Варшавский мост

Александр Майстренко

Варшавский мост

Пролог

Марик и Димка.

Я играл на рояле «Полет шмеля» Римского Корсакова,  иногда бросая взгляд со сцены Минской консерватории в полутемный зал, а именно туда, где сидели моя мама и мой друг Марик со своей старшей сестрой Анжеллой. Марик провалил конкурс, так как со страху перед таким высоким жюри, забыл перевернуть страницу  нот и сыграл дважды вступление отрывка 2-го концерта Рахманинова для фортепиано с оркестром, потом вдруг залип от растройства, и закрыв лицо обеими руками громко заревел, как девчонка. Со мной было все по-другому, мои пальцы летали  словно маленькие колибри от клавиши к клавише, сменяя черные белыми и наоборот, а листы нот мне и не нужно было переворачивать. Это была моя любимая интермедия, и я знал ее наизусть, каждый раз погружаясь в нее, как в транс. Едва я закончил исполнение, как весь зал, включая жюри, зааплодировал и встал. Не нужно было догадываться, кто получит грандпри, это был мой триумф. Домой мы решили идти пешком, так как на улице был конец мая, и погода стояла отличная.

Самая красивая пора года, когда вокруг все нежно-салатовое и когда ты  понимаешь, что у тебя впереди огромное лето, а это – каникулы, долгожданное время каждого школяра.

– Ну что, в Пингвин? – предложила мама:– Я угощаю, Димка заслужил, а Марику нужен утешительный приз!

Мы с другом радостно завопили "Ура!" и все четверо ускорили шаг, так как кафе-мороженое Пингвин за универсамом Центральный закрывалось в 21.00, а на часах было 20.15, нам же не хотелось есть мороженое впопыхах, а хотелось растянуть удовольствие, черпая лакомство из пластиковых креманок кончиком ложечки, чтоб как можно на дольше продлить неслыханное удовольствие.

Еще несколько дней было до конца последней четверти нашего пятого с Мариком класса. Они всегда были самыми мучительными. Еще и эта музыкальная школа, в которую мы с моим другом ходили трижды в неделю. Все эти сальфеджио, музыкальная грамота, бесконечные репетиции и так далее. Не то чтобы мне не нравилось, напротив, я очень любил фортепиано, но все вокруг предвещало три беззаботных месяца летних каникул и даже любимое занятие музыкой отходило на второй план.

И вот мы с Марком Плякиным идем увешанные папками с нотными тетрадями с очередных занятий в музыкалке, как вдруг не доходя до нашего двора дорогу нам перегородили незнакомые ребята на год -два старше нас. Мне не было страшно, я парень был крупный и крепкий, папа даже паказал мне пару приемчиков для такой ситуации, но все пошло как-то не по плану. Один из парней с гладко обритой головой подошел к нам и громко сказал:

– Ух ты, с какой вы бухты?– потом повернулся к Марику, отгородив меня собой от друга, и продолжил гадко ухмыляясь:– Ты че, порхатый, не уполз в свой поганый Израиль? А ну давай попрыгай, морда жидовская, может золото в карманах есть? -и отвесил моему другу увесистого леща, от чего с головы Марика слетела и упала под ноги трем другим пацанам его белая кепка с парусником.

Те загоготали в голос, а один, самый толстый из ребят прыгнул на кепку и развернулся на ней став на каблуки своих пыльных некогда молельных туфлей на 360 градусов.

– Давай, курчавый, прыгай давай!– не унимался лысый негодяй. Я остался стоять за их спинами и нечего не мог сделать, а Марик вдруг заплакал, и глядя на меня сквозь обступивших его ребят стал подрыгивать на месте. Едва послышался звон мелочи, как еще один из квартета хулиганов резко ударил моего друга кулаком в живот, от чего Марк перегнулся пополам, тогда лысый обшарил его  карманы, и достав все копейки развернул мальчика к себе спиной и со всей дури пнул его ногой под зад, от чего тот упал на асфальт разбросав тетради и ноты из папки. Хулиганы попинали их ногами, потом развернулись, по-очереди дали мне саечку за испуг по подбородку, и заметив выходящих из остановившегося напротив автобуса взрослых поспешили удалиться с места преступления. Я стоял не в силах вымолвить слово от волнения и стыда за свою нерешительность, а Марик поднялся на ноги, собрал все листки и клочки нот в папку, туда же запихал изувеченную кепку и глядя на меня снизу вверх полными глазами слез вдруг громко закричал, от чего на нас все взрослые вышедшие из автобуса обратили внимание:

– Почему ты не заступился за меня? Ты же такой большой и сильный, ты струсил, струсил, да Димка? Ты тоже считаешь меня жидом?– кричал картавя ставший еще на голову ниже Марик:

– Разве это дружба, дружба-это когда нужно отдать последнее за друга, даже жизнь, Димка, даже жизнь! Баба меня убьет за шапку, а Анжелле не будет на обед, баба дала нам рубль на двоих. Если б мой папа не погиб с мамой, в той аварии, он бы научил меня драться, как твой папа тебя, и я бы их убил, а ты стоял и смотрел, гад ты Димка, уходи! Не буду с тобой больше дружить!

Я обхватил голову руками от дикого стыда, слезы брызнули из моих глаз и я побежал домой, не оборачиваясь, так как боялся увидеть сзади себя маленькую фигуру своего друга Марика, которого я получается только что предал. Произошедшее так сильно повлияло на меня, что я собравшись с духом объявил вечером родителям о том, что больше не буду ходить в музыкалку и они могут продавать пианино. Мама очень огорчилась сперва, так как я воплотил ее детскую мечту научиться играть на фортепиано и даже стал подавать серьезные надежды, но поговорив с отцом и рассказав ему о том, что произошло, он пообещал отвести меня в секцию бокса к тренеру, у которого тренировался сам в юности.

Так началась моя спортивная карьера.

– Поземкин четче левой, что ты ей машешь, как манящий краб. Сунул в голову и обратно к бороде, сколько тебя учить, и подбородок прижми к корпусу, а то нарвешься ! Все, следующие на ринг, Берко и Славин!– скомандовал когда-то папин, а теперь уже пять лет как мой тренер Олег Францевич Козик.

– Нормально, Дима, чуть левую дополируй и будет гуд. Петрович, поработай с Поземкиным на лапах, я его на республику вместо Римши отправлю, вместо предателя этого. Ишь ты на Динамо талоны на обед дают, ничего, я тоже пробью в Трудовых резервах обеды, а обратно Иуду этого не возьму. Але, Славин, я не давал команды Бокс еще, чего скачешь перед ним, как козлик, а теперь…Бокс!

– Республика, это не городские соревнования, где всех уже знаешь и в твоем весе пять шесть человек, и где все предсказуемо, а тут глядишь и в сборную юношескую можно попасть, а там во взрослую,– подумалось мне, но мои грезы о грядущей славе вдруг нарушил второй тренер Анатолий Петрович, который со всей дури зарядил мне тренировочной лапой по виску:

– Не спи, Поземкин, руки вверх подтяни, стал соплю жуешь, нырнул, ударил, нырнул ударил, сильнее лупи в лапу, моя бабуля сильнее бьет, давай раз два, раз два!

Как-то незаметно подкрались экзамены за 10 классов, мама очень переживала по поводу того, смогу ли я совмещать бокс и подготовку к сдаче на аттестат. Хотя моим родителям импонировала привитая тренерами собранность, закалка и сила. Чего стоил мой иконостас на старом бабушкином трюмо, где по бокам зеркал висели грозди медалей, а на столике под ними стояли кубки в три ряда. На месте некогда стоявшего пианино, рядом с трюмо гордо белым пятном возвышался морозильник Атлант. Незаменимая вещь в хозяйстве конца 80-х начала 90-х годов. С продуктами вот уже лет как пять была напряженка, так, что в морозильник складывалось и мясо, привезенное от родственников из деревни и сырокопченая колбаса из заказа с папиной работы к праздникам, а так же ягоды и зелень с нашей дачи. Я в принципе рос без особых претензий к родакам в части шмоток и разных вкусностей, мы с натяжечкой жили в общем-то неплохо, а вот мой друг Марик с сестрой жили очень бедно. Бабушка Неля два года, как умерла, а сестра Анжела бросила Нархоз и села в кассу в овощном рядом с домом за 60р в месяц, чтобы хоть как-то им с братом существовать. Мы с Мариком помирились только через два года после нашей ссоры. Как не упрашивал я его простить меня, он ни за что не соглашался. Я даже бабу Нелю его просил поговорить с ним, но все было тщетно. Настолько глубоко в нем поселилась обида на меня. Но ссора прекратилась в один прекрасный день. Это было в седьмом классе. Мы шли домой после школы, не вместе, как раньше, а на приличном расстоянии. Причем Марк видя мое приближение или ускорял шаг или останавливался и отворачивался ко мне спиной, давая мне его обогнать. В этот раз он как обычно бодро шагал домой, как на встречу ему вышли все те же обидчики, как и той злополучной весной, только их было двое, лысый и толстяк которые тут же вспомнили его и схватив его за шиворот приготовились чинить экзекуцию низкорослому Марку Плякину. Он слабо отбивался от более старших и на голову рослых парней, но это лишь еще больше их расзадоривало. Один из обидчиков, который был пожирнее обхватил его голову своей рукой, а лысый уже приготовился дать ему сочного пендаля под зад, как я поравнявшись с ними громко скомандовал:

– Отставить, уроды! Отпустите моего друга, или я вас побью!

–Что, ты там прокнявал?– опустив занесенную для поджопника ногу, проговорил скривившийся лысый.

– Жирный, отпусти его, тебя это тоже касается!– продолжал я.

Такая наглость с моей стороны не на шутку разгневала распоясовшихся хулиганов, и они, оставив Марка в покое, двинулись вдвоем на меня.

–Ты че за жиденка этого впрягаешься, это ж ты с ним тогда был, да, Сало?

–Ну-да, он был- подтвердил жирный парень.

–Чего тогда стоял, язык в жопу засунув?– спросил уже вплотную подошедший ко мне лысый.

–Я тогда еще на фортепиано играл.

–А сейчас?

– А сейчас боксом занимаюсь,– ответил я и не дожидаясь от лысого следующего тупого вопроса от души ввалил ему кулаком в подбородок. Его ноги взлетели вверх и парень глухо упал задницей на землю. Не глядя на него я сделал шаг в сторону толстяка и вернув правый кулак на место снова отправил его в дорогу, но уже в сторону удивленного щекастого лица, которое, как в замедленной съемке сперва колыхнулось как студень, а потом тоже стало быстро приближаться к земле рядом с лежащим в отключке лысым.

–Марик, за мной, побежали скорее!– заорал я и он перекинув ремень тяжелой сумки с учебниками через голову рванул за мной между домами. Мы бежали где-то с полкилометра не оглядываясь, вдоль пяти и девяти-этажек, минуя один двор за другим, и только у нашего дома остановились и долго не могли отдышаться. Какое-то время Марик стоял поодаль от меня, а потом вдруг подошел и протянув мне свою тоненькую ладошку сильно картавя сказал:

–Спасибо, друг Димка, выручил меня.

У меня аж уши покраснели и мурашки побежали по спине от неожиданности:

– Ты простил меня?

–Да, давно, еще, когда вы с мамой на похороны бабы приходили, хотел подойти и сказать, но не решился.

–Спасибо, Марик! Я так рад, мы снова вместе?

–Да, Димка, вместе, только не предавай меня больше.

–Нет, никогда!– проговорил я и слезы брызнули из моих глаз от нахлынувшего счастья. Ведь я так и не нашел себе за эти два с половиной года друга лучше, чем был мой маленький Марик Плякин.

–Здорово ты их отделал, прям как Рокки Больбоа.

–Да ладно, просто они открытые стояли.

–Ты фано из-за меня бросил тогда и на бокс пошел?

–Да, из-за тебя,– все еще размазывая кулаками слезы, которые предательски все капали и капали из глаз закивал я.

– Спасибо, Димка, приходи сегодня вечером к нам, Анжелкин хахаль принесет видак с кассетами, будем смотреть.

–Конечно, приду!

К моменту поступления в Физкультурный институт мой друг Плякин перешел на последний курс музыкального училища при филармонии. Анжелка вышла замуж за своего гинеколога и смоталась с ним в штаты. Оставшемуся одному, но уже совершеннолетнему Марку не хватало стиппендии и он был вынужден подрабатывать лабухом в кабаке при гостинице Спутник на Чкалова, там его и подкармливали сердобольные поварихи, ну и чаевые от так называемых на их «лабухском» жаргоне «больных» были даже побольше, присылаемых Анжелкой денег раз в месяц, а все потому, что Марик играл как Моцарт на казенном синтезаторе Roland. Отсюда и вещи и такси по вечерам после работы. Мне даже иногда завидно было, как раскрутился мой маленький друг, ведь даже при живых родителях я не мог себе позволить вареный джут на меху или высокие кросы adidas torshen, а уж про длинную турецкую кожаную куртку и норковую шапку я и думать не мог. У него появились серьезные знакомые и он теперь уже не звал меня, чтоб погасить какой- нибудь дешевый рамс, а сам смело бросался в драку или словесную перепалку. Одиночество и желание выжить в этом мире любой ценой превратили этого низкорослого еврейского мальчика в жесткого и резкого на слово молодого человека. Но мне это нравилось, хоть не приходилось больше впрягаться за него.

–Слышь, Димка, помнишь моя Анжелка в «Лимонти» работала?– спросил как-то Марик.

–В нашем овощняке «Лимон»?

– Да.

–И?

– Там маргарин и майонез у Нинки Крыловой можно взять, по пять ящиков, а там на моторе с моим знакомым рванем на Вильнюс, тока его заправить надо и в дело взять, тогда он счетчик и спидометр отключит, все оптом там сбываем и бабки на троих, я прикинул, по 200 рябых выходит, навар 300 процентов.

–У них там че, маргарина нет,– заржал я.

–Че ты киснешь, лошара, нету там маргарина, надо спешить, а то навезут и сами его жрать будем. Тебе что, бабло не надо, ходишь, как обсос. Я уже думал тебе свои какие шмотки отдать, да они хрен налезут на тебя, вон какой здоровый шкаф.

–Чего это я обсос, ну да, у родаков сейчас туго с деньгами, но я может на соревнования снова в загранку поеду и получу премию в сборной за место.

–Ну да, главный тренер твой снова тебе носки и трусы выдаст или суточных на дибильник с наушниками отвалит. А тут можно за один-два раза мафон двухкассетный или видак там же на стадионе в Вильнюсе купить. Или тряпок знатных. Сечешь?

–Ну да, круто было бы. А то у меня старая «Весна» и перемотка не тянет уже, карандашом кассеты мотаю.

–Ну так что, я договариваюсь?

–Ну да, тока мне старики не дадут столько денег, это ж рублей 100 наверное.

–Ой, не ной, я на работе у Шамировны, администраторши возьму если что.

–А она разве еще не улетела?

– Куда?

–Ну, к вашим,– и я заржал.

– Не начинай.

Действительно, как и говорил Марик, наши ночные поездки стали приносить свои плоды. Я купил себе и новый мафон Sanyo и джинсы Левайс и аляску фирменную не самошитую, как мои одногрупники на Динамо или Комаровке у кооператоров за дурные деньги. Мы даже начали и другие товары возить в Вильнюс, у Марика нашлись знакомые в магазине на Брилевского, тетки из него любили изрядно поднажравшись после работы послушать по вечерам в кафе, как играет наш Моцарт, кстати это погоняло как–то незаметно прилипло к нему. И мы подъезжали на нашем такси туда, где загружали и колбасы и кофе бразильский растворимый в жестяных банках и сыр, ну и майонез в стекле с маргарином в пергаменте. Ясен пень приходилось делиться еще и с тетками, но это ерунда по сравнению с тем, что мы отстегивали нашему Андрюхе- уксусу, водиле такси. Марик даже прикинул, что если бы мы ему платили по счетчику, то вышло бы дешевле раза в два, если не больше и это нас сильно раздражало. По-этому в один прекрасный момент, мой миниатюрный друг объявил:

–Диман, мы едем в Польшу, за самоходом!

–Это как?– не вкурил я

–За автомобилем по Польскому, поедем в Щецен и купим там иномарку за косарь- полтора гринов, у меня почти все лабухи уже в кафе сгоняли и пригнали. Кто гольфа, кто пассата б 3, один ауди бочку пригнал за двушку, Шамировна и та кадета- каплю пригнала с зятем. А мы что лохи с тобой? Нет, так, что погнали в Спутник, надо ваучеры купить на поездку. У тебя ж загранпаспотр есть?

–Есть.

– И уменя есть, что ему без толку лежать. Тем более Людка солистка хочет с кем-то рвануть, а у меня на нее свои планы.

–Ну да Людка–огонь, на Овсиенко похожа из Миража,– подпел я другу.

–Вот-вот, так что нужно подбить капусту и купить тачилу, у тебя ж есть права?

–Да, В категория.

–Все, решено.

И вот в назначенный день, я, Люда- Овсиенко и Марик-Моцарт сели на поезд Минск–Варшава. В Варшаве мы пересели на дизель и пошкандыбали на нем до Щецина. Еще варшавский поезд был так и сяк, купе, все цивильно. Зато в общем дизеле был просто капец. Ну, наша элетричка ни дать ни взять, только лавки не деревянные, а мягкие, как в поликлинике какой. Ехали часов восемь в вагоне битком набитом мужиками из белоруссии, россии, украины, все ехали в Щецин на стадион, где проавались авто из Германии, Голландии, Дании, Австрии и других европейских стран. Все одеты попроще, чтоб не выделяться, а мы чисто звезды, во всем лучшем, особенно Людка. Ну певица, что поделать. Единственным плюсом всего этого цирка было то, что идти было далеко и мы не знали куда, но знали все в дизеле, так, что мы пристроились в хвост всей этой куфаечно-бушлатной процессии и через час были на авто-рынке, который был когда-то стадионом. От количества вымытых и наполированных иномарок рябило глаза, но вскоре мы освоились и уже не обращали внимания на продавцов, которые настойчиво предлагали на свои автомобили, громко крича на польском.

Не обошлось и без подставы. Мало того, что на каждом углу, стояли кидалы с напертками и кубиками , так еще и нам подкинули пачку денег под ноги , а потом типа прохожий предложил поделить их. Людка было обрадовалась, но Моцарт наехал на хитровымудренного мужичка в польской кепке, типа что мы этот развод гнилой чуть ли не сами придумали и мы пошли дальше. Для Людки мы выбрали Опель Корса 1987 года синего цвета, а себе приглядели опель Омегу 1986 года выпуска в ярко красном цвете с клетчатыми текстильными сидушками. На тот момент это был полный фарш. Штатная магнитола, КПП-автомат, родной люк, электропакет, даже Андрюхина 31-я Волга рядом не стояла. Исключением было то, что продавцы были из Голландии ничего не понимали на русском и по польскому они тоже не говорили. Но мы на калькуляторе согласовали цену и урвали козырный самоход за 1600 даляров, а Людке сторговали ее Корсу у толстой Полячки за 1250.

– Как-то не дорого мы Омегу взяли, не находишь Диман?– засомневался уже часов пять сидя на пассажирском сидении рядом со мной Моцарт.

– А сколько она у нас стоит?

– Под треху баксов.

– Не знаю, давай скинем, другую приедем купим.

– Посмотрим, ну ты понял меня, как то сразу скинули почти штуку, скока она у них на бумажке была? 2500?

–Да.

–А как услышали про Минск, сразу начали в цене падать, задумчиво произнес Марик.

–Да не парься ты, там же в киоске подтвердили, что все гуд с доками и инвойс не поддельный и номер кузова не фуфельный, там и год и месяц видны,– ответил я наслаждаясь управлением этого корабля. Я же на Иж-комби учился, а у бати моего тройка лада старая. А тут такая тачила, аж дух захватывало, плюс передачи сами переключаются, даже педали сцепления нет, сразу не привычно было, зато теперь- песня.

–Смотри, мы Людке машину всего на 250 бачей дешевле взяли, так там букашка, а тут флагман Опеля, кстати ты видишь ее?

Я аж поперхнулся, и стал судорожно искать ее Корсу в зеркале заднего вида. Не обнаружив ее позади нас, я резко затормозил и развернул авто. Польская трасса м1 довольно узкая, но я смог развернуться за один раз. Еще минут 30 я ее видел, а теперь дорога была пустой. До белорусской границы оставалось километров 150, Мы вместе пообедали в Варшаве, заезжали в Белосток на рынок за тряпками и вкуснятиной разной, потом, был мокрый снег, я чуть не заснул, потом Моцарт начал свою тягомотину про дешевизну Омеги и вот она пропала из виду. По Марику было видно, что он переживает, но вида особого не подавал.

Мы проехали в обратном направлении километров 20 и к нашей обоюдной радости заметили Людкину синюю букашку. Она стояла на стоянке заправки рядом накинув капюшон на голову стояла длинноногая Люда и ругалась с тремя жлобами криминального вида. Увидев нас , она побежала навстречу, а за ней шли решительно настроенные музчины в кожанках и спортивных костюмах.

–Слава Богу, у меня лампочка загорелась, я думала быстро заправлюсь и догоню, что вы меня не видели, как я свернула, я вам моргала, моргала? – растерянно щебетала девушка.

– Это ваша кабета?– спросил один из троицы.

–Наша в один голос сказали мы с Моцартом, вылезая из Опеля.

Мы под Геной могилевским ходим, это наша трасса, так, что с вас друзья по 50 марок.

–С хера ли?– ответил Марк.

–Ты че гном, попутал рамсы, в дыню давно не прилетало?– прогундосил второй из троицы.

–Ребята отпустите нас, пожалуйста, мы никому не скажем!– продолжала пищать Людка.

– Ни хера вы от нас не получите, уроды, раз вы наши бульбаши, я на Гену вашего Щавлику Вове стукану, хана вам всем будет ясно?

–Але, падла, картавая, ты на кого пасть разеваешь, сейчас кирпичей на сидухи через стекла накидаем!

– Я тебе, сука сейчас в башку твою тупую накидаю кирпичей, а ну отвалили отсюда, все втроем!– заорал я на охреневших бандосов.

– Иди сюда, гондон?– крикнул третий.

–За гондона ответишь сейчас,– прошипел я сквозь зубы и пошел на встречу всем троим. На всякий присмотревшись к ним повнимательней я прикинул, что не помню ни одного из них ни в одной сборной, уже хорошо, если это просто качки, то не страшно, главное чтоб не каратисты какие, я этих не знал, так как их только недавно разрешили и сборной пока нет. Сперва я вырубил самого резкого, он с нехорошим звуком, который издала его бритая макушка соприкасаясь с бетонной плитой опрокинулся навзничь. Второй начал махать ногами и чуть не угодил мне кроссовком по шее, но тоже видно не профессионал так, как запутался в своих же ногах и стал на карачки, и я настиг его ударом в висок, когда этот Чак Норис хотел встать. С третьим же было сложнее это был борец и по всей видимости не плохой, так, как он несколько раз сильно уронил меня на бетон заправки. Я с трудом вскакивал, так как он пытался ударить меня ногами. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но вдруг со всех сторон послышались звуки сирены и к нам бежали жандармы, на ходу доставая из своих кабур оружие.

– Вшистски се клада!– заорал самый главный жандарм в квадратной фуражке и мы с Мариком Людой и Поддубным повалились на бетон, двое других уже и так лежали, а первый подозрительно нехорошо лежал, так как от его головы по светлому бетону растекалась небольшая лужа крови. На всех нас жандармы нацепили наручники, включая тех двоих в отключке и загрузив в два подъехавших микроавтобуса повезли в сторону городка оставшегося в стороне от трассы, но который с заправки был хорошо виден. В полиции нас усадили на длинную деревянную лавку с прикрученными к ней железными кольцами, к которым нас приковали наручниками, включая худенькую, красивую Людку. Потом приехала скорая, и два врача привели в чувство второго нападавшего, а первого уволокли с собой, видно ему здорово досталось, его наспех перевязали, одно радовало, что он уже что-то начал мычать. Потом приехал человек в синем костюме и нас начали по оному водить на допросы. Все вокруг говорили на польском, а мужчина в штатском говорил на русском с небольшим акцентом и даже не польским, а скорее немецким или голландским. Потом вообще выяснилось, что он из Интерпола.

Когда пришла моя очередь, мужчина в штатском представился и начал свой разговор.

–Добгий ден, я стагший инспектог Интегпол Ганс Ламбггугтен,а вы Поземкин Дмитгий Игогевич?

–Да,– ответил я и улыбнулся, так как этот гражданин картавил как мой Марик и еще, если бы нас поставить рядом, он был бы похож на меня как две капли, я еще глянул в отражение стеклянной двери, где мы оба отражались, если бы не разница в прическах и цвете глаз, одно лицо и рост и комплекция. Я снова улыбнулся, но ему ничего о своем наблюдении не сказал.

–Я что-то смесное сейчас говогю?

–Нет, простите.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.