bannerbanner
Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Полная версия

Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 8

Виктор Поротников

Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Часть первая

Глава первая. Диковинная игрушка

Золотые руки были у Мирошки, сына Фомы, что жил в Рязани близ Исадских ворот. Ремесло, коим Мирошка занимался всю жизнь, вроде и ремеслом-то нельзя назвать по сравнению с трудом плотников и кожемяк или по той пользе, какую приносят людям, к примеру, кузнецы и смолокуры. Несмотря на это, Мирошка пользовался известностью в Рязани наравне с лучшими оружейниками, бронниками и древоделами. Занимался Мирошка изготовлением детских игрушек. Он лепил их из глины, вытачивал из мягкого камня-змеевика, вырезал из дерева, шил из кожи. Мирошкины игрушки продавались не только в Рязани и Муроме, за ними приезжали купцы даже из Новгорода и Суздаля.

Мирошка вкладывал в свои изделия измыслы разные и секреты всевозможные. Глиняные волки у него выли, а медведи рыкали, нужно было лишь подуть в специальное отверстие. Кузнецы деревянные начинали молотками бить по наковальне, если за нижнюю планку подвигать. Сундучки игрушечные сами открывались, а детские лошадки сами ногами переставляли, если их поставить на наклонную плоскость.

Вот и сегодня, вернувшись с торга, Мирошка заперся в своей мастерской, чтобы разобраться в устройстве куклы чужеземной в виде сидящего божка с поджатыми под себя ногами и шишечкой на голове. Игрушечный божок был сделан из меди. Стоило коснуться пальцем его маленькой головки, как она начинала равномерно покачиваться из стороны в сторону. И движения эти могли продолжаться, пока не остановишь.

Игрушку эту Мирошка купил у одного знакомого булгарского купца, который привез ее из далекого Хорезма.

Мирошкины игрушечные воины и скоморохи почти все были с двигающимися руками и ногами, поскольку состояли из сборных частей. Такую куклу можно без труда усадить на стул или верхом на игрушечного коня. А эта диковинная кукла сама запросто головкой качает!

Полдня Мирошка возился с медным божком, вертел его и так и эдак, обмерял, взвешивал, обстукивал маленьким молоточком.

Когда в дверь мастерской постучали, Мирошка нехотя прервал свое занятие, отодвинув дверную щеколду.

На пороге возникла его шестнадцатилетняя дочь Пребрана.

– Ну, чего тебе? Чего? – недовольно спросил Мирошка.

– Тятя, матушка зовет тебя полдничать, – промолвила Пребрана, заглядывая через отцовское плечо в тесную мастерскую. Чем это отец тут занимается?

Мирошка только сейчас почувствовал, что проголодался.

– Иду. Уже иду! – проворчал он, оттесняя любопытную дочь от двери.

Однако Пребрана успела заметить маленького медного истуканчика, стоящего на столе среди разбросанных тёсел, ножей, ножниц и прочего инструмента.

Покуда Васса, супруга Мирошки, наливала в глиняные тарелки горячую уху, Пребрана поглядывала на отца с хитринкой в очах.

Наконец девушка спросила:

– Тятя, что там у тебя за человечек медненький с круглой головкой? Откель он у тебя?

– Сегодня поутру на торгу купил, – ответил Мирошка, принимаясь за уху. – Ишь, глазастая, все-таки углядела!

– Углядела, – улыбнулась Пребрана. – Что в этом плохого? На то мне и глаза дадены.

– Лучше бы жениха себе приглядела, – пробурчал Мирошка, прихлебывая уху деревянной ложкой. – Вон, целая ватага мо́лодцев за тобой увивается, а ты и не взглянешь ни на одного, будто боярышня какая!

– Вот еще! – Пребрана скривила свои красиво очерченные уста. – На кого там глядеть-то! Знаю я их всех как облупленных, мы же росли вместе.

– Аникей чем плох? – заметил Мирошка. – Иль сын купеческий тебе тоже не ровня?

– Глупый он! – засмеялась Пребрана, переглянувшись с матерью.

За столом ненадолго водворилось молчание.

После ухи Васса подала клюквенный кисель.

Пребрана поморщилась и отодвинула свою кружку с киселем.

– Опять кисель, матушка. Не хочу!

Васса лишь молча вздохнула, зная, что дочь ей не переспорить.

Мирошка и тут ввернул свое:

– Вот выходи замуж за Родиона, гридня княжеского, будешь каждый день меды да разносолы вкушать. Родька молодец хоть куда! И глаз на тебя, кажись, положил.

– Бабник он, твой Родька! – отрезала Пребрана. – Будто я не знаю.

– А мужики они все такие, дочка, – вставила Васса. – Либо глупцы, либо бабники. И отец твой по молодости за чужими женами волочился и за молодухами бегал, покуда я его не окрутила.

Пребрана изумленно взглянула на мать:

– Раньше ты мне этого не говорила, матушка!

– Надобности не было, вот и не говорила, – промолвила Васса. – Я даже побаивалась, краса моя, как бы ты нравом в батеньку своего распутного не уродилась. Однако Господь миловал.

Васса осенила себя крестным знамением.

– Ой, ну хватит звонить-то! Хватит! – сердито воскликнул Мирошка, чуть не поперхнувшись киселем. – Поимей совесть, Васса. Не с той ноги ты сегодня встала, что ли?

Дабы разрядить обстановку, Пребрана принялась упрашивать отца показать ей медного болванчика.

Мирошка согласился и принес игрушку из мастерской, хотя это было не в его правилах. Своими секретами он не любил делиться даже с женой и дочерью.

– Глядите-ка, какой чудной болванчик! – сказал Мирошка и привел в движение круглую головку божка с чуть раскосыми глазками и коротким носом.

Пребрана от восторга захлопала в ладоши.

На румяном лице Вассы расползлась мина непередаваемого изумления.

– Надо же, как живой! – прошептала она, разглядывая маленькую медную фигурку на ладони у мужа. – До чего же забавно сделано! Тебе, Мирон, такую куклу, наверно, смастерить не по силам. Тут особое умение надобно.

– Как бы не так! – обиделся Мирошка. – Вот отверну головенку этому истуканчику и узнаю, какая хитрая загвоздка у него внутри спрятана. Сам таких же истуканчиков понаделаю, даже лучше. Вот увидите!

– Тятенька, – взмолилась Пребрана, – не губи ты этого божочка. Он такой славненький! Подари его мне, а себе другого купи.

– Подарю, когда распознаю его нутро, – стоял на своем Мирошка. – Такие игрушки не продаются на каждом углу. Купец-булгарин, продавший мне этого истуканчика, привез его аж из Хорезма за тыщи верст отсюда. Сам он в Хорезм больше не ездит, ибо страну эту дикие мунгалы разорили дотла. Нету там больше ни городов, ни торговли. Прошлой зимой мунгалы и Волжскую Булгарию огню и мечу предали, так что бедным булгарам, кто уцелел, приходится по русским городам скитаться.

Пребрана так просила отца, так умоляла его, словно речь шла не об игрушке бездушной, а о живом существе.

– Ладно, – уступил дочери Мирошка, – не буду я отрывать головку у этого болванчика. И так дознаюсь, что к чему. А покуда не дознаюсь, божок этот у меня в мастерской храниться будет.

– Тятя, почто ты думаешь, что это божок? – спросила Пребрана. – Может, это просто знатный муж или князь бохмитский?

– Божок это, – насупившись, проговорил Мирошка. – Зовут его Будда. Мне про него купец-булгарин поведал. Где-то за Хорезмом, за высокими горами, есть далекая страна, где люди ему поклоняются. И такие вот игрушки ставят у себя в домах, как мы ставим иконы святых великомучеников, либо берут с собой в дорогу.

– Господи Иисусе! – прошептала Васса и перекрестилась. – Может, не надо, Мирон, кукол на манер этого истуканчика мастерить, коль вещица эта священная?

– Я веры чужеземной не приемлю и тем, что секрет истуканчика этого разгадаю, бога ихнего никак не оскорблю, – возразил жене Мирошка. – Я о хлебе насущном промышляю, а греха в том нету. Вот так-то, женушка.

Мирошка удалился с горделивым видом, зажав медную фигурку в кулаке.

Васса вздохнула и стала убирать со стола.

– Чудное имя у этого бога, – с задумчивой улыбкой вымолвила Пребрана. – Будда! – Она вдруг нахмурилась и спросила с тревогой: – Матушка, а злобные мунгалы до нас не доберутся?

– Не доберутся, доченька, – ответила Васса. – От Хорезма до Руси многие тыщи верст. Ты же слышала, что отец говорил.

– Однако до волжских булгар мунгалы добрались, – не унималась Пребрана, – а река Волга от Рязани недалече.

– В той стороне, говорят, сплошные равнины и лесов мало, потому там степняки и буйствуют, – сказала Васса. – В наших лесах и дебрях для конницы мунгалов раздолья нету, опять же, князья наши гораздо сильнее князей булгарских. Они сами не единожды побеждали и булгар, и мордву, и половцев…

Такой ответ матери успокоил Пребрану.

Глава вторая. Уноты и молодицы

Стояли теплые июньские деньки. За высоким тыном боярских усадеб буйно цвели вишни и яблони. Раскидистые кроны дубов шумели свежей листвой под порывами ветра.

По вечерам в ольшанике над Окой выводили трели соловьи.

В сумерках часто можно было слышать звонкий девичий смех и дружный хохот парней на дремлющих улицах Рязани. Иногда раздавались недовольные голоса взрослых, прогоняющих неугомонную молодежь от своих окон, или кто-то из родителей загонял домой непослушную дочь.

Как-то раз Пребрана попросила отца и мать отпустить ее вечером за городскую стену на дальний луг.

– Стояна и Фетинья пойдут туда, и я хочу с ними, – сказала Пребрана. – Чай, не маленькая уже!

Васса хотела было возразить, но не успела. Супруг опередил ее с ответом.

– Коль пообещаешь жениха себе высмотреть, тогда отпущу, – заявил дочери Мирошка.

– Виданное ли это дело, чтоб девица сама себе жениха выбирала! – возмутилась Васса. – Что ты такое молвишь, Мирон!

– Так ведь дочь-то у нас умна на диво! – съязвил Мирошка. – Сваты за последний год трижды к нам приходили, не за уродов сватали, сама знаешь, жена. Токмо доченька наша ни в какую! А силком, видишь ли, нельзя. Счастья не будет, сама же говоришь. Пущай идет на гулянье, поищет себе умника-разумника!

Васса уступила мужу, хотя и с большой неохотой.

– От подруг не отходи ни на шаг! – напутствовала дочь Васса.

Пребрана украсила голову очельем из тонкой тисненой кожи с серебряными подвесками у висков. Платье на ней было белое длинное, расшитое голубыми цветами на рукавах и по нижнему краю подола. На шее было ожерелье из мелкого речного жемчуга, в косу была вплетена алая лента.

Подруги поджидали Пребрану возле старой покосившейся бани, за которой виднелась избушка деда Евстрата, лучшего знахаря в Рязани.

Бойкая смешливая Фетинья доводилась внучкой деду Евстрату. Она частенько убегала к нему от своих строгих родителей. Фетинью возмущало, что ее постоянно равняют с младшей сестрой, чиня ей запреты на каждом шагу.

Вот и на этот раз Фетинья жаловалась Стояне на мать, которая чуть косу ей не оторвала, не пуская вечером из дому.

– Я ли отлыниваю от работы? За весь день ни разу не присела: то воду из колодца ношу, то холсты валяю, то у печи с караваями вожусь… Устала, мочи нет. Но ни слова против матушке не молвлю. Она же вот как за все мне отплатила!

Стояна сочувственно кивала головой, слегка позванивая серебряными височными колтами. В отличие от Фетиньи, Стояна пользовалась полной свободой, благодаря своему старшему брату, коему было поручено родителями присматривать за сестрой.

При появлении Пребраны Фетинья мигом позабыла про свои печали, радостно воскликнув:

– Отпустили или без спросу удрала?!

– Отпустили, – улыбнулась Пребрана.

– А я едва косы не лишилась, из рук матушки вырываясь, – со смехом сообщила Пребране Фетинья. – Хорошо, батюшки дома не было, а то он всыпал бы мне розог.

– Как же ты после домой вернешься? – забеспокоилась Пребрана, знавшая про крутой нрав плотника Петрилы, пьяницы и драчуна. – Задаст тебе батюшка за непослушание.

Фетинья беспечно махнула рукой.

– Горевать завтра буду, ныне буду веселиться. Идемте же!

На поляне за городом, которую с трех сторон обступили деревья, горел костер. Вокруг костра, взявшись за руки, юноши и девушки водили хоровод, более похожий на длинную змею, поскольку парни, пройдя круг, застывали на месте, а девицы вереницей скользили между ними, изящно поводя плечами. При этом девушки пели хороводную песню-гадалку. Когда песня смолкала, юноши и девушки опять брались за руки и шли по кругу под пение запевалы. Ею была та из девушек, которая всякий раз оказывалась в голове этой «змеи».

– Ну вот, – огорчилась Фетинья, – опоздали! Теперь все разобьются на пары, чтобы через костер прыгать, а мы останемся одни. В одиночку прыгать через костер нельзя.

– Почему? – спросила Пребрана.

– Без жениха можно остаться в этом году, – пояснила Фетинья.

Фетинье не терпелось поскорее выйти замуж, чтобы вырваться наконец из постылого родительского дома. Фетинья и не скрывала этого от своих подруг.

Выйдя из городских ворот, похожих на тоннель в высоченном земляном валу, три подружки сначала шли по дороге, идущей немного под уклон, в сторону деревни Ольховки, низкие домишки которой вытянулись вдоль высокого берега Оки. Не доходя до деревенской околицы, девушки свернули с дороги в рощу, заметив за деревьями рыжеватый отблеск костра. Вскоре до них долетело девичье пение. Нетерпеливая Фетинья, подобрав подол своего льняного летника, припустила бегом по узкой тропинке, вьющейся среди берез. Стояна и Пребрана еле успевали за ней.

И все-таки они опоздали.

Однако Фетинья приободрилась, увидев в сторонке кучку молодцев, не участвующих в хороводе.

– Глядите, глядите! – зашептала Фетинья, толкая подруг локтями. – Вон Родька стоит, гридень княжеский. Какая на нем шапка! А сапоги-то какие! И Нежата с Саввой там же, разоделись-то как оба! А вон и Аникей-увалень, все семечки свои грызет. Ну, Пребрана, все женихи твои тут. Выбирай любого!

Фетинья захихикала, прикрыв рот ладонью.

В этот миг девичья песня прервалась, хоровод распался на пары, которые со смехом и прибаутками столпились шагах в тридцати от костра, собираясь с разбега преодолевать это пышущее жаром препятствие.

Кто-то из парней-озорников подбросил в костер две большие вязанки хвороста. Стреляющее искрами пламя с треском взметнулось высоко вверх, озарив верхушки ближних деревьев.

– Кому охота пятки себе подпалить? Давайте, прыгайте! – раздался чей-то насмешливый голос из группы парней.

– Это же Любим, братец твой, – шепнула Пребрана Стояне. – На такие потехи он горазд!

Ни одна из пар не отваживалась прыгать первой. Если кто-то из юношей и выражал готовность ринуться в огонь, то их напарницы отчаянно противились этому, упираясь и визжа.

К Пребране приблизился Аникей, сын купца Нездилы.

– А не скакнуть ли нам с тобой через пламень, Пребрана? – проговорил он, небрежно сплевывая себе под ноги шелуху от семечек.

– Сапожки свои подпалить не боишься? – насмешливо спросила Пребрана, переглянувшись с подругами.

– Да у меня сапог разных дома знаешь сколько! – ухмыльнулся Аникей. – Ежели хочешь знать…

Похвальбу купеческого сына бесцеремонно прервали:

– Проваливай отсель, пока зубы целы!

Аникей обернулся и застыл с открытым ртом.

Перед ним стоял плечистый Родион в лихо заломленной малиновой шапке с меховой опушкой, в белой рубахе с красным узорным оплечьем. На лице у Родиона была озорная улыбка, но голубые глаза его грозили.

– Ты чего это? – робея, проворчал Аникей.

– Проваливай, говорю, пока бока тебе не намял! – пригрозил Родион, шагнув вплотную к Аникею. – Пребрана со мной прыгнет. Понял?

– Ишь, прыткий какой! – процедил сквозь зубы Аникей, зло сощурив глаза. – Прыгнет ли? У нее спросить надо!

Аникей хоть и побаивался Родиона, однако уступать ему при девицах не хотел. Он отряхнул ладони от семечек, изготовившись к потасовке.

Пребрана, не желая, чтобы из-за нее вспыхнула драка, и еще из желания уязвить спесивого купеческого сына, протянула гридню руку.

– Я согласна, Родион, – решительно промолвила она.

Фетинья не растерялась и уцепилась за локоть Аникея:

– А я тебя выбираю, молодец! Уж больно ты мне приглянулся!

Родион взглянул на Аникея с улыбкой превосходства и повел Пребрану туда, где толпились другие пары. Аникей не остался в долгу, окинув Родиона надменно-снисходительным взглядом. Мол, и я парень не бросовый, на меня девки сами вешаются! Под руку с Фетиньей Аникей направился туда же.

К Стояне подошел юноша в богатой голубой рубахе и роскошном узорном поясе, на шее у него была массивная золотая цепь. На вид ему было, как и Родиону, лет двадцать. Рыжеватые длинные волосы юноши вились густыми кудрями, над верхней губой у него пробивались небольшие усы. Гордый прямой нос и эти усы придавали облику юноши зрелой мужественности.

Стояна знала в лицо почти всех местных боярских сыновей, но этого знатного юношу она видела впервые.

«Не иначе, он из пришлых боярских сыновей, коих приглашает в свою дружину рязанский князь, – мелькнуло в голове у Стояны. – Какой красавчик! Вот повезло мне сегодня!»

Оказалось, что незнакомца зовут Вячеславом и родом он из Чернигова.

Вячеслав и Стояна рука об руку зашагали к столпившимся на краю поляны парням и девицам. Там были слышны говор, смех, подтрунивания…

Вдруг из этой толпы вырвалась пара и бегом устремилась к костру.

– Это же Родька и Пребрана! – изумился Вячеслав, невольно замерев на месте. – Ох, и отчаянные!

– Куда же они?! – с ужасом воскликнула Стояна. – Сгорят же!..

Пребрана плохо соображала, когда Родион предложил ей прыгнуть через костер без промедления. Она согласилась, дабы Родион не посчитал ее трусихой. Когда они набирали разбег и перед ними возникла огненная стена, то сердце девушки было готово разорваться от страха. Пребрана с такой силой оттолкнулась от земли, словно хотела взлететь, как птица. На мгновение ей показалось, что огонь охватил ее платье, волосы, щеки и уши, что она вспыхнула, как сухая лучина.

Опомнилась Пребрана уже за костром, не веря в то, что сумела перескочить через такое высокое пламя. Родион восхищенно тряс Пребрану за руки, заглядывая ей в глаза и осыпая похвалами. Пребрана улыбалась Родиону немного растерянной улыбкой и все никак не могла отдышаться после столь стремительного разбега.

Следующими отважились прыгать Аникей и Фетинья. Предложила прыгать Фетинья. Аникей был вынужден согласиться, чтобы не стать посмешищем перед друзьями-ровесниками.

Разбегаясь, Фетинья подняла такой пронзительный визг, будто за ней гналась свора злобных псов. Мчавшийся рядом с Фетиньей Аникей своими выпученными глазами и широко открытым ртом был похож на помешанного. Перелетев через костер, Аникей и Фетинья приземлились так неудачно, что оба разом свалились на траву.

К ним подбежали Родион и Пребрана, помогли им встать на ноги.

Фетинья залилась истеричным смехом, держась за бока.

– Шапка, Аникей!.. – выкрикивала она сквозь смех. – Твоя шапка!.. Она упала в огонь!

– Да и черт с ней! – махнул рукой Аникей. – Все равно она была мне маловата.

У Аникея был вид человека, чудом избежавшего смертельной опасности. До шапки ли ему было!

– А ты, Аникей, не из пугливых, как я погляжу, – с уважением произнес Родион и похлопал купеческого сына по плечу. – Иди к нам в дружину. Князь Юрий Игоревич храбрых молодцев шибко привечает, в накладе не будешь.

– Не… – отказался Аникей. – Это дело не по мне. Да и отец хочет отправить меня с товаром в Муром.

– Верно, Аникей, – вставила вездесущая Фетинья, – чем без толку мечом размахивать и свой зад о седло отбивать, лучше добра побольше нажить и деньжат скопить.

При этом Фетинья заботливо стряхнула с рубахи Аникея приставшие к ней сухие травинки.

– И я о том же помышляю, – ощутив поддержку, заговорил Аникей своим привычным, немного развязным голосом. – Я же один у отца своего. Сестра не в счет, она все равно что ломоть отрезанный. Посему мне отцово наследство блюсти надлежит.

Их беседу прервали подбежавшие Вячеслав и Стояна, растрепанные и довольные тем, что тоже сумели перемахнуть через огромное пламя.

– Я ей говорю, погоди чуток, когда огонь будет поменьше, а она стоит на своем: побежали, и все тут! – взволнованно молвил Вячеслав, приглаживая свои непослушные рыжие кудри.

– Мне и прыгать-то особо не пришлось, – делилась впечатлениями Стояна, – Вячеслав так рванул меня за руку, что я полетела по воздуху за ним следом. Силы-то у него немало!

Вячеслав смущенно улыбнулся:

– Да есть немного.

– Какое там немного! – Родион пощупал мускулы на руках Вячеслава. – Одно слово – богатырь! Ты и нас с Аникеем перетащил бы через костер, как щенят. – Родион подмигнул Аникею.

Девушки засмеялись.

Между тем пары одна за другой с громкими выкриками и девичьим визгом перелетали через пламя костра уже не столь высокое и жаркое. Ночная тишь окутывала все вокруг. В этой тиши звонкие юные голоса и смех долетали до деревни Ольховки и до ремесленного посада Рязани, раскинувшегося за пределами городских валов.

Глава третья. Вестник хана Котяна

Домой Аникей пришел уже под утро, переполняемый самыми приятными впечатлениями. Аникей прежде не мог и представить, что с Фетиньей, насмешницей и непоседой, ему будет так хорошо. Скрывшись от всех, Аникей и Фетинья обнимались и целовались на обратном пути к Рязани, намеренно выбрав дорогу подлиннее. Фетинья, конечно, не так красива по сравнению с Пребраной и Стояной, зато она неплохо сложена и не строит из себя недотрогу. Страстность, с какой Фетинья обвивала руками шею Аникея, приникала жадными устами к его губам, позволяя при этом Аникею прикасаться к самым сокровенным местам на своем теле, вызвала в душе купеческого сына нечто похожее на сладостное потрясение. Подобного опыта в общении с девушками до сего случая у Аникея не было, поэтому победа над собственной робостью была ему вдвойне приятна.

Однако выспаться Аникею в то утро не пришлось. Его разбудила мать, что очень не понравилось избалованному Аникею.

Он не замедлил выразить матери свое недовольство:

– Устинья небось еще дрыхнет, а меня уже будят ни свет ни заря! Ну что за наказанье!

Устиньей звали младшую сестру Аникея.

– Вставай, Аникеша! – настаивала мать. – Отец тебя кличет. Гости у нас нынче, тебе показаться им надобно.

Аникей сердито отбросил одеяло и сел на кровати, свесив ноги на пол.

– Что за гости, матушка?

– Какой-то знатный половчанин с сынами и дочкой, – ответила мать.

– Отцовский побратим, что ли?

– Наверное, сынок.

Аникей принялся торопливо одеваться. Ему еще не доводилось видеть воочию отцовского побратима, хотя вся семья купца Нездилы частенько слышала о нем из уст хозяина дома. Этого знатного половца звали Ташбек. Однажды в степи он выручил Нездилу, когда на торговый караван русичей напали разбойные черемисы. С той поры Нездила несколько раз ездил по торговым делам в кочевья донских половцев и всякий раз встречался там со своим спасителем-побратимом.

Мать заставила Аникея умыться и одеться понаряднее.

С волнением в душе Аникей вступил в ту часть дома, где обычно проводились застолья и принимали гостей.

Знатный половец и его сыновья восседали на почетных местах за столом, уставленном разнообразной снедью. Напротив гостей сидел купец Нездила. Это был стройный темноволосый мужчина, с удивительно подвижными глазами и бровями.

При виде вошедшего Аникея купец громко воскликнул:

– А вот и мой сын, друже Ташбек! Зовут его Аникей.

Половцы, все трое, перестали жевать и уставились на Аникея.

Тот неловко поклонился гостям.

– Присаживайся сюда, Аникей. – Нездила указал сыну на стул подле себя. – Вот познакомься, это храбрый Ташбек, коему я жизнью обязан. А это его славные сыновья Нурали и Кутуш.

Аникей сел за стол. Половцы продолжали его разглядывать.

– Они по-нашему разумеют? – тихо спросил у отца Аникей.

– Еще как разумеют! – засмеялся Нездила.

Половцы заулыбались, сверкая белыми зубами. Эти белозубые улыбки сразу бросились в глаза Аникею, как и волосы степняков желто-соломенного цвета, заплетенные в косички.

Темное от загара лицо Ташбека с тонким горбатым носом и слегка раскосыми глазами придавало ему сходство с хищной птицей. В левом ухе Ташбека покачивалась золотая серьга, на шее в два ряда лежали золотые ожерелья. Его мускулистое тело было обтянуто рубашкой без рукавов из тонкой дорогой ткани синего цвета. На правой руке повыше локтя виднелась татуировка в виде головы сокола.

Молодые половцы внешне очень походили на отца, оба такие же узколицые и остроносые, потемневшие под горячим степным солнцем. Нурали на вид было около двадцати лет. Кутуш года на два был моложе брата. Ташбек носил короткую бородку и усы, а его сыновья оба были безусы.

Нездила возобновил прерванный разговор с Ташбеком, из которого Аникею стал понятен этот внезапный приезд степных гостей.

– Так ты молвишь, друже Ташбек, что из заволжских степей надвигается орда татарская и спасения от нее нету, – с тревогой в голосе заговорил Нездила. – Что же ханы половецкие собираются делать? Беда эта вряд ли обойдет стороной ваши кочевья.

На страницу:
1 из 8