Легионер из будущего. Перейти Рубикон!

Регина пришла одна. На ней были голубые джинсы с блестками, сиреневая блузка с длинными рукавами и легкие красные туфли на высоком каблуке. Свои густые темные волосы Регина стянула на затылке в виде пышного хвоста, оставив на висках два вьющихся локона. На плече у нее висела изящная красная сумка из блестящего кожзаменителя, закрывающаяся на молнию. Облегающие джинсы подчеркивали стройность длинных ног Регины и округлость ее бедер. Короткая блузка не могла скрыть от нескромных мужских взглядов осиную талию Регины, а ее роскошная упругая грудь так и выпирала из довольно широкого декольте. Регина знала, что она красива и сексуальна, поэтому всегда подчеркивала это своим одеянием и прическами.

Мы обменялись приветствиями, едва Регина переступила порог. Затем я потянулся к Регине, чтобы поцеловать ее в губы, но она мягко уклонилась, подставив мне для поцелуя щеку.

Пройдя из коридора в комнату, Регина изумленно огляделась. На диване, на журнальном столике, на подоконнике – всюду лежали раскрытые книги. У меня в руках тоже была книга – сочинения Саллюстия Криспа.

– Значит, ты не обманул меня. – Регина с улыбкой взглянула на меня. – Ты и впрямь готовишься к поездке в Италию. Опять на раскопки? Или будешь выступать с лекциями?

– Ни то и ни другое, – ответил я, закрыв книгу и небрежно бросив ее на диван. – Мне предстоит лишить жизни двух человек, а именно Октавиана и Юлия Цезаря.

– Шутишь? – Улыбка исчезла с красивых алых губ Регины.

– Нисколько. – Я был серьезен и не прятал глаз. – За эту работу мне обещают отвалить триста тысяч евро. А вот мой счет в банке, который я обещал тебе показать. – Вынув из нагрудного кармана рубашки сберкнижку, я протянул ее Регине.

Регина раскрыла сберкнижку и, удостоверившись, что на моем счету действительно лежат двести тысяч евро, вернула мне книжку, не скрывая изумления на своем лице.

– Неужели в Италии платят такие огромные гонорары за научные статьи? – пробормотала Регина, глядя мне в глаза. – Этого не может быть! Андрей, по-моему, ты чего-то недоговариваешь.

– Регина, ты совершенно права, эти деньги получены мною вовсе не за научные статьи, – промолвил я. – Сейчас я постараюсь тебе все объяснить. Присядь и послушай меня.

Заинтригованная моим тоном и выражением моего лица, Регина медленно опустилась в кресло, не сводя с меня глаз.

Я сел на стул возле журнального столика и, собравшись с мыслями, стал излагать по порядку всю цепочку событий от момента моего знакомства с Мелиндой на университетской кафедре до встречи с профессором Пазетти в Орехово-Борисово на другой день. Регина слушала меня, не перебивая, до тех пор пока я не заговорил про машину времени, которая забросила меня во времена Спартака.

– Не держи меня за дуру, Андрей! – с кривой усмешкой воскликнула Регина, прервав мой рассказ. – Машины времени нет и быть не может! Все это бредни Герберта Уэллса и ему подобных писак!..

– Я сам был такого же мнения до недавнего времени, – глядя на Регину, серьезным голосом продолжил я. – Однако все пережитое мною в древнем Риме – это не сон и не бред. Взгляни! – Я задрал на себе рубашку, показав Регине шрамы на своем теле, оставленные мечами и копьями.

Регина приблизилась ко мне, пристально разглядывая и ощупывая затянувшиеся рубцы на месте недавних ран. Она много раз видела меня обнаженным до сего дня и знала, что на мне не было никаких шрамов. Теперь Регина пребывала в полном недоумении. Шрамы на моем теле были самые настоящие. Однако и тело мое обрело физическую крепость и густой загар, чего раньше не было. Накачать такие крутые мускулы всего за месяц было невозможно. Сознавая это, Регина как-то по-особенному стала приглядываться ко мне, словно не веря, что перед ней тот самый аспирант-античник, с которым она состояла в близких отношениях почти два года.

Терзаясь этими сомнениями, Регина потребовала у меня паспорт и университетский диплом.

Пока Регина разглядывала мои документы, я открыл ей главную тайну. Я сказал, что люди, обладающие машиной времени, никакие не итальянцы. Они россияне, переместившиеся в наше время из 2031 года. В этот роковой год Россия подвергнется ядерному удару со стороны США. Страна окажется на грани полного уничтожения, но, к счастью, к тому времени российские ученые постигнут технологию перемещения людей во времени. Посредством машины времени небольшая группа сотрудников ФСБ телепортировалась из 2031 года в 2011-й. Эти люди разработали грандиозный план по спасению России. Суть этого плана состоит в том, чтобы с помощью специально заброшенного агента изменить ход истории в древних веках, тогда случится сдвиг во всей временной спирали по принципу домино. Иными словами, кардинальные перемены в череде событий в истории позднеримской республики приведут к таким же переменам в двадцать первом веке. То есть ядерная атака США против России не состоится по ряду причин, не зависящих от руководства НАТО.

Меня как античника фээсбэшники из будущего использовали в своем замысле, выдавая себя за итальянских археологов. Моим первым заданием в глубокой древности было постараться довести восстание Спартака до полной победы над Римом. Мне это оказалось не по плечу, хотя благодаря моим стараниям восставшие рабы избежали некоторых досадных поражений и даже сумели на несколько дней ворваться в кварталы Вечного города.

И вот, учтя прежние просчеты и ошибки, фээсбэшники из будущего хотят опять забросить меня в древний Рим с той же целью изменить ход истории. Исходя из сложности нового задания повышается и размер моего гонорара, с двухсот тысяч евро до трехсот тысяч. Чтобы владеть ситуацией в древнем Риме и знать наперечет всех выдающихся римлян из окружения Цезаря и Помпея, мне велено проштудировать античные источники, в которых описываются события тех лет.

Выслушав меня до конца, Регина все же осталась при своем мнении: она не верила в то, что существует некая машина времени, которой распоряжаются какие-то фээсбэшники, проникшие в наше время из будущего. Регина ссылалась на моего приятеля Максима Белкина, который убеждал ее в том, что мое внезапное исчезновение связано с поездкой в Италию на археологические раскопки.

– Если хочешь знать, Макс тоже замешан в этом деле, – потеряв терпение, бросил я Регине. – Его тоже трижды забрасывали в древний Рим. Макс был моим связником и передавал мне различные инструкции, так как сотовой связи между Москвой и древним Римом не существует! В древнем Риме Макс попал в жуткую переделку, римляне распяли его на кресте. Мне кое-как удалось его спасти. При встрече посмотри на ладони Макса, на них остались следы от гвоздей, которыми он был прибит к перекладине. Регина, расспроси Макса, каково это – висеть на кресте? И ты увидишь, как весельчак Макс изменится в лице. – Я помолчал и добавил жестким голосом: – Когда я и мои люди снимали Макса с креста, от него несло сильной вонью, знаешь почему? Потому что Макс обмочился и обделался от ужаса, сутки провисев на распятии!

Регина ушла от меня растерянная и озадаченная. По ее глазам было видно, что она поражена той переменой, какая произошла со мной. Она и рада бы посчитать меня за сумасшедшего, если бы не сознавала своим здравым умом, что это не так. Прощаясь со мной у двери, Регина вдруг приникла ко мне всем телом, подставив губы для поцелуя. Я сразу догадался, что это еще одна проверка со стороны Регины. По моему поведению Регина хотела определить, кто перед ней: аспирант Андрей Калугин или чужой человек, похожий на меня внешне.

Я поцеловал Регину, чуть прикусив зубами ее нижнюю губу, по своей привычке. Одновременно моя смелая рука жадно и сильно поласкала упругую широкую попку Регины. Такие ласки были в ходу у нас с Региной в пору наших безоблачных отношений.

– Я позвоню тебе, – шепнула мне Регина и выскользнула за дверь.

Однако этого звонка от Регины я так и не дождался, поскольку через два дня за мной приехала Мелинда, которая привезла меня в Северное Чертаново, в особняк профессора Пазетти. Там меня опять раздели донага, поместили в яйцеобразную телепортационную капсулу и отправили в очередное путешествие в далекое-далекое прошлое.

* * *

От воспоминаний меня отвлек стук в дверь: у древних римлян было в обычае стучаться, прежде чем войти в помещение.

Я встал с кровати и громким голосом позволил постучавшемуся ко мне войти. Дверь отворилась, и передо мной возник статный мускулистый мужчина лет тридцати пяти в серой тунике и военных сандалиях-калигах. Он представился Титом Децианом, а его должность при сенаторе Гае Меммии называлась старший сателлит. Иными словами, Тит Дециан был главой телохранителей сенатора Меммия.

По роду своей деятельности Тит Дециан был обязан провести со мной беседу и необходимый инструктаж, поскольку с сегодняшнего дня я поступал под его начало.

Усевшись на стул, Тит Дециан ознакомил меня с кругом моих обязанностей. Прежде всего, мне предстояло каждое утро провожать до школы, а после полудня вести из школы домой младшего сына сенатора Меммия. «Квинту тринадцать лет, – сказал Тит Дециан. – Он озорной мальчишка, за ним нужен глаз да глаз! Прежний раб-педагог по старости лет уже не мог с ним сладить».

Главной же моей обязанностью было обучение старшего сына сенатора Меммия обращению с оружием, также я должен был сопровождать Публия в его вечерних прогулках по городу. «Привыкай к тому, приятель, что на поясе у тебя всегда будет висеть меч или кинжал, – предупредил меня Тит Дециан. – Ты не воспитатель, а телохранитель. Как сателлит, ты обязан постоянно быть начеку и мгновенно пускать оружие в ход, если твоему хозяину или кому-то из его сыновей будет угрожать опасность. Скажу тебе по секрету, Авл, недругов у нашего хозяина хватает!»

Тит Дециан пожелал узнать, где я научился так мастерски драться и владеть кинжалом. Я не стал юлить и честно признался, что в прошлом был гладиатором. Это было чистой правдой, если взять во внимание мои боевые приключения, через которые я прошел в своей первой древнеримской эпопее. Титу Дециану я наплел, что завербовался в гладиаторы по своей воле, когда жил в Капуе. Честно отработав на арене отмеченные в контракте три года и выйдя живым из всех поединков, я получил свободу и денежное вознаграждение.

«Тебе крупно повезло, приятель, что в столь молодые годы ты прошел через такие серьезные испытания и остался жив», – с восхищением в голосе проговорил Тит Дециан.

О себе Тит Дециан поведал, что он почти пятнадцать лет прослужил в войске, дослужившись до центуриона. С сенатором Меммием его свела судьба, когда тот исполнял должность наместника Вифинии семь лет тому назад. По римским законам всякий курульный магистрат, то есть имеющий военную власть, после исполнения своей годичной должности в Риме обязательно отправлялся тоже на год наместником в одну из провинций. Гай Меммий выезжал в Вифинию по окончании своей службы городским претором. Всякий наместник едет в свою провинцию со свитой и небольшим войском, набором которого он обычно занимается сам. Тит Дециан оказался командиром одной из трех когорт, набранных Гаем Меммием. В Вифинии Тит Дециан показал себя умелым и отважным военачальником, поэтому сенатор Меммий уже по возвращении в Рим приблизил центуриона к себе, назначив его своим телохранителем.

Впрочем, Тит Дециан был не просто наемным сателлитом при сенаторе Меммии. Он был его клиентом, то есть поклялся в верности семье Меммия на алтаре фамильных ларов и пенатов. То же самое предстояло сделать и мне через какое-то время, если я намерен обрести надежного покровителя в Риме, где постоянно происходят кровавые склоки и раздоры между оптиматами и популярами.

Глава третья

Луций Сцевола

Летние каникулы у школьников в древнем Риме продолжались с июля по октябрь. В переводе на латынь каникулы называются вакациями. Школьные учреждения в Римском государстве подразделялись на начальные школы, средние, или грамматические, и высшие, или риторические. Все школы были частные, и обучение в них было платное.

В начальных школах мальчики и девочки обучались вместе. Учеников отправляли в школу с семилетнего возраста. Курс обучения в начальной школе был рассчитан на пять лет. Предметами начального обучения были: чтение, письмо и счет.

В грамматическую школу принимали только мальчиков, и обучение там продолжалось около трех лет. В программу средней школы входили: греческий язык, грамматика латинского языка, география, основы астрономии, греческая и латинская литература, мифология, история.

Большинство римских граждан довольствовались начальным и средним образованием. Однако в кругу высшей римской знати учение этим не ограничивалось. Юные римляне с пятнадцати до семнадцати лет продолжали свое образование в риторических школах. Там они постигали ораторское искусство, юриспруденцию и основы философии. Без этих знаний было невозможно сделать политическую карьеру.

Если за обучение в начальной школе родители ученика платили весьма небольшую плату, то за обучение в грамматической и риторической школах сумма оплаты вырастала в несколько раз.

В Москве было начало июня, когда я в очередной раз отправился в глубь веков. Оказавшись в древнем Риме, я обнаружил, что здесь уже начало октября.

Мое знакомство с младшим сыном сенатора Меммия состоялось сразу после беседы с бывшим центурионом Титом Децианом.

Квинт в отличие от своего старшего брата Публия оказался мальчиком довольно упитанным, но, несмотря на это, в нем не было склонности к ленивой бездеятельности. Наоборот, некая внутренняя пружина постоянно понуждала Квинта к действию, так что топот быстрых ног этого непоседы был слышен и на мужской, и на женской половине дома.

Квинт уже знал, что отец подыскивает ему провожатого на период школьных занятий, поскольку его прежний воспитатель от старости занемог и был отправлен в сельское имение. Узнав при встрече со мной, что отныне в школу и из школы его будет сопровождать бывший гладиатор, Квинт пришел в неописуемый восторг. Квинт тут же признался мне, что он сам мечтает стать гладиатором, когда вырастет. Квинт не скрывал своей досады от того, что в цирк на представления гладиаторских боев не допускают детей моложе семнадцати лет.

Квинт привел меня в свою комнату и стал показывать свои игрушки, среди которых самыми его любимыми были отлитые из меди и олова фигурки гладиаторов и римских легионеров размером с детскую ладонь. Я невольно залюбовался медными и оловянными воинами и гладиаторами, отлитыми столь искусно, что на их крошечных лицах были отражены многие оттенки чувств. Фигурки были раскрашены яркими красками, которые только дополняли их совершенство, подчеркивая мускулатуру оловянных гладиаторов, кровь на их ранах, металлический блеск оружия и доспехов у медных легионеров.

Увидев, что у Квинта имеется игрушечный деревянный макет амфитеатра, я предложил ему разыграть несколько поединков гладиаторов. Я объяснил Квинту правила игры, по которым оловянные секуторы и ретиарии должны были сражаться в парах, и эти поединки нам с Квинтом предстояло разыгрывать поочередно, бросив перед этим жребий. У розовощекого мальчишки загорелись глаза от радостного предвкушения выйти победителем в этой игре. Но тут пришел старший брат Квинта и велел ему немедленно отправляться на ужин в триклиний. Затем Публий сказал мне, что трапезная для отцовских сателлитов и клиентов находится рядом с поварней, куда он готов меня проводить, поскольку мне тоже пора ужинать.

Мне понравилось дружелюбие, с каким Публий относился ко мне, нисколько не задаваясь передо мной своим знатным происхождением.

На другой день меня разбудили очень рано, когда розоватый рассвет только-только окрасил небо над Вечным городом. По заспанному лицу Квинта было видно, что и его довольно бесцеремонно подняли с постели, заставили умыться и собрали в школу. К моему удивлению, Квинту даже не позволили позавтракать, отец и слуги с ворчанием поторапливали мальчишку, совершенно не помогая ему одеваться и затягивать ремешки сандалий на ногах. У римлян было принято с ранних лет приучать своих детей к самостоятельности, к умению быстро собраться в дорогу, жертвовать едой ради того, чтобы не опоздать куда-то по делам. «Позавтракаешь в школе в перерыве между уроками, – молвил Квинту его суровый отец, запихивая ему в сумку сверток с чем-то вкусненьким. – Запомни, сынок, с пустым желудком худо-бедно прожить можно, но с пустой головой – никогда!»

В столь ранний час на улицах Рима было еще пустынно. Прохожих было мало, среди них в основном были ремесленники и поденщики, спешившие на работу в мастерские или в речной порт, также попадались закутанные в плащи, зевающие на ходу ученики, которых тащили за руку в школу рабы-педагоги.

Грамматическая школа, куда с этого года был определен на учебу тринадцатилетний Квинт, находилась на Палатинском холме, путь туда был не близок. Сначала мы с Квинтом прошли по Сабинской улице до переулка, который вывел нас на Священную улицу, застроенную высокими роскошными домами и великолепными храмами. Пройдя по Священной улице, по гладким плитам из песчаника и базальта, которыми она была вымощена, я и Квинт свернули на узенькую улочку Юноны, названную так из-за храма этой богини, выстроенного на ней. Потом мы с Квинтом оказались на Этрусской улице, более похожей на извилистое мрачное ущелье, так как здесь по обе стороны возвышались пяти-, шестиэтажные каменные дома-инсулы, плотно примыкавшие друг к другу. Этрусская улица вывела нас к довольно крутому склону Палатина. Подняться наверх здесь можно было по каменной лестнице Колец, названной так по находившимся неподалеку мастерским ювелиров, изготовлявших золотые кольца и браслеты.

Оказавшись на Палатине, мы с Квинтом сначала шагали по тропе вдоль крепостной стены, которая окружала Палатинский квартал с запада и северо-востока, затем по Царской улице мы дошли до первого поворота, который вывел нас к коротенькой Тамфилиевой улочке, заканчивавшейся тупиком. Там-то в совершенно неказистом старом доме с покосившейся крышей и находилась частная грамматическая школа, владельцем и основателем которой был грамматик Трихон.

Внешность Трихона, который стоял у дверей школы под черепичным навесом, произвела на меня отталкивающее впечатление. Это был невысокий тщедушный человечек, пучеглазый, с горбатым носом и большой залысиной на голове. Белая чистая тога смотрелась на нем мешковато, верхний край ее то и дело сползал с тощих плеч грамматика. В руках у Трихона была тонкая длинная трость. Он улыбался, здороваясь с учениками, подходившими к школьным дверям один за другим, но при этом взгляд у грамматика был холодный, как у змеи.

– Возвращайся домой, Авл, – с этими словами Квинт взял из моих рук свою школьную сумку. – Придешь за мной в полдень. В это время всех учеников отпускают домой перекусить, на это нам отводится час времени. Если ты опоздаешь, то я выйду из школы один, и тогда мы встретимся с тобой на лестнице Колец.

– Договорились! – Я похлопал Квинта по плечу.

Перед школой был расположен широкий двор, обнесенный невысокой каменной оградой. На этом дворе одиноко росла кудрявая смоковница. Под этим деревом я расстался с Квинтом, проводив его взглядом до дверей школы.

Вернувшись в дом сенатора Меммия, я первым делом позавтракал полбяной кашей и козьим сыром, запивая все это свежевыжатым яблочным соком. Настроение у меня было приподнятое после прогулки по улицам Рима. Я отметил для себя, что со времен восстания Спартака в огромной столице римлян мало что изменилось.

После завтрака я около двух часов занимался с Публием фехтованием на деревянных мечах. Наше занятие происходило во внутреннем дворике. Для начала я показал Публию основные атакующие и защитные приемы мечом, применяемые гладиаторами в пеших поединках один на один. Также я показал Публию, как нужно перемещаться, чтобы все время держать противника под контролем, как надо действовать мечом при смене позиций и угла атаки. Публий старательно выполнял все мои наставления, глядя на мои уверенные движения, которые я совершал с мечом в руке, действуя в чуть замедленном темпе.

Посмотреть на наш учебный поединок пришли отец и мать Публия, а чуть позднее к ним присоединилась Камилла, сестра Публия. Свободные от работ рабы и служанки собрались у перил крытой террасы, идущей по периметру двора на уровне второго этажа. Им тоже было интересно посмотреть на то, как владеет мечом новый молодой сателлит сенатора Меммия. Среди расположившихся на террасе служанок я заметил и румяную зеленоглазую любимицу госпожи Альбии. Я уже знал, что эту улыбчивую большеглазую рабыню зовут Агамедой. Встретившись со мной взглядом, Агамеда быстро подмигнула мне, не пряча озорной улыбки.

Вечером этого же дня я столкнулся с Агамедой лицом к лицу в купальне. Я только-только привел Квинта из школы и собирался ополоснуться, так как после вечерней трапезы мне предстояло сопровождать Публия, который собрался в гости к своему приятелю, на днях приехавшему из Афин. Публий предупредил меня, что семья этого юноши из среды самых знатных нобилей, где придают большое значение внешнему виду человека. «Эти люди смотрят косо на тех, у кого грязные ногти или уши, – сказал мне Публий. – Тем более недопустимо, Авл, чтобы от тебя пахло потом. Непременно помойся под душем перед тем, как отправиться со мной в гости».

Я уже начал раздеваться, когда в душевую неожиданно заскочила Агамеда. Внутренней защелки на двери купальни не было, так как это была мужская душевая, все в доме это знали. Женская купальня находилась по другую сторону перистиля. Перепутать две эти купальни было невозможно, поэтому я сразу смекнул, что пронырливая Агамеда просто воспользовалась случаем, чтобы оказаться со мной наедине.

– Привет, красавчик! – улыбнулась Агамеда, легонько ущипнув меня за руку. – Хочешь, я помою тебе спинку? Это правда, что ты бывший гладиатор?

– Правда, – ответил я и обнял Агамеду за плечи. – Может вместе примем душ, милашка?

– Как-нибудь в другой раз, – продолжая улыбаться, промолвила Агамеда, даже не пытаясь освободиться от моей руки.

По игривым зовущим глазам Агамеды я мигом догадался, каким желанием объята эта зеленоглазая очаровательная бестия. Крепко прижав Агамеду к себе, я с жадным удовольствием соединил свои губы с ее мягкими розовыми устами. После долгих лобзаний мне захотелось большего. Я стал задирать платье на Агамеде. Но служанка выскользнула из моих рук, шепотом сообщив мне, где находится ее комната.

– Приходи ко мне сегодня ночью, – отступая к двери, сказала Агамеда, глядя мне в глаза. – Дверь будет не заперта. Придешь?

– Непременно приду, милашка, – сказал я.

* * *

Приятеля Публия звали Луцием. Его отцом был весьма уважаемый в Риме патриций Сервий Сициний Сцевола. Патрицианское семейство Сцевола старалось во всем придерживаться старинных римских законов и обычаев, хотя жить по старине ныне считалось в Риме не модным. Сенатор Сцевола, а под его влиянием и его сын Луций были ярыми сторонниками аристократической республики. Обоим не нравилось, что лидеры популяров, такие как Цезарь и Эмилий Лепид, всячески принижают римскую знать в угоду народу и богатым плебеям, которые ныне наравне с патрициями заседают в сенате, в судах и различных городских коллегиях. Типичным представителем богатой плебейской верхушки является Гней Помпей, обладающий неограниченным влиянием на сенат и народную массу. Поддерживая честолюбивые устремления Цезаря, воюющего в Галлии, Помпей тем самым подрывает авторитет знатных римских родов и, сам того не ведая, расчищает Цезарю путь к неограниченной единоличной власти.

Находясь в соседней комнате, я невольно услышал разговор собравшихся в таблинуме юношей, среди которых были Публий и сын хозяина дома – Луций Сцевола. Если Публий больше помалкивал, то все прочие юноши, и прежде всего Луций Сцевола, так и сыпали гневными речами, обличая недалекого самодовольного Помпея, хитрого Эмилия Лепида и расчетливо-коварного Цезаря.

«Друзья, если сейчас не остановить Цезаря, то он, обладая войсками и богатствами, пойдет по головам наших отцов к единодержавной власти! – с негодованием в голосе молвил Луций Сцевола. – Цезаря нужно убить, пока он в Галлии, иначе Рим ожидает кровавая гражданская распря и диктатура похлеще зверств Суллы!»

Мне сразу стало понятно, что молодой Луций Сцевола собрал своих друзей у себя дома с единственной целью составить заговор против Цезаря. Ему хотелось знать, кто из его близких товарищей по детским играм и грамматической школе готов пойти вместе с ним на это опасное дело. Замысел Луция Сцеволы был прост. Поскольку немало юношей из знатных семей Рима уезжали в Галлию, чтобы под знаменами Цезаря добыть себе высокий воинский чин и золото галлов, вот и Луций Сцевола собирался в ближайшее время отправиться на север за Альпы. Знатное происхождение позволяло Луцию Сцеволе рассчитывать на то, что его определят куда-нибудь в ближайшее окружение Цезаря. Пользуясь этим, Луций Сцевола надеялся выждать момент, чтобы напасть на Цезаря и заколоть его кинжалом.