Звонок с неизвестного номера

И все подкатывал, выспрашивал, как покойный последние дни провел? Не прибаливал ли, не расстраивался?

Она спросила:

– Зачем вам это?

А Денис в ответ:

– Не верю я, что инфаркт на пустом месте может случиться.

Василиса Петровна вспомнила, как их терапевтиха говорит, повторила:

– Чего удивляться? Сосуды к такому возрасту изношены.

Он в ответ рассердился:

– Отец не пил, не курил. Каждый день зарядка, воздух свежий. Рыбалка. У него ресурс оставался – минимум лет на двадцать.

– До девяносто шести, что ли? – усмехнулась.

– Именно так! Я его недавно уговорил скрининг сделать. Фактический возраст – на шестьдесят. Жить бы еще да жить.

Про скрининг Василиса Петровна знала – рекламу по всему поселку развесили. Но никто не идет – чего деньги на глупости тратить? Тем более и доказательство налицо: соседу долгие годы обещали, а инфаркт в одночасье скосил.

Но то, что Денису очень хочется в смерти отца виноватого найти, Василиса Петровна на заметку взяла. И даже хотела наябедничать, что Наташка-то на похороны не пришла. Но подумала: чего болтать, мало ли какие у человека причины? Может, трупов боится. Или чужачкой в их обществе себя чувствовать не хочет.

Наташка – молодайка с соседней улицы. В поселок переехала лет десять назад, но до сих пор считалась пришлой. Чем-то на Дениса похожа – тоже не вписывалась в местные привычки-правила. Вместо огурцов и клубники в огороде цветы выращивала. По утрам во дворе на коврике диковинные позы принимала – делала гимнастику йогов. На море ходила в любую погоду – хотя любой коренной житель купался в сезоне единственный раз, в начале сентября, когда дети по школам разъезжаются, пляжи пустеют, а вода еще теплая.

Юрия Михайловича Наташка обхаживала. В гости приходила – вместе чаи гоняли во дворе. И на корыте своем плавучем он ее катал. В плане, чтобы целовались или ночевать, допустим, осталась – Василиса нет, не приметила. Соседи тоже не болтали. Но дружба меж Наташкой и отцом Денисовым наличествовала. Надо бы узнать, чисто из любопытства, – почему не пришла проводить в последний путь?

Телефона Наташкиного у Василисы не имелось, но где жила – знала. Улица Зеленая, извилистая, в гору, никаких туда автобусов. Ничего, дошагаем.

Взяла клюку, отправилась. Пока шла, вспоминала, как однажды с соседом покойным спорили. Тот убеждал: «Василиса, ты женщина в самом соку, и ноги у тебя не больные. Зачем с палкой ходишь?»

– Так проще с ней! – отбивалась.

А он настаивал, что не нужно искать легких путей, и организм следует постоянно в тонусе держать. Убедительная вроде теория – только сам теперь в земле сырой, тогда как она шагает себе по поселку, греет косточки под солнцем осенним. Пусть и опираясь на клюку.

Дом у Наташки – мазанка неухоженная, типичный для оригиналки. Калитка заперта. Постучалась – ответа нет.

Заглянула в просвет в заборе: во дворе пусто. Дверь в лачугу закрыта. Но что приметила странное: у калитки виноград собран, в ящике. И над ним – туча пчел, мух, птички тоже подскакивают, клюют ягодки. Судя по количеству нахлебников, пируют давно. Зачем на улице-то продукт бросать? Бесхозяйственно. А еще удивило: на веревке белье выстиранное полощется. Простынь перекручена, полотенце и вовсе на землю слетело – вчера ветрище задувал. Нормальная хозяйка давно бы поправила, но что с Наташки взять?

Василиса Петровна постучала в калитку еще – долго, громко.

Из соседнего дома выглянула старуха, осудила:

– Чего колошматишь? Нет ее.

– А куда делась?

– Да пес знает. Дней пять не вижу.

– Уехала, что ли?

– Понятия не имею.

Юрий Михайлович умер неделю назад. На похоронах Наташка не показалась и все дни после, получается, шляется неизвестно где.

Бабку соседскую Василиса не знала, но по виду – местная, из Абрикосовки. Сказала ей доверительно:

– Я Наташку ищу. Она с Михалычем дружила. Который преставился. На лодке его каталась, на чаи приходила. А на похороны – не заглянула даже. Странно.

Старуха заинтересовалась:

– Тот Михалыч, кто дом у моря собирался покупать?

– Ну да.

– Наташка к нему подкатывала, что ли?

– Свечку не держала. Но Михалыч всегда расцветал, когда приходила. Солнышком называл.

– А мне ни слова, – осудила старуха.

– Вы с ней общались?

– По-соседски. Но говорить с ней не о чем. В делах огородных – ноль полный, о себе ни гу-гу.

– Откуда она вообще в Абрикосовке появилась?

– Говорила, в Москве раньше жила, а сюда отдыхать приехала и влюбилась в поселок. Решила остаться. Купила этот домишко.

– В здравом она уме? Жилье в столице на мазанку в наших краях променять?

– Я тоже считаю: дура, – согласилась собеседница.

– А родственники какие, дети есть у нее?

– Никогда не рассказывала.

– Говоришь, дней пять ее нету? Уехала, что ли?

– С чемоданом не видела. Но, может, пропустила, – развела руками соседка.

«Странная, очень странная история», – думала Василиса Петровна, шагая домой.

Может, к своей выгоде новые знания использовать?

Вернулась домой, позвонила Денису. Разговор построила по-деловому:

– Давайте, как у вас в Москве принято. Ты – мне, я – тебе.

– Что хотите, Василиса Петровна? – спросил грустно.

– Кое-что из имущества вашего батюшки купила бы. Если отдадите со скидкой.

– Можно. А что взамен предлагаете?

– Информацию к размышлению.

* * *

Интересно человек устроен. Пока Денис с ними жил, Садовникова уверенно исполняла роль матери семейства-мегеры. А когда «возмутитель спокойствия» их дом покинул – вдруг осознала: перегибала она палку, когда требовала от приемного сына сплошных пятерок и безупречного порядка в комнате.

Если раньше в ответ на претензии классной руководительницы только виновато кивала, теперь начала огрызаться, Митю защищать. Иногда разрешала проспать на первый урок, а то и вовсе прогулять школу. И от каши по утрам они после совместного обсуждения отказались – Садовникова делала себе и мальчику горячие бутерброды с сыром, а иногда и против доброй порции кетчупа сверху не возражала.

– Ты нормальная стала, звони Денису, пусть возвращается! – подкатывал Митя.

Но Таня, конечно, всегда отвечала, что это невозможно.

В отличие от родного отца Богатов мальчишку не забывал. Но обиженная Садовникова настаивала: все встречи на нейтральной территории. И звонить – исключительно Мите на его телефон. А когда Денис перевел ей приличную сумму «на обновки ребенку», деньги отправила обратно и купила все за свои.

График встреч Богатов тоже самостоятельно с Митей согласовывал. Прекрасно знал, что эти выходные – Танины. Но все равно позвонил – ровно в тот момент, когда ехали в полюбившийся обоим Аптекарский огород.

Садовникова увидела, кто на проводе, прошипела:

– Скажи, что не можешь сейчас говорить!

Но Митя хитро улыбнулся, нажал на громкую связь и ответил:

– Дядя Денис, ты очень вовремя! Мне как раз делать нечего, мы с тетей Таней на машине едем.

– Танюшка, привет!

Она промолчала и крепче вцепилась в руль.

– Как в «Снежной королеве», – прокомментировал Митя. – Она, как Кай, заморозилась. Дядя Денис, тебе обязательно ее надо расколдовать.

Взбешенная Татьяна показала мальчику кулак. Тот мило улыбнулся и продолжил болтать:

– Когда ты наконец выгонишь свою силиконовую дурочку?

– Митя, все сделал.

– Да ладно!

– Честное благородное слово. Понял, что был неправ. И теперь глубоко раскаиваюсь.

– Вау! Ура! Тетя Таня! Ты слышала?!

Садовникова закатила глаза. Что за дурацкая манера: подбираться к ней через ребенка?! Сейчас Денис – тоже по громкой связи – начнет виниться, что на него снизошел морок и надо начать все сначала?!

Но лично она клеить разбитое и прощать предателя не собиралась. Богатов, впрочем, не пошел на столь наглый и примитивный штурм. Деловито спросил Митю:

– У тебя каникулы когда?

– Начались уже! – радостно возвестил мальчик.

– А что так рано?

– Так в младшей школе есть дополнительные!

– И как отдыхать будешь?

– С понедельника тетя Таня отгулы берет, мы с ней в Суздаль поедем.

– А что там делать?

– Ну всякие церкви, культура древней Руси, – без особой радости доложил Митя.

– У меня есть предложение круче. Полетели со мной на море?

– Ой, – растерялся Митя. Виновато взглянул на Садовникову, спросил:

– А куда?

– На наше море. Мы там были. Криница. Геленджик. В Сочи-парк сгоняем. Я посмотрел прогноз. Днем до тридцати, вода, может, и плюс двадцать пять. Но плюс двадцать – точно.

А в Москве – день совсем осенний, небо сурово хмурится, листья неумолимо облетают.

– Я… я бы поехал, – неуверенно сказал мальчик.

– Теть-Тань, – весело прокричал Денис, – давай все вместе, а?

Она нарушила наконец обет молчания:

– Во-первых, у нас уже забронирован отель. А во вторых – и самое главное: неужели ты думаешь, что я куда-то поеду с тобой?!

Постаралась вложить в тон максимум презрения.

– Но мне нужна помощь, – спокойно парировал Денис.

– Иди ты в лес!

– Ладно, я понял. Мить, а куда вы сейчас направляетесь с мамой?

Она отвернулась от руля, сделала страшные глаза. Мальчик не испугался, охотно доложил:

– В Аптекарский огород, нам обоим очень нравится.

– Я сейчас развернусь и поеду домой, – прошипела Мите Татьяна. А Денису громко добавила: – Только попробуй там показаться!

– Рисковать не буду. Но неподалеку есть ресторанчик «Солнце Италии». Отличную пиццу делают. Приходите, когда нагуляетесь. Буду ждать с шести вечера.

– Я не пойду, – отрезала Садовникова.

– Я все равно буду ждать. Тань, у меня к тебе очень важное дело! Не про личную нашу жизнь. Другое.

– Я не имею с тобой дел. Никаких.

– Хорошо. Тогда просто обсудим детали. Когда нам с Митей лучше вылететь.

– Пришлешь номер рейса, и я привезу его в аэропорт.

На Митю, пожалуй, Таня тоже слегка обиделась. Мог бы и отказаться.

– Ладно, девочки, мальчики. Хорошо вам провести время. С шести буду ждать в «Солнце Италии».

Денис положил трубку.

Садовникова сердито молчала. Митя вкрадчиво произнес:

– Ты злишься, что я с ним поехать согласился?

– Ой, да делай что хочешь! Мне только кстати: работы полно. И в Суздале я была.

– Но я без тебя не поеду ни на какое море! – В глазах мальчика блеснули слезы. – Только если вместе!

– Митя, это исключено, – отрезала.

– Мне дядя Денис сказал, что потерять тебя – самая огромная ошибка в его жизни!

– Раньше надо было думать.

– Верность для мужчины как клетка для тигра. Она противна его природе.

– Что?!

– Это цитата. Нашел в одной твоей скучной книге.

– Я знаю! Бернард Шоу. Но ты-то, ты! Как можешь так говорить?

– Денис ошибся и хочет все вернуть. А я хочу, чтобы у меня были и мама, и папа. Самые лучшие в мире, – твердо сказал мальчик. – Прости его, пожалуйста, теть-Тань.

– Все, Митя, – сухо сказала Садовникова. – Поехали смотреть тыквы.

* * *

Конечно, Митя ее уговорил. Да Тане, что скрывать, и самой хотелось увидеть Дениса. Понятно, что она его не простит, но в удовольствии выслушать покаянную речь решила себе не отказывать.

Однако Богатов повел речь совсем о другом.

– Таня, прости, что вмешиваюсь в твои планы. Но на нашем море у меня дело. Надо кое-что выяснить.

– А Митя тебе зачем? – вскипела. – Как юный адъютант? Или приманка?

– Отдушина, – честно признался Денис. – Тяжко одному ехать. У меня отец умер неделю назад. Он в Абрикосовке жил, это поселок недалеко от Криницы.

– Ой. Сочувствую. – Таня поневоле вовлеклась в чужую беду, спросила: – А что случилось?

– Инфаркт. Обычный, дьявол его побери, заурядный инфаркт. Я съездил на похороны и на следующий день сбежал. Не мог там оставаться один. Но места себе не нахожу: почему, почему он ушел так внезапно? Отцу только семьдесят шесть было, не пил, не курил. Предвкушал счастливые перемены.

– Какие?

– Я ему дом собирался купить. О котором он много лет мечтал.

– От сильных эмоций сердце может разорваться, – вставил Митя.

Денис серьезным тоном ответил:

– Согласен. Не зря говорят: «умереть от радости». Но решение о покупке мы приняли месяц назад. А собственно сделка – еще через месяц планировалась. Может быть, что-то другое его поразило, расстроило? До такой степени, что сердце не выдержало?

– Хочешь душу себе потравить, – тихо сказала Таня.

– Попробовать выяснить. А Митя… ты с Митей – очень бы меня поддержали.

Садовникова не удержалась, спросила горько:

– А вообще нормально – просить о поддержке после того, как ты со мной поступил?

– Нет. Но я не могу представить, как поеду туда один. Снова войду в дом, где все вещи отца. Только его самого нет. А ехать обязательно надо.

– Дядя Денис, но зачем? – вмешался в разговор Митя. – Твоего папу что… убили?

Таня сдвинула брови – как можно вести подобные разговоры при ребенке?

Однако Богатов всегда считал: с детьми надо как с равными. Сейчас тоже не отступил от правила. Серьезно ответил:

– Я из врачей душу вытряс. Клянутся: причина смерти естественная. Он умер у себя дома. На кухне. Но у отца, как сегодня выяснилось, имелась в Абрикосовке приятельница. На двадцать пять лет моложе. И она из поселка исчезла. Плюс-минус в день его смерти. Почему, куда отправилась – никто не знает. Причем уехала спешно. Подозрительное совпадение.

– Но что она могла сделать?

– Довести его до инфаркта. Или выдать свое преступление за сердечный приступ.

– А что полиция говорит? – с умным видом спросил Митя.

– Соседи сказали: полиция даже не приезжала, хотя обязаны, если человек дома умер. Но скорая констатировала смерть от естественных причин, поэтому не утрудились.

Таня и хотела продолжать злиться, но в глазах Дениса столько горя, что слова безжалостные с языка не шли. Пробормотала:

– А деньги на дом – они где были?

– У отца. На счету в банке. Я ему месяц назад перевел.

– И где эти деньги сейчас?

– В том-то и дело, что узнать это невозможно. Тайна вклада.

– Но ты ведь наследник?

– Стану им через шесть месяцев. Тогда и скажут. Если все по закону.

– А как узнать раньше?

– Никак. Только если уголовное дело возбудят. Или нотариус запрос в банк отправит и скажет мне – по дружбе или за денежку.

– Ничего себе! То есть эта решительная дама могла твоего отца убить… деньги украсть… но никто ее даже искать не пытается?

– Не исключаю. Поэтому надо ехать и проверять.

– Твоя Настенька именно так бы и поступила, – все-таки не удержалась от шпильки Садовникова.

– Я умею признавать ошибки. И больше их не совершать, – отозвался Денис.

Митя снова встрял:

– А что с твоей Настенькой, дядь-Денис, случилось? Чего ты бросил ее? Силикон в груди лопнул?

Таня не удержалась от улыбки.

– Она друга предала, – ответил тихо Денис. Уточнил: – Не меня. И давайте больше о ней говорить не будем.

Взглянул жалобно на Садовникову:

– Таня, пожалуйста. Я понимаю, что веду себя как последний подлец. Но поехали вместе, а? Я один просто не выдержу.

* * *

На пляж Полина Матвеевна, как и все местные, ходить не любила, но сын выкрутил руки: «Без свежего видео не приезжай». Смешной он, с недавних времен столичный житель. Полжизни потратил, чтобы из родной Абрикосовки в Москву перебраться, а теперь по морю скучает. Но воля потомка – закон. Придется исполнять просьбу.

Сын, когда изредка навещал родные края, всегда ездил на отдаленный пляж в трех километрах от поселка. Добираться, если без машины, муторно, зато народу поменьше, чем на центральном. Плюс вода чище, музыка не орет и дельфины иногда показывались. Понятно, что видео надо здесь снимать.

Полина Матвеевна дождалась, когда будет солнечный денек, отыскала в шкафу заброшенный купальник и отправилась. Летом, по жаре, пешком сюда тяжко, но по приятной осенней прохладе дотопала с удовольствием. На центральном пляже народу полно, пусть и сентябрь, а здесь красота, тишина. Приезжих почти нет – сплошные знакомые лица. Местный, так сказать, истеблишмент – все на машинах, приезжают освежиться после трудов праведных. Полина Матвеевна и до воды не дошла – то с директором овощебазы поболтать, то с врачихой участковой посплетничать. Пока языком чесала, солнце начало стремительно клониться к закату. Пришлось срочно заканчивать общение, вспоминать, зачем пришла. Подошла вплотную к морю, начала снимать видео. Чтобы обязательно в кадр пирс попал (сколько с него сыном напрыгано) и мыс, за который мальчишки ходили жечь костры и искать клады.

Когда краешек заходящего солнца коснулся кромки моря, еще и с дельфинами повезло – выпрыгнули два, друг за другом. Очень эффектно получилось, мальчик ее будет доволен.

Поручение, ф-фух, выполнено, неужели теперь купаться? А может, и не надо – осень, небо стремительно сереет, холодный ветер задул. Но все-таки скинула платье, осталась в купальнике – зря, что ли, тащилась в такую даль?

Хотела, как молодежь, в воду с разбега, но едва сосчитала про себя до трех и собралась, услышала:

– Добрый вечер!

Очередной знакомый из местных на пляже припозднился. Обернулась – ба, так это миллионеры новоиспеченные, немолодая пара. По именам Полина Матвеевна их не помнила, только фамилию общую (Плужины). Что они делают тут – могли бы с такими деньгами под солнцем Майами греться? Ну или на Кубе точно.

– Не отпускают родные пенаты? – весело обратилась.

Супруги переглянулись. Она продолжала:

– Я б и минуты в вашем положении в Абрикосовке не осталась.

– А куда нам деваться-то? – спросил в удивлении муж.

– Под пальмы! В настоящее лето! Пина-коладу пить!

– Так у нас вроде своя пальма есть, – сказала жена.

– В смысле? Вы ведь дом продали?

– Хотели продать. Но не вышло.

– Как не вышло?!

– Не успели. Михалыч умер, а сын сказал: ему не надо.

Полина Матвеевна замерла.

Только что серое небо стремительно окрашивалось в темные краски ночи, на воде поднималась рябь.

– Вы купаться собирались? Идите скорее, а то совсем холодно будет, – заботливо сказала Плужина.

Полина Матвеевна побледнела.

– Нет. Наверно, не пойду. Что-то нехорошо.

– Может, валидол? У меня есть! – засуетился ее супруг.

– Нет, нет. Ничего не надо.

Полина Матвеевна отвернулась от пожилой четы, быстро надела платье и двинулась прочь. Сердце сковало ледяным холодом. Что она натворила?!

* * *

Юрий Михайлович как родился в Абрисовке – семьдесят шесть лет назад, – так в ней и умер. Никогда не тянуло в другие края. А если все-таки уезжал по делам или в отпуск, на второй день начинал скучать – по родной улочке, небу над своим домом, пышнозеленым горам, что окружали поселок.

Даже когда поступил в техникум – недалеко, в краевом центре, – быстро стал киснуть, перевелся на заочное и вернулся домой.

Жена – тоже из местных – его восторгов не разделяла и Абрикосовку величала дырой. Постоянно пыталась сманить – в Питер, Москву, Германию или хотя бы в Ессентуки. В итоге сбежала одна. Просто собрала чемодан, когда Юрий Михайлович был на работе, и исчезла. Сын, маленький Дениска, напрасно ждал, что мама заберет его из садика. Когда к шести вечера всех детей разобрали, мама не пришла и на звонок не ответила, воспитательница вызвала отца. Юрий Михайлович примчался, посадил плачущего мальчика к себе на мопед – слезки сразу высохли.

– Поехали саслыцок кусать! – попросил Дениска.

– Вот еще глупости. Дома супа поедим, мама обещала сварить.

Но застали тишину и записку на столе: «Юра, прощай, я ухожу. Делить ничего не будем, Дениса оставляю тебе».

Холодное краткое послание Юрия Михайловича просто убило.

Денис читать умел. Проглядел записку, серьезно спросил:

– Ты будесь ее искать?

– Зачем нам с тобой нужны предатели? – пожал плечами отец. И попросил сына: – Кулинарную книгу из шкафа достань. Будем учиться сами кашеварить.

Соседки ахали: «Как будете одни, без женской руки?»

Но справлялись неплохо. Юрий Михайлович вполне преуспел в приготовлении каш, лечении детских простуд и даже штопать научился. Книг по педагогике не читал – воспитывал сына по собственному разумению. С малых лет – уметь убрать в доме, постоять за себя и принять собственное решение. Денису нравилась техника – пожалуйста, учил младшеклассника обращаться с болгаркой, за штурвал своего катера сажал. Захотел котенка? Не вопрос. Но ухаживать и едой обеспечивать – из собственных средств, на спасательной станции как раз нужен подсобник на подработку.

Денис мечтал стать то капитаном, то владельцем автосервиса, и Юрий Михайлович никогда не подрезал крылья. Сын с десяти лет сам выходил в море и перебирал движок у мопеда.

Одно его в ребенке огорчало: рано стали проявляться материнские гены. Тоже скучно ему в тихой Абрикосовке. Идут на катере, и Денис вздыхает мечтательно: «Вот бы в Турцию махнуть!» А когда со школой на экскурсию ездили в пещеры Адыгеи, отбился от коллектива, самостоятельно отправился подземелье исследовать. Учительницу чуть удар не хватил, искали почти два часа.

И трудовая экономная жизнь Дениса тоже не привлекала. С ранних подростковых лет начал упрекать отца, что «унизительно жить на прожиточный минимум».

– Так учись. Институт заканчивай, карьеру строй, – вразумлял отец.

– Чтоб я стал офисной крысой? Да ни в жисть! – усмехался Диня.

И постоянно «мутил бизнес». Сигаретками в школе приторговывал поштучно. Мастерскую подпольную дома устроил – на футболки модные лейблы крепили.

А в шестнадцать лет материнские гены окончательно взыграли. После девятого класса самовольно забрал документы из школы, заявил:

– Учиться больше не буду.

Прежде отец подобные разговоры жестко пресекал – иногда с помощью ремня. Но сейчас на дворе середина девяностых. В стране бардак, на спасательной станции зарплату задерживали по три месяца. Юрий Михайлович без особых успехов пытался прокормить себя и сына с огорода.

А Денис не уставал повторять:

– Болото наша Абрисовка. Поехали, бать, в Москву.

– И что там делать будем?

– Да что угодно! В «Луже» торговать. На курсе доллара химичить.

Безумные мальчишеские планы. Но предложить альтернативу – чтоб сына заинтересовало – Юрий Михайлович не смог.

И в семнадцать лет Диня скопировал предательство матери. Даже записку оставил почти такую: «Пап, уехал. Не ищи».

По идее, можно было написать заявление, вернуть парня домой – все-таки несовершеннолетний. Но Юрий Михайлович сам учил сына, чтоб самостоятельно отвечал за свои поступки. Пусть пробует. Набивает шишки.

В отличие от жены Диня с концами не исчез. Присылал иногда открытки, пару раз денег перевел – приличные суммы.

А в девяносто девятом в дом к Юрию Михайловичу пришла милиция. Сын – который уверял, что занимается исключительно честным бизнесом, – стал фигурантом уголовного дела по фальшивым авизо. Следствие предполагало, что отец прямо или косвенно тоже замешан. Предъявили ордер, обыскали дом. Соседи с любопытством глазели на милицейские машины во дворе и у калитки.

Когда уехали, – естественно, ни с чем, – у Юрия Михайловича и случился первый инфаркт. Он успел вызвать скорую, надолго попал в больницу. А сын не то что не приехал – даже не позвонил. И появился только через несколько лет.

На порог его отец не пустил.

* * *

Самолет набрал высоту. Митя устал разглядывать небо над пеленой туч и задремал у иллюминатора. Таня старалась держаться холодно, но рассказ Дениса ее захватил. Прежде тот почти не рассказывал о себе, а подноготную симпатичного мужчины узнать всегда интересно – даже если твердо решила, что ничего общего у тебя с ним не будет.

– Авизо тогда были – золотое дно. Но, конечно, дело опасное. Многие коллеги вообще бесславно полегли, так что в тюрьму пойти был не худший вариант, – продолжал Богатов. – Туда, впрочем, тоже не хотелось. Подсуетился, кого надо подмазал – в итоге проходил свидетелем. Но ледок тонкий, того и гляди в полынью ухнешь. Едва аннулировали подписку о невыезде, адвокат сказал: «Вали-ка ты отсюда. Как можно дальше». Я послушался. Из России сбежал. Устроился на круизный лайнер. Больше года колесил по Карибам, работал дилером в казино. Завязывал заодно полезные связи – на кораблях много интересного народу, а дилерам с игроками болтать не запрещается. Когда контракт истек, задержался в Санто-Доминго. Вел там кое-какой бизнес. Отцу пару раз писал. Он не отвечал, и я думал: злится просто. Адвокат говорил: его тоже хорошо потрясли. Ладно, думал, вернусь в Россию, сразу поеду в Абрикосовку, куплю бате катер новый, извинюсь-покаюсь. А про инфаркт и не знал ничего. Когда смог появиться в стране, первым делом к нему. Специально нагрянул без предупреждения, хотел сюрприз сделать. Но отец меня не простил. Сколько ни пытался объясниться, одно талдычил: «Ты мне не сын. Не имею дела с ворами». Бился, бился, так и плюнул, уехал ни с чем. Несколько раз деньги ему высылал – всегда возвращал, гордец. Сначала я хотел отношения наладить, голову ломал, как к нему подкатить. Но потом подумал: а может, и правильно, что батя знать меня не хочет? С моей тогдашней работой лучше было никаких привязанностей не иметь. Чтобы по больному не ударили.