Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок

– Неужели?

– Ага… А что, еды в горах ему много. Клопов и клещей, мух, мотыльков, все кактусы, все скалы в них, для гекконов еды сколько хочешь, вот и облеплены все скалы гекконами, некоторые с руку бывают, опять же дрофы и козодоя полно, ешь – не хочу, сколопендры полно, тоже для варанов хорошая еда, осы, термиты для него же, он же всё жрёт, чего ж ему не расти, – поясняет Миша, по его тону понятно, что говорит о том, что хорошо ему известно. – Помню, у одного варана костяная чашка на башке килограммов двадцать весила, её пуля не брала… Не пробивал жакан.

Уполномоченный представил себе ороговевшее образование на голове ящера, которое не пробивает пуля, и вздохнул:

– Осы, вараны в четыре центнера, их и двухсоткилограммовых не сразу-то убьёшь, сколопендры – твари ещё те… Думаешь, пройдём? – Горохов не думает отказываться от затеи, но хочет знать о будущей дороге как можно больше.

– Я дважды ходил, один раз туда и обратно, – отвечает Миша. Потом пальцем чешет свою синюю губу и говорит: – От ос и клещей с пауками возьмём инсектицида побольше, от варана, – он кивает на стоящую возле кровати винотеку Горохова, – оружие у тебя хорошее. Отобьёмся, тем более на двоих он скорее всего и не пойдёт. Он, знаешь, тоже не дурак, – тут охотник многозначительно постучал себя по виску, показывая, что царь барханов – животное весьма неглупое. – А вот сколопендры… Их в предгорьях очень много, а вот в самих горах уже поменьше, там песка мало для них… Но даже и там они есть. Очень подлая живность, я их не люблю… Меня одна обожгла разок…

«Их никто не любит. Кроме варанов, которые их жрут».

И тогда Горохов произносит с уверенностью:

– Ну, со сколопендрами как-нибудь управимся.

Он думает, что этот разговор закончен, но Шубу-Ухай тут ему и говорит с заметным сомнением:

– Самое главное – не попасть на зургана.

– Зургана? – не понимает Андрей Николаевич.

– Его шестиногом зовут, – отвечает Миша. – Этот в здешних горах самый опасный будет. Слыхал про него?

Горохов, которого после двух суток бодрствования и очень плотного ужина уже серьёзно клонило в сон, насторожился:

– А это ещё кто? Первый раз слышу.

Глава 5

– У него шесть ног, – начинает Миша, и тут же замолкает, не зная, как толком обрисовать шестинога, – шесть ног, но передние – это ещё и руки. Хочет – ходит на них, хочет – дерётся ими, – Горохов не понимает и поэтому молчит, а охотник, видя непонимание и интерес собеседника, продолжает: – И он умный.

– Умный? Как варан? – уточняет Горохов.

– Как человек, – разъясняет Шубу-Ухай. – И голова у него как у человека. А вот тулова как у клопа, у длинного клопа, и ноги как у клопа, ну или как у осы. И жара ему нипочём: хоть в лето, в день, будет по самой жаре ходить, хоть по скалам прыгать, ему ничего от жары не бывает.

– Ты убивал его? – интересуется уполномоченный. Он, честно говоря, не очень-то верит во всякие такие истории. Всю жизнь в песках, а про такое никогда не слыхал, и на той стороне Камня тоже про шестиногого никто ни разу ему не рассказывал.

Вот только по времени, проведённому с Мишей, Андрей Николаевич понимает, что этот человек во всякое глупое верить вот так вот, с чьих-то слов, не будет. Вот и спрашивает, а охотник его ответом и удивляет:

– Нет, не убивал, я его вообще не видал, следы видал, видал варанов разорванных, объедки от них, раза три такое было, и Куманьков про него рассказывал, он его видал вот как тебя. Шестиног Валюшу убил. Куманьков с Валюшей вдвоём охотились, он про него и рассказал первый раз. Лет пять назад… Ага, да… Лет пять. А то все думали: что за след такой странный в предгорьях иной раз бывает. Как будто палками в грунт тыкают, – он показывает руками, как выглядит цепь следов. – Так, так, так, так… А потом, года полтора как, когда Судец и Митяй Тёмкин сгинули, наши пошли их искать, я тогда от клеща приболел, сам не пошёл, так наши кости и тряпки от Митяя нашли. По ружьишку его опознали. И следы, следы вокруг. Понятно? Вот так вот! – с каким-то дурным удовлетворением закончил рассказ охотник.

Горохову было понятно, он знал, что вараны костей не оставят, так этот зверь ещё и одежду с обувью сожрёт от жадности. Только оружие жрать не будет. И тогда уполномоченный спросил:

– А этот шестиног – он там один такой, или их целое племя?

Этот вопрос Шубу-Ухая, кажется, озадачил. Охотник задумался, сидел, смотрел на кучу костей на столе, даже поворошил их – в поисках мяса, наверное, – снова почесал свою синюю губу и после этого ответил:

– А… Не знаю я… Два следа… Нет… Сам-то никогда такого не видел. И не помню я, чтобы кто-то из наших про два следа зургана говорил. Всегда про один след говорят, – он снова задумывается на секунду. – Кто его знает, может, он и один на все наши горы.

– А как же ты ходил через Камень? Не боялся его?

Миша пожимает плечами:

– Не боялся, не думал о нём, думал, как воду нести в гору.

– А большие рюкзаки у тебя есть? – вспомнил Горохов. Он уже начинал готовить себя к серьезному походу.

– Один, но хороший, крепкий, когда варана добываю, вырезку в нём ношу, или саранчу собранную.

Уполномоченный лезет в карман, достаёт оттуда деньги и кладёт на край стола четыре рубля:

– Это на хорошую воду, на машину, на еду и батареи, купи патронов для себя, у меня есть. В общем, купи всё, что тебе нужно.

Шубу-Ухай смотрит на деньги, но брать их не торопится:

– Хорошо, всё куплю и договорюсь с соседом насчёт машины. Утром, а то сейчас спят все уже.

– А ещё мне нужно, чтобы ты дал телеграмму.

– Ну, схожу дам, раз нужно, у нас через две улицы телеграф, но он ночью не работает.

– Нужно в Тёплую Гору дать телеграмму одной женщине, её Галина зовут, чтобы она направила Петю и Мурата в Александровск и чтобы те ждали меня у гостиницы «Барханы».

– Галине телеграмму… В Тёплую Гору, да? – тут Миша говорит с некоторым замешательством. Кажется, ему легче ходить через Камень или добывать варанов, чем давать телеграммы. – Ладно, только ты мне потом всё как следует расскажи.

– Расскажу, расскажу, – обещает Горохов, у него уже закрываются глаза, – а теперь мне нужно поспать, я двое суток на ногах.

– Ага, давай поспим, я тоже без сна давно, – понимает охотник. – Ты ложись, на кровать ложись.

– А ты куда? – интересуется уполномоченный, больше тут лечь было некуда. – На пол ляжешь, что ли?

– Не-е… – Миша смеётся. – На пол никак нельзя, клещ поест. Перед дорогой это ни к чему. Ослабнуть можно. Я сейчас стену возле стола обрызгаю, да на стол лягу.

– Миша, – вдруг вспоминает Горохов.

– Чего? – замирает тот.

– А у тебя карта есть, ну гор, предгорий?

– Карта? – кажется, Шубу-Ухай удивлён. – Нет, карты нет, она мне тут не нужна.

– А мне нужна, – говорит уполномоченный. – Надо будет купить. Только хорошую, чтобы возвышенности были отражены. По горам всё-таки пойдём. Знаешь, где купить такую?

– Знаю, – по голосу охотника Андрей Николаевич понимает, что к этой затее его проводник относится с сомнением, но Горохов уверен, что если… ну, к примеру где-то в горах он вдруг потеряет Шубу-Ухая, всякое же может быть, лучше ему иметь карту.

– Если знаешь – купи мне завтра.

– Хорошо, – отвечает Миша, – встану пораньше – схожу.

Потом он достаёт инсектицид из коробки возле стола и начинает заливать стену под окном. А Горохов подпирает стулом дверь, берёт винтовку и ставит её в изголовье кровати, ложится на пластиковый матрас, не снимая обуви. Обрез под рукой, револьвер тоже рядом. По комнате разлетается резкий, химический запах инсектицида, но он его не замечает и быстро засыпает. А последняя мысль прежде, чем он заснул, была о том, что Мише всё-таки можно доверять, ведь Люсичка не может ошибаться в людях.

***

Когда уполномоченный проснулся, то увидал на стуле у стола лежащий рюкзак, а под столом стояли трёхлитровые баклажки с водой, их было восемь штук. А вот Миши не было. Горохов полежал ещё немного. Свет заливает комнатушку даже через серое от пыли окно. Он смотрит на часы: десятый час. Вот это он поспал! Андрей Николаевич встаёт. На столе лежат пакеты какие-то. Он подходит к столу. А там паштет, брикеты кукурузного крахмала, лепёшки, два баллона инсектицида, коробка хороших патронов, двадцать четыре штуки, трубки-фильтры, чтобы пить воду из открытых источников, два рулончика хороших тряпок на портянки.

Уполномоченный, у которого давно не было платка, взял одну тряпку и положил в карман галифе. Тут же были десяток пакетов с вяленой дрофой, две больших упаковки высушенного, тонко нарезанного кукурузного хлеба. Несколько пакетиков с вяленой тыквой. И пакет жареных с чесноком тыквенных семечек весом в килограмм.

«Не очень много для двоих, если учитывать энергозатратность перехода через горы. Миша надеется добывать еду в дороге. В принципе, это правильно. Значит, тащить придётся меньше».

Ещё кое-что из еды у него было и у самого в рюкзаке. За съестное можно было не волноваться.

В общем, он был доволен этим набором вещей, Миша знал, к чему готовился. Аптечки не было, но у него в рюкзаке лежала солдатская, полевая. Там было всё, что нужно. И главное – стимуляторы. И рядом со всеми вещами на столе лежала запечатанная в пластик хорошая и, скорее всего, дорогая карта.

Уполномоченный отложил её в сторону, с нею он собирался познакомиться повнимательнее ещё до того, как начнётся поход. Но сначала…

Горохов умылся, выпил литр воды. В горле скребло. Он почувствовал, что нужно откашляться. Он так и сделал и сплюнул в угол бурый сгусток. Раньше никогда такого с ним не было. Он растёр сгусток подошвой и пошёл пить таблетку, что дала ему Людмила. Только после этого достал из своего рюкзака пару кусочков крахмала и съел их, запив водой из трёхлитровой баклажки, что стояла под столом. Крахмал был подсоленный, вкусный, а вода чистая. После этого он закурил. И сразу снова стал кашлять.

Вскоре пришёл Миша, он был спокоен и деловит:

– Всё сделал. Сосед согласился сгонять со мной до Кытлыма за мясом. Он уже машину заправил. Спрашивал, когда выезжаем. Хочет побыстрее, чтобы потом домой по темноте долго не ехать, – охотник немного помолчал и подошёл к окну, стал смотреть на улицу через пыльное стекло. – А ты, Андрей, это… тихо тут сидел?

– Тихо, а что? – Горохов не стал ему говорить, что его дважды разбирал сильный кашель.

– Да вот оно что… Я тут следы под дверью увидал, – объясняет Миша. – Женские. Кто-то подходил к двери. Ещё стоял рядом у угла дома… Соседка у меня тут есть, Марина, – он всё продолжает глядеть в окно. – У неё проказа уже мозги жрёт, иной раз она заговаривается, но обычно ещё в своём уме. Главное, чтобы она не узнала, что у меня кто-то есть. А то… Сейчас по радио каждые пять минут говорят про сто рублей… Я, пока в магазине стоял, два раза слышал… Сам понимаешь… Сто рублей… Они всякого могут… Она может и позвонить в милицию…

– Я курил, – говорит напрягаясь Горохов. – Может, запах женщина почувствовала.

– Я тоже курю, когда угощают, но скорее всего услышала что-то, – задумчиво произнёс охотник и отвернулся от окна. – Давай я на телеграф сбегаю, дам телеграмму, да уедем побыстрее от греха подальше.

– Да, давай, – согласился уполномоченный.

Он ещё раз объяснил, куда и на чьё имя давать телеграмму.

– Ага, – кивал Миша, запоминая адресата, – ага, а этой Гале написать, чтоб она отправила Петю и Мурата в гостиницу «Барханы», что в Александровске.

– Да, – подтвердил уполномоченный. Он ещё не решил всё окончательно, но уже склонялся к мысли, что ему всё-таки будет нужен его грузовик и всё то снаряжение, что он получил перед командировкой.

Миша ушёл, заперев дверь, а Андрей Николаевич стал собираться в дорогу. Он ещё раз перебрал свой рюкзак и упаковал в него часть еды со стола, а потом взвесил его: килограммов шесть, если не семь, – и начал прикидывать вес, который ему придётся нести. Вода – двенадцать килограммов. Рюкзак шесть. Винтовка, обрез, револьвер, пистолет, патроны ко всему этому и две гранаты. Ещё килограммов двенадцать. Фляга-тайник – пара кг. Тесак. Вес подбирался к тридцати пяти килограммам. И, кстати, деньги. Казалось бы, что там, но только его свёрток с серебром и парой золотых, не считая меди в карманах, уверенно тянули на полкило.

Ну, в молодости, лет десять назад, этот вес его бы не испугал. Но пройти с такой ношей пятьдесят километров за день, да ещё по горе вверх – задача абсолютно нереальная. Это он уже понимал. Он ещё не ощущал значительного влияния заболевания на свои физические возможности, но прекрасно понимал, что воздействия болезни не избежать.

«Но болезнь ещё на ранней стадии, плюс Люсины таблетки, возможно, я ещё смогу перейти горы, в случае чего помогут стимуляторы».

Он также собрал рюкзак и для Миши, банки с водой снёс к двери, они поделят воду потом, когда выгрузятся в Кытлыме. Уполномоченный был готов выдвигаться. Только накинуть пыльник и маску с головным убором. Хотелось закурить, но теперь, после рассказа Шубу-Ухая о следах под дверью, он не решился этого делать. Сел на кровать и стал ждать. Думал даже ещё немного полежать, закрыв глаза, да не пришлось: едва устроился, как за окном негромко затарахтел моторчик. Потом послышались разговоры, и в дверном замке провернулся ключ. Миша проскользнул в комнату и тихо сказал:

– Он приехал, Андрей, давай собираться, – и тут же, оглядевшись, с удивлением добавил: – О, так ты уже и рюкзак мой собрал; тогда я буду носить вещи, а как всё снесу, так ты и выйдешь.

Горохов лишь кивнул молча: давай.

Вскоре, за две ходки, он перенёс всё в машину, в том числе и рюкзак уполномоченного, и его винтовку заодно, а потом Шубу-Ухай остановился и сказал уполномоченному тихо:

– Его Чупейко зовут. Он о тебе ещё не знает. Думает, что мы вдвоём поедем. Ты его сильно не пугай, пожалуйста. Он сосед мой.

– Сильно не буду, – пообещал Горохов, одеваясь и беря в руки оружие и надевая маску. – Там на улице никого нет?

– Нет, рядом никого, – отвечает Миша, но на всякий случай выглядывает из двери на улицу и только потом делает Андрею Николаевичу знак: давай!

Уполномоченный проскальзывает мимо него и прямо у порога дома видит небольшой, видавший виды грузовичок, дверь кабины которого гостеприимно раскрыта… Два шага, и он запрыгивает в кабину, а там… Немолодой уже мужичок, сидящий за рулём, смотрит на него удивлённо, а потом спрашивает:

– Это… В смысле чего?

– Ничего, – спокойно говорит ему Горохов, тоном самым миролюбивым. – Я друг Миши, Витя, я с вами до Кытлыма. Мне тоже мясо нужно.

А тут и сам охотник, заперев дверь, уже влезает в кабину и, хлопнув дверцей, усаживается и говорит:

– Всё… Поехали, Фёдор, поехали…

А Фёдор-то и забубнил сразу:

– Так ты не сказал, что мы втроём поедем, я думал… Знаешь что, Миша, мы так не договаривались… – по его лицу и не понять, сколько ему лет, и, видно, человек себя берёг, витамины дорогие пил: отёки на щеках были, но до синяков дело ещё не дошло.

– Поехали, Фёдор, я всё тебе сейчас расскажу, – продолжал охотник, но у него не выходило говорить убедительно.

– Нет, ты обожди, Миша, – стал упрямиться хозяин грузовичка. – Уговор какой у нас был?

Он хотел продолжить, но тут, поняв, что все эти разговоры могут затянуться, заговорил уполномоченный:

– Федя, ты два рубля за дорогу до Кытлыма уже получил?

– Ну и что, я…

И снова Горохов его не слушает, он хватает мужичка под правый локоток, держит крепко – вдруг у того оружие под пыльником, – а сам достаёт из кобуры револьвер, приставляет его к колену Чупейко и взводит курок.

– Федя, я убивать тебя не стану. Просто прострелю колено, а потом…– Андрей Николаевич приставляет ствол револьвера к нижней челюсти мужичка, – … выстрелю вот сюда, выброшу тебя из машины, и ты её никогда больше не увидишь, кстати, если ты и выживешь после этого, жить ты будешь без удовольствия. Уверяю тебя. Но если… – уполномоченный убирает револьвер от щеки водителя, – ты доставишь нас до Кытлыма, получишь ещё один рубль и уедешь оттуда на своём славном грузовичке… Ну, выбирай, пару больших пуль или свой грузовичок и рубль в придачу?

Но Чупейко всё ещё не трогается с места, он в нерешительности, и тогда Горохов снова приставляет ствол оружия к ноге водителя и говорит угрожающе:

– Ну давай уже… – Горохов снимает маску, он хочет, чтобы Фёдор видел его голодное лицо, – решай, давай, Федя, пулю или рубль…

Возможно, это и сыграло свою роль.

– Рубль, – с явной неохотой произносит Фёдор.

– Тогда поехали, Федя, поехали, ну… Втыкай передачу, давай… – говорит уполномоченный уже мягче, но револьвер при этом не прячет. – Ну, чего дожидаешься, разозлить меня хочешь? Поехали…

Феде деваться некуда, он косится на револьвер и наконец включает передачу. Грузовик трогается.

– Ну вот и молодец, – хвалит его Андрей Николаевич.

И тут подаёт голос молчавший до сих пор Шубу-Ухай:

– Э-э… Вот как нехорошо вышло…

– Чего? – уполномоченный оборачивается к нему и видит, как охотник смотрит в окно.

– Марина эта… Полоумная. Как раз выползла, когда не надо. Видала нас троих в машине, стояла, глаз не сводила. Может, из окна за нами следила, она такая…

Но теперь ничего уже сделать было нельзя, уполномоченный даже не разглядел эту Марину, где она была, откуда вылезла; он снова смотрит на водителя.

– Федя, ты не стесняйся, не стесняйся, притопи давай педаль-то! Или ты всё ещё надеешься на что-то?

– Да ничего… Ни на что я не надеюсь, – уныло отвечал Чупейко.

– Тогда поехали побыстрее! Давай, дави на газ!

Они наконец покинули улицу, и тут Фёдор хотел было пересечь трассу и поехать по едва заметной от пыли дороге на запад, но Горохов приказал ему, пока он не выровнял машину:

– Не съезжай! На юг, на юг давай, по трассе!

– Так мы на Кытлым договаривались! – зло почти кричит ему водитель. Это поездка ему нравится всё меньше и меньше.

– Туда и едем, – резко отвечает ему Горохов, – только чуть-чуть на юг возьмём сначала.

Водитель подчиняется, и машина, вильнув резко, цепляет правыми колёсами обочину, поднимая за собой большое густое облако. Горохов оборачивается назад и через специальное стекло в задней стенке кабины смотрит на оставшиеся за пылью дома. Он не видит никакой Марины, но это его не успокаивает; уполномоченный надеется, что она видит, что машина пошла на юг.

Глава 6

– Давай, давай, Федя, не спи, – продолжал Горохов, указывая стволом револьвера на идущий впереди караван из нескольких грузовиков. – Догоняй их.

У Фёдора морда злая, всё это ему не по вкусу, глядит на дорогу исподлобья, вертит баранку и сопит, иногда косится на уполномоченного, а тот крутит головой, смотрит во все стороны на заросли колючки и кактусов, что протянулись справа и слева от дороги, и случайно бросает взгляд на Мишу, на его лицо, и хоть была ситуация напряжённая, но Горохов невольно усмехается. У Шубу-Ухая рот открыт, он что-то шепчет одними губами, глаза, мягко говоря, удивлённые: ну никак он не предполагал, что всё будет развиваться вот так вот: с угрозами, с принуждениями, с оружием.

«Да, дорогой, всё всегда так и бывает…».

Они догоняют колонну из пяти, кажется, машин, идущих на юг.

– Теперь просто езжай спокойно, – говорит уполномоченный. – Когда скажу, свернёшь к горам.

Ни у Фёдора, ни у Миши вопросов к нему нет, молчат оба, а Горохов тем временем настраивает кондиционер: жарко в кабине, она маленькая, люди сидят колено к колену.

– Не надо его насиловать, – говорит ему Федя, глядя на пыльную дорогу перед собой, – старенький он, сломается, пусть хоть так дует.

– Хорошо, – уполномоченный не хочет ещё больше накалять ситуацию, хотя ему кажется, что хозяин грузовика просто экономит за счёт прохлады топливо.

Так они едут ещё минут пять, а Андрей Николаевич понимает, что долго так по главной дороге ехать нельзя, можно нарваться на какой-нибудь пост и угодить на проверку машины; он видит первый удобный, пологий съезд с дороги на кактусовое поле, за которым начинаются небольшие барханы.

– Вот теперь можно поворачивать к горам, – говорит Горохов и показывает Фёдору: – Вот тут, давай…

Тот послушно выполняет указание, а сам бубнит при этом:

– Лишку километров десять дали.

– Нет, не десять, – уверенно возражает ему уполномоченный, – километров семь.

– А к чему это было? – не успокаивается водитель.

Андрей Николаевич мог бы, конечно, ему объяснить, что какая-то полоумная Марина видела их грузовик и в нём двух своих соседей и подозрительного незнакомца, и что если у неё хватит ума сопоставить это и объявление властей о награде за поимку преступника, она может и позвонить в милицию. А когда те поинтересуются, куда поехал грузовик с незнакомцем, то она скажет, что поехал он по дороге на юг. Вот пусть патрули на дороге его и ищут, а найти, где грузовик съехал с трассы, ещё пойди попробуй в придорожной-то пылище. В общем, всего этого рассказывать уполномоченный Фёдору не стал. Теперь, когда перед ними не было машин и поднимаемой ими пыли, он мог разглядеть горы вдали. Они были нечёткими; даже когда Фёдор включил «дворники» и смахнул пыль с лобового стекла, всё равно горы виделись уполномоченному как в дымке, дрожали своими далёкими очертаниями в жарком мареве миража. Горохов достал карту, только теперь у него есть время как следует разобраться во всём. Он находит Кытлым. Прикидывает на глаз расстояние.

– До Кытлыма семьдесят километров? Примерно.

Миша качает головой:

– От Серова, от моего дома – восемьдесят. Мне два дня идти.

– Значит, карта дрянь, – уверенно говорит уполномоченный. Вариант, что его могли подвести его навыки работы с картами, он отбрасывает: не было ещё такого. А потом чуть наклоняется вперед и смотрит на обувь охотника. Башмаки-то у Миши не очень… А идти им нужно будет по горам, и не одну сотню километров. Горохов отрывается от созерцания не новой уже обуви своего проводника и осматривает окрестности. Кактусы, колючка, термитники не очень большие. Ничего необычного – предгорья. А между всем этим – пятна песка, барханы. Они тут небольшие, и вообще песка немного, но всё равно… Восемьдесят километров за два дня… Шубу-Ухай неплохо ходит, по твёрдому грунту ходить, конечно, легче, чем по песку, но сорок километров в день – всё равно хорошо.

Машина идёт с неплохой скоростью, километров пятнадцать в час, держится от песка подальше; в принципе, Федя знает, как водить автомобиль по бездорожью. Горохов оборачивается и открывает задвижку на заднем окне кабины. Солнце слепит, но он различает трассу, что осталась далеко позади, над нею жёлто-серым облаком висит пыль. А за ними нет никого. Даже пыли за ними немного.

«Ну, ещё бы пару часов вот так никого не видеть, и можно будет успокоиться».

***

Так они катят час или чуть больше. А дело-то уже идёт к полудню. Андрей Николаевич косится на Фёдора, лицо у того вспотело, и он по-прежнему угрюм. Угрюм и сосредоточен.

«Скорее всего, сегодняшней поездки он никогда не простит Шубу-Ухаю. Такие, как Федя, – они злопамятные».

Уполномоченный касается крыши, она раскалена так, что пальцам больно. А Миша спит, завалившись на стойку возле двери. Голова качается на ухабах, но он не просыпается.

Всё бы ничего, вот если бы ещё кондиционер Фёдор разрешил использовать как положено. Андрей Николаевич отпивает воды и в который уже раз оборачивается и смотрит назад. Нет, за ними никто не едет.

Он снова глядит на Фёдора.

«Наверное, понимает, кто я. – Горохов ухмыляется. – И жалеет, что не сможет сдать меня Юре Сыру. За сто рублей! Нет, он точно не простит этой поездки Мише».

Тут Фёдор дёргает руль вправо и тут же возвращает его на место, и машину чуть-чуть мотает в зигзаге. Миша сразу просыпается: это отчего так? Он оглядывается.

– Птица, – говорит ему Федя.

– Дрофу с кладки подняли, – поясняет Горохов.

– А, – удовлетворённо произносит Шубу-Ухай и снова прислоняет голову к стенке кабины, закрывает глаза и добавляет: – Их дальше много будет.

Жара. Термометр на приборной доске грузовика показывает сорок четыре градуса. Теперь, куда ни погляди, везде трясутся над землёю зыбкие миражи.

Это, конечно, не летний, всё выжигающий полуденный жар. Сорок четыре градуса можно считать комфортной погодой, но в машине тепла ещё добавляет мотор и закрытые окна.

«Хоть бы дождик пошёл, что ли».

Они едут уже почти два часа, и только теперь его начало клонить в сон. Да, он этой ночью поспал, и проспал немало, но два дня до этого ему было почти не до сна. Теперь сон берёт своё. Вот только спать ему ну никак нельзя. Этот Федя, что сидит слева от него… Кто его знает, что от него можно ждать.

А у шофёра капля пота на носу висит, мокрый весь. Он горожанин, это не Горохов и не Миша-охотник. Но ведь терпит, мерзавец, кондиционер не трогает. Взял бы да прибавил бы холодка, нет… Молодец, стойкий… Упрямый, как термит. Те такие же, жариться на солнце будут, будут помирать, но пойманных тлей или песчаного клопа не отпустят, так и будут тащить добычу в термитник по солнцепёку. Барханов больше не становится, но иной раз Фёдор вёл машину совсем рядом с песчаными пятнами, и когда они проезжали мимо одного бархана – обычного такого, даже не очень длинного, – прямо перед машиной, справа от неё, песок вдруг взорвался небольшим фонтаном.