Тень под куполом

Тишина, лишь треск дров в камине, ни души. Делая паузу на каждом шаге, направилась в сторону столовой и внезапно, со стороны темной лестницы послышались звуки торопливых шагов. Словно, кто-то побежал вниз, но резко остановился. От испуга я в голос вздохнула.

– Романовский? – прошептала я.

– Я здесь, – услышала стон с хрипотцой со стороны кухни.

На цыпочках, не дыша, я вошла в кухню и увидела на полу лужу крови и человека, согнувшегося калачиком в этой луже. Было темно, из освещения только дальний свет гостиной и светильник над столешницей. Но я точно разглядела кровь.

– Боже, что произошло? – воскликнула я, обхватив щеки руками, ноги мои словно пригвоздили к полу.

– Помогите – прокряхтел он.

Я словно вкопанная, боялась подойти и притронуться к нему. Но чувство человечности очнулось во мне, медленно подошла, и слегка наклонилась над ним и протянула руку. Он долго не протягивал мне свою ладонь, опустив глаза. Затем резко схватил меня за локоть, и я помогла ему подняться. Он держался за правый бок и снова сторонился. Я недоумевала, рассматривая его, откуда кровь, рубашка его чиста.

– Только не говорите, что эта лужа хлынула из вашего носа – уточнила я.

– Вы знаете, более хамоватого человека я еще не встречал – бросил он, сжимая губы от боли.

– А мы на уроке этики?

– А вы бываете хоть иногда не злой? – прошептал он, не отводя взгляд от моего лица, впервые за нашу встречу.

– Так и пригласили бы более доброго или вы совсем одиноки?

– Такт, вам знакомо такое слово? – поучал он меня в такую минуту.

– Так откуда кровь? – еще раз спросила я, посмотрела на лужу, и он вместе со мной.

– Вы странная, более чем – покачал головой он.

– Послушайте, Романовский Г. Я. не знаю, что с вами происходит, в следующий раз звоните в скорую. Или вы предпочли бы скончаться в муках?

Он еле сдержал улыбку, приняв серьезное лицо, – так меня еще никто не называл.

– Так вам помощь нужна или нет? Между прочим, за полночь.

– Еще скажите, что я вас позвал?

Вопросительный знак в моих глазах просто отсвечивал.

– То есть, это не вы.

Он мягко улыбнулся, поджав губы, – ладно, вам пора.

Я обиженно отошла в сторону, проводив его до стула и задумчиво направилась в сторону двери, cхватив шарф и сумку.

– У вас есть машина, я вас подкинула бы до города, – резко спросила я. У меня появилась надежда, что я хотя бы поеду обратно на его машине, а не такси в эту метель.

– У меня нет прав, я пользуюсь общественным транспортом или такси.

– Это так старомодно, человек живущий в таком доме, пользуется услугами трамвая?

Он закатил глаза, – социальный статус позволяет мне приобрести автомобиль, но не позволяет желание, я зачастую нахожусь дома и редко выбираюсь в город. Очевидно, женщин притягивает роскошь и всякого вида камни и металлолом. Они видят проблески счастливого будущего именно в этом – сказал он, сжимая руку на боку.

– Какого «высокого» мнения, вы о женщинах – удивилась я, во загнул зануда.

– Это не мое мнение. Это закономерность. Возможно, они отчасти правы. Состоявшийся человек, обеспечит всем их будущее потомство.

М-да, пока урок философии не перешел в демагогию, я решила, пора прощаться.

– Если вам не нужна помощь, точнее она вам и не была нужна, позволю себе удалиться, – попрощалась я.

– Хотяяяя, – протянул он, – подождите, вернитесь, я вам дам задание, опишите мою внешность, не стандартно, одним или двумя предложениями.

– Я рисую иллюстрации, а не психологические портреты. Я не могу описать человека стандартно, я зря пришла… Я просто не понимаю, зачем вообще нахожусь здесь – недоумевала я.

Он не отвечал. Внимательно, слушая меня, прищурив глаза.

– Вы почему замолчали?

– Предоставил возможность, монологу вашего «я».

– Прозвучало, как упрек. Главное, вы меня поняли.

– Понятно… – опустил он глаза и в тени столовой, которая освещалась слабым огнем камина, я заметила, как длинными ниточками, растянулись на его впалых щеках редкие, черные, но прямые ресницы.

– Я проделала такой путь, не чтобы вас разочаровать, присяду, если можно, и закройте окно, шум метели приглушает мои мысли.

– Но окна все закрыты, – он указал рукой в сторону кухни, где было плотно закрыто окно и все форточки.

Я села напротив, он еле поднялся и подкинул дров в камин, затем вернулся на свое место, потягивая спину.

– В доме нет больше никого? – с подозрительной улыбкой спросила я.

– Не переживайте, нас не подслушивают.

– И все же…

– Ну живых точно нет, – ответил он с явной насмешкой, и я немного успокоилась, не понимая, что он хотел бы дополнить свою мысль, но промолчал.

Я взглянула на него внимательно рассматривая, абсолютно неидеальные черты. Люди с такой внешностью теряются в толпе, на фоне ярких и харизматичных людей, таких не видно. Лишь отдельные черты лица были ничего. Чтобы его разглядеть, надо тщательно присмотреться.

– Итак, бесконечные тени ресниц прикрывают печаль прозрачных глаз, оттенка «слез сосны», которые поселились на светлом лице, худощавого мужчины, голос которого стрекочет, словно, дрозд. Волосы темны, как смола. Чувственные губы тонки и напряжены, будто натянутые струны скрипки. Все бы ничего, но мысли его мрачны и туманны, как имя, которого нет… А взор его направлен в неизвестность. Но… одно поглощает безудержно, в глазах его отражается, ночное небо июля, в предвкушении знойной жары на утро.

Он молчал, довольно долго, не взглянув ни разу. Глядел в сторону окна, из которого виднелся обильный снегопад, который ломился в окно. Я вытаращила глаза, в надежде на комментарий. Я так старалась. Так и не дождавшись ответа, встала и направилась к выходу гремя ботинками, на зло. Затылком чуя присутствие в доме. Словно, кто-то наблюдает за мной из глухой темноты мрачной лестницы. Сердцебиение учащалось, стоило мне только вспомнить эту убогую лестницу, которая тянулась во мрак, под купол. Какой хладнокровный, даже не попрощался.

Я шла по заснеженной улице, c трудом, делая шаги. Сугробы затягивали ноги, словно трясина. Около двадцати минут я ползла, пока не остановила попутчика. Белый внедорожник с тонированными стеклами встал передо мной. И тут вспомнила слова этого человека, о манящем женщин металлоломе. Отчасти согласна с ним.

Я села на заднее сиденье с уверенностью, так как на переднем сидела женщина. Пару раз мои и глаза водителя пересеклись через зеркало. Определенно, я их видела, но где и когда, вряд ли вспомню. Было темно и на улице, и в салоне машины, и он молчал, и я.… лишь женщина, бормотала, что-то под нос, словно заведенная пластинка, а аромат парфюма водителя, заполнил весь салон.

Дорога была длинной и снежной. Он ехал неторопливо. Я только расслабилась, но вспомнила лестницу, словно горячим током пронзило тело и меня встряхнуло, пальцы вспотели, я сразу всмотрелась в зеркало, чтобы найти глаза водителя и резко пришла в себя. Что же это, черт подери?

Мне тут же показалось, словно кто-то провел ладонью по моим волосам. Я задержала дыхание, оглянулась и хотела схватить невесомую прохладную руку, но очевидно же, ничего нет. Плод воображения или нечисть, какая-то? В которую я неохотно верю. Показалось, видимо.

Когда машина остановилась во дворе дома, я, проваливаясь в сугробы, сделала два шага и этот мужчина протянул руку, в которой, что-то было.

– Ваша перьевая ручка, вы ее чуть не забыли, – прошептал он.

Я на автомате протянула руку и взяла ее, сжав в кулаке. Что меня поразило или восхитило, на нем была атласная черная рубашка, в эту метель, верхней одежды в салоне не было. Побоялась посмотреть ему в глаза, не хотелось казаться навязчивой, но, где же его видела?

Я, расчищая ногами снег, подошла к двери подъезда и повернулась, машина еще не отъехала. Дверь подъезда резко распахнулась и снесла меня, замерзшую с ног. Приспичило же соседке выгуливать собаку в третьем часу ночи так элегантно нарядив животное в розовую курточку. Пока ругаясь со мной, она отошла к тротуару, я уж подумала машина отъехала. Повернув медленно голову, увидела, что она по-прежнему стояла, уже покрытая сухими хлопьями снега. Из темного салона отчетливо виднелись воодушевленные глаза пассажира и водителя. Они не торопились уезжать. Я быстро побежала наверх, не дожидаясь лифта. О, Боги какая к чертям ручка, у меня ее и быть не было. И кто это такие? Мурашками покрывалось тело, когда я вспоминала, что около сорока минут, находилась с ними в одном салоне. Мать вашу… А сейчас жутко стало до дрожи. Отпирая дверь, вспоминала, в тот день, Романовский потребовал принести ручку, перьевую, я задумалась еще больше, стоя у окна, наблюдая за машиной, которая отъехала спустя час.

На мосту, у обрыва стояла белая иномарка. Передняя дверь справа открыта. Женщина лет тридцати сидела и смотрела на мужчину. Он стоял в паре метров, спиной, просунув руки в карманы черных классических брюк. Черная атласная рубашка переливалась в первых лучах морозного солнца.

– Если он так решил, уезжай сегодня утром. Я всем скажу, что ты в отпуске. Потом все утихнет хочешь, вернись. Хочешь, нет, оставайся. Что-то скоро произойдет.

– А остальные, что с ними? А, что это за цветы? – спросила женщина дрожащими губами, с грустной интонацией в голосе.

– Цветы оживают весной и погибают осенью.

– Цветы – это удел слабых?

– Цветы – это не наш удел, – прошептал мужчина, – ты же знаешь все, о чем говорить не стоит.

– А гордыня – это худший из грехов? – спросила она.

– Надеюсь нет. Если бы я знал, то не выживал бы, хоть ты беги, спасайся.

– Он уже внутри меня… и зовет, – обреченно, ответила она.

– Терпи, я найду выход спасти тебя и себя, нас.

Через пару мгновений приехала другая машина, он сел на заднее сиденье и уехал, женщина пересела за руль автомобиля и уехала в противоположном направлении.

Глава III

Небо, хоть ты будь…

В темном доме раздался звонок, худощавый мужчина, придерживаясь за правый бок ответил:

– Ничего особенного, волосы цвета крыла ворона, блестящие, растрепанные, по плечи. Пара раскосых ярко-зеленых глаз, похожих на сочную майскую листву, располагающихся на белой коже. Нос, скорее прямой, аккуратный, не знаю. Ее челка прикрывает пол лица. Губы, эти губы… Утонченные, но напряжены. Она – так резка. Не знаю с какой стороны подcтупиться… Тони Романова – весьма странно звучит, как и выглядит. Какова же, мы разобьем логику о ее принципы. Цинична, категорична… свойственный ей черный юмор, обставляет меня парой фраз, и я в недоумении. Мне кажется, она попала под амнистию в психушке. На сегодня все… Купол до сих пор пустует, а душа уже рвется к небу… Я очень устал. Мысли болят от воспоминаний. Она чувствует больше, чем я готов рассказать. Это – точно она… Она пугает меня, глядя в пустоту и я боюсь, не понимаю ее…

Как же странно вышло, я просто хотела заработать, а получила шквал нервных переживаний. Почту проверила спустя две недели, писем больше не было. Позже, узнала, что заказчик устроил конкурс и победила в нем, какая-то талантливая художница из нашего города, я слышала о ней, ее имя красовалось на обложках журналов, Углич Ольга – достаточно скрупулезная заноза.

К сожалению, победила не я. Хотя, издательство мое резюме тоже отправило. Не судьба значит. Обидно, но жизнь на этом не закончилась.

Я не отчаялась и продолжала выполнять старые заказы. Но большого куша я лишилась. Несмотря на странности заказчика, и пугающий дом, я готова была нарисовать «Домик в небесах». Уж не знаю, где проходили собеседования в замке или во дворе, ну да ладно…

Морозные темные дни окутали город. Резные узоры разукрасили мои окна снизу доверху за одну ночь. Это дни, когда в девять утра еще темно, а в четыре часа дня уже темно. Я спала, в семь утра позвонили с неизвестного номера и сказали: срочно поехать по адресу, который продиктовали далее, ссылаясь на издательство. Тревога меня подгоняла.

Закутавшись в пуховик, шарф и шапку, направилась по указанному адресу. Я добралась до какого-то пустынного поля, ни деревца, неподалеку виднелся купол церкви высокой, купола были словно запыленное золото и терялись в черном тумане. Меня кто-то подгонял. Но я падала и поднималась, и так раз пять. Упав в шестой раз, я на четвереньках проползла метров пять, пальцы впивались в сырую, вспаханную землю. Подняв глаза, увидела, что спотыкалась о могильные плиты. Я бегала по огромному кладбищу около колодца, ужаснулась… дыхание перехватило. Ржавые кресты подкосились в треснувшей земле. Боялась коснуться, чего-либо…

Хотелось подняться и убежать назад, но земля словно магнит тянула. Схватившись за ближайший ржавый крест, который сразу распорол мне ладонь, я через силу поднялась и сжала руку, стиснув зубы от острой боли. Вмиг, передо мной возвышаясь, встали кованные ворота и преградили путь. Они стали смыкаться, женский голос из-под самого купола закричал мне во весь голос с болью: «Все умрут, и ты. Демоны уже внутри». Я проснулась в холодном поту… Боже, это был сон, нет, кошмар…

Я не могла пошевелиться, лежа на боку смотрела на темную стену и как мне показалось, нечто горячее медленно пригрелось за моей спиной, я боялась вздохнуть полной грудью. Тело, словно мешок. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить все молитвы, которые знаю. Но сбивалась каждый раз. Прошептала в уме почти четыре строки «Отче наш» и сильный шум, словно, свист заполонил внезапно голову. За спиной резко похолодело, я открыла глаза и потянула руку к кнопке светильника. Глубоко вздохнув, не зная, что могу увидеть, повернулась, включила свет и никого…

Сон и этот случай осадком засели в моем сознании, нет, я не суеверная, но какой-то страх неожиданной смерти стал меня преследовать, еще и эти странные события. Неужели, я больна? Ржавые кресты… я несколько часов чувствовала, ту боль, из кошмара…

Cначала я решила проверить психику. Мозг мой оказался здоров, анализы были неплохи, лишь указывали на небольшое воспаление в организме и критически пониженное железо. Воспаление, это скорее всего было мое горло, которое постоянно болело зимой. А с железом проблем не было, на сколько я помню. В итоге, психиатр, предложила нарисовать деньги, человека и дерево. И почему я нарисовала заказчика спиной под деревом, и деньги в кейсе, наверное, не заработанные благодаря нему.

В общем, умозаключение врача мне не понравилось. Было впечатление, что ей самой нужен специалист. Я не стала углубляться ее заключением, да и вообще она цеплялась к моему имени и постоянно говорила о травме из детства и страхах. Я пошла домой, прислушавшись к медсестре, старенькой бабульке, которая знала больше половины персонала больницы. А она сказала, пойти домой, выпить молоко с медом и немного поспать. Какая мудрая женщина. Я поступила именно так. Но состояние лучше не стало, я была взвинчена и дергалась от любого шума. Появилась необъяснимая слабость.

Мороз не отпускал ни на день, руки отмерзали за мгновение без перчаток. Я забежала в супермаркет, рядом с домом, почти купила все необходимое, чтобы приготовить дома глинтвейн.

Что может быть прекраснее, чем выходные, метель, глинтвейн и книжка. Сказать, что я бедствовала ничего не сказать. Одним словом, я не помнила, как просадила большую часть финансов. Итого, осталась на кассе, на карте было недостаточно средств, по причине этого я задержала очередь, которая стала отпускать комментарии в мой адрес. Но я притворилась слепой, глухой и как минимум немой. Я была зла!

Но проблемы на этом не закончились, код домофона, каким-то образом глючил и дверь не открывалась. А я зла и теперь мне холодно. Я простояла там не много, не мало, десять минут. Пришел мужчина, видимо, сосед и произнес гениальную фразу: «какого хрена!»

Я понимала его прекрасно, но не позволила себе поддержать столь красочную беседу. Бог миловал и явил нам прекрасную старушку, которая выходила на прогулку со своим терьером, что-то бормоча под нос, не думаю, что это были комплименты. У этой женщины всегда удрученное настроение, в независимости от времени суток и года.

Сосед оказался неистовым джентльменом и даже пропустил меня, я поднялась пешком на седьмой этаж, не дождавшись лифта так как с детства ненавидела закрытые пространства, темноту, еще куда не шло. Когда отпирала дверь, тень появилась за моей спиной. Я еле дыша, медленно, повернулась, это был тот мужчина, сосед.

– Вы этажом ошиблись? – уточнила я. Так как он стоял, впритык глядя на меня.

– Нет, потерял ключи. Могу у вас подождать, пока брат привезет дубликат? – Уверенно ответил он, не вынимая руки из карманов брюк.

Мое восхищение можно было представить.

– Нет, конечно. Может вы маньяк, – ответила я торопливо и продолжила отпирать замок.

– Так оно и есть, – ответил он.

– Рассмешили, а теперь войдите обратно в лифт и исчезните с моего этажа.

Он рассмеялся, не знаю, что больше его развеселило, но он выглядел убедительно настроенным.

– Нет, еще раз нет. Вы в своем уме? – разозлилась я.

Он молчал убеждающе, глядя мне в глаза.

– Вы, видимо, недавно переехали, я еще удивилась такой такт, вперед пропусти, дверь открыли. Во всяком случае, я не в настроении. Просто, всего вам хорошего. Не до скорых встреч.

С какой нервозностью я отпирала замок, с меня пот стекал ручьем. Я залетела в прихожую и захлопнула дверь. Слабость охватило тело. А он продолжал там стоять. Вот так неудача. Еще этого не хватало, невроз и этот ненормальный. Он напомнил мне навязчивостью водителя того автомобиля, который уехал спустя час. Я еще долгое время осматривалась, когда видела поблизости белые внедорожники.

Прошло минут двадцать, я переоделась. Заварила чай. Подошла на цыпочках в прихожую, открыла глазок проверить, там ли он и резко отошла. Да, действительно, он стоял у двери напротив, опершись к стене подкашливал.

Я с огромным беспокойством на душе легла в постель, было впечатление, что он все еще за дверью.

Ворочалась всю ночь, раз шесть проверила заперла дверь или нет. Дойдя до кровати, уже забывала, хорошо ли заперла замки. В пять утра его уже не было, я слышала голоса в коридоре, скорее его брат привез ключи.

Тревоги после дома Романовского, стали нарастать с каждым днем.

Утром я проверила нет ли соседа, чтобы проскочить, и скажу весьма удачно. Я направилась в библиотеку, требовать аванс. Снега навалило столько… Он беспощадно заваливался в короткие угги, и я с болью ощущала, как он тает на моей стопе. Волосы, торчащие из-под шапки, превратились в спиральки. Щеки стали облазить от холода. А след от шапки, отпечатался на лбу. Вот она, «прекрасная» зима.

Наконец, получила аванс, почувствовала хоть какую-то эйфорию. Закупилась продуктами, проходя по коридору с сумками наперевес, услышала кашель, исходящий из квартиры нового соседа. Она была, как раз напротив моей. Болеет наш новый жилец. Но, что бы то ни было, я быстро отперла свою дверь и забежала внутрь.

Праздник на носу. Вот же не ожидала, что в этом возрасте эта новогодняя суета развеется. И на празднике чуда, меня только радует, что ничего не произошло плохого, деньги на карте и дорогое шампанское на столе с малюсенькими пузырьками, которые рвутся наружу, как и я, стремясь к свободе, которую в итоге получила. Мне не интересны праздники и все, что с ними связано. Стабильность – это главное.

Какова цена свободы? У каждого своя. Я не ценила ее раньше. А как же мне хочется вернуть ту свободу, когда все впереди, а не эту, когда многое позади и не особо заботит, туманное или задымленное осенним костром будущее…

Я перекусила, приготовила ароматный чай и расселась в кресло, рисовать, вернее, дорисовывать старые заказы, в планах их добить к концу уходящего года. Рисовала около двух часов, держа на повторе Ноктюрны Шопена и «Сонату» Бетховена. Я и классика, это другая история, которую я презирала и не понимала, когда на занятиях графического рисунка преподаватель включал Бетховена и уходил на три часа. Вместо современных хитов, вынуждены были слышать «это», не понимая, каким образом работа шла, как по маслу, вряд ли талант имел место быть у всех учеников. И теперь, когда я произношу «это – классика», фраза наполняется кричащими оттенками слез и радости. Хотя не отпускает ощущение, что классика намного глубже заседает в моем сознании, особенно игра скрипки. Временами, кажется, что слышу прерывистое звучание, даже, находясь в тишине.

И только на секунду я кинула взгляд на монитор ноутбука, на экране замигали уведомления почты. Я не заострила взгляд и отвернулась, но уведомления прибывали без остановки. Пришлось проверить. Это был, тот заказчик…

Романовский: «Вы не могли бы приехать, по тому же адресу завтра в 09:00 по важному вопросу». Написано было, в пяти дублирующихся сообщениях.

Да ты парень в край рехнулся. Естественно, я не поехала. Но в 10:00 утра, следующего дня, стали поступать новые сообщения, видимо, когда он убедился, что я не приеду, стал решительно настаивать. Ну, что ж…

В десять вечера я уже спала, на удивление, крепким сном. Во сне, мне казалось, что молотком забиваю гвозди в стену, чтобы повесить огромную картину, гвоздь не забивался, а стук учащался. Резко, открыла глаза от боли, так как ударила молотком по указательному пальцу, так, что ноготь откололся. Я вскочила от боли с криком, держась за палец и поняла, что стук продолжается.

В дверь стучали, на улице темень. Экран монитора забит новыми сообщениями. Подошла на цыпочках к двери.

– Кто там? – спросила я, глядя в глазок, убедившись, что там никого нет, услышала: – Мне страшно, поговорите со мной, и снова звуки уведомлений на почту, я бегу захлопываю крышку ноута и держась за палец подхожу к двери. Перед ней стоял сосед с опущенной головой, что-то шептал.

Я просто молчала, не подавая никаких признаков, чтобы он подумал, что я сплю и ушел. Но тут он громко сказал:

– Мне страшно, поговорите со мной. Я знаю, вы за дверью. Слышу ваш пульс, дыхание, теплоту, – сказал он громко, но из последних сил, будто выдыхался и сполз вниз по двери. Вот это удача!

Единственная мысль, которая пробежала в моей жестокой голове, он притворяется, чтобы заползти в квартиру. Я понаблюдала за ним, около сорока минут, никаких признаков жизни он не подавал. Я вызвала скорую и только, когда фельдшер и медсестра были на этаже, я открыла двери. Он упал прямо на меня, я отошла, его голова упала на коврик прихожей. Ему прощупали пульс, он быть жив. Но, видимо, потерял сознание от повышенной температуры. В чувство его не привели. Принесли носилки, поместили на них довольно габаритного и опрятно одетого соседа и увезли на скорой сбивать температуру.

Только я хотела зайти к себе, заметила, что дверь его квартиры открыта, недолго думая, сделала два шага, и вошла в темную прихожую скромной однушки. Она была не обжита, улавливался некий запах старины. Палас в прихожей, в кусочках торфяной кашицы, будто он только из леса. За шишками, что ли ходил? Я разглядела мигающий экран ноутбука, в гостиной, но не позволила себе войти и нарушить чужое пространство. Лишь взяла ключи, которые лежали в прихожей, рядом с кожаными перчатками. И только схватив ключи, я взглянула на свой палец, который как минимум должен был уже посинеть и распухнуть, но на нем не было и следа ушиба.

Я рассмотрела его со всех сторон и была крайне удивлена. Заперла дверь соседа. Вошла в свою квартиру и долго стояла с озадаченным лицом. Какой реалистичный сон, думала я. Но не совсем хороший. Как предыдущие, хотя раньше сны не особо жаловали.

В итоге, на листке бумаги я написала «Ключи у меня, если захотите попасть в свою квартиру, стучите с 09:00 по 18:00, позже не открою» записку скотчем прилепила на дверь.

Прошло четыре дня, его не было. Неужели, умер, прости Господи. Не появился он и на пятый день. Листок на двери я оставила.

Тем временем, утром субботы, дня, который я посвящаю лишь себе и отдыху, мне звонят из издательства, в котором я попала под сокращение и сообщают, что мне надо еще раз съездить к заказчику, видите ли, у него какие-то сложности с «избранной» художницей, которая выиграла конкурс. Почему я?

На этот вопрос мне ничего не ответили и сообщили: что нашего директора заинтриговал интерес заказчика, такого масштаба к моей «никчемной» персоне. И, видите ли, я не бездарь, и он подумывает вернуть меня, на прежнюю должность. Ну раз так, подумала я, почему бы не съездить.

По колени в снегу, я добралась вновь до этих кованных ворот. В саду тишина. По заснеженному саду добралась до входной резной двери, которая была уже открыта, положила ладонь на угол стены, уцепилась пальцем за короб двери, чтобы отдышаться. Внезапно, дверь захлопнулась от сквозняка и прищемила руку. Мою замерзшую руку. От боли я не смогла даже закричать, просто согнулась у двери и слезы хлынули из зажатых глаз. Было впечатление, что я опустила руку в горячий пар. Сердце защемило от боли.

– Видимо, вы нехорошо принимаете гостей, раз уж моя дверь наказала вас, – сказал Романовский, появившийся, внезапно, передо мной.