bannerbanner
Кровавое Крещение «огнем и мечом»
Кровавое Крещение «огнем и мечом»

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 5

Добрыня склонил голову, прижав ладонь к груди и отступая к выходу из шатра.

– Воля твоя, князь, – негромко обронил он.

* * *

Прежде чем начать войну с мазовшанами, Мешко решил сначала расквитаться с познаньским князем Собеславом, который уже не первый раз позволяет себе не явиться с дружиной на его зов. Собеслав держится слишком независимо, он водит дружбу с маркграфом мейсенским, сватает его дочь для своего старшего сына. Если Собеслав намеревается в противостоянии с Мешко опереться на немцев, то его тем более следует приструнить и дать ему понять, что познаньские Пясты совсем не ровня гнёзненским Пястам.

Оставив большую часть войска в Гнёзно, Мешко и Владимир с конными дружинами выступили к граду Познань.

Стольный град князя Собеслава был расположен на холмах, с двух сторон омываемых полноводной рекой Вартой. По занимаемой площади Познань была ничуть не меньше Гнёзно, а укреплен этот город был даже лучше, чем столица Мешко. Крепостные валы Познани были выше и мощнее валов, окружавших Гнёзно. В основание познаньских валов были уложены большие камни, что придавало им необыкновенную прочность. Если в Гнёзно все дома, стены и башни были сложены из бревен, то в Познани было довольно много построек из камня. В Гнёзно улицы были вымощены деревянным тесом, а в Познани две главные улицы и торговая площадь были покрыты мостовой из плоских камней.

Терем князя Собеслава был деревянный, но к нему примыкала высокая сторожевая башня из огромных речных валунов.

По берегам Варты издревле обитают славяне из племени полян, из родовой знати которых сто лет тому назад выдвинулась княжеская династия Пястов. По пути в Познань Мешко поведал Владимиру кое-что об основателе династии Пясте, сыне Котышко. Оказывается, Пяст и его отец были бедными землепашцами. Котышко слыл среди односельчан человеком честным и добрым, к нему шли за советом люди даже из дальних селений. Такой же доброй славой с младых лет был окружен и Пяст. В пору смут, когда поляне страдали от распрей собственных князей и от набегов воинственных соседей, народное вече постановило выдвинуть в верховные князья Пяста, сына Котышко.

Набрав себе дружину из простонародья, Пяст довольно долго воевал с полянским князем Попелем и его родней, которые не желали подчиниться «мужицкому» князю. Сторонников у Попеля с каждым годом становилось все меньше и меньше, он терпел поражение за поражением. Дошло до того, что после очередной битвы возле Попеля осталось всего трое слуг. Не желая терпеть лишения в скитаниях по лесам, слуги связали сонного Попеля и выдали его Пясту.

Пяст не стал убивать Попеля в надежде, что тот когда-нибудь смирится с потерей власти и станет рядовым общинником наравне со всеми. Попель притворился смиренным и покорным, хотя в душе он сильно ненавидел Пяста. Улучив момент, Попель попытался убить Пяста, но ему это не удалось. После этого случая Пяст посадил Попеля в темницу и уже не выпускал его оттуда до самой его смерти. Впрочем, сидя в темнице, Попель пережил Пяста на несколько лет. Попель умер в неволе уже при князе Земовите, сыне Пяста.

О Попеле в Польше помнят до сих пор, ведь им был построен город Гнёзно, что по-славянски означает «гнездо». Пяст, отнявший власть у Попеля, основал город Гдеч близ своего родного села, где он укрывался в пору своих неудач. Одолев всех своих недругов и обретя опору среди полян, Пяст перебрался в Гнёзно. Этот город стал столицей Пяста и его потомков.

Земовит, сын Пяста, приложил немало усилий, защищая свое княжество от мазовшан и серадзян, также образовавших племенные объединения к юго-востоку от полян. Земовиту удалось подчинить племена куявян и ленчан, создав сильный союз. При Лешке, сыне Земовита, к этому союзу примкнули слензане, живущие на реке Одре.

Наследником Лешка стал Земомысл, мудрость и благородство которого принесли ему больше славы, чем его военные победы.

Земомысл долго ждал детей от своей жены, которую сильно любил. Наконец супруга Земомысла родила мальчика, который, на беду, оказался слепым. Земомысл назвал своего первенца Мешко, что означает «медвежонок». Родившийся младенец был необычайно крупный и крепкий. Слепотой Мешко страдал до семи лет, а потом он чудесным образом вдруг обрел зрение.

Владимир стал испытывать к Мешко какое-то внутреннее расположение, узнав, что у того предок Пяст был выходцем из народа. Владимиру не раз доводилось ловить на себе косые взгляды киевских бояр, которые недовольно перешептывались между собой, сетуя на то, что всем им приходится кланяться сидящему на троне сыну рабыни. Грубоватое добродушие Мешко было по душе Владимиру, как и его намеки на то, что им двоим нужно держаться друг за друга.

«В моем крае хватает удельных князьков, которые точат нож на меня, не говоря уже про мазовшан, у которых одно на уме – не ходить в воле князей Пястовичей, – в пылу откровенности говорил Мешко Владимиру. – У тебя, брат мой, тоже не все ладно в отношениях с киевской знатью. По матери ты – робочич, это коробит кое-кого из бояр твоих. Опасайся не чужаков, княже Владимир, но тех, кто стоит возле твоего трона. Чужеземцы будут нападать на тебя открыто, а недруги среди своих всегда будут стараться бить в спину и наповал! Ты пришел мне на выручку ныне, я тебе за это благодарен, брат мой. Коль тебя беда постигнет, смело обращайся ко мне за помощью».

Мешко не стал скрывать от Владимира того, что и он истребил всех своих сводных братьев, рожденных его отцу от побочных жен. Князь Земомысл очень горевал, что его старший сын родился слепым. По этой причине Земомысл помимо матери Мешко, у которой больше не было детей, имел еще две жены. От этих двух женщин у Земомысла было два сына и две дочери.

Одна из сводных сестер Мешко, по имени Малгоржата, являлась супругой познаньского князя Собеслава.

Князь Собеслав был примерно одних лет с Мешко, но в отличие от него он не выглядел обрюзгшим и растолстевшим. Хотя в темно-русой короткой бороде Собеслава уже серебрилась седина, физически он был еще статен и крепок. Собеслав на целую голову был выше Мешко, который отнюдь не выглядел малорослым.

Малгоржате было чуть больше сорока лет, это была невысокая красивая женщина, светловолосая и белокожая, фигуру которой нисколько не портила приятная для мужского глаза полнота.

Владимир сразу обратил внимание, что приезду Мешко явно не обрадовались ни Малгоржата, ни ее супруг. Хотя оба радушно приветствовали Мешко, однако натянутые улыбки выдавали их внутреннее напряжение.

Мешко с самодовольным видом похлопывал по плечу Владимира, всячески выказывая Малгоржате и ее мужу, что у него с киевским князем мир и дружба. По лицу Собеслава было видно, что он несказанно удивлен тем, что распря между Мешко и русами завершилась столь непредсказуемым образом.

– Собирая полки у города Ленчица, я так и не дождался прихода твоей дружины, брат, – молвил Мешко, обращаясь к Собеславу. – Я все ломал голову, что с тобой стряслось, здоров ли ты, жив ли? Теперь вижу, брат, что ты в полном здравии, и у меня отлегло от сердца. Почто же ты не пришел на мой зов?

Разговор происходил за пиршественным столом, накрытым Собеславом и его супругой для Мешко и Владимира. На этом застолье присутствовали и приближенные Собеслава, а также старшие дружинники польского и киевского князей.

Отвечая на вопросы Мешко, Собеслав старался не смотреть ему в глаза.

– Я ожидаю приезда послов из Мейсена, которые должны привезти на смотрины дочь маркграфа Эккарда, – сказал Собеслав, глядя то в свою чашу, то на сидящую напротив жену, словно ожидая от нее поддержки. – Потому-то, брат, я не выступил в поход, ведь помолвка – дело весьма важное и щекотливое. Маркграф Эккард человек заносчивый, не приведи Господи прогневить его хоть в чем-нибудь.

– Ты прав, брат, немецкие бароны и графы заносчивы дальше некуда, – закивал Мешко, потянувшись к блюду с тонко порезанным салом. – А помолвка твоего сына с дочерью маркграфа Эккарда, конечно, дело наиважнейшее. По сравнению с этим предприятием все прочие дела сущая ерунда! Можно отмахнуться от любых приказов, идущих из Гнёзно. Можно наплевать на восставших мазовшан, тем более что непосредственно Познани они не угрожают. – Мешко с усмешкой переглянулся со своими длинноусыми воеводами. – Даже если мазовшане захватили бы меня в плен и грозили мне смертью, это тоже для моего брата Собеслава стало бы малозначащим событием по сравнению с помолвкой его сына. Получается, что намечающееся родство с маркграфом мейсенским для моего брата Собеслава важнее, чем ленная присяга, данная мне.

По лицам жующих дружинников Мешко промелькнули кривые ухмылки. Им было ведомо о давних натянутых отношениях между их князем и Собеславом.

– Незачем перегибать палку, брат, – заговорила Малгоржата, вступаясь за мужа. – К нам действительно со дня на день должны приехать послы из Мейсена с невестой для нашего старшего сына. Неужели отсутствие познаньской дружины под твоими стягами так сильно ослабило твое войско? Не могу поверить в это. После свершения помолвки мой муж непременно прибыл бы к тебе со своими воинами.

– Коль я ныне в гостях у вас, милая сестра, то не могу уехать отсюда, не повидав невесту вашего сына Збышека, – промолвил Мешко, холодно взглянув на Малгоржату. – Я ведь тоже недавно женился на немке, хочу сравнить прелесть моей юной жены с красотой дочери маркграфа Эккарда.

– Поступай как хочешь, брат, – сухо обронила Малгоржата. – Ты над нами господин и повелитель. Для нас большая честь принимать тебя в своем доме.

Добрыня, сопровождавший Владимира в этой поездке в Познань, чувствовал, что коварный Мешко что-то затевает, желая отплатить сполна Собеславу и его жене. Вскоре подозрения Добрыни подтвердились в полной мере.

Несколько дней спустя в Познань прибыл маркграф Эккард с женой, дочерью и пышной свитой. Судя по тому, с какой благожелательностью встретились Собеслав и Эккард, с какой нежностью обнялись и поцеловались их жены, можно было понять, что между этими знатными семьями уже все решено относительно помолвки графской дочери и княжеского сына.

Пятнадцатилетняя Адель, дочь Эккарда, была точной копией своего властного отца. У нее было круглое лицо с чуть вздернутым носом и слегка заостренным подбородком. Взгляд ее голубых глаз был немного пристальный, а ее тонкие брови пшеничного цвета обладали удивительной подвижностью. Когда Адель улыбалась, то меж краями ее свежих розовых губ сверкали ослепительной белизной два ряда ровных зубов. У Адели были длинные изогнутые ресницы и густые светло-желтые волосы. У нее были широкие бедра, небольшая грудь и довольно тонкая талия. По понятиям людей той эпохи, дочь Эккарда не имела ни малейших изъянов во внешности и фигуре, она была мила и вполне могла без затруднений рожать здоровых детей.

Адель, как и ее родители, впервые увидела на этих смотринах своего нареченного жениха Збышека, который произвел на нее весьма благоприятное впечатление. Двадцатилетний Збышек был необычайно красив, лицом уродившись в мать. Он был высок и крепок, унаследовав от отца его физическую мощь. Хотя при встрече Адель и Збышек не обменялись ни словом, слушая разглагольствования своей родни, они тем не менее остались довольны друг другом.

И вот тут-то Добрыне стало ясно, как именно вознамерился Мешко отомстить Собеславу за его излишнюю независимость.

Расточая похвалы дочери Эккарда, Мешко при всех вдруг завел речь о том, что такая красавица достойна более знатного жениха. Остолбеневший Собеслав был поражен и ошарашен. Малгоржата, решив, что Мешко желает отнять у них Адель для своего сына Болеслава, сердито заявила, что тому еще рано жениться. «Болеславу всего-то четырнадцать лет!» – сказала она.

На что Мешко спокойно заявил, мол, Болеславу и впрямь всего четырнадцать, зато князю Владимиру уже семнадцать.

Присутствующий при этом Владимир поначалу растерялся и слегка покраснел. Такое поведение Мешко и его поставило в очень неловкое положение, поскольку ранее у него не было ни полслова об этом в беседах с польским князем.

Выглядел довольно обескураженным и маркграф Эккард, услышав такое из уст Мешко. Однако благодаря стараниям Мешко, который осыпал Эккарда лестью и заманчивой перспективой видеть свою дочь киевской княгиней, в честолюбивом мозгу маркграфа зароились совсем иные мысли.

«Что такое Познань по сравнению с Киевом? Глушь, болото! – витийствовал Мешко перед Эккардом. – Все владения Собеслава можно за день верхом на коне объехать, а Русь протянулась на тысячу верст от Западного Буга до Новгорода. На Руси полсотни городов, десятки племен, тысячи деревень! Все подати стекаются к князю Владимиру, во дворце у которого сокровищница ломится от богатств. Купцы со всего света каждое лето съезжаются в Киев, а многие иноземные торговцы живут там круглый год. Князь Владимир мог бы безбедно жить на одних торговых пошлинах. А сколько злата-серебра досталось Владимиру от его отца Святослава Игоревича, победившего хазар, булгар, печенегов и ромеев, – не перечесть!..»

Добрыня негодовал, видя, как Мешко унижает князя Собеслава и его жену, но его еще больше злило то, что Владимир охотно участвует во всем этом. Владимир всерьез вознамерился взять в жены дочь Эккарда, которая ему явно приглянулась. Наслушавшись от Мешко россказней о могуществе германского императора Оттона, Владимир загорелся желанием свести с ним дружбу через маркграфа Эккарда. Все попытки Добрыни образумить Владимира ни к чему не привели. Владимир всячески старался отдалить дядю от себя, внимая советам лишь тех бояр, кто открыто потакал всем его капризам.

В конце концов маркграф Эккард объявил о разрыве помолвки своей дочери с сыном князя Собеслава. Новым женихом юной графини Адели был провозглашен князь Владимир, посаженным отцом которого стал Мешко. Было решено немедленно сыграть свадьбу, но тут вмешались христианские священники во главе с познаньским епископом Зигмундом. Святые отцы в один голос заявили о невозможности брачного союза между князем-язычником и девушкой-христианкой. Выход из этого затруднения был один: князь Владимир обязан принять христианскую веру, чтобы жениться на дочери маркграфа Эккарда. Причем епископ Зигмунд настаивал на том, чтобы Владимир принял крещение по латинскому обряду.

Владимир оказался в затруднении, поскольку его бояре и дружина не собирались принимать веру Христову, а креститься ему одному не имело смысла. К тому же это было чревато тем, что Владимир мог потерять княжеский трон, ведь среди киевлян подавляющее большинство тоже были язычники.

В Познани Владимир впервые увидел католическую церковь и смог поприсутствовать на богослужении, совершаемом епископом Зигмундом на латинском языке. Владимир впервые услышал и был заворожен стройным пением хора мальчиков, исполняющих священные псалмы под гулкими сводами каменного храма в сопровождении тягучих и торжественных звуков органа.

В Киеве на Подоле еще со времен княгини Ольги стоит деревянная Ильинская церковь, где священники-греки проводят службу на греческом языке по православному обряду, принятому в Болгарии и Византии. Владимиру довелось как-то побывать в этой небольшой церквушке, еще будучи ребенком. Он пришел туда однажды вместе с матерью, которая приняла христианство по воле княгини Ольги. Никаких ярких впечатлений от посещения православного храма в памяти Владимира не сохранилось, кроме толпящихся людей, горящих свечей и душного полумрака, пропитанного сладковатым запахом ладана.

Епископ Зигмунд и Мешко, показывая Владимиру настенные фрески внутри познаньской церкви, кратко поведали ему историю жизни Иисуса Христа, сына Божия. Дотошный Зигмунд рассказал Владимиру и о непорочной Деве Марии, матери Христа, и о двенадцати апостолах, учениках Иисуса, проповедовавших истинную веру по всей земле после вознесения Христа на небеса.

Находясь под впечатлением от всего услышанного, Владимир призвал к себе самых ближних бояр, в числе которых были Блуд и Добрыня. Ссылаясь на пример княгини Ольги, Владимир повел речь о том, что ему, как правителю, было бы выгоднее принять веру в Христа, чтобы встать вровень со всеми европейскими государями.

«Даже дикие угры и те приняли христианство, не говоря уже про немцев, чехов, моравов и поляков, – молвил Владимир. – Все западные страны от Польши до великого океана поклоняются единому христианскому Богу. Все христианские короли и князья взирают на полабских славян, варягов, пруссов и литовцев как на диких зверей, ибо среди этих племен распространено язычество. Без должного уважения относятся на Западе и к русским князьям по той же причине. Недаром мудрая княгиня Ольга ездила в Царьград, чтобы принять крещение из рук самого патриарха. После этого ромеи выказывали княгине Ольге не показное уважение, а василевс Константин Багрянородный даже предлагал Ольге стать его женой».

Владимир хотел знать, как отнесутся его ближайшие советники к тому, если он все-таки примет крещение здесь в Познани, и выступят ли они в его поддержку перед лицом дружины, которая может возмутиться, узнав об этом. К разочарованию Владимира, все его советники в один голос принялись отговаривать его от столь опрометчивого шага. Даже Блуд и тот рьяно ругал христиан вместе со всеми. Общее мнение бояр выразил Добрыня, который сказал своему племяннику, что его похотливое желание овладеть дочерью маркграфа Эккарда не является поводом и оправданием для отречения от языческих богов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
5 из 5