Скорми его сердце лесу

– Устала просто… Волновалась, сама не знаю почему, – солгала я.

Я очень хорошо лгала. Папа усмехнулся. Улыбался он всегда кривовато из-за шрама от брови до щеки, но сейчас, в неровном свете очага, что горел холодным синим, его оскал выглядел особенно искаженным. Дело в морщинах, вдруг поняла я, и мне стало еще грустнее.

– Тебе не надо знать, милая. Пусть все тревоги и бури обойдут наш дом стороной.

– А вокруг много тревог бродит?

Отец посмотрел на меня сквозь пар над пиалой. Я поежилась и села на круглую подушку на полу, поджав ноги.

– Ты умная девочка, – папа говорил так тихо, что мне приходилось замирать и прислушиваться, – но очень добрая и слишком доверчивая. Наверно, мне следовало давать тебе разбивать коленки и набивать шишки, но…

– Но вместо этого ты каждый вечер призывал духов предков, пока те не стали стучать дверями. Не знаю, что страшнее было. Это или их сказки.

Он беззвучно хмыкнул.

– Когда у тебя появится ребенок, обезьянка, ты тоже захочешь сделать все что в твоих силах, чтобы защитить его.

– Можно подумать, нам что-то угрожало…

– В мире постоянно кто-то воюет. Знаешь, как говорят в провинции Журавля? Жнут хлеб – летят колосья. И есть то, что убивает быстрее меча врага или кинжала разбойника.

– И что же это?

Я ожидала услышать что-нибудь банальное и очевидное: бедность, жадность, зависть, гордыня… Или посложнее, в духе древних философов: взгляд разочарованной юности… Но вместо этого отец сцепил руки в замок и повернулся к огню, так что тени глубоко залегли в шрам на его щеке.

Он сказал зловещее, мрачное:

– Клинок знакомого. Он убивает быстрее, потому что знает куда бить.

И по моей шее поползли мурашки.

– Что ты имеешь в виду? Кто нам угрожает?

Отец потянулся и коснулся моих волос.

– Ты принимаешь все слишком буквально. Не нам. Не нам конкретно, но…

– Но ты обеспокоен достаточно, чтобы пугать меня мрачными пророчествами?

Кажется, мой голос звучал нервно. Отец распрямился и теперь поглаживал свой подбородок, словно взвешивая слова, которые собирался сказать.

– Существует множество опасностей в этом мире, Соль, – начал он, – и не все из них на поверхности. Как ты думаешь, почему люди ведут войны, даже когда кажется, что мир вокруг них спокоен?

Я задумалась. Борьба за власть, ресурсы, территории… Все эти банальные причины приходили мне в голову. В Наре постоянно кто-то с кем-то воевал, в основном в центре континента: там вздымались горы и тяжело было залить поля для риса.

– Они хотят жить лучше, – предположила я. Отец довольно кивнул.

– Верно. Клинок знакомого – это не только враг снаружи, но и тень внутри нас самих. Зависть, злость…

Я нахмурилась, пытаясь уловить смысл его слов. Да уж. От всего этого начинала болеть голова. Мне стало не по себе.

– Я буду осторожна, – пообещала я, совершенно сбитая с толку.

Разговор о Сине я решила отложить.

– Ступай, отдохни. Кажется, я сделал твою голову тяжелой, как бы выдержала шея! – Отец рассмеялся и приобнял меня за плечи перед тем, как отпустить. Я поклонилась ему, вставая. Успела уже почти выскользнуть прочь, как услышала его голос: – К нам скоро приедут гости. Будь готова.

Я повернулась, взглянула на отца, и в его глазах увидела не только заботу, но и тень предвидения, будто он знал, что впереди меня ждут трудные испытания. Почти наверняка он чувствовал что-то. В конце концов, он же был шаманом. Когда я уходила, он повернулся к лисьему огню в очаге и что-то тихо ему прошептал. Тени стрекотали, приближая к нему свои мрачные силуэты.

Отец часто рассказывал мне страшные истории. Испуг закаляет печень, вот что он говорил. До сих пор помню наши истории при ста свечах, когда ночи казались бесконечными. Я, мой кузен Тоширо и папа сидели в кругу и по очереди рассказывали пугающие сказки, легенды или байки про духов, после каждой нужно было гасить свечу, пока не останется только тьма и звук испуганно стучащего сердца.

Вряд ли он имел в виду это. Нет. Стараясь припомнить другие его слова, я нахмурила лоб. Он часто призывал меня к осторожности. Не покидать в одиночестве особняк, например. Говорил про то, что люди на самом деле не такие добрые, как кажется, но у меня не было доказательств обратного. Странно все это.

Что еще ему рассказали духи, и что он решил не говорить мне, чтобы не пугать?

В тот вечер я не могла уснуть, лежала, крутилась и мучилась, и только начала дремать в какой-то немыслимой позе, как услышала негромкий стук. Сначала подумала, что показалось. Но нет, звук повторился. Я села, оглянулась – Амэя спала в соседней комнате, и мне вдруг стало страшно.

Призрак женщины в соломенной шляпе ходит по крышам и зовет тебя голосами любимых: ногти на ногах у нее такие длинные, что загибаются и цокают о черепицу, вот откуда стук…

Стук!

Забытый Бог-Ворон в белой маске смотрит, его острый клюв бьется в окно, и если ты увидишь его глаза, то уйдешь с ним на край света, где он, конечно, съест тебя, а кости закопает под камфорным деревом…

Стук!

Да что за глупые глупости?! Ну нет. Надо было успокоиться, а я вместо этого села, вылупила глаза и стала таращиться во тьму. Что-то мелькнуло в уголке глаза. Треснуло, стукнуло, тихонечко задребезжало… Папа говорил – «дом живет», а Амэя – «термиты». Сквозняк – или это кто-то дышит рядом? Точно дышит! Сидит кто-то темный и огромный в спальне и смотрит, страшный, очень страшный, из зеркала смотрит, в окна заглядывает, и если я не выпущу его отсюда, он останется со мной навечно.

Укрыться бы одеялом с головой, но я не могла шевельнуться. В соседней комнате зычно всхрапнула Амэя. Я вздрогнула, часто задышала, потерла вставшие дыбом волоски на предплечьях. Глупые глупости. Никого здесь нет. Просто ночь.

– Со-оль! – раздался громкий шепот. – Соль!

Ни в одной из известных мне страшилок не было ничего про такие голоса, звучащие столь робко. Интересно… Я накинула на тело юкату и подошла к окну. Увидев меня, Син опустил занесенную руку. Мое сердце пустилось вскачь, когда он растянул губы в широченной улыбке. В пару прыжков и подтягиваний Син оказался на черепице напротив окна. Кот – он кот и есть.

– Син! Какой ты ловкий! – прошептала я.

Кот медленно кивнул, не убирая с лица улыбки. Он опасливо обернулся, но ночь была темна и тиха.

– Я узнал, что твой отец вернулся. Как он?

Я услышала осторожность в его голосе. В темноте его зрачки расширились, вбирая в себя каждый мой жест. Я перебрала пальцами по раме, сомневаясь, – может, стоит впустить его? Нет. Это за гранью приличий.

– Устал, – ответила я. – Не в лучшем расположении духа.

Эта тайная встреча приносила мне радость, но и страх. Я боялась, что мой следующий ответ огорчит его.

– Я… ничего ему не сказала, – прошептала я. – Он… говорил всякие странные вещи. Про то, что нам что-то угрожает. Про каких-то гостей. Я мало что поняла, если честно. Кажется, отец считает меня сильно умнее, чем я есть.

– Ты умница, – Син протянул руку и легко коснулся моей щеки. В его улыбке была тень беспокойства. Возвращение отца, неопределенность в воздухе, тайна наших отношений – все это тревожило и его тоже. Мой милый Син.

– О чем ты думаешь? – спросил Син, и его большой палец слегка дрогнул, трогая мои губы.

Я негромко вздохнула. Мне хотелось открыть губы, поцеловать его палец, втянуть ханъё в свою комнату, обнять и забыться в его руках. И чтобы он вошел через дверь, а не через окно, как какой-то вор или герой похотливо-драконьих романов.

Будь он простым человеком, это было бы возможным! Почему все так сложно?

– Боюсь, что если мы сейчас откроемся, наше счастье разрушится. Отец говорил о бурях, и я не хочу, чтобы они коснулись нас.

Син взял мою руку в свои ладони, нежно, но с силой.

– Соль, тайна не защитит нас от бурь. Я думал над твоими словами в саду, и… Знаешь. Думаю, я тоже хотел бы этого.

Словно кнут щелкнул о мою грудь, дыхание перехватило от трепета, защипало. Неужели он имеет в виду мое неловкое признание, тот намек на замужество? Если так, то я вот-вот умру. Да, прямо здесь. Лицо заполыхало огнем, колени подкосились.

– И… как нам быть? – спросила я, встречая его взгляд. Син почесал затылок, взъерошив волосы, дернул кошачьими ушами, пожал плечами. Он не знал. Да и откуда ему было знать? Сину самому было двадцать – совсем котенок по меркам ханъё.

Такими знаниями не делятся учителя. Урок первый: каллиграфия. Урок второй: как нарушить многовековую традицию происхождения, если ты – дочь Того Самого ши Рочи, что влюбилась в ханъё? Урок третий: стихосложение.

– Давай я поговорю с твоим отцом? – предложил он. – Объясню ему все.

– Нет! – Лицо Сина исказилось, и я поспешила замахать руками. – В смысле, да! Но лучше я сама. Его… надо подготовить. Меня он хотя бы выслушает.

Тогда мне казалось, что мы правда справимся. Мы сможем! Мы вплетем нити своих жизней в уникальный рисунок на бескрайнем полотне судьбы.

– Хорошо, – улыбнулся Син, кажется, с облегчением.

Я потянулась и поцеловала его, губы были нежны и сладки, как белые яблоки из Тайного императорского сада. Запретный плод.

Глаза, темные, как шторм в северном море

Прошел день, затем еще один и еще. Мне было привычно в одиночестве: после смерти матери я закрылась, как в переносном смысле, так и в буквальном. Дни обычно коротала в домашней библиотеке, читая и переписывая книги с языка Великой Империи Ханнь на нарский. Делала это для себя, чтобы тренировать ум, но мои переводы охотно покупали в книжной лавке, доставшейся от матери. До заката отец был занят в императорском дворце, возвращался уставший и молчаливый. Ночь дарила отдых, место для редких негромких разговоров и прохладу. И время на подумать.

Я правда хочу этого? Выйти замуж? На самом деле теперь, когда Сина не было рядом, меня немного пугала эта идея. Мы с ним не так долго знакомы, а свадьба означала, что детство закончилось, и мне надо будет вести себя как скромная и покорная жена, а не как послушная дочка, которая тихонечко бунтует, пока отец не видит. Я ворочалась с бока на бок.

Лежу на левом, думаю: но мне же правда нравится Син, да?

Поворачиваюсь на правый: а если папа благословит наш союз, он все так же будет мне нравиться?

На левый: но он так приятно целуется.

На правый: но я лишусь очень многого, если выйду за него, например приставки «ши, и из дочери имперского шамана, что обедает вместе с Императором-Драконом, стану женой стражника. Я даже дома у него никогда не была. Вдруг у него даже футона[6] нет…

– Госпожа, у вас все нормально? Вы стонете, как убумэ[7]… – Амэя заглянула в мою комнату, но я в ответ лишь издала тяжелый вздох. Я услышала, как служанка зевнула. – Сделаю вам чай…

Я угукнула, но чая так и не дождалась. Не выбрав нужный бок, я уснула на спине, разметав по сторонам руки и ноги, так и проснулась. На солнечном луче в комнату пробирался шум. Воробьи, переругиваясь, купались в фонтанчике, по скату крыши ниже моего окна отплясывали курлычущие голуби – мир пробудился и явно жаждал пробудить и меня тоже.

Было в этом утре и что-то новое. Фырканье лошадей, скрип колес и мужские голоса. Спросонок я испугалась: похожие звуки окружали наш дом, когда утром стражи из столицы привезли домой мертвую маму… А отец вчера вечером так и не вернулся… Нетрудно было догадаться, о чем я подумала, раз подскочила и до пояса высунулась из окна: бледная, растрепанная, в одной тоненькой юкате на голое тело. Меньше всего я думала о своем внешнем виде.

Отец стоял у ворот спиной ко мне, его длинные черные волосы трепал ветер, а лоб стягивала белая лента. Такой официальный. Он держал руки на плечах моего кузена, Тоширо ши Рочи.

Но мое внимание привлек незнакомец, что пил из фонтана. Кто он? Одетый в темное хаори с золотыми воронами и темные же хакама[8], он жадно пил, придерживая у пояса два клинка – катану и короткий меч вакидзаси. За его спиной был лук, и по широкой груди, жилам на руках и суровому лицу я поняла, что передо мной воин. Самурай?

Он заметил меня, и мы встретились взглядами. Ему, должно быть, около тридцати. Короткие черные волосы – скорее короткий-короткий ежик, какой я мало у кого в Талве видела. Когда к незнакомцу подошел Тоширо, меня поразил рост и ширина плеч этого воина, что же до лица, то было оно скуластым и по-своему даже красивым. Незнакомец приподнял насупленные брови и усмехнулся, показывая на свою грудь. Я не сразу поняла, что дело было в моей распахнувшейся юкате, но когда сообразила – пискнула и отпрянула от окна, прижавшись спиной к стенке.

«Гости», говорил отец. Я закусила губу, пытаясь успокоить дыхание – и не понимая, почему оно сбилось.

– Госпожа, отец попросил вас надеть это, – в комнату зашла Амэя со стопкой вещей. Она поклонилась мне, но быстро, щеки ее были окрашены пятнами.

– Тоширо приехал! Интересно, он еще не успел жениться? – Заметила я с плутовской улыбкой. Амэя быстро подняла острые ресницы и тут же опустила. Я знала, что мой кузен очень нравится ей.

Не только она имеет право издеваться надо мной! Я тоже с зубами.

Амэя мне не ответила. Кажется, моя шпилька разозлила ее, но, как всякая хорошо воспитанная девушка, она редко показывала свои чувства. Мне стоило бы поучиться у нее этому – отец меня разбаловал.

Я вспомнила тихий голос мамы, что давала мне наставления:

– Не выражай своей радости открыто… В отношениях с другими людьми, в личной жизни и в том, что касается твоих мыслей, не будь слишком прямолинейной. Сдерживай свои чувства и держи все в себе.

Мама была бы разочарована, узнав, какой я выросла и о чем думаю ночами. Впрочем, она сама виновата: не надо было умирать, когда мне едва исполнилось десять. Кажется, я до сих пор на нее обижена за смерть, и обида эта была такая глубокая, что перекрыла собой скорбь.

Я выбрала нежно-розовую юкату, украшенную вышитыми лепестками небесной гортензии, а Амэя красиво повязала широкий пояс, оби. Отец всегда отмечал мою любовь к этому цветку: «Странный выбор: цветок, означающий скорбь и принадлежащий миру духов. Говорят, горные ками[9] едят его, как мы – ростки бамбука». Раз за разом, одно и то же. Надо было прислушаться к его словам.

Одернув край юкаты, я поспешила вниз. Кроме Амэи, у нас было много прислуги: кухарка, несколько уборщиц и пара помощников по дому, садовник, конюх. Мать Амэи, Томико, раньше присматривала за прислугой, но теперь все чаще оставалась в столице и обычно вела дела в книжной лавке. На первом этаже становилось понятно, что дом обитаем: все стучало, шуршало, говорили на кухне, из гостиной раздался смех. Гораздо оживленнее, чем без отца. Служанка открыла передо мной дверь.

Комната была укрыта вуалью солнечного света, от сквозняка пузырем натягивались бумажные перегородки. Вкусно пахло чаем с вишней. На подушках, вполоборота ко мне, закинув пятку на колено, сидел Тоширо.

– Солечка[10]!

По мне, Тоширо как был мальчишкой, так им и остался, хоть и был на пару лет меня старше. Стал шире в плечах, выше ростом, а сам такой же: болтливый, смешной и со слишком большими ушами. По какой-то глупости он постоянно пытался отрастить себе модную у жителей южной провинции бородку, но получалось не очень. Иссиня-черные волосы он носил в хвосте, походившем на пучок растрепанных вороньих перьев. Я широко улыбнулась, кланяясь ему, но он сделал неприличный звук губами, обнял меня и приподнял, легко отрывая от пола.

– Сестричка, как давно я тебя не видел! Посмотри на себя! Какая красавица!

Вылупив глаза и потешно приоткрыв рот, он взял меня за руку и несколько раз прокрутил вокруг своей оси. Я засмеялась, прикрыв рот ладонью.

– А ты все пытаешься выглядеть старше четырнадцати?

– Ауч! В самое сердце! – Он шутливо поморщился, сжав хаори у себя на груди.

– Дочка. – Отец кашлянул, отвлекая меня от разглядывания Тоширо. – У нас гости… Разреши мне представить…

Мужчина, пивший из фонтана, был тут, в нашей комнате. Он поднялся мне навстречу и я увидела его глаза: холодные, темные. Заглянув в них, я подумала о Белозубом море, где мы были всего раз, когда Император-Дракон встречал послов из Артра. Я навсегда запомнила суровую красоту того края: черный песок, темные воды, ощущение мощной, бесконечной, великой стихии, что одной волной способна лишить тебя дыхания.

От гостя веяло силой и опасностью. Любимое сочетание для юных девушек, но не для меня. Он вызвал у меня смутное беспокойство. Я не очень-то любила незнакомцев.

– Хэджайм ши Тайра, генерал Драконьего Войска, один из пятнадцати генералов Нара, один из трех генералов провинции Ворона и брат наместника провинции Ворона.

Отец словно зачитывал его звания со свитка. Даже легкого уважения в его голосе мне было достаточно, чтобы понять: надо вести себя как никогда достойно. Рядом с таким статусом мне, пусть и чистокровной, и глаз-то поднять нельзя…

Я склонилась ниже, держа спину прямо, он остановился напротив. Я увидела перед собой протянутую ладонь. Широкая, большая, не ладонь – лапа, выпуклые вены на кисти, мозолистая рука лучника, совсем непохожая на мягкие касания Сина… Что ему нужно? Мою руку? Я с промедлением подала ее, и он поцеловал куда-то в запястье. Какой… возмутительный обычай! Мне понравилось.

– Большая честь, – негромко проговорила я. Он одними уголками губ улыбнулся мне и вернулся на свое место. Поднял пиалу и отпил чая.

Он немой, что ли?

И что мне… Куда?

Я чинно села на подушку у чайного стола, расправила юкату и сложила руки на коленях. Амэя принесла мне пиалу, и все слышали, как чуть звенит фарфор на подносе. Налив мне чая, она встала у стены, но я поймала быстрый взгляд Тоширо на мелькнувшую при развороте косу девушки.

– Вы прибыли издалека, – наконец прервала тишину я. – Приехали на праздник Зрелой Луны?

– Нет, напротив! Вернее… Мы от папы, то есть вашего, господин ши Рочи, и моего отца… То есть вам он брат, а мне… Ну, отец, да.

Мямлит. Всегда он так. Болтовня никогда не была его сильной стороной. Я одновременно и расслабилась, и поняла, что он волнуется. Но отчего?

– Ну, вы и так знаете. – Тоширо глянул на Хэджайма и кашлянул в кулак. Его щеки покраснели. – Мы, э, ну, хотели бы. Да. Позвать вас в гости на праздник Зрелой Луны.

– В гости? – Отец приподнял брови. – Тецуо давненько не приглашал всю семью! Последний раз, получается, когда ему дали место главного лекаря наместника провинции Ворона.

– Да, пять лет назад это было, – подтвердил Тоширо. – Матушка болеет, как вы знаете… И, возможно, следующий праздник Луны…

Тоширо запнулся, замолчал, запил хрипотцу в голосе чаем и закашлялся. Я потянулась и коснулась его подушки рядом с ногой кончиками пальцев. Пусть это не было для меня новостью, в груди стало меньше воздуха. Моя тетушка, Шинджу, всегда обладала слабым здоровьем. Тоширо появился на свет не иначе как чудом, после череды несостоявшихся рождений… Шинджу постоянно мучилась слабостью и головными болями, уже пять лет назад редко покидала спальню.

Даже самый чудесный лекарь не может сделать работу бога. Тетя медленно угасала, и никто не знал что с этим можно сделать.

Тоширо взъерошился, взял меня в ответ за руку и пристукнул по своему колену, улыбнулся, подняв голову.

– Мы подумали, что это прекрасный шанс встретить праздник всей семьей! В Итре будет… Солечка, ты бы видела, как красиво в Итре! А у нас фейерверки будут и сладости!

Отец улыбнулся. Кажется, дело было решено.

– У нас как раз хватит времени собраться. Верно, дочка?

Хм. Пять лет назад в Итре, столице провинции Ворон, мне не очень-то понравилось. Я запомнила только бесконечные темные леса и местную страшилку про Море Деревьев, что занимает половину провинции и куда нельзя ступать простому человеку… Пришлось напрячься, чтобы вспомнить дядю и тетю. Пять лет – большой срок, когда тебе всего-то девятнадцать…

– И еще кое-что. Соль ши Рочи.

Я вздрогнула.

Хэджайм ши Тайра все-таки не был немым. У него был спокойный хрипловатый голос. Внимательные глаза вперились в меня, и мне не понравилось их выражение.

– Мы уже обговорили это с твоим отцом, однако я хотел бы…

Я краем уха услышала, как отец что-то протестующе зашипел, но Хэджайм проигнорировал его. Ага.

Люди делятся на два типа: тех, кто замолкает, чтобы выслушать другого человека, и тех, кто спокойно (а иногда и громче) продолжает гнуть свою линию. Вторых я считала не очень приятными личностями.

– …обсудить это с вами лично. Я попросил у господина ши Рочи вашей руки. Я подумал, что было бы неплохо встретиться и прогуляться, прежде чем вы примете решение.

В полнейшей тишине я выронила чай. Пиала треснула. Амэя кинулась собирать осколки, а господин ши Рочи спрятал лицо в ладонь. Тоширо почему-то самодовольно, выпятив грудь, улыбнулся мне, будто в этом всем была его заслуга.

Бешено забились в голове мысли, я даже не знала, что умею так быстро думать. Генерал… Брат наместника провинции Ворон… А папа вон сколько времени пропадал… Просто так, что ли? И как вовремя Тоширо с этим типом появились на пороге как раз после того, как папа рассказал про угрозы. А если он узнал о ханъё?! Хэджайм-то чистокровный. Все кирпичики встали на свои места, но цель этой постройки была мне неясна.

Хэджайм смотрел на меня, слегка сощурив глаза цвета холодного моря.

Зачем ему моя рука? Брату наместника, генералу… Что он с ней будет делать? Я недоуменно посмотрела на свою ладонь. Правую, где было пусто на запястье[11]. Вспомнила, что как раз там, у самых косточек, я ощутила прохладные сухие губы генерала.

Ах, да. Точно. Вот оно что.

Меня зовут замуж.

Все как обычно. Совершенно заурядный завтрак.

Мне хотелось закричать. Расплакаться. Я знала, что этот момент придет, но почему именно сейчас? Чем я заслужила эти испытания?

Я всматривалась в лицо генерала, надеясь, что он сейчас усмехнется и скажет, что это шутка. Но нет. Это не было шуткой.

Темные глаза Хэджайма разом потеряли все очарование, его выправка – весь шарм.

Боги, как сложно держать лицо. Да я, кажется, и не сдержала. Что-то изменилось во взгляде Хэджайма, он нахмурился, повернулся к отцу.

– Она не в курсе. Почему вы не сказали ей?

Вид у отца был виноватый.

– Я не успел, – огрызнулся отец. Оправдываться ему было в новинку. – Вы должны были приехать завтра.

– А целый день многое меняет, верно? – прошептала я.

Отец сделал вид, что не услышал меня.

– Мы сделаем вот как. Вы пойдете прогуляетесь, а когда вернетесь, мы обсудим этот вопрос. За это время слуги как раз приготовят гостям комнаты, – отец потянулся за моей ладонью, но я отодвинулась.

Если бы Тоширо не подобрал меня за локоть, я бы так и осталась сидеть там.

Когда мы вышли на свежий воздух, стены родного дома перестали на меня давить. Вот бы еще за нами не шел этот дурацкий генерал… Впрочем, его больше интересовали капельки смолы на вишне, чем наша компания. Он стоял в стороне и хмурился. Вот пусть там и стоит! Я прижала к животу ладонь, вдыхая и выдыхая. Даже рисового пирожка не успела откусить, ну что за дела… И о чем я думаю? Я хихикнула.

Растерявшийся Тоширо гладил меня по спине. С этим виноватым видом и дурацкой порослью на лице он походил на моего отца в молодости, очень, только глаза у него были темно-синие, а у отца почти прозрачные. Голубой цвет радужек – фамильная черта ши Рочи, доставшаяся по наследству и мне.

– Глупо как-то вышло, – наконец сказал он. Да уж. – Господин ши Тайра, вы могли бы сначала дать слово господину ши Рочи!

Хэджайм дернул плечом, словно отгоняя насекомое, и не ответил.

– Ну и ну. Я-то хотел как лучше!

Он? При чем здесь он? Я поджала губы и блеснула на кузена глазами.

– Ты как-то замешан в этом?

– Э… Да… Это я познакомил твоего отца с Хэджаймом… Я знал, что он ищет невесту.

Его прикосновения стали мне неприятны, я отстранилась. Он замялся и, подняв ладони, отступил в сторону.

– Давай послушаем твоего отца и прогуляемся?

Ну вот еще. С места не сдвинусь.

В животе предательски заскулило.

– И с меня вкусности! Что скажешь?

– Пойдемте…

Мы направились в сторону императорских садов. Они были открыты всем благородным жителям Нары, в беседках можно было отдохнуть в тени. Несколько чайных домов располагались на входе в парк, чтобы, прогулявшись и насмотревшись на диковинные деревья, перевести дух за пиалой ароматного чая или холодного кислого умесю[12].

Сейчас мне было не до разглядывания листьев, цветов и лохматых облаков в небесах. Я наконец разозлилась и из-за этого шла быстро. Устав от моих односложных ответов и сердитого лица, Тоширо теперь шел рядом с Амэей, которая пунцовела, не поднимая ресниц. К шее прилипли выбившиеся из высокой прически волосы, капельки пота стекали по спине. Крутя поданный служанкой бумажный зонтик от солнца, я думала, думала, думала. Что мне делать? Надо обсудить все с отцом. Рассказать ему про Сина, потому что я и так запоздала с этим признанием. Папа меня любит. Если он решился на такой шаг, у него, наверно, есть свои причины, но почему ему вдруг надо выдать меня замуж? Да еще так внезапно и так срочно… И почему он! Неужели не нашлось кого моложе?