Не звони, не звони, колокол

Порыв ветра донес конское ржанье, потом стало ти- хо-тихо – все шумы растворились в снежном безмолвии.

– Может быть, сбегать в Чардахлы за подмогой?– взволнованно опросил второй.

– Не волнуйся, позиция наша надежная,– ответил первый. Затем он кивнул на дорогу, ведущую из Голицына.– Снова показались, едут прямо на нас.

Оба умолкли и спрятались за груды камней. Почти рядом раздалось конское фырканье, взоры различили в снежной ночи четырех всадников.

– Стой! Кто идет! – крикнул первый.

– Свои! – отозвался один из всадников. Он подтянул поводья и остановил лошадь.– Это я. Петрос, Бабаджанян Петрос!

– Дядя Петрос! – обрадовался первый. Он вышел из засады и направился к всадникам.– Ну и страха нагнали. А мы тут решили, что едут недобрые люди. Сами знаете – кругам разные банды шныряют… А кто с вами?

– Со мной почетный гость,– кивнул он в сторону одного из всадников и пояснил тому:—Эти ребята наши, сельские. Каждую ночь выходят в дозор.

– Очень похвально! – отозвался голос.– Время требует держать ухо востро.

Всадники спустились по шоссе. Заметили в сельской канцелярии свет, в окнах и заглянули туда.

– Принимай гостей, Захар! – с порога сказал Петрос.– Посмотри, кого привел?

– Вай! – схватился за голову Захар.– Это ведь Степан Георгиевич! Какими судьбами, товарищ Шаумян? – И, пожимая гостю руку, отрекомендовался:– Манасян Захар Авакимович, бывший мастеровой Закавказской железной дороги в Тифлисе.

После общего знакомства все вместе направились в дом деда Погоса. На лай собаки -вышел младший брат Петроса – Арсен. Он проводил приезжих в горницу.

Атмосфера дружбы и доверия радовала Шаумяна. Большое впечатление на него произвел дед Погос. Старый горец был кадет в мешковатый тулуп. На черном фоне широкого воротника резко выделялась его длинная седая борода. Увидев сына с гостями, он хмуро улыбнулся:

– Храни вас бог, дети мои. В такую позднюю ночь разве можно рисковать? Это, Петрос, гости из Гянджи?

– Вот познакомься с Шаумяном. Он едет в Тифлис по важному делу. А это,– Петрос кивнул в сторону молодого человека в офицерской форме,– Смбат Даниелян, наш, сельский. Узнаешь? г

– Как не узнать. Вылитый отец,– простодушно ответил дед Погос.

Домочадцы были разбужены и тут же приступили к приготовлению ужина. Пока женщины стряпали на кухне, Шаумян и дед Погос, строившись у печки, беседовали.

– Ваш -сын Петрос в дороге мне кое-что рассказал,– сказал Степан Георгиевич.– Говорил, что у вас боль- шая семья. Это ведь огромное, счастье.

–Да, сын мой, семья у меня большая. Но нынче время особенно ужасное. Раньше бы видел мою семью— сорок душ было. А теперь что? Все разбрелись. Петрос в Елисаветполе, остальные четверо сыновей тоже не в моем доме живут… Много делов натворила война, а тут еще бандиты по округе рыскают. Стреляют, убивают, грабят. Мне скоро сто лет стукнет, но не помню на своем веку, чтобы железная дорога закрывалась, чтобы столько крови проливалось, как у Шамхора. Мой внук Шаген попал в эту бойню… Слава богу – остался в живых.

сил Шаумян.– Я бы очень хотел повидать вашего внука. Он помог бы уточнить некоторые подробности событий, которые имели место у станции Шамхор.

Послали за внуком. Спустя полчаса Шаген сидел напротив Степана Георгиевича. Он был несколько смущен, так как наслышался немало о Шаумяне, о его тесных связях с Лениным.

Утром следующего дня в квартире сына столетнего Погоса Бабаджаняна – большевика Арсена состоялось закрытое партийное собрание. На нем присутствовали Захар Манасян, Ашот Чилингарян, Ашот Бабаджанян и другие местные коммунисты. Шаумян пояснил им, как надо действовать в этот необычайно сложный период.

В тот же день Степан Георгиевич выступил с докладом о текущем моменте5.

– Вы правильно поступили, что в Чардахлах создали ревком и на подступах к селу держите охрану,– говорил Шаумян.– Но одного не учли. Здесь, среди вас, есть солдаты, вернувшиеся с фронта. Почему отстранили их от комитета? Нужно исправить эту ошибку. Пополняйте ревком активными товарищами-солдатами. Они практически помогут в работе, в частности, в решении военных вопросов.

Потом Степан Георгиевич беседовал с чардахлинскими большевиками. Главное содержание встречи сводилось к одному – создать интернациональный боевой отряд и готовиться к решающей схватке с контрреволюцией.

– Для этого у вас есть все условия: есть офицеры и солдаты, есть оружие, а главное— есть страстное желание победить наших общих врагов. Организуйте отряд красных партизан, к ним присоединятся русские из соседнего села Славянка, азербайджанские рабочие с ке- дабекских рудников. Если найдете необходимым, то вашего земляка Омбата Даниеляна оставим здесь. Он хороший знаток военного дела, может стать командиром интернационального отряда. Когда Красная гвардия Баку начнет наступление по направлению на Елисаветполь против мусаватистов, ваш боевой отряд может нанести им чувствительный удар с тыла.

Для чардахлинцев пребывание в селе комиссара держалось в тайне. Его как Шаумяна знал узкий крут людей, в том числе местный коммунист Шаген Бабаджанян – один из активных участников революционного движения в Азербайджане.

– Степана Георгиевича впервые видел в 1917 году,– вспоминал Ш. X. Бабаджанян.– Видел его в Зубалоеском театре, где он выступал на первом Кавказском армейском съезде. Это была колоритная, незаурядная личность, от которой веяло страстной убежденностью. Железная логика, которой он следовал, была неоспоримой. И когда Степана Георгиевича увидел в Чардахлах, то сразу вспомнил его – такой же веселый, с остроконечной, коротко остриженной бородкой…

Двадцатикилометровый переход из Чардахлы до следующего населенного пункта – Бадакенда был опасен. Дорога вилась меж мрачных скал, отшлифованных дождями и ветрами. На пути лежали азербайджанские села Шиш-Тапе и Ирмашлы. Там засели мусаватисты.

Для безопасности горного перехода была придумана

инсценировка. Якобы по горным дорогам движется не группа коммунистов, а свадебная процессия. При этом Смбат Даниелян объявлялся женихом – он едет за невестой в село Чинар -Казахского уезда (ныне- Шамшадинский район Армении). «Крестным отцом» нарекли Степана Шаумяна, остальных провожатых – родственниками жениха. По пути в Бадакенд к ним должны примкнуть «музыканты», -в том числе человек по прозвищу «дайрачи Каграман», имевший широкие связи с жителями азербайджанских сел и хорошо знавший

дорогу в Чинар.

Для разведки в Ирмашлы направили, крестьянина Аршака Багиряна. В ту же ночь он встретился там с другом юности Сари Сапхи оглы попросил его помочь в переходе «свадебной группы» до Бадакенда.

Наконец все было готово к отъезду. Двадцатитрех- летний Смбат Даниелян – голубоглазый, подтянутый, веселый – внешне и впрямь напоминал жениха. Насвистывая какую-то мелодию, он сжимал своими могучими коленями гнедого коня. Заботливым выглядел «крестный». Суетились вокруг Смбата и «родичи» – Петрос и Ашот Бабаджаняны, Аршак Багирян и другие.

Провожая Шаумяна, чардахлинцы пожелали ему счастливого пути, а попутчикам наказали:

– Будьте осторожны, мы все в ответе за его жизнь.

Крутая бугристая тропинка узкой змейкой ползла по ущельям в горы. Стоило оступиться одному коню, как вое могли очутиться в бездне. А тут еще нещадно бил в лицо ледяной ветер. Смбат взял на себя роль бдительного проводника Чрезвычайного комиссара по делам Кавказа.

Через несколько часов всадники спустились в ущелье и остановились на излучине дороги в селе Ирмашлы. Сари Сапхи оглы уже поджидал их здесь.

– Добро пожаловать! – воскликнул он, приглашая гостей в свою юрту.

Шаумян хорошо знал гостеприимство азербайджанце. Знал и другое – если задержаться в этом доме, то. мусаватисты нападут на их след. Поэтому вежливо отказался от приглашения.

Дальнейший путь – в село Чинар. В первой половине ночи все шло спокойно. Когда же «свадебная группа» переправилась через Дзегам-чай и спустилась к другой реке, ее приметили какие-то вооруженные люди. Они сделали несколько выстрелов, требуя от всадников повернуть вниз – к ятагам (овчарням).

Смутное предчувствие несчастья охватило «жениха». Придерживая своего скакуна, он крикнул:

– Остановитесь! Не отвечайте на выстрелы! Это – охранка местных беков.

– Надо подчиниться,-убеждал Смбат.– Их. здесь, очевидно, много, они от нас не отстанут.

Всадники направились к ятагам.

Навстречу вышли трое. Один из них – высокий, худой, сутулый седобородый старик. Одной рукой он держал коптилку, другую приложил ко лбу козырьком. Старик обошел незнакомцев, при тусклом свете лампады осмотрел каждого взыскательным взглядом и остановился у лошади «жениха».

– Кто вы? – спросил он по-азербайджански, зная, что в это время в горах и лесах скрываются всякие заблудшие люди – мятежники, солдаты, бежавшие от шамхорского ада,

Смбат знал, что незнакомцы, представшие перед ними, строго соблюдают законы адата. Религия ислама запрещала мусульманам общаться с иноверцами, у них даже считалось большим грехом есть из одной посуды с людьми другой религии. Поэтому, изобразив на лице крайнее недоумение, Даниелян ответил по-азербайджански:

– Не видишь разве, что мы свои. А это,– он показал на Шаумяна,– один из главных лидеров,

– Тогда гостями будьте,– хитровато улыбнулся старик,– отведайте хлеб-соль.

Степан Георгиевич поблагодарил старика за великодушие и гостеприимство.

– Это мой сын,– похлопал он по плечу восседавшего на лошади Смбата.– Едем в Чинар, там невеста его ждет. Присоединяйтесь к нам – вместе погуляем на свадьбе.

Старик отказался, но пообещал сопровождать до третьего перевала.

– Это очень опасный участок,– пояснил он.– Но никто не осмелится прикоснуться к вам, пока я рядом…

Через несколько дней чардахлинцы узнали, что Шаумян благополучно добрался до Тифлиса и 25 января 1918 года выступил на митинге рабочих главных мастерских Закавказской железной дороги с докладом «Революция и контрреволюция в Закавказье». Узнали и о том, что в это время в меньшевистском Тифлисе происходили аресты и расстрелы большевиков. Контрреволюционеры даже сняли с трамвая одного подозрительного человека и выстрелили в него в упор, крича, что это – красный Шаумян.

В начале февраля 1918 года поезда снова стали бесперебойно курсировать по Закавказской железной дороге. С первым же эшелоном вместе с революционно -на- строенными солдатами Степан .Шаумян возвращается в Баку. От имени Центрального-правительства Российской Советской республики он выступает 18 февраля в газете «Бакинский рабочий» с протестом против свер- шившегося в районе Шамхора кровавого злодеяния. Вместе с тем Шаумян добивается того, чтобы находя-

щееся в Закавказье оружие перешло исключительно в руки Советов рабочих, солдатских «и крестьянских депутатов.

Покончив с обязанностями «жениха», Смбат Даниелян остается в Тифлисе для выполнения другого задания Чрезвычайного комиссара – достать оружие для чардахлинского интернационального отряда. Но обстоятельства круто изменились.

Весной турецкие войска оккупировали Карс, Александрополь, Караклис (ныне – Кировакан) и двинулись на Баку по трем направлениям: со стороны Тифлиса, Джульфы через Мугань и по дороге Караклис— Дилижан—(Казах—Акстафа. Революционно настроенные войсковые части встали преградой на их пути.

Смбат Даниелян, возглавив стрелковую роту, оборонял стратегически важную дорогу вдоль побережья юзера Гокча – от селения Еленовка (ныне—Севан) до Басаргечара.

Находясь под угрозой окружения, Даниелян храбро сражался со своими воинами на берегах Севана.

Главнокомандующий турецкими войсками Мамед Вахиб-паша вынужден был признаться: «Это была редкая битва в истории войны. Под Караклисом армяне показали, что они могут быть лучшими солдатами мира»6.

На этом прервем рассказ о чардахлинском «женихе», дабы не нарушить хронологию нашего повествования. Верный своему интернациональному долгу, святым заветам шамхорских горцев, он еще прошагает немало огненных верст, защищая Родину. Но об этом – потом…

партизаны, красноармейцы, беженцы. Вчерашний гул орудийных залпов и трескотня пулеметов сменились мирным трудом. Село Чардахлы, как и многие города и другие населенные пункты Закавказья, залечивало раны.

Но вое еще неспокойно было в горных окрестностях Шамхора. Нет-нет, да и раскатисто проносилось эхо выстрелов. И тогда крестьяне разносили весть:

– Восстание мусаватистов!

Началось это в Кедабеке – мусаватистские банды наступали на медные рудники. Их снедала безмерная ненависть к Советской власти, и приступ бешеной злобы звал к разбою, к разжиганию национальной вражды.

Для борьбы с ними был создан отряд красногвардейцев из рабочих кедабекских рудников. Возглавил его прибывший из Баку Сеид Якубович Якубов. Отряд двинулся в горы. Но не успел он миновать первый перевал, как прогремели выстрелы. Красногвардейцы, не дожидаясь команды, открыли ответный огонь.

– Не стреляйте, товарищи! – крикнул Якубов.– Сначала выясним, кто они и почему в нас стреляют.

Якубов выехал, на коне навстречу парламентерам, держа в руке белый флаг. Поравнявшись с незнакомца

ми, спросил:

– Кто вы такие? Почему в нас стреляете?

– Мы духоборы из села Славянка,– ответили те.– Думали, что на нас наступают мусаватисты., вот и расположились боевым порядкам.

– Вливайтесь лучше в наш отряд – вместе будем бить мусаватистов.

Силы кедабекцев умножились.

Среди крестьян Славянки выделялся Иван Михайлович Конкин – вдумчивый, энергичный человек лет двадцати пяти. Он сразу пришелся по нраву Якубову. Потом под руководством Конкина развернется борьба за ликвидацию контрреволюционного мятежа в Елисавет- польском уезде, он станет инициатором создания в Славянке комячейки, в организации ревкома.

Отряд Якубова приближался к селу Чардахлы, которое обстреливалось мусаватистами. Якубов связался представителями села и предложил им дать своих людей. Чардахлинцы по-братски, хлебом-солью встретили своих исконных соседей. И прибывшие отвечали им тем же радушием. Сидевшие у своих домов аксакалы почтенные люди селения – вставали и шли им навстречу. На улицах слышались приветствия.

В этих немногословных приветствиях отражалась вековая дружба людей, тесно связанных между собой единством интересов, стремлением жить в мире. И как бы ни пытались контрреволюционеры вбить клин в отношения людей разных национальностей, у них ничего из этого не получилось.

Азербайджанцы и русские, пришедшие с целью объединиться с армянами для отпора классовым врагам, радовались новому свиданию с живописными окрестноетями села, куда они раньше приходили как сосед к соседу. Все те же глиняные дома, амфитеатром спускавшиеся с гор. Жилища соединяли головокружительные лестницы, высеченные в каменистых склонах. Дома утопали в пышных садах с вишней, тутой, абрикосами, виноградниками…

Чардахлинцы приглашали соседей в гости.

– Сейчас нам некогда пить вино и слушать сладкие голоса ваших прекрасных ашугов,– сказал Якубов.– Это обязательно будет, и очень скоро. А сейчас нам нужна ваша помощь, ваши люди, чтобы сообща дать отпор бандитам.

Десятки чардахлинцев влились в ряды защитников интересов рабочих и крестьян. Так был создан интернациональный отряд. Азербайджанские рабочие из кеда- бекских рудников, русские крестьяне из Славянки и армянские крестьяне из Чардахлов под командой баным фронтом против мусаватских банд.

Якубов по телефону вызвал (Железнодорожную станцию Далляр. Там находился Народный Комиссар Внутренних дел Азербайджана Гамид Султанов, который тоже собирал рабоче-крестьянские интернациональные отряды для подавления мятежа в низменном Шамхоре. Обрисовав положение дел в верхних селах, Якубов попросил подмоги.

– А сколько у тебя бойцбв? – спросил Султанов.

–Этого не могу сказать. В нашей телефонной сети четыре аппарата. Один из них – Аннанфельдский7– в руках мусаватистов. Не исключено, что нас подслушивают.

– Ничего, говори. Силы у «меня большие.

Якубов смекнул – надо воспользоваться хитростью.

– В моем отряде… три-пять-ноль,– ответил он.

– Ну и отлично,. Вы и без меня справитесь с бандитами. Перекрывай все горные проходы, ведущие из Гянджи. Подмогу на всякий случай высылаю, не забывай поддерживать со мной постоянную связь.

Закрепились на высотке, Сеид Якубов заметил, что противник перебрасывает все свои силы к ущелью – единственному выходу в горы. Часть красноармейского отряда двинулась в обход мусаватистам, а главные сиры под прикрытием густого кустарника медленно полу- кольцом подходили к селу Мурул.

Мусаватистские отряды засуетились в ущелье, стали разбегаться в разные стороны. «В чем. дело? – недоумевал Якубов.– Неужели подоспел Гамид Султанов?»

Всматриваясь в залитые солнцем дали, он никого там не заметил. В это время два бойца привели к нему незнакомого человека.

– Этого мы схватили в ежевичных зарослях,– сообщил один из них и протянул Якубову десятизарядную английскую винтовку.– Стрелял из этой бандуры в нас.

– Кто ты? – спросил Якубов незнакомца, надеясь разгадать причину загадочного поведения мусаватистов.

– Мурулец.

– Объясни, почему мусаватисты удирают из села?

1 -Сары-хан – главарь балды мятежников.

Затаившийся в горах враг не прекращал гнусные провокации – убивал- коммунистов, сельских активистов, организовывал поджоги общественных зданий, угонял скот крестьян. В одном только селе Чардахлы в месяц угонялось до 125 голов крупного рогатого скота. Наглость бандитов дошла до того, что они подожгли железнодорожные мосты на участке Елисаветполь—Дзе-

– Потому что силы у вас большие – три-пять- ноль.

– Да, людей у нас много,– улыбнулся Якубов. – Вот что, винтовку свою оставь у нас, а сам ступай в село и скажи мурулцам – если хотят мирно жить и пахать свои земли, то пусть присоединяются к нам. Вернешься с ответом, получишь свою винтовку обратно.

Пришли десять делегатов из Мурула. Якубов проводил их в Чардахлы. Угощая гостей, спросил:

– А не заблуждаетесь ли вы? Неужели думает что -мы ваши враги?

– Сары-хан1 сказал, что на наше село идут армяне и русские,– оправдывались мурулцы,– и мы мусульмане, должны защищать нашу землю от гяуров.

– И вы поверили этому обманщику?

– Конечно. Он пригрозил, что если мы не вступим в его отряд, то разрушит наши очаги, разорит наши семьи. И мы, конечно, подчинились.

– Но ведь гяуры есть и в вашем отряде – русские и армянские офицеры?

Мурулцы переглянулись. Наконец, один из них признался, что в заблуждение их ввел Сары-хан.

– Теперь, когда мы видим в вашем отряде не только русских и армян, но и мусульман-кедабекцев, отказываемся стрелять в вас.

Мурулцы пообещали всем селом влиться в отряд? красногвардейцев.

–Всем селом не надо,– сказал Якубов.– В нашем отряде только рабочая и крестьянская беднота. Вот таких нам давайте. Кулаков и торговцев не принимаем.

И многие жители азербайджанского села, поняв обман мусаватистов, влились в интернациональный отряд.

В каждом селе беднота вновь стала создавать революционные комитеты.

гам. И в этом им оказывали действенную помощь мусаватисты и дашнаки, бежавшие за границу.

«Коллективизация сельского хозяйства проходила в обстановке острой классовой борьбы. Кулачество оказывало бешеное сопротивление. Единым фронтом с ним выступали остатки разбитых эксплуататорских классов, буржуазно-националистических партий, духовенство и прочие антисоветские элементы. Их деятельность направлялась и поддерживалась контрреволюционными элементами, укрывшимися на пограничной территории сопредельных государств»8.

Вспышки антисоветских выступлений возникали то в одном, то в другом селе. Богатеи не хотели терять свои поместья. Как выяснилось позже, организация бандитизма в торах Шамхора, как и в других районах Азербайджана, было делом рук английского разведчика! Лауреноа. Он поддерживал тесную связь с националистическими партиями «Мусават» и «Дашнакцутюн». Это было установлено при допросе арестованного племянника помещика Аллахяр-бека Зульгадарова, вернувшегося из турецкой эмиграции со специальным заданием.

Лауренс, находясь в пограничных с Советским Союзом районах Турции, засылал в Азербайджан завербованных людей. Это были хорошо подготовленные в эмиграции агенты по организации мятежей. Выбор для вооруженных диверсий западных районов республики был не случаен. Здесь в самый острый период классовой борьбы сохранилось много контрреволюционных групп. В Кедабекском районе, например, орудовала якублинская банда двух братьев – Мелика и Мамеда Султановых, в Шамхорском – Гаджи-Ахуна, в Казахском – Гияса Шахлинского, в Таузском – Хан-Буты… Такая

насыщенность горных окрестностей бандитами объяснялась и тем, что здесь осталось много оружия с 1918 года, когда тысячи солдат, возвращавшихся с Кавказского фронта в Россию, были разоружены контрреволюционерами. Позже отдельные села сдавали советским органам по 150—200 винтовок.

Для отпора бандам в Кедабек выехала группа коммунистов – более ста человек. Их вожаками были Рус-

Сорок дней длилась операция, пока кедабекская, или так называемая ягублинская банда, не была ликвидирована. Непосредственное участие в этих схватках с классовыми врагами приняло около 400 чардахлинцев.

«В мае 1930 года с бандитскими группировками было покончено. Был нанесен последний сокрушительный удар по планам империалистов Запада превратить Закавказье в плацдарм для новой интервенции против Советского Союза. Во все предыдущие годы никаких контрреволюционных выступлений на территории Закавказья больше не возникало»9.

Так в огне классовых битв закалялась воля чардахлинцев – борцов за новую жизнь. Появились десятки, сотни подлинных патриотов, влившихся в ряды Красной Армии для защиты завоеваний Октябрьской революции. «Двести кадровых офицеров-чардахлинцев воевали под Халкин-Голом и на Хасане, в финской войне, освобождали Западную Белоруссию и Западную Украину. Они же были среди тех, кто вступил в неравный бой с фашистскими захватчиками»10.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДОРОГАМИ НАДЕЖД

Романтическое обаяние хранит этот край, раскинувшийся в

нагорной части Шамхорского района Азербайджана. Если ехать

по широкой шоссейной дороге вверх, вдоль левого берега реки Джагир-чай, то взору предстанут крутые подъемы через гребни и отроги Малого Кавказа. Туда и бежит, вьется кругами, лента дороги. И рот захватывающая дух панорама – необозримые просторы, поражающие воображение. Внизу, за головокружительными кручами, будто барханы, вздымают землю взгорья с шиферными крышами одно- и двухэтажных строений под сенью тополей, чинар и карагача. Сбегаясь террасами с окраин села к подножью, они: кажутся застывшим морем, вздыбившим свои зеленоватые волны.

Спустимся по проложенным зигзагами тропинкам. Село, объятое четырьмя горами, из которых самая высокая Хачи-сар (крестная гора), утопает в кипении- садов. У склона, где бьет родник,– два дерева-старца— свидетели многих величайших событий в истории Закавказья. Когда-то подобных деревьев здесь было много – огромный лес. Но люди, не имевшие земли, вырубили их и на месте сруба стали возделывать пшеницу, ячмень, просо, держать стада овец, коров…

Это и есть армянское село Чардахлы, что в переводе означает «четыре горы».

Неровные уступы горного массива – колыбель чардахлинцев. Их

трудолюбивыми руками возделан здесь каждый клочок земли, отвоеванный у суровой природы, воздвигнуты каменные дома, пришедшие на смену землянкам и глунобитным мазанкам: дворец культуры, библиотека, больница, две школы – средняя и восьмилетняя…

Здесь много памятников. Они вызывают в памяти

мять красноармейцам 18-й кавалерийской дивизии XI Красной Армии, погибших в боях в 1920 году (Хинал- динское восстание). От благодарных чардахлинцев».

Из всех земных добродетелей мужество и доблесть издавна почитались в Чардахлах. Жизнь, полная тревог и опасностей, наделила горцев боевым характером. Чтобы выжить, надо быть всегда готовым к отражению врага. Поэтому уже с детства здесь каждый приобщался к нелегкой походной жизни состязался со

* * *

Уходил в историю девятнадцатый век. Дух революционного брожения все глубже проникал, в самые отдаленные окраины России. Для чардахлинцев это время было примечательно тем, что мимо их села, по равнинным берегам Куры, пролегла железнодорожная линия Закавказской дороги, соединившая Баку с Тифлисом, и многие сельчане стали переселяться по ней в Елисаветлоль в надежде на лучшую жизнь. Переименованный в годы Советской власти в Кировабад, город этот теперь стал крупным промышленным центром. Но тогда это был окруженный малярийными болотами захолустный городок, где царствовали урядники и муллы.

Собрав свои скудные пожитки, переехал в Елисаветполь и неграмотный чардахлинский крестьянин Хача- тур (Христофор) Карапетович Баграмян. Как и его односельчане, нашел дело на железнодорожной станки – стал путевым рабочим. Здесь в тридцатилетием возрасте он овладевает грамотой в рабочем кружке, которым руководил русский инженер-путеец Стрелков.