Полная версия
Тайна двух реликвий
По плану Одинцову полагалось изображать интерес к древней культуре. Прихлёбывая из бутылки минеральную воду и вышагивая рядом с экскурсоводом, он слушал, как Эль-Рей после ухода индейцев долгое время служил пристанищем для карибских пиратов и как в начале шестнадцатого века испанские конкистадоры под предводительством Франсиско Кордовы первыми из европейцев ступили на берег Юкатана.
– Они увезли отсюда кукурузу, картофель и табак, а взамен оставили иберийских свиней, – говорила экскурсовод. – Свиньи у нас расплодились, из них стали делать вяленую колбасу и придумали добавлять в мясо много красного перца. Так появились колбаски чорúзо. Испанцы считают, что это их блюдо, но мы уверены, что в Испанию его привезли отсюда… Вы пробовали чоризо? Нет? Попробуйте обязательно!
Одинцов усмехнулся. Всего три дня назад он сидел в парке возле Смольного и хрустел мексиканскими кукурузными чипсами, ещё не предполагая лететь в Мексику. А теперь на другом конце света ему предстоит отведать острых свиных колбасок…
Мельком глянув на часы, Одинцов решил, что минут через пятнадцать-двадцать надо заканчивать экскурсию, и заметил к слову:
– Вы сказали, что первыми здесь оказались испанцы. А я слышал, что Америку открыли викинги.
Без сомнения, женщина профессионально занималась историей и археологией. Выжженный солнцем Эль-Рей не баловал её собеседниками – туристов интересовали не музеи без клочка тени, а пляжи. Случайные посетители предпочитали кормить игуан и спрашивали про всякие глупости. А тут вдруг здоровенный гринго из России, сам похожий на викинга, упомянул такую богатую тему!
– Викинги в десятом веке открыли Северную Америку, а здесь Южная, – строгим голосом сказала экскурсовод и тут же смягчилась: – Но вы правы. Скорее всего, до здешних мест добрался ярл Ульман. В Чичен-Ице есть храм с фресками. На них изображены битвы индейцев с белыми людьми. По легенде, Ульман прибыл сюда на семи кораблях, основал империю Тиауанако и стал править под именем Кецалькоатль – Пернатый змей. С ним было семьсот человек, мужчин и женщин. К югу отсюда они добывали серебро. Потомки викингов, которые стали тамплиерами, тоже знали про Америку…
Одинцов усомнился:
– Тамплиеры – про Америку?!
– Есть доказательства, – уверенно заявила женщина. – Во Франции, в городе Везлé, на фронтоне храма двенадцатого века изображён индеец в шлеме викинга. И ещё существует печать ордена с индейцем в головном уборе из перьев и надписью Secretum Templi. Это значит – Тайна Храма. То есть тайна огромного богатства ордена. Сначала тамплиеры чеканили здесь серебряные деньги и тоннами скрытно перевозили к себе в Европу. А когда орден был разгромлен, они уплыли из Европы в Америку, потому что хорошо знали дорогу. И у них был флот, который мог ходить через океан. Ни у кого не было таких больших и прочных кораблей, а у них были. Они назывались – нефы. Этот флот с остатками тамплиеров ушёл из порта Ла-Рошель во Франции. Никто не знал, куда. А на самом деле – в Америку.
– Почему же Колумб не обнаружил здесь ни викингов, ни тамплиеров? – спросил Одинцов, разглядывая экскурсовода через зеркальные очки. Женщина с готовностью ответила:
– Империю Тиауанако уничтожили кочевники намного раньше, в тысяча двести девяностом году. А тамплиеры давали обет безбрачия, поэтому у них не было детей.
– Допустим. Но слуги рыцарей, солдаты и матросы никаких обетов не давали, – упорствовал Одинцов.
– Эти мужчины брали в жёны индейских женщин. – Экскурсовод повела меднокожим плечом. – От них рождались метисы. Колумб появился через двести лет – это десять поколений. За двести лет у потомков слуг и матросов почти не осталось европейской крови… Но Колумб никого не искал. Он хорошо знал, куда шёл.
– Он думал, что знает, но ошибся, – поправил Одинцов. – Шёл в Индию, а попал в Америку.
– Нет. У него были морские карты тамплиеров. Часть рыцарей остались в Европе. Они основали в Португалии новый орден Христа. Колумб женился на Фелипе Монис де Перестрелло. Она была дочерью одного из руководителей ордена. Колумбу передали карты Америки, чтобы он мог официально открыть то, что тамплиеры знали веками. Вы же видели картинки с кораблями Колумба? На их парусах нарисован красный восьмиконечный крест тамплиеров, хотя орден уничтожили почти на двести лет раньше.
Одинцов вылил из бутылки остатки воды на бандану и с удовольствием пошевелил лопатками, когда тёплые струйки стекли за воротник рубашки.
– Жарко здесь, – сказал он. – Вы очень интересно рассказываете, но я же из России. Снег, медведи… Не привык ещё. Надо искупаться.
– Там через дорогу пляж «Дельфин». – Экскурсовод махнула рукой в сторону океана. – Вы не верите. Но монахи, которые были с Колумбом, записали, что майя поклоняются белому бородатому богу К’ук’улькаану. А у индейцев тёмная кожа и борода не растёт. Здесь, на Юкатане, майя рассказывали, что их предки получили многие знания от белых людей. Они с радостью встречали конкистадоров и осыпали их дарами, потому что приняли за посланцев К’ук’улькаана. Белый бог покинул их много лет назад, но обещал, что вернётся… Приятного купания!
Одинцов поблагодарил экскурсовода, выдал ей хорошие чаевые и отправился на пляж. Он уже вылез из воды и снова натягивал рубашку, когда позвонил Мунин с сообщением:
– Я в Майами.
– Как добрался?
– Как король. В Лондоне на «роллс-ройсе» прямо к самолёту подвезли. Летел первым классом… это не передать. Сказка! Здесь на «роллс-ройсе» встретили, едем к Вейнтраубу.
– Интересно, что старик опять затеял, – сказал Одинцов. – С чего бы вдруг такая любовь?
– Узнаю – расскажу, – пообещал историк. – А у вас как дела?
Одинцов не соврал:
– Загораю, купаюсь… Я же в отпуске. Говорил тут недавно с милой дамой и тебя вспоминал. Коллега твоя. Такие чудеса мне про историю рассказывала – заслушаешься… Ладно. Как со стариком встретишься – звони. Надо понять, чего ему конкретно надо.
С пляжа Одинцов вернулся в отель и пожаловался портье: мол, во время купания кто-то украл паспорт. Получив отсканированную копию своих документов, которую сделали вчера при регистрации, он пошёл в полицейский участок. Там задумчивый офицер сказал, что ни городская, ни туристическая полиция паспортами не занимаются, и отправил Одинцова в прокуратуру.
Отель «Карибская мечта» был выбран за близость к офисам государственных служб. Переходы из одной конторы в другую занимали считаные минуты. Энергичная сотрудница прокуратуры перезвонила для проверки в отель и в Эль-Рей; убедилась, что Одинцов говорит правду, составила протокол и выдала заверенную копию.
– На всё время, пока вы в Мексике, этот протокол заменит вам паспорт, – сказала она. – Но улететь вы по нему не сможете. Обратитесь в русское посольство в Мехико. Там заблокируют потерянный паспорт и оформят свидетельство на возвращение.
Всё шло по плану, и довольно резво. В прокуратуре Одинцов сказал, что сейчас же отправится в посольство. То же самое он повторил в отеле, когда расплачивался за номер, но полетел не в Мехико, а в Тихуану.
Протокол Одинцов убрал подальше и в аэропорту использовал паспорт. При необходимости можно будет утверждать, что в Тихуану по его документу летал кто-то другой. Но чтобы этот кто-то другой остался на видеозаписях с камер слежения, предстояло немного изменить внешность.
До того как явиться в аэропорт, Одинцов побывал в ресторанчике неподалёку. В тамошнем туалете он переоделся из рубашки цвета вырвиглаз и таких же ярких шортов в неприметные джинсы и серую футболку, с помощью переводной картинки украсил предплечье временной татуировкой дракона, очень похожей на настоящую, а на голову нацепил парик, задорого добытый Родригесом ещё в Гаване. Парик был сделан из чёрных густых натуральных волос. По его передней кромке тянулась мелкая гребёнка, которая плотно вошла в собственную причёску Одинцова: парик сидел, как влитой. Длинные пряди Одинцов собрал на затылке в хвостик и нахлобучил сверху панамку из сувенирного магазина.
Выходя из туалета, он осмотрел себя в зеркале. Сходство с фотографией в паспорте сохранилось в достаточной степени, однако и различий хватало. Непривычный образ дополняла четырёхдневная щетина – Одинцов побрился последний раз в Ладоге. Полуседая бровь была закрашена, и сумку-сосиску от видеокамер в аэропорту скрывал яркий чехол, купленный вместе с панамкой.
Самолёт из Канкуна в Тихуану летел пять часов, к ним прибавились три часа разницы во времени между восточным и западным побережьем, так что день обещал быть длинным. День – и ночь, которую Одинцов отвёл себе для перехода через границу. Конечно, Родригес прав, и суток мало на акклиматизацию. По уму нужна неделя, особенно перед такой нагрузкой, но выбирать не приходилось.
В Тихуане посреди прохода с лётного поля в аэропорт на стуле, выставив ноги вперёд, развалился полусонный дежурный. Его форменную белую рубашку украшали шевроны с надписями и зелёно-бело-красными полосками мексиканского флага. Пассажиры на ходу показывали дежурному паспорта. Его веки оставались полуприкрытыми; на зелёные обложки с золотыми буквами Mexico pasaporte он не реагировал, но при виде бордовой российской книжицы в руках Одинцова заинтересовался.
Раскрыв глаза, дежурный сделал останавливающий жест, взял паспорт и что-то спросил по-испански. Одинцов пожал плечами, улыбнулся и произнёс заготовленную фразу:
– No hablo Español.
Дежурный нехотя поднялся со стула, поманил Одинцова пальцем и отвёл в кабинет к начальнику, офицеру в такой же рубашке с шевронами. Начальник полистал паспорт и, не отрывая взгляда от страниц, заговорил по-английски.
– Зачем вы здесь?
– Я русский турист, – продолжая улыбаться, сказал Одинцов. – Очень много слышал про ваш город. Кино, песни… Первый раз прилетел в Мексику, захотелось посмотреть.
– Вы знаете, что в Тихуане каждый год убивают больше двух тысяч человек? – по-прежнему разглядывая паспорт, спросил офицер.
– Нет, – соврал Одинцов. Он читал об этом, пока летел на Кубу. – Но я уверен, что это касается только преступников. Я турист и чувствую себя в безопасности под защитой полиции.
Офицер, наконец, поднял глаза и взглянул на Одинцова.
– Мы знаем, зачем такие, как вы, появляются в Тихуане. Вас надо отправить отсюда. Подождите там.
Он положил паспорт на стол и указал Одинцову на дверь. Одинцов вышел. Главное в таких ситуациях – сохранять спокойствие. Как, впрочем, и всегда.
Через полчаса Одинцов постучал в дверь кабинета.
– Прошу прощения, – сказал он, – но я не понял, сколько надо ждать. И чего ждать.
Офицер опять не посмотрел в его сторону и ответил:
– Я сейчас занят. Тихуана – не место для туристов. Тем более для туристов из России. Вам надо улетать. Ждите.
Одинцов подождал ещё пятнадцать минут, снова постучал в дверь кабинета и спросил с порога:
– Я могу забрать свой паспорт? Хотелось бы взглянуть на город ещё при дневном свете.
– Пятьсот баксов, – коротко сказал офицер.
Одинцов сделал вид, что не понял:
– Пятьсот баксов – что?
– Пятьсот баксов, получаете обратно паспорт, и добро пожаловать в Тихуану.
Одинцов поднял смартфон, который держал в руке, навёл объектив на офицера и с прежней улыбкой сказал:
– Наш разговор записывается с первых слов. Пожалуйста, повторите своё предложение. Я хотел бы ознакомить с ним ваше начальство, журналистов, руководство аэропорта, министерство туризма и всех, кому небезразлично, что думают в мире про Мексику и мексиканцев. Итак, вы, будучи на службе, предлагаете заплатить лично вам пятьсот долларов США. За пятьсот долларов вы позволите российскому туристу, который прилетел из одного города Мексики, побывать в другом городе Мексики. Я правильно понял?
Наших так просто не возьмёшь, думал Одинцов, выходя из аэропорта с паспортом в кармане. Наши будут из принципа стоять до последнего и за взятку горло перегрызут. А здесь народ ленивый. И потом, даже если кто-то не заплатил, – заплатят другие. Поторгуются и заплатят, пусть не пятьсот баксов, но сто или хотя бы пятьдесят… Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает.
В аэропорту работали кондиционеры; снаружи Одинцова обволокла вязкая жара. Впрочем, солнце уже начинало клониться к закату, и на смену дневному пеклу должна была постепенно прийти вечерняя прохлада. Прогноз обещал ночью градусов двадцать – приемлемо для того, кто собрался совершить затяжную опасную прогулку.
Чтобы попасть из Тихуаны в Сан-Диего, надо всего-то перейти границу со Штатами. Рукой подать, но, как говорил герой старого фильма, такой длинной руки у Одинцова не было. Проходить через официальный коридор, сдаваться штатовским пограничникам и просить политического убежища он не собирался. Приграничная пустыня в окрестностях Тихуаны – тоже не вариант: судя по снимкам со спутников, её среди холмов перегораживала высоченная стена, вдоль которой постоянно курсировали приметные бело-зелёные патрульные пикапы…
…зато в пятидесяти километрах к востоку на карте значился город Текате, тоже расположенный вплотную к границе. Одинцов проложил себе маршрут в двух часах ходьбы от города, через горный хребет. Высота не бог весть какая, шестьсот или семьсот метров. Горы хуже, чем холмы, но на самом высоком гребне стены не было, а тамошние пограничные патрули – опять-таки судя по снимкам из космоса – в отличие от своих соседей намного реже покидали базы. Видимо, считали, что горы отпугивают нелегалов, и надеялись на видеокамеры с инфракрасными датчиками.
Автобусный вокзал в соседнем здании с аэропортом – очень удобно. На большом рекламном щите распластался в беге мускулистый гончий пёс: компания Greyhound предлагала доставить Одинцова куда угодно. До отправления автобуса в сторону Текате оставалось около часа. Это время Одинцов потратил на то, чтобы купить в ближайшем супермаркете компактный рюкзак, воду в пластиковых бутылках, пакетики с орехами, кое-что из медикаментов и синтетическое походное одеяло.
Автобус добрался до Текате после захода солнца. Он свернул влево с федеральной трассы; прокатился вдоль широкого бульвара, облепленного светящимися вывесками, и высадил Одинцова в самом центре города. Автовокзал стоял особняком, но метрах в ста пятидесяти у большого перекрёстка сияли ночными огнями сразу несколько ресторанов и баров.
Индейская девушка на глянцевом плакате у входа в ближайшее заведение предлагала местное кукурузное пиво тесгуúно и большой выбор тáко – кукурузных лепёшек, начинённых мясом и бобами.
– Чоризо? – с вопросительной интонацией произнёс Одинцов, обращаясь к парню за барной стойкой.
Сегодня утром экскурсовод на другом конце страны, на берегу другого океана очень советовала ему попробовать эту мексиканскую колбасу. Почему нет? Перекусить на дорожку не мешает; завтра утром он уже будет в Штатах и вряд ли станет вспоминать об испанских колонизаторах пятисотлетней давности…
…а если что-то пойдёт не так, в тюрьме его точно будут кормить кукурузными лепёшками, но без мяса. Впрочем, всё должно пройти, как надо, сказал себе Одинцов. Он повторил для парня за стойкой:
– Чоризо! – и, когда тот кивнул, направился к туалету. Пришло время использовать сумку-сосиску по назначению.
Одинцов быстро превратил сумку в бронежилет, надел на футболку, клапанами- липучками подогнал по фигуре и поверх натянул цветастую рубашку, полученную от Родригеса. Выйдя из туалета, Одинцов поймал на себе изучающие взгляды посетителей. С десяток мелких темнолицых мужчин, не стесняясь, в упор смотрели на высокого плечистого гринго. Вид у него в самом деле был теперь диковатый, но вряд ли здешних парней интересовала мода, и проявлять гостеприимство они тоже не спешили.
Одинцов сел за стол – спиной к стене, чтобы на всякий случай видеть зал ресторанчика целиком. Официант поставил перед ним полулитровый стакан тесгуино, разрисованный фигурками ацтеков, и глиняную тарелку с закуской тáпас – ломтиками красной сыровяленой колбасы чоризо в сопровождении вороха треугольных кукурузных чипсов.
– Gracias, – кивнул парню Одинцов. Пиво с непривычным вкусом вполне годилось, чтобы заливать им перчёное мясо. Настоящие начос определённо выигрывали у тех, которыми он хрустел несколько дней назад возле Смольного.
Пить перед походом Одинцов не боялся. Стакан светлого пива полезен для сердечной мышцы, алкоголя там всего ничего, а жидкость сейчас была нужна – в ближайшие полсуток Одинцову предстояло хорошенько попотеть. Причём и в переносном, и в прямом смысле: футболка под бронежилетом быстро промокла насквозь, хотя путешествие ещё не началось.
Вытаскивать пачку баксов и раньше времени провоцировать суровых мужчин из Текате не стоило, поэтому десятку Одинцов приготовил заранее. Покончив с пивом и закуской, он оставил деньги на столе, забросил за спину рюкзак и вышел из ресторанчика. Смартфон лежал в кармане: профессионал помнит маршрут наизусть и не нуждается в навигаторе.
Одинцов держал путь от центра города к окраине, смахивая с лица пот, который струился из-под парика; крутил головой по сторонам и время от времени невзначай бросал взгляд на мальчишек, увязавшихся следом. Они шли метров на тридцать позади – не догоняли, но и не отставали. Если им велели проверить, не пойдёт ли он к пограничному пункту, то вскоре уже было ясно, что путь Одинцова лежит не в сторону границы, а вдоль неё.
С отступлением дневной жары Текате ожил. На террасах кафе сидели люди. Из салонов проезжавших машин через опущенные стёкла громыхала музыка. То и дело мимо тарахтели мопеды, придавленные к земле двумя-тремя пассажирами. И все, включая встречных прохожих, разглядывали Одинцова. Город был немаленький, с туристами знакомый, и всё же белый чужак ростом заметно выше большинства местных, который поздним вечером шагал куда-то в сторону от границы, не мог не привлекать внимание.
Светящиеся вывески скоро закончились, но фонари продолжали освещать Одинцову дорогу. Невысокие жилые домики по обеим её сторонам сперва лепились друг к другу. Чем дальше, тем они стояли свободнее, а потом сменились редкими тёмными строениями. Ночной ветерок играючи гонял туда-сюда по асфальту прозрачные мячики перекати-поля.
Через полчаса неторопливого размеренного хода, когда мальчишки уже давно отстали, позади остался и город. Одинцов продолжал держаться у дороги: участки на окраине, видимо, прилегавшие к ранчо, были огорожены – не хватало ещё ночью тратить время на поиски прохода в колючей проволоке. К тому же без оружия лучше столкнуться с людьми, а не со сторожевыми собаками.
Серебряная луна заливала светом округу. На бархате высокого чёрного неба стали видны россыпи звёзд, по которым Одинцову предстояло ориентироваться в горах: на мобильную связь там надежды никакой. Он снял маскарадный парик с панамкой, засунул в карман рюкзака и прошёл с километр от последних городских фонарей, когда в спину издалека ударили фары попутной машины.
– Хорошо бы всё-таки не полиция, – сказал себе Одинцов. Лишний раз в открытую нарушать закон и обижать полицейских или пограничников ему не хотелось.
Это была не полиция.
Одинцов продолжал шагать слева от дороги – по краю встречной полосы. Когда машина почти догнала его, он приготовился отпрыгнуть ещё дальше в сторону, но громадный тёмный пикап с открытым кузовом проехал мимо, круто развернулся метрах в тридцати впереди и встал наискосок посреди дороги.
Теперь фары лупили в лицо Одинцову. Он прикрыл ладонью глаза, но не остановился, а лишь замедлил шаг, как бы невзначай смещаясь вправо на асфальт. Затея была в том, чтобы по возможности уйти от слепящего прямого света и приблизиться к машине со стороны водителя.
Сквозь пальцы Одинцов видел, как четверо мужчин вышли из пикапа и направились ему навстречу. Шофёр был пятым; он тоже вышел, но остался курить возле машины. Фары светили в спины идущим мексиканцам; Одинцов встал в тень одного из них, чтобы яркий свет не так слепил, и сумел кое-что разглядеть.
У него не было ни возможности, ни желания проверять соображения Родригеса насчёт здешнего наркотрафика и переправки нелегалов через границу, но насчёт нелюбви к чужакам кубинец оказался прав. Полиция в таких случаях предпочитает не вмешиваться в разборки. А разбирались тут, похоже, очень быстро.
Парни шли шеренгой – трое впереди, один чуть сзади, – и все четверо были вооружены. Отстающий прижимал к животу помповый дробовик, правый нёс на плече полуметровый мачете, центральный и левый поигрывали пистолетами. Шофёр наверняка тоже приехал не с пустыми руками, но тупо ждал конца расправы.
«Многовато вас на одного заблудшего туриста», – подумал Одинцов. Оно и понятно: любая шпана – хоть в Мексике, хоть в России, хоть где, – наглеет, когда сбивается в стаю. Оружие добавляет стае подонков ощущения власти над миром.
Самый здоровенный мексиканец, который шёл посередине, дважды выстрелил из пистолета Одинцову под ноги. Пули чиркнули по асфальту чуть в стороне. Второй бандит тоже поднял пистолет и пальнул разок. Требование остановиться выглядело доходчиво.
– Эй-эй-эй, вы чего?! – Одинцов изобразил испуг, замер на месте и продолжал быстро говорить по-русски: – Привет, ребята! Как дела, как настроение? Нормально? У меня тоже порядок. Вы же на колёсах? Может, подбросите? А то пешком топать жуть как неохота…
Бандиты переглянулись – незнакомая речь их озадачила и сбила с боевого настроя. Видимо, шедший в середине здоровяк был старшим. Он махнул стволом пистолета в сторону Одинцова, крикнул что-то по-испански и добавил на английском:
– Сумка!
Парень с мачете припустил вперёд. Одинцов медленно снял рюкзак. Бандит рванул его из рук Одинцова, просунул широкое лезвие под крышку, разрезал стягивающие ремни, перевернул рюкзак и вытряхнул содержимое. По асфальту покатились бутылки с водой.
– Не надо было этого делать, – сказал Одинцов. Второй спутник здоровяка подошёл к нему и наотмашь ударил рукоятью пистолета по лицу…
…вернее, хотел ударить. Рауль Родригес мог не сомневаться: Одинцов хорошо помнил его школу. Он блокировал и резко выкрутил руку с пистолетом, одновременно ударив бандита коленом в печень, и в следующий миг перехватил оружие. Второй рукой он продолжал крепко держать бывшего владельца пистолета за сломанную кисть и рывком поставил его перед собой…
…как раз под выстрел из дробовика. Заряд дроби на близком расстоянии не успевает разлететься в стороны: дробины ещё держатся вместе, как тяжеленный свинцовый кулак. Этот кулак прошил мексиканца навылет и чувствительно толкнул Одинцова в живот. Если бы не бронежилет, ему бы тоже досталось…
…но сейчас он быстро и точно, как в тире, расстрелял из пистолета и главаря-здоровяка, и шофёра – тот напрасно мешкал у машины, особенно если был при оружии. Парень с дробовиком успел осознать, что убил своего же. Он завыл и передёрнул помпу для следующего выстрела…
…которого уже не сделал, потому что грохнулся на асфальт с пулей во лбу, как и остальные. Бандит с мачете прожил на полсекунды дольше. Стоило бы, конечно, заставить его собирать обратно в рюкзак разбросанные бутылки с водой и остальную поклажу, но сейчас Одинцову было не до педагогических упражнений. Вскоре за гангстерами наверняка приедут полицейские, а встречаться с ними хотелось ещё меньше, чем несколько минут назад…
…поэтому бутылки и вещи Одинцов собрал сам. Испорченную дробью и перепачканную в чужой крови рубашку Родригеса он тоже убрал в рюкзак. Ничего не должно было остаться на месте перестрелки: если даже по следу попробуют пустить собак, они не будут знать запаха Одинцова.
Трупы нападавших он погрузил в открытый кузов; вырулил так, чтобы машина встала вдоль оси дороги, включил первую передачу и отпустил сцепление. Пикап медленно покатился в сторону города, а Одинцов выпрыгнул из салона; надел рюкзак, стянутый обрезками ремней, и трусцой двинулся к горам и границе, оставляя дорогу за спиной.
«Здесь нет ни тротуаров, ни отбойников, – думал он, – и кругом заскорузлая пустынная земля». Даже когда машина съедет с асфальта, она остановится не сразу, а только уткнувшись в куст или ограду ранчо. Там её и найдут полицейские; оттуда и начнут искать того, кто расстрелял бандитов. А пока они будут возиться, надо уйти как можно дальше в горы. Дальше и выше, где не станут искать – или станут искать совсем не так энергично, как на равнине.
В кармане зажужжал смартфон. Одинцов перешёл с трусцы на шаг, сделал несколько глубоких вдохов и ответил на звонок Мунина. Историк по привычке забыл поздороваться, зато выпалил с места в карьер:
– Тут у нас вообще такое… Знаете, кто ещё прилетел? Ни за что не догадаетесь. Жюстина!
14. Про махараджу и голландца
Для Вейнтрауба всё складывалось как нельзя лучше.
Он хотел позвонить Жюстине де Габриак сразу после того, как Штерн сообщил о звонке Бориса, и утвердился в своём решении после первого телефонного разговора с Евой. Троица зашевелилась! Ева, Одинцов и Мунин снова были в деле. А для работы с этой странной компанией невозможно найти посредника лучше, чем Жюстина.