Семья для мажора

– При покупке двух капучино, десерт в подарок, – проговариваю хрипло.

Вспышка, которая проносится в его глазах, останавливает сердце.

– Сними эту хрень с головы. Дружеский совет.

Мои щеки вспыхивают.

Развернувшись, он шагает к двери, а я кусаю до боли губу, боясь крикнуть ему вдогонку что-нибудь соразмерное. Если я это сделаю, то ни о какой “дружбе” речи быть не может. Когда-то я думала, что нет ничего хуже, чем сходить по нему с ума безответно, но “дружить” с ним будет просто чертовой пыткой, потому что быть с ним паинькой теперь я, кажется, разучилась. Кажется, только с ним я бываю такой – не паинькой. Почему? Не знаю!

Его характер злит, цепляет, манит меня, как… мотылька.

Вздрагиваю, когда за Дубцовым закрывается дверь.

Накрыв ладонью свое правое запястье, нащупываю его подарок через рукав свитера.

Оставшееся до закрытия кофейни время все валится у меня из рук. О том, чтобы развешивать дурацкие сердечки даже не думаю.

Я думаю только о том, как в его черных глазах блеснули те молнии, от которых меня трясет.

Выбирая для деда десерт, я понимаю, что взвинчена достаточно, чтобы не растерять своего намерения поговорить с ним о том, на что в своей жизни я вообще могу рассчитывать.

Выйдя из автобуса, продираюсь к дому через порывы ледяного ветра, от которого спирает дыхание.

Мне придется до ночи зубрить лекцию к пятничной контролькой, но даже несмотря на это, раздевшись, я направляюсь прямиком на кухню.

Расположившись за столом, дед погружен в чтение книги. То, как он сдвигает очки на самый кончик носа, всегда меня смешило. Я люблю его. Сильно. Сейчас все годы, которые мы провели вместе, кажутся мне ярким калейдоскопом. Мы никогда не ссорились. Ни одного раза в жизни. Я и сейчас не собираюсь этого делать. Он дал мне слишком много, чтобы я могла на него злиться.

На нем футболка и пижамные клетчатые штаны. Но, как и раньше, он не ложится спать, пока меня не будет дома.

– Привет. – Пройдя в кухню, ставлю на стол пакет с его пирожным.

– Чайник вскипел. Присядь, – просит с грустной нежностью, отложив в сторону книгу.

Выдохнув, опускаюсь на стул и спрашиваю:

– Дед… наш дом… ммм… не наш?

На его лице удивление. Уверена, он не ожидал от меня такого вопроса, и я прячу от него глаза, ведь деньги и все, что с ними связано – тема, которую мы никогда не поднимали. Нам не всегда хватало, но мы научились жить очень экономно. Просто, так вышло, что я умею очень хорошо считать.

Помолчав, он цокает:

– Не наш? Как не наш?

Наверное, он подзабыл, что мне уже не десять. И что я не хрустальная.

– Он нам не принадлежит? – спрашиваю, водя пальцем по клеенке.

– Пум-пу-пум… – тянет.

Собравшись с силами, поднимаю на него глаза.

Потерев ладонью подбородок, он пытается делать безмятежный вид, но я вижу беспокойство в его выцветших голубых глазах.

– Нас разве кто-то гонит?

– Нет… – отвечаю тихо. – Но у нас что, больше ничего нет?

– Ну, почему же, – отвечает с расстановкой. – Кое-что есть. А что, пора тебе поинтересоваться. Я тоже хорош.

– Ты не волнуйся. – Накрываю его ладонь своей. – Ладно?

Его подбородок вдруг начинает подрагивать.

Похлопав меня по руке, бормочет:

– М-да… м-да… Я сюда приехал в двадцать пять.

– Угу, – отвечаю.

Я знаю, что дед с женой и детьми, моим дядей и моим отцом, приехал сюда из другой страны, только тогда все это была одна большая страна.

– Жилье выделили мне служебное, как семейному. Арендованное, но нам и этого вот так было, – проводит пальцем по горлу. – Так и жили. Потом бабушка твоя умерла. Потом Союз распался. Потом родители твои погибли. С документами я долго маялся. Гражданство нужно было менять. Родина моя далеко, затянулось все… И дом из-за этого… профукал… м-да… на приватизацию не успел.

– Угу…

– Ты не переживай, там у меня квартира есть. Только документы восстановить надо. Мы с Мишей, дядькой твоим, уже третий год бьемся.

– О… ясно… – выдыхаю, не зная чувствовать ли облегчение.

– Не бросят они тебя, в случае чего, – говорит убежденно. – У нас с Мишей уговор.

В случае чего?

Не хочу думать про этот случай.

– Ясно…

Погладив меня по голове, он растроганно повторяет:

– Ты не волнуйся. Все хорошо будет… нас никто не выгоняет. Аренду, ее продлить можно. Договоримся.

– Угу…

Выдохнув, кладу голову на его плечо и закрываю глаза.

Если час от часу не легче, то это мой случай.

Глава 9

Кирилл

– Сядь, пожалуйста. – Поставив на подоконник лейку для цветов, мать указывает рукой на стул с обратной стороны своего рабочего стола.

Тон ее голоса и резкость движений намекают мне на то, что зря я рассчитывал поболтать о том о сем.

Бросив на пол рюкзак, усаживаюсь на стул и вытягиваю под столом ноги.

– Где ты ночевал? – интересуется как бы между прочим, опускаясь в белое кожаное кресло напротив меня.

На ее пальце кольцо с большим бриллиантом. В детстве мне нравились ее украшения. Одно я даже попробовал проглотить, слава Богу, отцовский водитель мимо проходил и успел вытрясти его из меня до того, как случилась “трагедия”.

– У Стаса. – Скрывать мне нечего.

– А позавчера? – Постукивает по столу ногтем.

– Там же, – отвечаю ей.

– Сынок. – Кладет на руки подбородок и смотрит на меня со вселенской усталостью. – У тебя что, дома своего нет?

– Кхм… – Чешу кончик носа. – Хороший вопрос.

– Кирилл, не говори глупостей. Я поговорю с отцом. Кажется, этот конфликт зашел слишком далеко. Извинишься, и мы про все забудем.

– Нет, – говорю на каком-то внутреннем автопилоте.

То, от чего еще пару недель назад я предпочитал дистанцироваться, теперь стало делом принципа.

Извинения…

Перед глазами встает ангельское лицо и окружении рыжих, как ржавчина, кудрей. Цвет, от которого я тащился. Твою мать. Я и сейчас тащусь.

На фиг ее.

В жопу извинения.

– Кирилл…

– Нет, – повторяю, отрывая глаза от поверхности стола и переводя их на мать.

Сжав губы, напряженно смотрит на меня в ответ.

– И как это понимать? – спрашивает строго. – Ты что, ушел из дома?

– Видимо, да, – пожимаю плечом.

Правда, не мешало бы съездить “домой” и забрать кое-какую одежду, но показываться там даже на пять минут мне вдруг до ломоты в костях не хочется.

Молчим, и я позволяю ей делать какие угодно выводы.

– Отец тебя содержит, – вдруг говорит она. – Ты должен понимать, что это накладывает на тебя обязательства быть хотя бы благодарным. А это значит, что ты не можешь просто уйти из дома, тем более… – делает она паузу. – По-английски. По отношению ко мне это тоже некрасиво.

Согласен, не красиво.

Её глаза выискивают в моих ответное понимание.

Распределение моих “карманных” всегда занималась она. Но я достаточно большой, чтобы понимать – это его деньги. Нас всех содержит он. И я был бы пустозвоном и брехуном, если бы сказал, что его деньги мне не нужны. Еще неделю это так и было. Механическое движение по накатанной, где я имею то, что имею, за счет соблюдения определенных правил, но сейчас… в этот момент “истины”, соблюдение тех самых правил вызывает у меня настоящую душевную блевотину.

Посмотрев в окно, собираюсь принять самое сложное решение за всю свою сознательную жизнь, не меньше. Если проиграю, крушение будет эпичным. Ползти на брюхе туда, где твоего крушения ждут с распростертыми объятиями  – значит затолкать свою гордость в собственную задницу, а это гораздо больнее, чем кажется. Я делал это столько раз, что знаю, о чем говорю.

– Думаю, я в состоянии сам себя содержать, – говорю, повернув к ней голову.

– Кирилл, – рыкает с угрозой. – Не дури! Тебе еще год учиться, у тебя практика весной. Все это денег стоит. Это твое будущее!

Мое будущее… возможно, я с ним халатен, но мой внутренний конфликт оказался сюрпризом даже для меня. Кажется, у меня сорвало какой-то клапан, отвечающий за чувство самосохранения.

– До весны еще дожить нужно, – встав со стула, забрасываю на плечо рюкзак.

– Я тебе даю неделю, – тычет она в меня пальцем. – Неделю погуляй и возвращайся домой. Извинишься и…

– Нет, – обрубаю.

– Кирилл!

Выйдя из кабинета, вижу молоденькую секретаршу в приемной деканата, которая с самой первой встречи смотрит на меня, как на сочный кусок мяса. Не припомню, чтобы сказал ей хоть пару слов за последние полгода, но ее это не напрягает, потому что, как и всегда, она мне улыбается.

Забрав с вешалки свою куртку, выхожу в коридор и надеваю ее на ходу. Я посещаю не так много занятий в универе, в основном потому что умею договариваться с людьми, поэтому, спустившись по лестнице, прохожу через турникет и шагаю под февральский дождь.

На стоянке, как и договаривались, меня ждет черный “БМВ” Ника Баркова.

Заняв переднее пассажирское, говорю ему “привет”.

– Угу. – Роется он в своем телефоне.

– Адрес скинул тебе сообщением. – Пристегиваю ремень, растекаясь по сиденью.

– Момент… – лепит на приборную панель телефон и заводит машину.

С Барковым мы знакомы давно. Его отец крупный предприниматель в городе, так что мы часто пересекаемся на разного рода “тусовках”. От юбилеев до рождения первенцев. Вообще-то, с подачи Ника я попал в городской хоккейный чемпионат в состав команды “городского бизнеса”, в которой его отец состоит уже лет десять. Меня туда приняли нежно и с зеленым светом. Взяли нападающим прямо после первой тренировки.

Судя по всему, с хоккеем мне придется подзавязать, потому что оплачивать свое членство в ближайшее время для меня будет проблематично.

Полчаса спустя Ник вышагивает вдоль окон Таниного помещения.

Положив руки в карманы куртки, спрашивает:

– И че ты думаешь?

Прислонившись плечом к стене, делюсь мыслями:

– На той стороне дороги клубешник. Думаю, здесь можно замутить кафешку для тех, кто идет туда или оттуда. Только нам с тобой нужно будет здесь фейсами постоянно светить в качестве рекламной акции. Может, даже за баром постоять.

– Клич бросить в тусовку, – продолжает он мою мысль, осматривая потолок.

– Угу, – смотрю на улицу, складывая на груди руки.

– А по деньгам что?

– Думаю, ремонт нужен по минимуму. У Тани есть один дизайнер, может вот это все, – имею ввиду облупившиеся стены и торчащие из потолка трубы. – Вписать в интерьер…

Подумав пару секунд, называю ему примерную стоимость этой затеи.

Для Баркова подъемной будет и гораздо большая сумма, а вот для меня – нет. Я еще не говорил с бабулей, но прекрасно представляю ее возможности.

Баркова я выбрал не только из дружеских соображений. Вообще-то, нифига не из дружеский. Может я расчетливый говнюк, но я выбрал его, потому что, если кому-то вздумается ставить мне палки в колеса, отец Никиты будет моим громоотводом.

Одно дело пихать палки в колеса мне – неоперившемуся сосунку, но другое дело ставить палки в колеса Игорю Баркову.

И мой хладнокровный расчет работает, потому что, протянув мне руку, Барков-младший объявляет:

– Я в деле. С отцом нужно перетереть.

– Подбросишь до Набережной? – Прошу его, застегивая куртку.

– Ага. Только сначала Алёну из универа заберем, – кивает он.

Глава 10

Кирилл

Добежав до машины под пулеметной очередью мелкого града и дождя, забираемся с Ником в “бмв”.

Сажусь на заднее сиденье, переднее оставляя его девушке.

Не помню, чтобы когда-то ей не дал, но ее неприязнь ко мне физически ощутима.

Это странно, потому что я не сделал нихрена плохого ни ей, ни ее чокнутой подружке.

Если бы я мог извлечь Калинину из своего мозга вместе со всеми воспоминаниями о ней, я бы так и сделал. Полную перепрошивку памяти.

Холодный укол под ребрами заставляет поерзать.

Чтобы о Калининой не думать, мне понадобится трепанация черепа.

Сжимаю в кулак руку и упираюсь им в губы, пока машина трогается, выруливая на проспект.

Друзья.

Почему бы и нет.

Не все ли равно?

Не думал, что когда отнимают то, что очень хочется – это так приканчивает нервные клетки.

– Че девушке подарить на День всех влюбленных? – слышу вопрос Ника с переднего сиденья.

– Без понятия, – отвечаю хрипло.

Я знаю, что подарил бы своей, если бы она меня не отшила.

– Пффф… – откинув голову, смотрю в потолок.

Таня предложила встретиться в кафе и обсудить “мою бизнес стратегию”.

Особой стратегии у меня нет. Весь расчет на то, что народ потянется туда, где тусоваться модно, а модно тусоваться там, где тусуется универские блогеры и золотая молодежь.

Машина съезжает с проспекта и сворачивает на узкую подъездную дорожку нашего ВУЗа, которая упирается в стоянку перед главным корпусом.

К этому времени тяжелые дождевые капли лупят по крыше так, что уши закладывает.

– Зараза… – бормочет Барков, рассматривая то, что творится за лобовым стеклом.

Постукивая по колену телефоном, разминаю шею.

Через секунду двери машины с противоположной от меня стороны почти синхронно открываются, и внутрь вваливаются два визжащих тела.

Переднее сиденье занимает, без сомнения, Алёна, а на заднее рядом со мной падает “фиолетовая куртка”, без сомнения, твою мать, знакомая слишком хорошо, чтобы мое нутро не отозвалось мгновенно.

– Ник! – визжит Алёна. – Помоги! – Протягивает ему свои руки в мокрых до нитки варежках.

Скосив глаза, вижу, как Аня… Калинина сбрасывает с головы капюшон и дует на замерзшие дрожащие руки.

Волосы собраны в пучок на макушке, и те тридцать секунд, пока мое присутствие остается незамеченным, тупо любуюсь на плавную линию ее щеки и подбородка.

– Нас чуть не смыло… – хохочет Алёна и замолкает на полуслове, как будто резко вырубили громкость, когда видит меня.

– Салют, – приветствую кисло.

Дернув головой, Калинина смотрит на меня, распахнув зеленые глаза.

От ветра кожа на щеках покраснела, и губы выглядят алыми.

У меня никогда не было проблем с влечением, когда смотрел на нее, и месяц спустя нихрена не изменилось.

– Привет, – говорит еле слышно.

Отвернувшись, смотрю в окно, за которым по стоянке носится народ.

– Подкинем Аню до дома, – деловым голосом объявляет девушка Баркова.

Глухое молчание все те десять минут, пока “бмв” пробирается к улице, на которой мне знакома каждая ямка, действует на нервы.

На нервы действует знакомый цветочный аромат, от которого в животе тяжесть возбуждения.

Игнорирую, уперев локоть в подоконник.

Пялюсь в окно до тех пор, пока возня рядом не сменяется хлопком пассажирской двери.

Втянув в себя воздух, перевожу глаза на лобовое окно и сталкиваюсь глазами в зеркале заднего вида с пассажиркой переднего сидения.

Они вцепились в мое лицо и пялятся без стеснения.

Отвечаю соразмерно. Изобразив покер-фейс, смотрю на нее в ответ.

Резанув по моему лицу взглядом, толкает зеркало вверх, разрывая контакт, инициатором которого был не я.

Отлично. Это вторжение в мое личное пространство, даже зрительное, сильно бесит.

Все в принципе начинает меня раздражать, и стуча по коврику ногой, я не знаю, как справиться с этим дерьмом.

– Созвонимся. – Толкаю пассажирскую дверь двадцать минут спустя, когда машина тормозит напротив кафе, где меня давно ждут.

Рискуя отморозить уши, забиваю на капюшон и взбегаю по ступенькам крыльца.

Войдя в кафе, вижу Таню за столиком у окна.

Машет мне рукой, одетая в джинсы и свитер с круглыми дырками на плечах.

Бросив на спинку стула куртку, усаживаюсь напротив, бормоча:

– Привет.

Улыбнувшись, она секунду смотрит мне в глаза.

– Смотри, что у меня есть, – откашливается, доставая из сумки какой-то журнал с разноцветными стикерами на страницах. – Я тут подобрала варианты интерьеров. То, что тебе подойдет.

– Офигеть. Оперативно, спасибо. – Тру ладонями лицо. – Я пока в цифрах закопался.

– Я знаю, – кусает губу. – Мне не сложно.

Еще один контакт глазами, и я оказываюсь на распутье.

Я светил наше совместное времяпрепровождение в соцсетях не стесняясь. Все это была тупая попытка вызвать ревность. Тупо и по-детски, но я делал это для одного человека. Я вообще не понимаю, что делал и зачем. И сейчас не понимаю. Меня распирает от потребности сотворить какую-нибудь дичь, но прежде чем поддаюсь порыву, притянуть ее к себе и соединить наши губы, напоминаю себе, что выпутаться из такого порыва без потерь будет не так-то просто. И если когда-нибудь решусь поцеловать эту девушку, сделаю это на более твердых основаниях.

Глава 11

Аня

– Расслабьтесь, – улыбается мне женщина-врач. – Это не больно…

Глядя в белый потолок, пытаюсь расслабиться, но меня трясет с головы до ног.

От волнения чувствую себя деревянной и дергаюсь, когда по животу размазывают холодный гель.

– Тише-тише… – бормочет врач.

Сидящая рядом Алёна выглядит такой же деревянной. Кусая изнутри губу, смотрит то на меня, то на врача.

Я знаю, что она не может быть напугана больше меня самой, но ее глаза выглядят, как блюдца.

– Раньше бывали на узи? – мягко интересуется женщина.

– Я… нет… – отвечаю, скосив на нее глаза.

– Первый день последних месячных?

Боже…

– Ммм… не помню… – отвечаю в жутком стеснении.

Ужасная безалаберность, но я вечно забываю за такими вещами следить. Может поэтому я здесь и оказалась? Не только поэтому.

Картинки яркие, как в калейдоскопе, проносятся перед глазами, и я краснею прямо здесь, лежа на больничной кушетке.

Кивнув с улыбкой, женщина смотрит на монитор компьютера. Кажется, у нее прекрасное настроение, а у меня нервный коллапс. Ведь до этой минуты я, кажется, не до конца осознавала свое положение, а теперь от больничных запахов меня мутит.

– Посмотрим, что тут у нас… угу… у нас тут эмбриончик…

– Пффф… – закрыв глаза, выдыхаю.

– Кхм… – слышу покашливания Алёны.

– На вскидку восемь-девять недель… это акушерские недели, не от зачатия…

Сглатываю.

От зачатия уже почти шесть.

У меня в груди бесконтрольно печет, по рукам и ногам расходятся мурашки.

Я беременна.

Кир и я… мы, черт возьми, сделали ребенка. Реальность этого кружит мне голову, хоть я и не за тем сюда пришла.

– Рост малыша пятнадцать миллиметров…

– Рост? – бормочу севшим голосом.

– Вот это расстояние… – повернув к нам монитор, врач водит карандашом по экрану.

Несмотря на то, что я не за этим сюда пришла, впиваюсь глазами в картинку, жадно рассматривая непонятные детали. Сцепив кулаки, узнаю, что у “него” есть сердцебиение и что он закрепился.

Посмотрев на Алёну, ловлю ее пристальный и немного странный взгляд на своем лице. Чуть сведя брови, она выглядит такой задумчивой, что мне становится не по себе.

Дико смущаюсь, потому что веду себя слишком вовлеченно, а это неуместно, ведь я не собираюсь его оставлять.

Вытирая с живота гель, прячу от подруги глаза и прячу в сумку снимок своего узи, от чего мне кажется, будто она весит тонну.

Выйдя из клиники, мы молчим не сговариваясь.

Прячась в своих шарфах, шагаем к автобусной остановке и, забравшись в него, занимаем места в самом конце. Автобус почти пустой, и в нем достаточно тепло, чтобы я могла снять с головы шапку.

Яркое солнце бьет по глазам, создавая обманчивое ощущение, будто за окном тепло. Но там жуткий холод, и он забрался мне под кожу вместе с этим ветром, от которого щеки горят.

– Спасибо, что сходила со мной. – Смотрю в окно.

В груди вдруг собирается ужасная тяжесть.

Если я думала, что самое сложное оставила позади, то теперь понимаю – это не так.

Боже, о чем я думаю?!

– Ты как? – Обеспокоенно спрашивает подруга.

– Нормально! – выпаливаю, дернув в улыбке губы.

– Эмм… – говорит невозмутимо. – Хорошо.

– Угу…

– Ань… у тебя ведь есть еще время. Подумать, например…

– Я уже обо всем подумала, – обрываю ее упрямо. – Это просто укол. Я даже ничего не почувствую.

Это звучит гораздо убедительнее, чем есть на самом деле, но я не хочу, чтобы она видела мои сомнения. Я избавлюсь от них, мне просто нужно… еще раз напомнить себе о том, как выглядит реальным мир вокруг меня. Я успела собрать информацию, все что мне было нужно – это убедиться в том, что мои ощущения и куча тестов меня не обманывают.

– Ладно, хорошо… – бормочет Алёна, хмуро глядя на свои колени. – Я не знала, что вчера он тоже там будет, в машине, – говорит вдруг. – Извини.

– Я не злюсь, – говорю тихо.

Скоро он забудет меня совсем, и будет прав. Ведь этого я добивалась.

– У них с Барковым идея для совместного бизнеса, – как бы между прочим, сообщает она.

– Ааа, – бормочу, стараясь не показывать того голодного интереса, с которым готова впитывать все, что связано с Дубцовым. – Ммм… что за идея?

– Кафешка какая-то, они еще сами толком не знают, – продолжает она.

Кафе?

Почему это больно отдается в сердце?

Потому что больше я в его жизни не участвую.

– Ясно… – отвечаю, не подумав. – Он родился с калькулятором в голове. У него получится.

– Думаешь?

– Угу…

– Одной математики тут мало. Нужна еще… ну, знаешь, интуиция, – крутит пальцем в воздухе.

– Он бы с тобой поспорил, – фыркаю.

Когда смотрю на подругу, опять вижу это.

Внимательный взгляд на своем лице, будто я молекула под микроскопом!

Улыбка съезжает с моего лица.

Какого черта она так делает?!

– Ну, ладно. Я здесь сойду, – вдруг объявляет Алена, вставая с сиденья.

Запрятав свои пепельно-белые волосы под шапкой, застегивает верхнюю пуговицу куртки.

Месяц назад она поучаствовала в мастер-классе своего знакомого стилиста, и теперь вместо темно-русой копны волос на ее голове платиновое каре, из-за чего она похожа на опальную рок-звезду.

– Да? – оглядываюсь, пытаясь понять, где она собралась сходить.

– Ага, до завтра, – наклонившись, чмокает мою щеку.

Глядя ей вслед, немного удивленно выгибаю брови.

Сама я сходить не собираюсь. Мне еще двадцать минут трястись, и это время наедине с собой я посвящаю тому, чтобы пробраться в сумку и достать оттуда черно-белую фотографию узи.

Всего один укол.

Я ничего не почувствую.

Я уже чувствую. Легкую тошноту по утрам и присутствие в своем теле “чужого”.

Мой страх ни на секунду не унимался.

Я боюсь детей. Я вообще их вблизи почти не видела. Только издалека в колясках или на детских площадках.

Заткнись, Калинина!

Ты и дети – понятие несовместимое.

Нужно быть взрослой. Взрослый человек трезво оценивает свои возможности!

Затолкав снимок назад в сумку, пытаюсь представить, что… что сказал бы Дубцов, впечатай я в его лоб этот снимок…

– Выходите? – слышу сухой вопрос над своей головой.

– Нет, – прижимаюсь виском к стеклу.

Меня ждет пятичасовой рабочий день и праздничная красно-розовая мишура, которую сегодня придется развесить.

Глава 12

Кирилл

Горячий бульон растекается по желудку, от чего мне хочется позорно стонать.

Твою мать, я будто год горячего не ел.

– Кхм… – поперхнувшись в кулак, запиваю все это дело соком и снова принимаюсь за еду.

Пицца и ресторанные доставки – костяк моего рациона, если я вообще успеваю что-нибудь заказать. Найти толковую ремонтную бригаду, которая не будет полгода клепать мозги и выкачивать бабки, оказалось настоящим геморроем, но мы, кажется, нашли кое-что адекватное. Спасибо Тане. У нее вообще по части коммуникаций в городе связей больше, чем у нас с Барковым вместе взятых.

– Останься у меня на ночь, – предлагает бабуля, задумчиво меня разглядывая с противоположного конца обеденного стола.

Седые волосы уложены в аккуратный начес, которому она уже лет тридцать не изменяет, судя по фотографиям. На шее нитка жемчуга, в ушах тоже жемчужины.

Я ее растрепанной или не отглаженной ни разу в жизни не видел. Она бардака в одежде не терпит, да и в принципе не терпит тоже. Может из-за этого я такой дисциплинированный? Гены? Перед тем, как к ней в гости заявиться, я утюжу даже носки, а сегодня даже постригся.

– Не могу, – трясу головой. – Мне сегодня еще нужно в пару мест заехать.

– Завтра заедешь, – стоит на своем. – Отдохни. Выспись. Утро вечера мудренее.

– Не могу, – отвечаю однозначно.

В последние три дня я сплю от силы четыре часа в сутки. Мне тупо некогда.

У нас с ней уговор, и она вручила мне такую сумму денег, какую не каждый в руках держал. Правда, я предупрежден о том, что эти деньги – мое наследство, и если я их ухлопаю, то резервного счета у нее для меня нет.

Справедливо.

Помимо меня у нее есть и другие внуки, и я всегда об этом помнил, хоть и знаю, что мне доставалась чуть больше ее внимания, чем всем остальным. Почему? Так вышло. Ближе и авторитетнее нее у меня, кажется, никого и нет. Я чувствую ответственность. Ответственность перед ней немного давит.