой.

– Это логово Гуральдия Корра, Кракена – по-вашему. Так вот, его слизь и икринки высоко ценятся местными магами и врачевателями.

Но не всегда удача сопутствует храбрым.

Иногда Гуральдий остаётся в логове, а лагуна пополняется обломками. Игуароны так же тут достаточно частые гости. Но огонь сушит их кожу и к костру они не подойдут.

– Но жар мангала их не отпугнул…

– Поэтому и нужен большой костёр. Да и к вечеру похолодает сильно. Не просушившись, ты подхватишь лихорадку и сгоришь от внутреннего жара ещё до завтрашнего полудня. Есть чем огонь развести?

Извлечённый из кармана крикет долго противился, не желая высекать иску промокшим кремнием, но в конце концов, моя настойчивость оказалась вознаграждена: через пару мгновений языки пламени касались небес. Сложённая на манер пионерского костра пирамида вспыхнула, словно спичка.

Яркое зарево огня осветило побережье, танцуя на высуженной ветром древесине.

Однако, большой костер – это ещё и громадная потребность в дровах: благо, обломков оставалось много, что свидетельствовало о дороговизне осьминожьей слизи и никчёмной стоимости человеческой жизни в этом отражении.

Развесив майку и джинсы на импровизированные стойки, я подобрал валун и уселся поближе к огню.

– А чего труселя-то не снял? Застудишь хозяйство – девки любить не будут. Иль меня застеснялся? Я ж кикимора, чего я только не видала окрест своих берегов.

Кима смущенно улыбнулась.

– У меня фантазии не хватило бы и наполовину ваших чудачеств…

То ли угасающее светило бросило на Кикимору свой отблеск, а может быть, просто девушка покраснела, вспомнив людское бесстыдство.

Под бурчание Кимы семейники заняли место рядом с кроссовками.

Конечно, в том, что случилось потом, виноват только я, но как же это было обидно.

Тот самый упрямый крикет, забытый мной в кармане джинсов перегрелся от жара костра и бабахнул. И конечно, по закону подлости, вся шаткая конструкция, удерживающая мое белье, рухнула в пламя. Пока я нашёл подходящую ветку и попробовал подцепить мой гардероб было уже поздно. Пламя полностью объяло мою одежду.

Но как известно, беда не приходит одна: звук разорвавшейся зажигалки разбудил Кракена.

Оранжевый бугор ясно отразился в лучах большой желтоглазой Луны. Монстра привлёк огонь. Кима зажала мне рукой рот и поманила за костёр.

Я сжал в руках топорик и отступил за бушующие пламя. Щупальца гуральдия выползли на берег и начали исследовать побережье в поисках съестного.

Не знаю, что заставило меня прижаться к кикиморе – то ли страх, то ли последняя надежда утопающего. Щупальца  Гуральдия были совсем рядом, когда кикимора вдруг поцеловала меня, распустив вокруг нас шатёр из плотно стоящих камышей. Наткнувшись на острые, как бритва листья и обрезавшись, чудовище ретировалось, роняя крупные капли крови на разогретую солнцем гальку. А мы стояли с Кимой, слившиеся в долгом поцелуе.

Я и забыл, как это волнующе – целоваться, А когда на краю погибели… – щемящее, сладкое, непередаваемое чувство.

Гуральдий уже полностью исчез под водой, когда  Кима разомкнула объятия и камыши, окружавшие меня, исчезли.

– Откуда ты знала, что сработает?

Кима разглаживала свои камышинки.

– Да я и не знала. Я просто испугалась, остальное получилось почти машинально. Яд Кракена самый сильный, но убивает очень медленно. Он словно переваривает заживо. А потом Гуральдий просто заглатывает добычу, предварительно разломав все кости в своих объятиях. Ужасная смерть…

– А поцелуй – это тоже часть магии?

Кикимора засмущалась.

– Говорят, поцелуй сына Адама может подарить истинный облик, а раз все одно помирать… – но решив, что сболтнула лишнего, Кима сменила тему.

– Там жбан был и ведро. Неси сюда, смотри тут слизи-то сколько, на целый замок хватит.

Да не стой ты как истукан, собирай давай. Она ж высыхает очень быстро.

Сбор слизи и ее консервирование заняло нас почти до рассвета. А с зорькой алой на горизонте появились паруса. Двухмачтовая промысловая шхуна шла к логову на всех парусах.

– Магмары, не совсем те, кого ждала, но времени у нас в обрез. – Констатировала девушка.

– Магмары – это пираты?

– Нет, одна из местных рас населяющая Хаир. С хумами было бы легче, ты мог сойти за одного из них.

– А эти?

– Они постараются тебя убить и ограбить. Хотя хумы тоже ограбили бы. Ладно, предложим им бочку слизи в замен за проезд. Морские добытчики не всегда кровожадны.

– А если драка неизбежна?

– Я буду биться рядом с тобой Уриил. Ты – моя последняя надежда привести этот мир в порядок.

Стоя на берегу и имея из всей одежды один топор, я чувствовал себя не очень уверенно, но спокойствие Кимы воодушевляло.

Увидив нас, шхуна изменила курс и легла в дрейф у берега. От неё отделилась шлюпка и направилась к нам.

Когда уже можно было различить перекошенные злобой, странные словно обтянутые обгоревшей кожей с огненно-красными прожилками лица этих самых магмар, мне вдруг стало очень стыдно за себя: я здоровый и сильный мужик, пусть и нагишом – это не повод прятаться за спиной хрупкой камышовой девушки.

Перехватив топорик в левую руку, я вытащил из костра головешку по увесистее. Дубина – она везде дубина.

Подняв полыхающее полено с руку толщиной над своей головой, я шагнул на встречу гостям.

– А ты смелый хум… – буркнул седобородый моряк, обнажая широкий абордажный ятаган.

Не знаю, что на меня нашло, но я описал факелом дугу над головой вдруг ляпнул:

– Я не Хум, я Уриил, явившийся сюда по зову Адынеширай.

Магмары оторопели, то ли от моей наглости, то ли от сказанного, но отступили на несколько шагов назад. Их руки все ещё сжимали эфесы оружия. Но замешательство уже пришло на смену агрессии. Это было видно по их лицам. Я усмехнулся, представив себя со стороны.

– Тот самый? – переспросил седобородый моряк.

– Он самый !!! – вклинилась в разговор Кима.

Магмары сделали ещё один шаг назад и зашушукались. После небольшого совещания круг мореплавателей разомкнулся и один из них шагнул вперёд. Его сабля покоилась в ножнах.

– Мы не будем оспаривать это – начал самый молодой из старателей, пытаясь придать себе более важный вид, магмар даже подбоченился и выпятил грудь. – но прибыли сюда за Слизью и упустили драгоценное время. И вы должны…

Кима усмехнулась.

– Юнец, мы спасли ваши шкуры. Гуральдий у себя в норе. Так что это вы должны …

Весть о Гуральдии опечалила моряков. Их глаза мгновенно потухли, а плечи согнулись под тяжестью разбитых надежд.

– У нас есть слизь, мы готовы обменять ее на парусную шлюпку или проезд до округа Виригия.

Седобородый закачал головой.

– К хумам в лапы? Нет уж, извольте принять наш отказ.

Я откупорил крышку ведра. Слизь желеобразной массой колыхнулась, играя в лучах дневного светила, светло-зелёными бликами.

Вздох изумления вырвался у магмар.

– Да я столько слизи отродясь не видывал —удивлённо высказал молодой моряк.

Я поставил перед магмарами жбан.

– А за это я хочу одежду, доспехи и что нибудь из оружия.

Жбан полный липкой вязкой субстанции склонил колеблющихся магмар на нашу сторону.

– По рукам, мы согласны. Только оружия и доспехов у нас лишних нет. Мы ж не торговцы…– Седобородый протянул мне мозолистую ладонь.– Да и одержи достойной архангела у нас нет, но Виргиния мы вас доставим.

Я бросил полено обратно в костёр и обернулся на Киму.

Кикимора мотнула головой одобряя сделку.

Я сжал ладонь моряка.

– По рукам.

Моряк повернулся к своим и что-то крикнул не совсем понятное для сухопутного человека, про какие-то швартовы.

Я снова обернулся к кикиморе.

– А ты молодец, не струсил. – сказала она, явно стараясь не смотреть на меня ниже пояса.

– Поспешайте, – седовласый махнул нам рукой приглашая в шлюпку.

– А то, не ровен час, проголодается Гуральдий. Не хотелось бы стать его завтраком. – и повернувшись к своим добавил:

– Да дайте же ему что нибудь-то, наготу прикрыть, не ровен час – простудит хозяйство. А что за мужик без хозяйства-то? Даже ежели и Архангел.

Из всей предложенной одежды «моего размера» оказался лишь плащ,  ткани едва хватило, что бы я  обмотался на манер набедренной повязки, дабы не смущать Киму, благо Август в этих краях был не по Российски жарким. Странно, но я почти на голову был выше магмар, и в разы крупнее. Я не выпускал топорик из рук, боясь атаки из подтишка. Кима словно учуяла мою тревогу и села рядом на лавку.

– Моряки свято верят в крепость слова. Боги карают обманщиков штормами и пробоинами. Они скорее умрут, чем нарушат договор. На судне пассажиров нет, теперь мы часть корабля, часть команды или просто груз— балами которым можно пожертвовать.

– В смысле?

– В прямом. Погибнет корабль, погибнут все. Или мы бодримся с остальными за его живучесть, или за борт. Океан полон сюрпризов и неожиданностей. Руки способные удерживать весло или гарпун лишними не бывают.

– Мы ж заплатили за проезд?

– Мы заплатили за смену курса.

– Странно все это.– ответил я берясь за весло.

– Это отражение, не забывай. Земные законы тут действуют иначе.

– Отходим!– зычно гаркнул седобородый и весла дружно ударили по водной глади.

Ещё несколько махов  и я, поймав ритм, вернулся к беседе. Меня прям распирало от любопытства.

– Я так и не понял : почему мы должны воззвать к Богоматери именно в этом отражении? А не, скажем, горе Афон или в Иерусалиме?

– Все просто. Хаос распахнул свои недра тут, в моем отражении, его семена уже проклюнулись в моем мире. А от нас до вас уже рукой подать, но к началу вторжения в твой мир все духи-хранители порубежья будут уничтожены. Раньше именно мы хранили ваш мир от шептунов. Ты же видел шептуна рядом с Павлом?

– Видел. Но не понял, кто это?

– Демон, предвестник. Бесплотная тень, имеющая силу науськивать.

– А вы?

– Мы? Мы духи сказок…

нежный шёпот,

о тех героях, что богов сильней.

О девах, что вернее и не сыщешь

И приключений круговерть,

И фейерверк эмоций.

Предательство, напасти.

Как без них?

Но для героев это не помеха.

Любовь ведет их

сквозь преграды.

От вражьих стрел хранит

и от коварства защищает.

И как всегда, конечно, окрыляет.

И радостной концовки нам не избежать

И как обычно сказ закончим фразой.

И я там был,

Мёд, пиво пил

Да по усам текло.

И как обычно – мимо.

– Так вы с лукоморья?

Кима усмехнулась, разведя руки в стороны.

– А это, по-твоему, что? Лукоморье – всего лишь перекресток, с которого открыты дороги практически во все отражения. Центр всех миров. Ключ ко всему.

– А как же там цепь, дуб и кот учёный?

– На той стороне острова, но давай без экскурсий? До крепости путь не близкий, а нам еще текст Аксиона надо найти.

Честно, я не понял – правду она сказала про дуб или нет, но проверять на самом деле времени у нас не было.

Под мерные взмахи весел и игривый плеск волн наш шлюп летел к шхуне.

Веревочный трап, скрип колеса, поднимающего якорь,  ещё мгновение  и  судно, качнувшись, плавно двинулось к выходу из бухты

Я прислонился к борту. Могучий океан лежал перед нами. Настолько великий и грозный, что я ощутил себя мелкой песчинкой. Сомнения волной захлестнули меня. Обременённый тяжкими мыслями я не заметил, как подошла Кима.

– Если тебя тошнит, не стесняйся: морская болезнь – всего лишь временный недуг, им страдают больше половины людей.

– Вы много знаете о нас. – удивился я, пытаясь сосредоточиться на беседе и не думая о опасности плавания на этом корытообразном суденышке.

– Население Земли стремительно растёт. Человечество бежит семимильными шагами по дороге Прогресса. Радиотелевидение интернет. Все это вкупе увеличивает её границы – не физические, конечно, – духовные. Нас вытесняют из наших реалий.

Киноиндустрия порождает новые, искорёженные отражения. Мы вынуждены изучать вас. Мы – это почти вы, ваши помыслы и желания, мы – ваши отражения.

– Как отражение может изменить оригинал? Ребята-то на самом деле погибли?

– Точно так же, как отражение в зеркале заставляет человека прихорашиваться. Кто решает? Кто видит или кто показывает?

Вопрос Кимы застал меня  врасплох, а задумался, а девушка продолжила:

– Ваш мир расширяется слишком быстро, пелена растягивается, появляются бреши. Так в наш мир прилетел ваш мусорный пакет и взбесил Игуаронов, став последней каплей в чаше их терпения. Я лишь шла, следом услышав гневные реплики и призывы к мести. А, когда в разрыв выползла Омарная креветка – решила вмешаться. – Кима выдохнула.

– И много детей Адама пыталось закрыть эти бреши?

Штурман резко крутанул руль. Заскрипели мачты и реи, натянулся такелаж. Судно накренилось и начало делать поворот.

– Вон твой дуб с цепями и котом. – уклонилась от ответа Кима, махнув рукой в сторону берега. До кромки суши было метров сто, но дуб выглядел на самом деле гигантским. Опутанный золотой гирляндой цепей, он, словно страж, охранял вход в бухту Забвения.

Поймав фарватер, рулевой выровнял крен, а легкий бриз, наполнив паруса, понёс шхуну к берегам Виригии.

Глава Третья. Кулачный поединок

Море волновалось, не сильно, но для меня, первый раз в жизни оказавшегося в открытом океане на утлом суденышке, это казалось чуть ли не девяти бальным штормом.

Ветер, наполнявший паруса заставлял шхуну приседать под волной загребая носом, и соленая вода заливала весь нос, включая гальюны.

Качка выворачивала меня почти наизнанку. Вестибулярный аппарат не справлялся, что само собой, вызвало шквал шуточек со стороны моряков.

Скрип снастей и мерное похлопывание парусов заставляли меня хвататься за леера при малейшем крене. Ну не моряк я, с этим просто нужно было смириться.

Еще этот проклятущий эль… Дернуло же меня хватануть пинту этого пенного напитка.

Сейчас мочевой пузырь предательски норовил сжаться, и чтобы не замочить плащ, а также – окончательно не упасть в своих же глазах, я, улучив момент, поднялся на палубу. Волны с грохотом сходились в шумном беге, накрывая друг друга. Наше судно казалось мне безвольной щепой в бушующем море. Попутный ветер бил в лицо. Обернувшись на залитые волнами гальюны, я готов был скакать на пятках, не зная, что делать. Снизу поднялся морской волк и, поняв проблему, пнул в мою сторону ведро с длинной веревкой, привязанной к ручке.

– Сполоснуть не забудь. – рявкнул седобородый и двинулся по шатающейся палубе к капитанскому мостику.

Справив нужду, я решил зачерпнуть воду ведром, и, не долго думая, швырнул его за борт. Ведро наполнилось водой, веревка натянулась. Корабль, идущий под полными парусами, развил не плохую скорость. Меня резко дернуло. То ли от неожиданности, то ли на самом деле толчок был мощным, я плюхнулся на палубу и ведро  привязанное к руке, словно якорь подтащило меня к корме. Я проехался  попой по отшлифованным временем доскам. Шлифованные, но не гладкие – заноз в свою пятую точку опоры я все-таки нахватал, и не мало.

Меня прижало к борту. Рука вывернулась; я стиснул зубы и напряг мышцы, что было мочи.

Веревка лопнула, освобождая меня из капкана. Прижав плащ к интимному месту, едва перебирая саднящими ягодицами, я спустился в кают-компанию.

Мой рассказ уложил магмар под стол, они смеялись до коликов в животе. Мне хотелось прибить их всех или провалиться под землю. Но без посторонней помощи я обойтись не мог.

Кима покачав головой, взяла меня за руку и повела в кубрик. Вскипятив воды, она принялась выковыривать занозы из моей задницы. Такого стыда и позора я не испытывал никогда. Но Кима не смеялась.

Она методично вытаскивала щепы и занозы, протирая все кипяченой водой.

Было чертовски больно. Я дергался, но молчал.

– Тебе повезло : будь ты поменьше – выбросило бы за борт. Старая пиратская шутка стоила жизни не одной сотне пассажиров.

Она в очередной раз макнула полотенце в чашку с водой. Я опустил голову готовясь к очередной волне боли. И вдруг оторопел, увидев её в отражении, когда гладь воды стала почти багровой от крови.

Красные ленты, вплетенные в пшеничные волосы, сияли ярким пламенем. Большие темные глаза, наполненные состраданием и сочувствием. Нежная кожа, алые лепестки губ. Прекрасно сложённая, именно ее я видел в облаках перед тем, как вся эта катавасия превратила мою жизнь в не пойми что.

Тряпка вернулась в чашу, разрывая гладь водяного зеркала.

– Адынеширай?

– Откуда ты знаешь об Адынеширай? – Спросила Кима, отложив полотенце, подходя ко мне. Она присела на рундук, пристально вглядываясь в глаза, словно пыталась понять – лгу я или нет.

Я почти утонул в омуте этих чёрных глаз. Смелая и в тоже время беззащитная, отважная и робкая, такой огромный букет несопоставимых противоречий и очень милая, не смотря на камышовую внешность.

– Перед атакой этих земноводных… – начал я.

– Игуаронов.

– Я видел образ девушки в облаках, красивее ее я не видел, а потом слышал зов, похожий на тихий шелест листвы. И сейчас, в отражении, в чаше, я снова увидел её в тебе. А кто она такая я не знаю, врать не буду. Но имя я запомнил. Или скорее… может даже… или просто вспомнил… Я запутался …

Кима засмущалась и отвела взгляд.

– Адынеширай – дочь морского владыки Ундина, Короля Флауддинов, повелителя штормов и океанского дна.

Дело было еще во времена Горбаха – Величайшего императора покорившего и Оргий и Хаир. Рыбаки и промысловики империи нещадно убивали морских обитателей. Их жертвами становились все: от гребенчатых гелафов до шаркидов и русалок. Даже могучие кадхасы становились жертвами браконьеров.

Царь Ундина бездействовал, околдованный великим магом Горбахом. И тогда Адынеширай, собрав воинство из шаркидов и игуаронов, атаковала цитадель чародея, на острове Фей-го. – Голос Кимы дрожал.– Кровь тогда впервые окрасила воды гиблого места в красный. Я была там. Мы сломили сопротивление и ценой больших потерь ворвались в тронный зал.

Увидив нас, чародей поднялся со своего трона, но он не стал атаковать.

Его слова до сих пор звучат в моих ушах, словно набат:

«– Ты не ведаешь, что творишь. Я завоевывал земли Фео не из праздности или мании собственного величия. Эта крепость всего лишь щит перед врагом, не знающим пощады. Мне нужны были ресурсы, чтобы сдерживать их натиск. Но теперь это уже не моя забота…»

Кима на секунду замолкла, словно заново переживая тот день.

– Горбах швырнул на пол свою булаву. Символ власти и грозный магический посох.

«– Владей.» – сказал он и от голоса его дрожали оконные витражи. «Три сотни лет я воевал с Полчищами Анархеима, тысячи моих соратников пало в этой борьбе. Я устал. Мое время давно вышло.»

Лишившись магической подпитки, тело Великого воина дряхлело на глазах.

Герой воссел на трон и рассыпался прахом.

Гул битвы стих , а воцарившуюся тишину разорвал наш победный крик. Гибель чародея развеяла чары над его приспешниками:  гвардейцы императора, так же рассыпались прахом.

Но радость была не долгой. Со смертью Горбаха Северная стена цитадели рухнула, обнажив кроваво-красный РАЗЛОМ. А из него на нас устремились легионы Хаоса.

Снова зазвенела сталь, и кровь полноводной рекой оросила землю. Адынеширай не стала раздумывать и, схватив булаву Великого чародея, устремилась в гущу боя. Брешь залатали, завалив проход телами отважных героев и поверженных врагов. Говорят, их души до сих пор бьются в смертельном бою. Мы выстояли тогда. Но цена победы была велика. Почти все наши воины сложили головы в той сече. А принцесса, принявшая силу жезла, лишилась своей красоты, превратившись в камышовое пугало. И лишь свет полной луны явит в отражении её истинный лик, или  когда вода обагряется кровью…

Кима выплеснула воду из чашки в распахнутый илюминатор и зачерпнула из кадки новой.

– Исчадия Хаоса начали охоту за принцессой. И тогда, что бы защитить свою госпожу, младшие русалки, наяды и нимфы приняли облик кикимор. И пока над Фео висит угроза Анархеима, нам не вернуть наш облик обратно. Про поцелуй сына Адама ты уже слышал, но он сработает, если только человек полюбит всем сердцем.

– Древние греки считали наяд и нимф божественно красивыми.

– Ваше время бежит по-другому. Теперь наяд и нимф не осталось.  Они нарождаются только в чистых от крови источниках. А вот нас Кикимор – не сосчитать. И все мы похожи друг на друга. В этом и весь смысл. Слуги Анархеима не могут распознать среди нас принцессу. Раз она взывала к тебе, значит именно ее ты и видел в отражении.

Кикимора улыбнулась. Я был зачарован журчанием голоса Кимы. Мне казалось, я готов был слушать его целую вечность.

– Мы ее слуги, проводники ее воли. Она, безусловно в каждой из нас. Мы получили этот дар вместе с заклятием изменения внешности.

Я не знал, стоит ей верить или нет, но её глаза смотрели в мои, и, честно говоря, мне было все равно, царица она или просто наяда. Мне захотелось окружить ее заботой и защитой.

– Надо заканчивать с твоими ягодицами до того, как зараза попадёт в кровь. А в Виригии наведаться в Уирголд. Там целители тебя быстро в строй вернут. Их верховный настоятель мне услугу должен. Надеюсь, он справиться.

Кикимора подмигнула и вернулась ремеслу врачевателя.

* * *

Через пару часов, обмотавшись изодранным в клочья плащом я, вслед за Кимой, спустился в шлюпку. Сидеть я, естественно, не мог: пришлось гребсти с колен, благо до берега было рукой подать.

Широкая коса защищала Бухту Виригии от монотонного плеска разрешительных волн.

с десяток судов, а рядом выстроились портовые сооружения, склады. Доки, таверна – «место, где легко найти и женщин, и вино…» – фраза из старенькой песни зазвенела в голове. Куча разношерстого народу, снующего туда-сюда, и пытающегося заработать медяк, другой на погрузочно-разгрузочных и такелажных работах. Перекупщики в пестрых одеждах, горланящие на всю Ивановскую…

Едва мы причалили, к нам подбежал портовый чинуша, требуя пошлину, но увидев меня, крикнул стражу.

Пока я пытался привязать лодку к деревянному подобию гриба, ко мне подошли два закованных в броню стражника, и потребовали убраться немедленно, мотивируя требование огромным наличием собственных попрошаек.

Честно, я оторопел, не зная, как реагировать на угрозу. Вроде и не враги, а алебардами тычут. Да и ягодицы ссадили так, что о маломальском эффективном сопротивлении паре вооруженных и экипированных бойцов и речи и быть не могло. И тут я услышал свист. Тихий, ненавязчивый, и в тоже время вселяющий первобытный страх и дикий ужас.

Стража попятилась. Я обернулся. Звук шёл от Кимы, но сама кикимора преобразилась, она походила на шар, собранный из острейших стеблей рогоза. Такой своеобразный сферический орган.

Чинуша начал кланяться и что-то причитал про долгое отсутствие и его ветхую память.

Свист прекратился, и передо мной снова стояла милая и беззащитная девушка с чёрными и тёплыми глазами.

– Нам к Самуилу, присмотрите за лодкой.– Ее властный тон не терпел неповиновения или возражений. Так говорить способны только наделённые властью. Я вспомнил видение в отражении и улыбнулся.

– Улыбаешься, это хорошо, до Уилголда почти две версты дойдёшь?

Будь я помоложе, не задумываясь сказал бы что конечно, но опыт прожитых дней сделал меня мудрее.

– А у нас есть выбор?

– Есть, но без мордобития не обойтись. В таверне вышибала даёт золотой тому, кто выстоит против него минуту.

– А золотой – это много?

– Золотой – это повозка с двумя мулами, ну и кое-какая одежа. Рискнёшь?

– Всего минуту?

– Ага. – огонёк любопытства плясал в ее глазах.

Под таким взглядом воины бесстрашно бросаются на врага, я тоже согласился.