По обе стороны солнца

У самого края виднелась небольшая ступень. Может кто-то вытесал ее в монолите, или может построил – видимо очень давно это жерло уже принимало свою жертву. Именно эта мысль подбодрила сделать первый шаг. Если есть ступени – значит там уже были люди, такие же как она, пусть даже очень давно, но были.

Ступени врастали в стену. Были они узкие – едва помещалась ступня, но хуже было то, что лестница – это неровные выступы без какого-либо намека на перила. Чтобы не сорваться вниз приходилось прижиматься к стене. А вот стена была идеально гладкая, теплая и немного влажная. Вот так шаг за шагом, обходя по кругу эту Тихую громадину, Вэйда спускалась вниз. Медленно. Слишком медленно. Но быстрее не получалось совсем. Пройдя полный первый круг, Вэйда заметила, что стало теплее, на стенах появились крупные капли, которые так и норовили скатиться на ступени. Чтобы отвлечься от мыслей и страхов Вэйда решила считать ступени. Один – почти шепотом произнесла девочка. Один, один, один – разнеслось эхо на разные голоса и утонуло где-то на самом дне. Вэйда поежилась – лучше считать по себя.

Четыре тысячи пятьдесят две. Всего два витка. Каждый виток шире предыдущего, и сколько таких витков – кто бы знал. Пять тысяч восемьсот три. Вэйда посмотрела вверх. Теперь огромное жерло казалось не таким и большим – но сквозь него было видно солнце и кусок вечно синего неба.

Платье взмокло, прилипало к ногам, что очень усложняло продвижение вперед. Дышать становилось сложнее с каждым шагом. Воздух был плотный, тяжелый и пах болотной тиной. На ступенях хлюпала теплая вода, гладкие стены были покрыты не просто каплями, а мерзкой слизью, на которой эти самые капли застывали на мгновение, чтобы скатиться на каменные выступы.

Семь тысяч девятьсот двадцать. От этой жары кружилась голова. Хотелось пить. В горле саднило. Вэйда вытерла мокрым рукавом лицо, но от этого стало хуже. Казалось, что ткань утратила свою мягкость, стала как кора старого дерева, обдирающая кожу до самых костей. Пот мешал смотреть вперед, глаза слипались, а влажные руки только размазывали жижу по лицу. Она снова посмотрела вверх. Небо потемнело, но еще давало достаточно света, чтобы видеть дорогу.

Одиннадцать тысяч и сколько-то там еще. Сил считать уже не было. Голова кружилась, тошнило, ноги утратили чувствительность. Хотелось прыгнуть вниз, чтобы все это закончить. Еще один взгляд вверх – теперь жерло не больше окна, в которое ей по ночам светят звезды. Светили. Если вот сейчас я увижу хоть оду звезду, то у меня все получится – загадала она, и стала всматриваться слипшимися глазами в такое далекое теперь небо. Всегда ясное небо улыбнулось в ответ тремя звездами в ряд. Может это была одна, просто в глазах уже двоится. Но три лучше, чем одна. И Вэйда сделала уверенный шаг вперед.

Круг, еще круг – небо давно перестало показываться. Эти два круга она шла в абсолютной темноте. Плотно прижавшись к горячей стене, она непослушными ногами нашаривала ступени. Воздух был горячим, как песок в жаркий день и каждый вдох причинял боль, так же, как и каждый шаг и каждый миг. Наверное, в этом и есть суть жертвы – пройти через боль. Вечную жизнь в награду не давали бы если бы все было просто. Да и дадут ли. А если жизнь – это память, то хочет ли она помнить этот ад, которому просто не видно конца.

Пальцы на руках стали тяжелыми и непослушными. Они уже не болели, их словно не было, хотя она их еще чувствовала, но как посторонние предметы. Ноги просто шли. Они сами шарили в ночи, выискивая очередной выступ, словно у них была цель – донести это тело до последней ступени. Мыслей не было. Уже не страшно было упасть, а даже наоборот, падение казалось освобождением. Но шаг за шагом ноги упорно наступали на твердый скользкий выступ, не давая сорваться.

Бледно-желтое свечение показалось впереди неожиданно, оно росло с каждым шагом, а вместе с ним становилось жарче. Хотя куда уже жарче.

Шаг, еще, и еще. Свет стал ярким, хотя в глазах все расплывалось и казалось туманным. Смотреть на этот свет было больно. Вэйда прищурилась и посмотрела вниз. Платье бурыми пятнами прилипало к ногам, пальцы на руках разбухли и были похожи на вареную рыбу. Рукава застыли коричневой коркой, а там, где все ещё оставались куски живой плоти поры сочились кровью. Вэйда хотела закричать, но кроме сиплого хрипа ничего не получалось.

Шаг, еще и еще. Как эти ноги могут еще ходить, как это тело может еще держатся? Вэйда шагнула в светящийся проем и протянула правую руку вперед. Опухшие пальцы коснулись чего-то твердого. «Код принят», – сказал приятный женский голос, и всё вокруг погрузилось в приятую прохладу и тишину. Не было больше боли – только покой, только прохлада.

Вэйда открыла заплаканные глаза. Двенадцать раз она приносила себя в жертву. Двенадцать раз рожденная, она так и не жила. У нее никогда не было любви, детей и даже родителей. Она всегда принадлежала народу. Хочет ли она снова пройти этот путь – нет. Здесь, в этом огромном мире можно спрятаться, прожить долго и счастливо рядом с мамой и папой, выйти замуж хоть за соседа с третьего этажа, нарожать детишек, и впервые за сотни лет прожить настоящую жизнь. Все-таки забвение – это не смерть. Забвение – это возможность прожить по-другому. Но почему какая-то непреодолимая сила тянет ее собрать остатки своего народа, который, оказывается все это время ждал ее возвращения. Почему она должна снова всех спасать? Да и от чего? Люди живут, работают, любят, а страдать за их счастье должна опять она. Вечная жизнь – непосильная ноша для простого человека. Так думала Вэйда, великая и милосердная мученица. И мысли эти перешли в сон, спокойный и тихий, чтобы дать новые силы новому дню.

Глава вторая

Хочешь или не хочешь, но предназначение найдет тебя обязательно

Новый день начался неожиданно, когда на паре по истории появился новый препод. Молодой, загорелый блондин в темных очках, казалось, воплотил в себе все девичьи мечты. Историк представился Борисом Николаевичем и назвал себя специалистом по древностям. И сразу, отвлекшись от предыдущих тем, начал задавать вопросы о том, какие древние цивилизации знакомы студентам.

– Египет.

– Замечательно, но тут все спорно.

– Китай.

– Отлично, но могу поспорить.

– Шумеры.

– Ух ты, тоже подойдет.

– Греция.

– Вполне приемлемо.

– Армения.

– Ну, называлось-то иначе, но действительно богата историей.

– Индия.

– Возможно, прям колыбель цивилизаций. А еще глубже?

Аудитория перебирала в уме все, о чем когда-то слышали, где-то читали, кто-то по-тихому, склонившись под парту, набирал запрос в смартфоне. Но уже через десять минут варианты закончились.

– Что ж, знания, хоть и поверхностные, у вас имеются – и это радует. Но сегодня я бы хотел поговорить о древнейшей цивилизации. Той, о которой нет ни слова в учебниках, и только иногда можно увидеть вскользь в мифах уже названных вами древних миров. Кто-нибудь слышал про Летурию? Где-нибудь упоминалось то слово?

Студенты закачали головами, пожимали плечами, переглядывались, и только Вэйда выпрямилась как струна – теперь она ловила каждое слово. Только теперь она обратила внимание, что бронзовый загар и не загар вовсе, а именно цвет кожи. Такой же, как и у нее, ну может чуть темнее, и солнце оставляет на коже золотые отблески. И волосы не белые, а цвета беленого льна, блеклый белый с грязнинкой, да и очки, наверное, тоже не с проста, а чтобы вот так сразу не бросалось в глаза сходство с одной из студенток.

– Летурия потому нам неизвестна, что люди жили абсолютно обособленно – вообще никаких внешних контактов. Но многие из вас слышали об Атлантиде, – аудитория оживилась, – Так вот, именно так ваши, – он сделал ударение на слово «ваши», – Предки называли таинственную и неприступную цивилизацию летурианцев, ну или атлантов – как кому удобнее.

Впервые об Атлантиде мы узнаем от Платона, а это, на минуточку 360 год до нашей эры. Так вот Платон саму Атлантиду не видел, а услышал о ней от Сократа, которому сказал Критий, который узнал от своего отца Дропида, которому рассказал Солон по возвращении из Египта. Можно ли назвать всех этих людей достоверным источником? По нашим меркам – нет, но по меркам того времени – очень даже уважаемые люди, которые просто так ничего болтать не будут. Но все, что знали эти люди, так это то, что был такой остров, и люди там были, но давно. И главное чудо, что остров в один день ушел под воду. Есть ли у вас варианты, что ж такого могло случиться?

– Землетрясение.

– Не удивил. Вот представьте себе, какой силы должно быть землетрясение, чтобы целый остров, и, судя по всему, совсем немаленький, скрылся под водой. По мне так это больше 10 баллов. Даже если тряхнуло с такой силой в море, то тут должна подняться волна метров на тридцать и затопить все прибрежные районы. То есть, мы бы не услышали в пересказах, как остров исчез, а услышали бы как огромная волна поднялась из пучин и поглотила все на своем пути, и боги моря опустили на дно Атлантиду. Но нет. Ни о землетрясении, ни о цунами нет и словечка. Все тихо – раз и нет.

– Может это был плавучий остров, и что-то поломалось. И всем кирдык.

– Вот это мне больше нравится. Мы не забываем – это была высокоразвитая цивилизация, а из того, что мы находим и изучаем, мне кажется, что технически летурийцы превзошли наше современное общество. И главным моментом, который косвенно подтверждает мою теорию, становится легенда Летурии о тринадцатой королеве. Каждые 12 поколений рождается королева, которая спускается в самое жерло местного вулкана, чтобы усмирить его и дать еще двенадцати поколениям тихую и сытую жизнь.

– А в чем проблема. Всегда жертвы приносили.

– Это ты правильно заметил. Только жертвы не всегда давали искомый результат. А тут все по-честному. Королева спускается по узким ступеням в черную бездну, которая выплевывает зеленые облака дыма, и как только она достигает дна всякое недовольство горы прекращается еще лет на пятьсот.

– Почему пятьсот?

– Я в среднем беру. К примеру, средняя продолжительность престолонаследия 40 лет. Умножаем на 12, получаем 480, ну и сама Вэйда должна ж хоть немного пожить, не младенцем же ее в вулкан спускать? – в аудитории послышались смешки и циничные шуточки, но Вэйда не реагировала, она слушала, впитывала каждое слова, вспоминала, все свои жизни, свой тихий, всегда теплый остров. Теперь, уже в этой жизни она понимала, что тот мир был действительно развитой, что они не только пасли коз, из шерсти которых делали одинаково белые одежды, не только пахали землю, которая давала урожай каждые три месяца, но были действительно потомками величайшей цивилизации. Вэйда вспомнила свою первую школу, где Незримые Сестры рассказывали о строение земли, о далёких звездах, вспомнила, что на столах лежали прозрачные букины, куда ученики записывали задания специальными тонкими палочками. А букины похожи на современные планшеты, если оставить только один прозрачный экран. Только никто из детей не спрашивал, как все устроено, никто не пытался добраться до звезд. У Вэйды покатилась слеза, ей как-то вдруг стало ясно, что ее мир был обречен, что они уже тогда откатывались назад. Получив в наследство возможности стать ещё более развитыми, ее народ ничего более не сделал. Они просто жили, не оставляя после себя ничего. Стоило ли спасать их, может и нужна была эта катастрофа, чтобы встряхнуть ленные умы, чтобы начать заново.

– Ну так вот, – голос Бориса Николаевича вернул Вэйду в реальность, – Рождения Тринадцатой королевы ждали все. Народ Летурии собирался на площади возе королевского дворца и скандировал: «Ore, Vayda! Ore, va kina!», что означало – славься Вэйда, славься наша королева!

Вэйда встала с места и, сама не понимая почему, вдруг произнесла: «Tuva ma pitoc. Ama va kina»

– Лилька, ты что очумела, ну-ка сядь на место, – прошипела полушепотом однокурсница, по совместительству лучшая подруга, но Вэйда ее не слышала, она смотрела на учителя, который тоже не сводил с нее взгляд.

Борис Николаевич опустился на одно колено, правую руку положил на грудь, а левую вытянул вперед ладонью вверх: «Sherve ma kina», – произнес он негромко, но Вэйда услышала, улыбнулась, подошла ближе, положила свою руку ему в ладонь и сказала уже на русском: я принимаю вашу службу, отныне вы принадлежите мне.

– Вот так, встречали королеву-спасительницу. Спасибо, кстати, как вас зовут?

– Лиля, Иванова Лиля, – тихонько сказала Вэйда

– Так вот, большое спасибо, Лилия, что помогли мне в этом маленьком спектакле.

Вэйда вернулась на место – мальчишки игриво улыбались, девчонки хлопали и хихикали – время истории закончилось.

– Ну Иванова, ты даешь. Ты откуда вдруг на древне-атлантском заговорила? – спросила Наташка.

– Не знаю, само вдруг, – пожав плечами ответила Вэйда.

– Капец фантастика, может в тебя полтергейст вселился?

– Или я ведьма, – залилась звонким смехом Вэйда.

В вестибюле колледжа стоял Борис Николаевич, увидев Лилю, он как бы невзначай ее окликнул.

– Иванова, можно вас на минутку?

– Да, Борис Николаевич, вам можно, вы ж теперь мой верный слуга, – съехидничала Лиля

Они отошли к окошку, там, где потише и Борис снял очки. Вэйда выдохнула – на нее смотрели прекраснейшие из глаз, таки еже яркие фиолетовые, как и у нее.

– Нам есть о чем поговорить, моя королева. И я приглашаю вас на чашечку кофе.

Лилька махнула Наташке, чтобы девчонки ее не ждали. Подружки протянули громкое «ооо» и как-то не очень хорошо захихикали, но Вэйду это уже не волновало. Все, что она хотела, это быть рядом с Борисом, пить с ним кофе и узнать, наконец, что же случилось с великой когда-то Летурией.

Кофе для Вэйды стал ритуальным напитком. Для каждого момента был свой вариант. Но для этой беседы она никак не могла понять, что же подойдет лучше. Эспрессо – слишком официально, флэт-вайт – его лучше утром и в одиночку, фредо – это кофе-сюрприз, а сюрпризов уже хватало, поэтому выбрала капучино, щедро присыпав пенку ароматной корицей. Само то, должно быть что-то домашнее, теплое, словно встречаешься с давней подругой, которую не видела лет сто.

Пока Вэйда думала, как и с чего начать разговор, Борис Николаевич взял ее за руку, прислонился к ней лбом и тихо произнес: Вы не представляете, как долго я, как долго мы все ждали этого момента. Мы, как евреи, хранящие тору и верящие в приход мессии, как христиане, ждущие второго пришествия, век за веком передавали легенды и святые для нас реликвии. Мы свято верили, что этот день настанет.

Вэйда сделала глоток кофе – несколько приторно и слишком пряно, прям как этот разговор. Еще совсем недавно, до этого рождения, она с удовольствием принимала подобные речи восхищения и лести, но теперь ей было неуютно – не этого она ждала, не этого хотела.

– Борис, – она сделала паузу, – Николаевич, давайте проще. Я пропустила пару тысячелетий, поэтому у меня очень много вопросов. Вы, как я поняла, знаете больше. Поэтому без пафоса – я спрашиваю, вы – отвечаете, – историк кивнул в ответ.

– Первое, что меня интересует – что случилось? Что доподлинно известно, что за легенды?

– По нашим подсчётам примерно две с половиной тысячи лет назад на Летурии случилась трагедия. Тихая гора не дождалась своей жертвы и бахнула, а потом волны цунами поглотили остров.

– Цунами? Вы только что на лекции говорили, что если бы было цунами, то это как-то отразилось бы в других источниках.

– Да. Я историк, я, конечно, могу притянуть за уши всемирный потоп – но это из другой оперы. Я ищу факты – а их нет. Зато есть реликвия. Есть древний пергамент, и не один, где рассказывается о случившемся.

– И кто же автор?

– Тут все неоднозначно. Авторства нет и никогда не было. После трагедии часть людей оказалась на берегу – наверное волной принесло, или чудом каким. В разных частях Африки, на берегах Испании, Франции, Англии и даже по ту сторону Атлантики (это мы потом уже узнали) были группы спасшихся, человек по сто обычных людей и одна Незримая Сестра на группу. Таких групп было 12. В среднем полторы тысячи молодых, крепких мужчин и женщин. Ни детей, ни стариков не осталось.

– Интересно. Интересно и непонятно. Ну с этим потом разберемся. И что со свитком?

– У этой самой Сестры, при чем у каждой, был свиток. Которые до сих пор есть, их можно увидеть, потрогать, и можно было бы прочесть, если ы знали как, – за это время он не пожелтел, не рассыпался, не истерся – ни один из 12.

– Какой вы долгий. В свитке что?

– Стихи. Пророчество. Наставление. Каждый из нас с самых ранних лет знает его наизусть.

Вэйда подняла удивленно бровь, сделала глоток кофе, – Читайте, – сказала она по-настоящему королевским тоном.

Борис Николаевич немного стушевался, еще разок посмотрел на свою королеву, сел поудобнее, прикрыл глаза и в полголоса стал читать:

Тихой горы урчание сбито тревогой,

Нетерпеливая жертвы своей не дождалась.

Ядом дыхнула и рокотом злым поперхнулась.

В день, когда Вэйда великая только рождалась.

Жатву кровавую глыба горы собирала.

Падали люди на землю, трясущую недра.

Некогда благо дающая – все убивала.

Всех, кто остался с собой соберет только Вэйда.

Крики младенцев и женские стоны утихли.

Смерть забрала тех, кто слаб – им уже не вернуться.

Голод и мор, и кровавые язвы на теле.

Ждет уцелевших и дни их тоже прервутся.

Рокот горы с новой силой раздался.

Желтое пламя рекой разливалось по склонам.

Мертвый ручей полыхал и с горою сливался.

Землю родную наполнило плачем и стоном.

Рухнуло небо на землю звездчатой сетью.

Волны морские вздыбились черной пучиной.

Молнии хлещут по людям раскатистой плетью.

Мрачные воды Летурии стали кончиной.

Дети Летурии, адово пламя постигли.

Выживших мало, но тем ваша жизнь и дороже.

Путь ваш тернист и тяжел и дорогою длинной

Веру в свое первородство на землях чужих сохраните.

Верность храните тринадцатой дочери, Вэйде.

И через двадцать веков и еще пять она возродится.

Путь через звезды укажет к великому дому царица.

Вечность даруя собой, вам летурийцы.

– Ну, как-то так, – произнес Борис.

Вэйда молчала. Она представила весь тот ужас, который пришлось пережить ее братьям и сестрам – ее народу. Она слышала крики, стоны и проклятия, видела руки, сложенные в мольбе, видела матерей, рыдающих над телами своих детей, и не понимала, почему вдруг это случилось.

– А потом?

– Что потом? – переспросил историк.

– Люди выжили, все в разных местах, как они узнали о друг друге?

– Может быть так, – Борис закатал рукав и показал запястье.

– Это татуировка?

– Не совсем. Это печать. Каждому младенцу ставят на запястье. Все они немного отличаются. Вот смотри, – он вдруг неожиданно для себя перешел на ты, – Круг, в нем одиннадцать знаков: земля, вода, ветер, звезды, солнце, луна, гора, дерево, животное, рыба, время (ну, это я так думаю, на самом деле это песочные часы), а в центре – человек. Это мой клан. Мой центр говорит о принадлежности к клану. И все это как бы на ветвях огромного древа.

– А я к каком клану принадлежу?

– Ты? Ты никому не принадлежишь. Мы все принадлежим тебе. Лет триста назад был собор старейшин, так они чуть не передрались, доказывая, что именно они достойнее остальных, чтобы тринадцатая дочь родилась в их клане.

– И?

– И пришли Незримые сестры. И сказали, что королева возродится в положенное время среди людей.

– А они?

– А они согласились, что так будет лучше – с Сестрами спорить никто не смеет.

– Подожди, значит Незримые сестры до сих пор существуют?

– Ну да.

– Мне необходимо к ним.

– Все возможно, но всегда есть одно, но. Храм Молчания находится на Кипре.

– И в чем, но?

– Да хотя бы в том, что тебе всего 16, что необходимо согласие родителей, что это далеко, что у тебя учеба.

– Ты не догоняешь немного. У нас времени мало. Если я опоздаю, то учеба моя никому не понадобится.

– Это почему? Ты что-то знаешь?

– Я вижу сны. Плохие сны. И раз все так быстро закрутилось, а в случайности я давно не верю, то действовать надо прямо сейчас. Собирай народ, ехать на Кипр, найти эту чертову Атлантиду и предотвратить беду.

– Какую беду, Вэйда? Мы не на острове, не на вулкане, мы живем в нормальной цивилизации, где есть свои проблемы, но в целом все хорошо. Даже если где-то вулкан и бабахнет, то современные технологии позволяют об этом предупредить, людей эвакуировать. Так что, не все так страшно.

– Давай Борис, ты все хорошо обдумаешь, мне тоже есть о чем подумать. И да, – Вэйда сделала паузу – Это был не вулкан. Я там была, и я знаю, ЧТО видела.

Вэйда допила давно остывший кофе и ушла не прощаясь.

Домой шла медленно, много думала, не замечая ничего вокруг. В любой другой день Вэйда бы смотрела по сторонам, вдыхала и запоминала каждый запах, слушала как щебечут птицы, любовалась бы нежной листвой. Вокруг была весна, весна, которую тринадцатая королева полюбила с самых первых дней. Здесь было столько жизни, столько ожиданий, мечтаний, столько звуков, столько запахов – столько всего, чего никогда, ни в одном своем перерождении, она не видела. На Летурии всегда было одинаково. Всегда комфортно и тепло, всегда зеленая трава. За городом паслись белоснежные козы, там вон поле с кукурузой, а там сады, а с другой стороны, ряды разноцветных азалий, из цветов которых Сестры делали чернила и краски. А возле Мертвого ручья – целый лес крупнолистов, из них выходили тончайшие писчие листы. Никогда ничего не менялось. Здесь же каждый день дарил новые впечатления: диковинные растения, разнообразие красок, животные, птицы, насекомые – и все это цветет, пахнет, щебечет, жужжит и шуршит – этот мир в миллионы раз прекраснее, и одна жизнь здесь наполненней и ярче тысячи жизней там.

Но сегодня все мысли были о другом. Ей не давало покоя эта корявая стихотворная легенда. В ней все не так. И мысль о далеком Кипре, о возможности там найти ответы тоже, не отпускала.

– Ма, мне срочно надо на Кипр, – еще не закрыв дверь, прокричала Вэйда с порога.

– Вот, прям сейчас и поедем. Ты на Кипр, папа – на Бали, а я – на Мальдивы, – по-доброму засмеялась мама, – Девочка моя, как бы я хотела весь мир с тобой объехать, но, к сожалению, ни Кипра, ни Мальдив, мы с тобой пока не увидим. С моей зарплатой воспиталки и папиной мы даже в Ялту не уедем, – Мама вздохнула и обняла дочь.

– Мне очень надо. И чем быстрее, тем лучше.

– Лиля, сядь и давай поговорим, как взрослые люди. Хотя да, ты ж у меня взрослая женщина. Вот просто посмотри сколько стоит путевка, и виза нужна, – мама снова вздохнула, – И отпуск у меня только в августе, а у тебя сессия в июне только закончится – так что даже теоретически никак не получается.

– Хорошо, мам. А вот если я найду способ, или вдруг, а оно именно все будет вдруг, то ты дашь мне разрешение ехать?

– Знаешь, милая, я буду только рада за тебя. И, если такое возможно, то мы с папой сделаем все, что в наших силах.

Лилька подскочила к маме и расцеловала ее в щеки, а потом тихонько прям в макушку сказала, что ее очень любит, и что она лучшая мама на свете.

Впервые за все эти шестнадцать лет Вэйда спала спокойно, она не видела снов, ее словно выключили, чтобы дать набраться новых сил. От нового дня она ожидала чуда, но чуда все не было. Не было и Бориса Николаевича, а ей так необходимо было с ним поговорить.

– Иванова, – услышала она знакомый голос, когда уже выходила из здания колледжа, – Лиля, можно вас на минуточку?

Вэйда подошла к педагогу, улыбнулась и как-то не совсем уверенно поздоровалась. Потом взяла себя в руки и уже твердым голосом проговорила: «Да, Борис Николаевич, конечно, можно».

– Мне, кажется, мы с вами вчера не очень хорошо расстались. Я понимаю, что я многого не понимаю, что я не вижу всей картины целиком, не знаю вашей цели. И что еще хуже, я пытаюсь, пытался вам давать советы.

– Ладно, Борис, это было вчера. Сегодня у меня иная задача. И первое, что мне надо – это увидеть оригинал этой легенды.

– Оригинал? То есть на летурийском?

– Да. Надеюсь, у вас есть.

– Есть, но дома в компьютере. Я как-то давно сфотографировал. Тайком. Все хотел сам перевод сделать, но так ни разу и не открывал.

– Вот, и хорошо, что не открывал, значит, глаз не замылен. Поехали?

– Поехали куда? – растерянностью спросил учитель.

– К вам. То есть, к тебе.

– Вэйда, как бы тебе объяснить, здесь так не принято, – он немного замялся, – Не принято, чтобы студентки, да еще такие юные, ходили в гости к преподавателям. Это, как бы помягче сказать, осуждается и даже наказывается.

Вэйда засмеялась, так звонко, так по-детски, а потом вдруг стала серьезной и взрослой.

– Борис, если мы будем ждать, когда я вырасту, то, боюсь, нам уже ничего не понадобится. Поэтому давайте без всяких оглядок поедем и расшифруем эту чертову тайну. В конце концов, я здесь королева, а вы перед всей аудиторией поклялись мне в верной службе, – и она снова засмеялась.