Ассистентка Злодея

– Скорее, Марвин. У миз[1] Сэйдж сердечный приступ.

– И давно он там стоит?

Она отстранилась от его твёрдой груди и поразилась, какой приятный у него запах. Разве ему не полагается пахнуть смертью? Уж точно не корицей, виски и гвоздикой.

– Он из стражи. Он там всегда.

Именно в этот момент дверь открылась со зловещим скрипом.

Эви зашла вслед за Злодеем в тёмный холл.

– Ладно, я у вас в логове, Ваше Злейшество. Зачем ты меня сюда привёл?

Он закатил чёрные глаза и пошёл к большой каменной лестнице в дальнем конце холла, невесть куда ведущей. Бросил через плечо Эви:

– Если собираешься на меня работать, Сэйдж, прекращай меня так звать.

Шаги у него были размашистые, и Эви бегом бросилась за ним вверх по лестнице.

– Работать на тебя? – Какая чепуха. – Я не могу. Ты… Ты… Плохой!

Он застыл на площадке, прислонился к витражному окну.

– Да, – ответил он, не собираясь отрицать. Подошёл, нависая над ней. Эви понимала, что он пытается запугать её. – Но ты сказала, что тебе нужна работа.

Она так сказала? А, ну да, её тогда вообще несло. Эви привыкла, что люди пропускают такое мимо ушей, а не воспринимают как просьбу.

– Нужна, – устало согласилась она. – Но с чего тебе предлагать мне работу? Что сегодня подсказало тебе, что я гожусь на какую-то должность?

– У тебя оригинальный образ мышления, я ценю такое, и ты мне помогла, несмотря на то что слышала о моей репутации. – Он опустил взгляд на окровавленный шарф на талии.

– Ты же ранен! – Эви отшатнулась, неверяще глядя на него. – Совсем из головы вылетело. Очень больно?

Он поморщился, но шарф не снял.

– Я быстро исцеляюсь. А что насчет тебя?

На бедре будет кошмарный фиолетовый синяк. А порез от стрелы, которая чуть не сняла ей кожу со спины, болел, но уже не так сильно.

– Выживу. – Она пожала плечами и не стала упоминать ещё одну ножевую рану на левом плече. Подарок от прошлого нанимателя.

Вот она болела как сволочь.

Он кивнул и протянул ей руку:

– Что скажешь, Сэйдж?

Эви помедлила. Понимала: сказать то, что она собиралась, – значит подписать себе смертный приговор, но и соврать не могла.

– Ты не передумаешь предлагать мне работу… какой бы она ни была… если узнаешь, что мой отец раньше был королевским рыцарем?

Он не изменился в лице – всё тот же скучающий вид.

– А сейчас?

– Нет, нет! Это всё было задолго до моего рождения. Он просто хотел накопить денег и открыть мясную лавку. Женился на маме и вышел в отставку. – Дальше было неприятно, так что она протараторила: – Да и вообще, он болеет и больше не может работать, а верен только семье.

Злодей пожал плечами.

– В таком случае не вижу никакой проблемы.

Отлично, с этим разобрались, но она не сомневалась, что придумает что-нибудь ещё.

– Что входит в мои обязанности? – спросила она, разглядывая его ладонь: и линия жизни, и смертный приговор. – Не хочу вредить людям или помогать тебе с этим. И быть твоей… подружкой тоже не хочу.

Он опустил руку, уголки губ изогнулись, как будто он пытался… улыбнуться?

– Ты не из тех, кого я тащил бы в постель.

Эви покраснела, а боль в плече превратилась в ничто по сравнению с ощущением, что её отвергли.

Смешно, конечно: ей и не хотелось, чтобы этот тип её возжелал, но боги милосердные, есть же у неё какая-то гордость!

Он вновь протянул руку, красивое лицо стало совершенно бесстрастным – полная пустота, разве что глаза смотрели чуть мягче – и сказал:

– Давай прямо. Я не стану принуждать тебя, но ты теперь знаешь, как найти Маньяк-мэнор, как ты любезно назвала это место. Ты знаешь, что меня можно зарезать, и, что хуже всего, видела моё лицо.

Он не отрываясь смотрел на кудри у неё надо лбом. Выглядела она, наверное, ужасно после всех этих разбойных пробежек по лесу.

– Ты опасна, а у меня нет времени, чтобы Татьянна изменила тебе воспоминания и стёрла сегодняшний день. Я пачкаю кровью любимую рубашку. Тебе нужна работа, а я хочу предложить тебе отличную должность с отличным жалованьем. – Она не шелохнулась, и он добавил со вздохом: – И могу заверить, я ни разу не обидел невиновного.

– А что насчёт моей деревни? – выпалила она, не успев подумать. – А вдруг я помогу тебе навредить кому-нибудь из знакомых?

– Неловко бы вышло, – без намёка на сочувствие ответил он.

Она с прищуром взирала на него, пока он не сдался.

– Избавлю твоих односельчан от моих чудовищных злодейств. – Он вроде бы согласился, но было в его тоне что-то такое, он будто говорил о чём-то, что она могла понять.

Эви поверить не могла: она в самом деле раздумывает над предложением Злодея, но при мысли о том, что получится содержать семью, на душе теплело. Не успев сообразить, она схватила его за руку.

Думала, ладонь будет ледяной, но она оказалась тёплой, и от прикосновения его пальцев голова шла кругом.

– Ладно, я принимаю твоё предложение. Какими извращениями я буду заниматься для вас, Ваше Злейшество?

Он посмотрел ей в глаза, не отпуская руку, и на полных губах заплясала ухмылка.

– Поздравляю, Сэйдж, с этого дня ты моя новая личная ассистентка. – Он выпустил её руку и пошел по лестнице, но через три ступеньки вновь обернулся и посмотрел на неё. Она застыла внизу. – И если надо ко мне обратиться, простого «сэр» будет достаточно.

Глава 1

ЭвиПять месяцев спустя…

С потолка свисали отрубленные головы – опять.

Эви вздохнула, помахала Марвину, закрыла за собой тяжёлую дверь замка и поспешила через холл, стуча низкими каблучками в такт колотящемуся сердцу.

Злодей был не в духе.

Одна отрубленная башка – в рамках нормы. Эви встречала их регулярно и уже привыкла за то время, что провела здесь, хотя этот факт сам по себе вызывал тревогу. Но сегодня там висели целых три мужских головы – рты распахнуты в немом крике, будто умирали люди, вереща от ужаса. А если приглядеться…

Фу, у одного не хватало глаза.

Эви внимательно осмотрела пол, прежде чем сделать следующий шаг: она отчаянно надеялась, что не наступит на глазное яблоко, как пару недель назад, когда пошла в пыточную передать сообщение. Тогда она лишь пискнула, но сомневалась, что, если такое повторится, сможет сдержаться. Отрубленный палец руки или даже ноги – ещё ладно, но глаза лопались, если на них наступить, и кажется, где-то здесь и проходила граница терпения Эви.

Она фыркнула и пошла дальше. «Я и так многое терплю, знаете ли».

Но глаз нигде не валялся. Эти ежедневные кошмары не тревожили её, как следовало. С начала работы здесь её потребность в нормальности испарилась, но она не возражала. Нормальность – для тех, кто не способен осознать и принять вещи за гранью. Так когда-то в детстве сказала ей мама, и по некой причине именно этим советом Эви не смогла пренебречь.

В любом случае от кошмаров было некуда деться. В конце концов, она работала личной ассистенткой Злодея. Название должности веселило её: она всё представляла, какой потешной была бы вакансия в новостном листке.

ДОЛЖНА БЫТЬ ХОРОШО ОРГАНИЗОВАННА.

ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ПЕРЕРАБОТКАМ.

ДОЛЖНА С УДОВОЛЬСТВИЕМ ПИСАТЬ ДЛИННЫЕ ДОКУМЕНТЫ.

ДОЛЖНА ОДОБРЯТЬ И ДАЖЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ПОДЖОГИ, ПЫТКИ, УБИЙСТВА.

НЕ ДОЛЖНА ВОПИТЬ, ЕСЛИ СЛУЧАЙНО ОБНАРУЖИТ НА РАБОЧЕМ СТОЛЕ ТРУП.

В оправдание босса следовало заметить, что такое случилось всего раз с тех пор, как она приступила к работе. Она пришла вовремя, как обычно, зашла в офис и сразу же заметила труп какого-то здоровяка на своём столе. Всё тело в резаных ранах, кое-где не хватало целых кусков.

Его пытали, прежде чем убить, – это было очевидно, и босс решил бросить труп на её аккуратном белоснежном столе, который стоял прямо перед его огромным захламлённым кабинетом. Эви навеки запомнила выражение лица Злодея, когда она вошла, обнаружила труп и тут заметила босса в дверях кабинета. Он просто стоял со скрещёнными руками, прислонившись к косяку, и пристально глядел на неё.

«Ну да, конечно. Проверка».

Хорошо хоть, на лице не читалось, что он ждёт провала.

К этому она так привыкла среди односельчан, что внесла такой взгляд в список вещей, которые вызывали в ней жажду насилия.

Так что Эви просто прикинула, как будет правильнее отреагировать – то есть что поможет ей сохранить работу, – и твёрдо решила оставаться собой.

Ну, собой с изувеченным трупом на столе.

Она покосилась на босса – он так смотрел на неё, что у неё перехватило дыхание. Он будто желал, чтобы она всё сделала правильно. Но какой в этом смысл? Может, у него несварение от утренних пыток и всего такого.

– Доброе утро, сэр. Мне работать с этим джентльменом? Или это тонкий намёк на то, что тело нужно переместить в более подходящее место? – спросила Эви, дружелюбно улыбаясь.

Злодей лишь вскинул брови, потом отлип от косяка и подошел к её столу – и к трупу.

Она с трудом сдержала вздох, когда босс наклонился через стол и чёрная кожа обтянула бёдра – потому что он закинул труп на плечо, как мешок картошки, а не потому, что бёдра были весьма хороши. Глядя ей в глаза, он выпрямился и понёс тело к ближайшему окну… и не задумываясь вышвырнул наружу.

Эви подавила вскрик, пытаясь соответствовать. Впрочем, пока всё шло куда лучше, чем на предыдущей работе.

Глубоко вздохнув, Эви выдержала взгляд Злодея, не позволяя себе думать о кожаных штанах или, ещё хуже, бёдрах.

– Очень оригинальный метод решения проблемы, сэр… Принести вам чашечку зелья из котла Эдвина?

Кухонный огр каждый день готовил коричневое зелье из волшебных зёрен и свежую выпечку. Она раньше не слышала о таком напитке, но он повышал продуктивность труда и, кажется, настроение – даже несмотря на трупы.

Губы Злодея дрогнули, в глазах плясало веселье. Он не то чтобы улыбнулся по-настоящему, но почти, и у Эви заколотилось сердце.

– Да, Сэйдж, ты знаешь, что мне нужно.

С тех пор она ни разу не обнаруживала на рабочем столе труп, но это не значило, что последние месяцы были простыми. Злодей частенько отсутствовал, наверное, кошмарил жителей ближайшего городка, но она не хотела вникать в детали. Они договорились, что он не станет трогать её родную деревню – ну, по крайней мере, он что-то буркнул, а она приняла это за согласие. Но всё равно что-то подсказывало ей: даже труп на рабочем столе лучше, чем его сегодняшнее настроение.

Потому что сразу несколько голов значили только одно: что-то опять пошло не так, уже в третий раз за два месяца.

Эви со вздохом подошла к бесконечной винтовой лестнице. Постояла, глядя на неё и гадая: ну почему магии в стенах достаточно, чтобы вещи перемещались сами собой и чтобы держалась комфортная температура, но недостаточно, чтобы лестницы сделались… ну, не такими кошмарными. Покачала головой. Надо добавить в ящик для предложений.

«Не забыть: предложить завести ящик для предложений».

Она начала ежедневный подъём, сторонясь двери слева на первой площадке: она вела в личные покои босса.

Одним богам ведомо, чем он занимался в своей личной части огромного, намеренно мрачного каменного домища.

«Не думай про его личную жизнь, Эви».

Ещё одно отличное правило в список, который непрерывно пополнялся с первого дня работы.

«Не пытайся рассмешить босса, Эви».

«Не трогай волосы босса, Эви».

«Пытки не привлекательны, Эви».

«Не говори Эдвину, что зелье слишком крепкое, Эви».

Тяжело дыша, она преодолела ещё один пролёт и повисла в свете свечей на перилах следующего пролёта. Икры горели под плотной синей юбкой по щиколотку длиной.

Из пыточной в подземелье донёсся вопль, эхом отразившийся от стен, и она остановилась. Моргнула, встряхнула готовой и заторопилась наверх.

Несмотря на все свои гнусные злодейства, босс обладал своеобразным моральным компасом, которому усердно следовал: во-первых, он никогда не причинял вреда невиновным, к облегчению Эви. Его зло оказалось скорее возмездием. Ещё ей понравилось, что в его правилах было относиться ко всем женщинам с тем же уважением и почётом, что и к мужчинам. Если подумать, ничего впечатляющего, но, по крайней мере, на этой работе всё было куда последовательнее, чем во внешнем мире.

До того как начать работу на повелителя зла, Эви работала у деревенского кузнеца, Отто Варсена. Наводила порядок, подавала инструменты, чтобы он не отвлекался от ковки. Достойная работа, и денег хватало, чтобы помочь больному отцу, но при этом возвращаться пораньше – приготовить ужин для него и сестрёнки.

По крайней мере, это была достойная работа. А потом всё изменилось.

Эви провела рукой по плечу, нащупала под льняной рубашкой выпуклый, неровный шрам. Будь он от обычного клинка, уже зажил бы как следует. Но какие бы чары ни содержались в том белом кинжале, рана была проклята. И серьёзно: стоило Эви почувствовать боль в любой части тела, шрам раскалялся. Весьма досадно, учитывая, что неодушевлённые предметы подозрительно часто выскакивали на дорогу перед ней.

Если где-нибудь можно споткнуться, Эви обязательно споткнётся.

Посмеиваясь и тяжело дыша, она пошла по последнему лестничному пролёту. Логово такое, что деревня влезет, а они работают под самой крышей? О Злодей, тебе имя – коварство… Но она упрямо шла наверх, к человеку, который изменил её жизнь.

«Человек», подумалось ей, неподходящее определение для босса. Во многих смыслах он был чем-то бо́льшим, но она отвечала за все его прихоти и потребности, и это неким образом очеловечивало его. Завеса тайны, окружавшая его вначале, соскользнула, и взгляду её предстала более чёткая картинка.

Но ей предстояло ещё многое узнать.

Например, что за тьма разверзлась в его душе, если с бедного потолка свисают три башки?

Она добралась до верхней ступеньки и вытерла пот со лба, оплакивая время, потраченное утром на наведение красоты. И без зеркала было понятно, что щёки горят, а выбившиеся из косы волоски липнут ко лбу. Пока шла, она чувствовала между бёдер скользкий пот.

Она мечтала о свободных штанах.

Босс внятно объяснил, что нет никаких правил насчёт одежды для сотрудников, а значит, впервые в жизни Эви могла надеть на работу что-нибудь, кроме унылых сереньких платьев. Но она всё ещё опасалась, что скандальные вещи вроде штанов привлекут к ней слишком много внимания.

«Ноги? У женщин? Зовите глашатая!»

Нет, загадочная работа, на которую она уходила каждый день, и так вызывала в деревне слишком много подозрений. Лучше не выделяться, чтобы и взгляда лишнего не привлекать.

Если кто-нибудь спрашивал про работу, она отвечала, что работает горничной в большом поместье в соседней деревне.

Не совсем даже ложь. Она постоянно прибиралась за Злодеем, и обычно речь шла о крови.

Эви пересекла холл, потянула за ближайший к витражному окну светильник и отошла назад, а кирпичная стена медленно скользнула в сторону, открывая потайную бальную залу, которая служила рабочим местом. Эви торопливо зашла – стена вернулась на место – и глубоко вздохнула. Знакомый запах пергамента и чернил в воздухе успокаивал, неизменно вызывая у Эви улыбку.

– Доброе утро, Эванджелина.

Утро пошло насмарку.

Ребекка Эрринг и её штат управленцев располагались слева, и все оторвались от работы, чтобы посмотреть на Эви. Ребекка пристально глядела ей в глаза сквозь большие круглые очки.

– Доброе утро, Бекки.

Та разгладила перёд наглухо закрытого платья на пару размеров больше, чем нужно.

– Посмотрим.

Шесть пар глаз вернулись к пергаментам – все осознали, что сегодня кровавой бани не будет.

Честно говоря, Бекки выглядела вполне симпатично. Она была всего года на два старше Эви, но два года превращались в десять, если смотреть, насколько увереннее держалась Бекки.

У неё была идеальная смуглая кожа, а строгая улыбка очень шла ярким чертам. Широкие скулы, широкая челюсть – это привлекало взгляд к точёному лицу. Если бы она была хоть на десятую часть столь же мила, сколь прекрасна, Эви сочла бы Бекки лучшим человеком на свете.

Но увы, Бекки была мерзкой.

Эви сладенько улыбнулась и заправила волосы за ухо.

– Трудное выдалось утречко?

Бекки улыбнулась в ответ – улыбка вышла такая жёсткая, хоть дорогу к замку ей мости.

– Я сегодня пришла первая, так что пришлось засучить рукава.

В переводе с Беккиного это означало: «Я пришла раньше тебя, а значит, я лучше, чем ты. Трепещи перед моей ужасающей пунктуальностью».

Глядя прямо перед собой, чтобы не дать себе закатить глаза, Эви протолкалась сквозь толпу народа – каждый мчался по своим делам. Босс требовал от каждого работника результатов, и каждый отчаянно пытался доказать свою незаменимость.

В этой просторной, открытой комнате, за потайной дверью, стояло множество столов. В бежевых кирпичных стенах через равные промежутки были витражные окна с изображениями разнообразных пыток и злодеяний, и тёплый свет заливал всё помещение. Под потолком поблёскивала на свету затянутая паутиной люстра, и Эви вспомнила отрубленные головы, свисающие со стропил внизу. Она всем сердцем надеялась, что крик из пыточной не означал, что скоро появится ещё одна.

Она всего несколько раз спускалась в подземелья, но ненадолго, и так и не добралась до этой комнаты ужасов. Но некоторые стажёры там побывали. Это стало центральной темой их брезгливых шепотков у кухни.

– Несёт тухлой рыбой и отчаянием, – сказала одна.

Эви тут же уточнила, чем пахнет отчаяние, но девчонки не ответили, лишь зашептались о своём.

Заводить друзей ей никогда особо не удавалось.

Начать хотя бы с того, что с самого детства, когда пропала мама, Эви слишком уж хорошо наловчилась избегать всего неприятного, как приливных волн, не позволяя таким вещам ранить.

Она мельком подумала, что эта работа может сделать её угрюмее. Чтобы люди, глядя на неё, видели жизненный опыт и умудрённость. Но несмотря на возможность стать персонажем мрачным и пугающим, Эви осталась такой же, какой и была всегда, – оптимисткой, а это, поверьте, такая себе черта, когда работаешь в злодейском офисе. Конечно, она не хотела бы становиться злодейкой, но когда всю жизнь тянешься к солнышку, можно и о дожде помечтать.

Наедине с собой она гадала, каково это – прожить остаток дней без улыбки, каково – когда тебя боятся так, как босса. Но Эви Сэйдж не была злодейкой, и любого, кто счёл бы её таковой, незамедлительно бы подняли на смех.

Разумеется, нечего удивляться тому, что все вокруг смотрели на неё как обычно, если она продолжала терпеть и улыбаться. Эви солгала и всей деревне, и отцу, так что они с Лиссой оставались в неведении, куда она ходит каждый день. Серьёзно, для их же блага. Отец и так терзался тем, что стал обузой для дочерей, когда заболел и больше не смог работать из-за Неведомой болезни – недуга, который опустошал королевство последние десять лет.

Эта болезнь поражала всех без разбору – никаких видимых причин для выбора жертвы. Кому повезло, те умирали быстро. Другие ослабевали настолько, что не могли подняться с кровати, а болезнь медленно крала их жизни, как коварнейший из воров.

Отец прожил с болезнью достаточно долго, чтобы лекарь заверил их с Лиссой, что папа не умрёт в ближайшее время. Но теперь он был слишком слаб, чтобы вернуться к своему труду.

К счастью, он был мясником – Эви с этим повезло, потому что она выросла среди крови и трупов, а теперь сама занималась ровно тем же самым. Правда, туши животных и трупы людей – очень разные вещи.

Она села за стол и принялась за работу с документами, напомнив себе, что, по крайней мере, сегодня у неё на столе нет трупа. Прошёл всего час – и в стену за её спиной что-то врезалось. Эви подскочила и с нелепым шлепком свалилась на пол. А пока падала, задела руками документы, и теперь два часа работы над счетами осыпались вокруг неё, как бумажные снежинки.

«Очень профессионально, Эви».

Она знала, что её стол стоит слишком близко к кабинету начальства, чтобы расслабляться хоть на минуту.

Последняя бумажка спланировала ей на грудь, и Эви проследила за ней взглядом, не торопясь вставать и подбирать документы. Там что-то или кто-то определённо врезалось в стену… Ещё один удар, за ними два шлепка потише и звон стекла.

«А это картина в рамке, которую я только на прошлой неделе повесила заново».

Не поднимаясь с пола и ощущая себя крайне глупо, Эви перевернулась и встала на колени, чтобы собрать разбросанные бумаги. Тихонько айкнула, потирая зад.

Могла бы и не таиться – чёрная дверь кабинета Злодея распахнулась так, что стены затряслись, а остальные сотрудники замерли.

Эви медленно подняла взгляд от бумаг в руках: сперва на носок блестящего чёрного сапога, а потом – выше. Предполагалось, что тёмные штаны сидят свободно, но вместо этого они обтягивали мускулистые бёдра, а выше начинался впечатляющий торс.

Глаза скользнули по полурасстёгнутой чёрной рубашке, как у пирата – она открывала крепкую грудь. Даже в мятом Злодей выглядел ошеломительно.

Когда она наконец подняла взгляд на его лицо, пришлось проглотить вздох и запрятать его поглубже, чтобы никто не нашёл. Но как тут удержаться? Челюсть такая резкая, что сама по себе может считаться оружием, и такая твёрдая, что невозможно не трепетать.

«Не трепещи при виде босса, Эви».

Она раньше думала, что труднее всего смотреть ему в глаза, поразительно чёрные, – они будто затягивали в себя, как сеть для души. Такие глаза умоляли отвести взгляд, но Эви пренебрегала этой мольбой, потому что на них было очень приятно смотреть.

«И на губы».

Пожалуй, самая выразительная часть его лица: любое движение едва заметно, но значит так много, что Эви принялась коллекционировать его выражения. Например, сейчас он плотно сжал губы. Она бросила взгляд на глаза: он пристально глядел на неё сверху вниз. Голову он слегка наклонил, и Эви несколько поплохело при мысли о том, что он, должно быть, думает о ней, когда она позорно стоит тут перед ним на четвереньках, будто играет в чехарду.

«Он озадачен? Смущён? Прибьёт меня за неуклюжесть?»

Он медленно опустился на одно колено, оказавшись с ней на одном уровне.

Не ощущая ни капли должного страха, Эви вместо этого радостно улыбнулась человеку, в ужасе перед которым жило целое королевство.

– Доброе утро, сэр. – Из кабинета босса донёсся сдавленный стон. Она подняла брови, покосилась в сторону кабинета и добавила: – То ещё утречко, да?

Босс тоже поднял брови.

– Да уж.

Покачал головой, будто поражаясь собственному ответу, и принялся собирать оставшиеся бумаги с пола, а потом положил их на стол.

Эви попыталась встать и поморщилась, а воплощение зла бросило на неё внимательный взгляд. Уголки рта хмуро опустились. Он… сердился? Ну разумеется, он сердился. Эви побеспокоила его, плюхнувшись на задницу.

Ухватившись за край стола, она подтянулась, но босс взял её за талию и поднял, не дав возразить. Да она и не стала бы – его крупные ладони были, что уж, весьма приятны.

Поставив её на ноги, босс немедленно опустил руки, вытянул по швам. Чувствуя, как горят щёки, Эви старательно избегала смотреть ему в глаза – боялась, что увидит ухмылку или что похуже, и в итоге заглянула в вырез его рубашки.

И её рот по какой-то неведомой причине решил выработать ударные объемы слюны.

«Эванджелина Селия Сэйдж, если ты выбрала именно эту секунду, чтобы распустить слюни, больше никаких тебе горяченьких книжек!»

Отвлёкшись на его грудь, Эви не сразу заметила, как на неё смотрит босс. Не так, как предыдущие начальники: он будто осматривал её. Будто искал, что не в порядке.

– Как ты упала, Сэйдж? – Он говорил спокойно, изысканно. Переливчатый акцент только добавлял голосу привлекательности.

– Стул взбунтовался, – спокойно пояснила Эви. – И я плотненько познакомилась с полом.

Уголки его губ чуть приподнялись, и Эви подумала, что нашла сокровище. Повернулась, чтобы отложить бумаги на стол, и спину вновь прострелила острая боль. Она поморщилась.

Тень улыбки сбежала с губ босса, и Эви рассердилась на саму себя за неуклюжесть, из-за которой он перестал улыбаться.

– Сходишь к врачу? – спросил он, опираясь ладонью на стол и подаваясь к ней. Это движение обрисовало крепкое предплечье ниже закатанного рукава.

Хмм… У неё вдруг пересохло во рту.

– Нет, сэр, не хотелось бы вовлекать Татьянну в войну со стулом. – Она наклонилась к нему, поманила поближе. Он повернулся к ней ухом, и Эви прошептала, не дав себе удивиться, что он потакает её шуточкам: – Пусть всё останется в тайне, а то остальные стулья поднимут бунт.

Тут босс сделал такое, что смертная душа Эви чуть не покинула тело: он рассмеялся. Ну, точнее, длинно закашлялся, прикрыв рот ладонью. Так он, очевидно, прятал улыбку, с которой боролся не на жизнь, а на смерть.