Купец из будущего. Часть 1

– Горан, – коротко ответил пленный.

– А не тот ли ты Горан, что копье на полсотни шагов без промаха бросает? – продолжил вдохновенно врать Самослав, оценив по достоинству тело, переплетенное узлами тугих мышц. Этот тип и дальше копье бросит, тут даже сомнений нет. – Мне отец про этого Горана рассказывал, когда я совсем малой был. Говорил, что он страха не знает и силы медвежьей.

– Так это я и есть, – с приятным удивлением ответил мужик, который даже выпятил мускулистую грудь под уважительными взглядами земляков. Ишь ты, о нем в самой Баварии слава идет! – А ты чего хотел-то, паренек?

– Чего я хотел? – счастливо улыбнулся Самослав, который почуял, как поймал за хвост птицу удачи. – Свободу получить и много золота заработать. Только я один не справлюсь, люди нужны. Тебе, дядя, все равно со своими парнями в Марсель топать. Там тебя цепью к веслу прикуют, а когда сдохнешь лет через пять, в море бросят. С ромейской галеры еще никто не сбегал. Ну что, поговорим по-взрослому?

– Говори, – коротко обронил Горан, а на Само уставились тридцать пар внимательных глаз, в которых читалась надежда.

* * *

Месяц спустя.

Рабский загон был забит под завязку. Рыдающие дулебские бабы обнимали детей, понимая, что могут их больше никогда не увидеть. Их мужья, избитые до синевы, сидели рядом, и тоже не выглядели веселыми. Каждое второе слово, которое здесь звучало, было проклятием в адрес хитроумного вождя, который навлек на них гнев богов. Еще бы, они презрели законы гостеприимства, и обманом продали хорутан, что жили по соседству. Хотя, конечно же, хорутане и не люди вовсе. Они воры, разбойники и негодяи, с которыми честные дулебы бьются уже не одно десятилетие. А посему мысль вождя показалась тогда родовичам очень остроумной и заслуживающей всяческого внимания. Так небольшой дулебский род внезапно разбогател, пригнав к старому другу Хуберту три десятка мужиков на продажу. Цена была прежней. За одного человека – один топор или два копья из хорошего железа, и теперь будущее казалось им безоблачным. Они радовались недолго, и всего через два месяца хорутане пришли вернуть должок с процентами, о которых дулебы не имели ни малейшего представления.

Ворота загона отворились. В них зашел молодой парень с не возрасту острым взглядом, а с ним – десяток налетчиков-хорутан и какой-то смуглый франк с вьющимися смоляными волосами. На физиономии его было написано неописуемое удивление и смесь радости с жадностью. Хорутане оперлись на трофейные копья, презрительно поглядывая на униженных соседей, а парнишка и франк начали беседу на латыни, которую тут никто не понимал.

– Я выполнил уговор, – сказал парень.

– Ты забыл добавить «хозяин», – злобно посмотрел на него чернявый купец. Без сомнения, это был Приск.

– Мы сейчас рассчитаемся, и ты отдашь мне грамоту с вольной. А потом мы пойдем к дворцовому графу, и ты при свидетелях меня отпустишь, – спокойно ответил парень. – И добавил с нажимом. – Хозяин!

– А если я не стану тебя отпускать и продам Хуберту, наглый щенок? – в ярости выплюнул купец. – Что тогда?

– А тогда я мигну парням, и они зарежут тебя прямо здесь. Ты же богохульник и лгун. По всем тутошним обычаям ты и не человек будешь, а кусок дерьма. Графу этими рабами виру за твое убийство заплатим и уйдем в леса, – парень был само спокойствие, а в его глазах читалась решительность.

– Кто. Ты. Такой? – раздельно произнес купец, ощущая на своем горле холодное железо тесака.

– Я Само, забыл? – издевательски произнес парень. – Можешь осмотреть товар. Лют, отпусти его! Еще зарежешь ненароком, а он еще не расплатился.

Дулебов поднимали по одному, разглядывая, как скотину на торге. Молодых и симпатичных девок, ревущих от стыда, осмотрели первыми, без стеснения раздевая под гогот стражников. Это было их любимым развлечением. Крепких баб, годных к работе, раздевать не стали, нечего там смотреть, кроме зубов. Мужиков Приск тоже осмотрел придирчиво и остался доволен, хоть и старался не показать вида. Впрочем, ему нечего было сказать. Само выполнил свой уговор.

– Не забывай, «хозяин», что я десять лет постигал эту науку, – внимательно посмотрел на него раб, вольная на которого лежала в сумке купца. – Все без обмана. Крепкий мужик за каждого из моих парней, пять молодых девок – за меня, а остальных ты покупаешь по честной цене. Таков был уговор, и свидетели это подтвердят.

– На, подавись, – купец в раздражении вытащил свиток и сунул в руки Самослава. – Сделку закончим и пойдем к графу. Я от своих слов не отказываюсь. А твоих людей я и освобождать не стану. Мне что один венд, что другой. Вы, животные, все на одно лицо. Будем считать, что я купил у Хуберта этих, – и он ткнул пальцем в унылых дулебов.

– Еще раз скажешь что-то подобное, жадная сволочь, и сделка будет расторгнута, – в глазах Самослава плеснулся гнев и оттуда выглянул кто-то жесткий и страшный, прятавшийся за наивными голубыми глазами мальчишки. – Я тебя зарежу собственной рукой, а потом заплачу за твою смерть. Ты все понял?

Приск часто закивал, ощущая, как где-то внизу живота появилось постыдное желание отбежать в кустики. Он не был трусом и часто попадал в переделки. Ему приходилось отбиваться от саксов и алеманов. Он не раз спасал свою шкуру и деньги, когда его путь пересекался с отрядами их величеств, шедших грабить соседнюю область. Но еще никогда ему не угрожали смертью просто за то, что он назвал животное животным. И кто? Его собственность, возомнившая о себе невесть чего.

– Давай перейдем к расчету за остальных, – сдерживая страх, ответил Приск.

Через каких-нибудь два часа ругани, клятв всеми богами и святыми, проклятий в сторону неблагодарного мальчишки, который был почтенному купцу, как родной сын, который десять лет жрал в три горла и спал целыми днями напролет, высокие договаривающиеся стороны пришли к согласию. Симпатичные девки пошли по десять номисм[21], крепкие мужики – по шесть, бабы – по четыре, детишки – по одной-две, младенцы – бесплатно. Самослав знал цены в Марселе, Арле и Лионе, знал он и расходы на дорогу, потому что все эти годы слушал причитания хозяина. Он знал всю экономику этого бизнеса, потому что учился читать по записям купца, где тот вел учет своих доходов и расходов. И эти листы папируса он помнил почти наизусть.

Почтенный купец сидел, чувствуя себя опустошенным. Он совершил хорошую сделку, он взял крупную партию товара, которую распродаст быстро и с прибылью. Да что там говорить, ему нужно было благодарить святого Мартина за это, но сердце точила злоба. И понял тогда Приск чуть ли не впервые в жизни, что не деньги главное. То, что не давало ему покоя, называлось уязвленным самолюбием, и никаким золотом оказалось невозможно смыть тот стыд, что он почувствовал, когда собственный раб угрожал его зарезать. А еще он был растоптан, когда Самослав на прощание заявил ему:

– Ну что, бывший хозяин, давай прощаться. Впрочем, если хочешь, приходи сюда через год, к летнему солнцестоянию. Я приведу еще партию товара.

– Ты хочешь продавать мне товар вместо Хуберта? – изумлению купца не было предела. Мир только что перевернулся.

– Не тебе, так другим, – пожал плечами мальчишка. – Мне, в общем-то, плевать. Я же тут всех знаю, ты забыл?

– Я не забыл, – задумчиво сказал купец. Уязвленное самолюбие уступило здравому смыслу и холодному расчету. И тут бывший раб добил его.

– Здесь слишком дорогое железо. Я знаю, сколько оно стоит в землях франков. Ты возьмешь сюда оружие, плотницкие топоры, мотыги и серпы.

– Так это же я…, – купец задохнулся от перспектив, открывшихся перед ним.

– Это значит, что ты заработаешь двое, – припечатал Самослав. – Нам тут в лесах твое золото без надобности. Копья нужны, ножи-саксы[22] и самые простые шлемы.

– Чем платить будешь? – облизнул пересохшие губы купец.

– Мехом, медом и рабами, – жестко посмотрел ему в глаза Самослав. – Через пару лет налажу поставку янтаря.

– Янтаря? – простонал Приск. Это было серьезно, очень серьезно. Почти весь янтарь с берегов Балтики шел в Константинополь, и его было совсем мало. Купцы не рисковали ходить через дикие земли, а сами венды пока еще торговать не научились[23]. И он решительно сказал:

– Мы договорились. Остался один вопрос. А если и эти венды захотят уйти к своему богу, как твои?

– Не захотят, – уверил его Само. – Мои тоже не хотели.

– Но они же пели… – растерянно сказал купец. – Так ты обманул меня?

– Ну, конечно же, я тебя обманул, «хозяин», – издевательски посмотрел на него Само. – И знаешь, что было самым сложным? Не заржать в голос, видя твою унылую рожу. Все, пока! Встретимся через год.

Вскоре после этого Самослав сидел на поляне вместе с земляками-хорутанами, осоловевшими от непривычной сытости. Четыре барана, что они купили и съели только что, вознесли их на вершину счастья. Само расстелил платок и высыпал на него почти четыре сотни франкских тремиссов[24], сверкнувших на закатном солнце крохотной золотой чешуей. Монетки были чуть больше ногтя мизинца, но они завораживали своим блеском простых парней, никогда не видевших столько золота сразу. Чего греха таить, тут всего пара человек это самое золото и видела. И то в виде браслетов и серег.

– Как это у тебя получилось? – почесал Горан кудлатую голову, выразив этим вопросом общее мнение. – Мы сколь раз сюда добычу водили, и половины этого не имели. И то, забирали всяким товаром. Я так понял теперь, что нас и на том товаре тоже нагрели.

– Так вы челядь[25] Хуберту продавали, – пояснил Само. – А уже тот франкским купцам, и с того свою выгоду имел. А теперь мы сами как тот Хуберт стали. Так понятно?

– О, как! – задумался могучий мужик. – Ну что братья, как делить станем?

– По обычаю, – загудели все. – Вождю – десятую долю, остальное поровну.

– А кто у нас вождь? – растерялся вначале Самослав.

– Да, теперь получается, что ты, – усмехнулся Горан, кивая на кучу золота. – Мы с мужами тебя избрали. А если боги отвернутся от тебя, не взыщи, другого выберем. Таков обычай. Вождем становится тот, кому боги благоволят. Получается, это ты и есть, хоть и на вид пацан пацаном.

– Ну, раз я вождь, слушайте мою волю, – усмехнулся Самослав. – Мы вообще ничего делить не станем. Я вот что предлагаю…

Глава 6

Месяц назад.

– А ну, вставай, ленивая скотина, – возмущенный Приск пнул бессовестно дрыхнущего раба, который со всеми удобствами расположился в тени дерева.

– Ой, хозяин! – вскинулся Самослав, преданно глядя на купца. – Мне тут такое приснилось, ты не поверишь!

– Да что тебе может присниться, животное? – Приск был безумно зол. Товар дрянь, цена заоблачная, а тут еще раб наглейшим образом спит средь бела дня.

– Святой Мартин снова приснился, – почтительно ответил раб. – Он сказал мне, что тебя старый знакомый обмануть хочет, и ты большие деньги на этом потеряешь. А еще сказал, что с тобой скоро случится такое, чего никогда не случалось. Тебе это покажется несчастьем, да только никакое это не несчастье будет. Только богатство обретешь.

– Да что ты такое несешь? – купец облизнул внезапно пересохшие губы и ощутил, как где-то в груди ледяная рука сжала его сердце. Он присел на камень и вытер со лба обильно выступивший пот.

– Не знаю, хозяин, – раб смотрел на него наивными глазами, в которых плескалось искреннее недоумение. – Я и сам не понял ничего. Разве старые друзья могут обмануть? Они же друзья!

– Я же купил вендов, в чем тут может быть подвох? – обреченно произнес купец. – И по тебе я еще ответ не дал.

– По мне? – изумленно спросил паренек.

– Забудь, не твое дело, – махнул рукой купец. – Пошли к рабам, переводить будешь.

Они подошли к загородке, где венды стояли, подняв глаза и связанные руки к небу. Они тянули какую-то заунывную песню. Полуголые мускулистые тела в лучах заходящего солнца казались сделанными из узловатого дерева, лишь слегка тронутого топором плотника. Три десятка пленников что-то пели, не обращая внимания на своего нового хозяина, его переводчика, что стоял немного сзади с самым невинным выражением лица и стражников, которые изумленно смотрели на эту картину, опираясь на копья. Они, много лет торгующие живым товаром, никогда не видели ничего подобного. Одна песнь закончилась, и славяне затянули другую, не менее заунывную.

– Да что тут происходит? – в изумлении спросил Приск, который с ужасом вспомнил предсказание великого святого. Он, и впрямь, никогда не видел ничего подобного. – Они что, спятили?

– Они к смерти готовятся, хозяин, – легкомысленно сказал Самослав, на всякий случай покинув линию вероятного удара. Уж в этом у него был огромный опыт.

– К смерти? Как, к смерти? – побледнел купец. – Я же тогда разорюсь! Я же за них почти двести номисм отдал. Весь вечер с этим живоглотом торговался, даже вон того старика забрал. Хуберт нипочем не хотел их отдельно продавать, жулик проклятый. Только всех вместе. А я еще радовался, что в Марселе две цены за них возьму.

– Не, хозяин, в Марсель они не пойдут, они уже гимн смерти спели, – со знанием дела ответил Само. – Они на встречу к богине Моране[26] собрались.

– На какую еще встречу? Какая-такая Морана? Почему не пойдут в Марсель? – в который раз за этот день почтенный купец почувствовал, как его сердце сделало в груди головокружительный кульбит и улетело куда-то в пятки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Лейды – буквально, «королевские люди». Дружинники, ставшие потом земельной аристократией. Аналог бояр на Руси.

2

Венды – так германцы называли западных славян.

3

Санс – город на севере Бургундии.

4

Речь идет об убийстве малолетнего короля Сигиберта II, короля Бургундии и Австразии, и его младшего брата 10 октября 613 года н. э. Король был предан своей знатью, переметнувшейся к Хлотарю II, его двоюродному дяде, королю Нейстрии.

5

Речь идет о сорокалетней междоусобице, которая в исторической литературе называется войной Брунгильды и Фредегонды. Прочитать об этом можно в цикле «Война двух королев».

6

Обры – авары.

7

Это способ построения называли befulci – «дважды укрепленные». Авары ставили славянскую пехоту впереди себя, используя ее, как «пушечное мясо». Добычу эта пехота получала последней.

8

Ратисбона – город Регенсбург в Баварии. Был крупным торговым центром на границе с аварами и славянами.

9

Серв – раб (лат.)

10

Мужицкой называли народную или вульгарную латынь. Простонародная речь от классической, церковной латыни к седьмому веку уже отличалась весьма сильно. Именно на народной латыни говорило римское население меровингской Галлии. Из нее и возникли романские языки, в т. ч. французский.

11

Дромон – византийский корабль, имеющий паруса и гребцов, преимущественно военный.

12

Современный Страсбург.

13

Рипуарские (речные) франки – уроженцы северной Германии и Нидерландов. От франков салических их отделял огромный Угольный лес. Главный город – Кёльн.

14

Майские иды – 15 мая.

15

Центенарий – староста, руководящий территорией, с которой призывается сотня воинов-ополченцев.

16

Абак – древнейшее подобие счет.

17

В начале седьмого века славяне уже плотно заселили Балканы и проникли в Грецию. Через несколько десятилетий они дошли до южной оконечности Пелопоннеса, и владели этой землей, по словам византийского летописца, 218 лет. Их выбили оттуда уже в девятом веке, переселив в Сирию и Малую Азию. На Балканах славяне так и остались.

18

Дулебы тогда заселяли южную Чехию, на самой баварской границе. Ранее это племя, как и многие другие, разошлось в разные стороны. Часть жила на Волыни, часть ушла на Балканы. Это племя было наиболее пострадавшим от угнетения авар, что даже попало в Повесть временных лет.

19

Тризна – поминки, погребальный пир.

20

Герцогство Фриульское – государство лангобардов в Южных Альпах.

21

Номисма – позднее название римского солида. 4,55 грамма золота. Абсолютный эталон и главная валюта раннего средневековья. Пользовался полным доверием во всем мире из-за неизменного веса и пробы.

22

Сакс, или скарамасакс – широкий длинный нож, до 50 см. Носился каждым свободным германцем. Человек без ножа на поясе человеком не считался. Он был либо рабом, либо лишался оружия в наказание.

23

Славянские купцы появились в летописях лет через двести, когда сложилась Великоморавская держава. Через нее шел транзит с берегов Волги в Баварию.

24

Тремисс – одна треть римского солида. Солид в западной Европе был счетной единицей, средством накопления капиталов и сырьем для чеканки тремиссов королями-Меровингами.

25

Челядь – рабы, полученные в виде военной добычи.

26

Морана – богиня, которая олицетворяла смену времен года, то есть смерть и возрождение природы. Смерть находилась в ее прямой компетенции. Хотя миром мертвых правил Велес, а не Морана.