Аккрециозия

– Упс. – сказал я и рассмеялся.

Пылаев цыкнул на нас.

– Мы не выйдем из потока. И всё мы, услышим это «Упс» довольно заранее. Дальше можно будет вести корабль по маякам и приборам. Тут есть калькуляторы курса, если уже совсем все не так пойдет. Но они больше для проверки.

– А если и они не будут работать? – не унимался Коля.

– Можно вручную.

Пылаев пожал плечами.

– Тут, как и в любом деле: всё на ощущениях. Главное почувствовать поток. Как машина в нем себя ведет и прочее. Слышите гул?

Мы прислушались. В целом Спичка гудел сейчас как обычно. Но если вслушаться, то гул этот распадался на целый сонм различных звуков.

– Всю дорогу только его и слышу. – говорю я.

–Какой именно? – спросил Коля.

– Тихо. – Юра шикнул на нас и подняв руку начал рисовать ритмический рисунок как дирижер. – Вслушайтесь.

А затем начал повторять в такт:

– Ру-ту-ту-ту. Ру-ту-ту-ту.

Мы долго сидели так, прислушиваясь к звукам корабля, под монотонный бубнеж Юры. Коля застыл настолько, что гель вокруг него перестал светиться. Мне даже показалось что он уснул. В какой-то момент я сам начал чувствовать еле заметную дрожь корабля. Или просто убедил себя в этом.

– И что это? – сказал Коля.

Пылаев закурил. И нехотя поднялся на ноги. Потянулся, не спеша отвечать. И судя по всему, положив глаз на бутылочку пива с кардамоном, начал прохаживаться по рубке, разминаясь.

– Двойная из двух нейтронных. – сказал он, в воздухе сигаретой отрисовывая рисунок. – Ру-ту-ту-ту. Ру-ту-ту-ту.

Отпил чай и с невинным видом продолжил приближаться к Коле.

– Там, по ту сторону скольжения, гравитационные волны мы слабо воспринимаем. Но тут, кривя пространство-время мы сами сильно светимся; а во-вторых, они сильно бьют по нашему пузырьку тяжелой реальности. А точнее… – он развернулся и пошел обратно в мою сторону пуская дым и пытаясь усыпить бдительность Коли. – Они бьют по булавкам двигателей и постоянно относят нас в сторону. Мы отклоняемся от курса примерно на пять-шесть градусов.

Коля, дойдя до колонны Когитатора, поставил кружку обратно на узкий бортик в ее основании. Развернувшись, пошёл на второй заход. Иллюстрируя свои объяснения сигаретным дымом и чеканным шагом, рассыпал он по пути искрящийся пепел.

– А это уже, от двигателей передается на корпус корабля и становится вполне ощутимым сигналом. Соответственно, – на этих словах он нырнул вниз к упаковке с бутылками, но Коля, был готов и легким движением ног, задвинул упаковку глубоко под сиденье. Юра крутанулся, распрямившись и поправив китель, продолжил. – Соответственно, нужно учитывать эту поправку, чтобы грамотно проложить курс и не выскочить из скольжения.

Синий ореол нейрогеля вокруг Колиного лица сиял.

– Я предвидел. – сказал он.

– Ру-ту-ту-ту.Ру-ту-ту-ту. – смакуя, повторил Юра, выпустив облачко дыма.

Затем аккуратно и размеренно, очень буднично, нажал на кнопку на панели на стене прямо за Колей. Его кресло тут же поднялось и развернув Колю к стене мониторов подтянуло его к приборной панели.

– Удивительно. – сказал я. – И много такого?

Пылаев, на скудном свету рассматривал этикетки на бутылках. Сигарету зажав во рту.

– Эй.. – сказал Коля. Гель стал активным и полностью затянул его внутрь кресла. Так что остаток фразы мы не разобрали.

Юра сел обратно, протянув мне одну бутылку.

– Да. Со временем привыкаешь. Особенно если маршрут знакомый. Уже начинаешь чувствовать машину. Ну и на крайний случай, есть маяки. У них особый сигнал, можно посчитать и вести машину по ним, если не уверен.

Коля смог разобраться. Кресло вернулось обратно, выпустив его.

– На крайний случай можно и посчитать. Слышал? – кинул он мне.

– Спичка надежная машина.

– Я видел, что с ними бывает. – сказал я.

– Это редкость. Перелетов много. А катастроф меньше процента.

– Это все равно много.

Пылаев выпустил струю дыма и отправил окурок в свободны полет в сторону входа. Через какое-то время там появился робот-паук, который его убрал. А затем вычистил рассыпанный пепел и уполз обратно в недра корабля.

– Ну, как посмотреть.

Юра задумался о чем-то уставившись в темноту.

Дни стали тянуться слишком долго. Все на корабле рассосались по углам. Как можно дальше друг от друга. Пытаясь чем-то себя занять. Уткнуться в какую-нибудь деятельность, лишь бы скоротать время и не думать о происходящем.

До сегодняшнего дня с Пылаевым мы почти не общались. Да и не были особенно знакомы. Впервые, его я встретил уже в космопорте на Персеполисе. Нас представил друг другу перед отлетом.

За окнами космопорта расстилалась взлетно-посадочная площадь. Было жарко, слепило солнце. Бесконечное голубое небо над головой. Внизу ряды яхт и челноков на своих посадочных местах. Между ними снуют сотни людей.

На горизонте, в песчаной пыли небоскребы колышутся словно мираж.

Стиль городов Персеполиса, как говорят – дать традициям древних городов Земли. Всюду кипарисы и пальмы, акведуки и пирамиды из белого мрамора. Колоннады, подпирающие пустое небо. Обелиски небоскребов и многоярусные улицы.

Почему-то, глядя на него меня не покидало ощущение наигранности, будто все это только странная обертка. Словно я попал в ресторан, отделанный в подобном стиле. А не оказался посреди настоящего города. Аутентичного города, который медленно прорастал на планете.

– То есть. – сказал Коля, болтая на дне бутылки светлое пиво. – Вы весь полет спите?

– Кстати, да. – сказал я. – Вся жизнь в стазисе?

– Да, нет, почему? – ответил Пылаев. – У нас есть дежурства во время полета. Просыпаемся по очереди. На более безопасных маршрутах пореже, на других – почаще.

Ореол нейрогеля вокруг Колиного лица стал ярче.

– А как это? Проснулся – посадил корабль – взял новую группу и спать?

– Нет. Так нельзя. Два раза на рейс не пустят. Отдых не менее половины длительности рейса.

Свое пиво так и не открыв, Юра встал, взял кружку с чаем и прошелся по кабине и сел на соседнее с Колей кресло, предварительно отключил нейрогель. Так, что оно превратилось в самое обычное кресло.

– Сдали корабль новой команде и на планету. Либо обратно, но как пассажиры в капсулах.

– Не кисло. – присвистнул Коля.

Пылаев отпил чаю.

– Если честно, хотел бы летать больше.

– В темной рубке на посту? Или в капсуле? – обвел помещение руками, торчащими из геля Коля.

– В капсуле нет снов. – Пылаев потянулся и зевнул. – Здесь, чувствуется какая-то легкость. На планетах не так. Там все какое-то, не знаю, нереальное, что ли. Все такое выпуклое. Угловатое. Понимаете?

– Не понимаем. – хором ответили мы.

Он продолжил:

– Все какое-то кривое. Странно пахнет. Все движется. Когда спускаешься после перелета, на тебя нападет рой сигналов, туча запахов. Вокруг все будто кипит. А тут…

Юра скрестил руки на груди мечтательно посмотрел на потолок. Коля повторил за ним.

– На уровне ощущений, все как-то легче.

– Ничего пока не заметил. – сказал Коля.

–Это не сразу приходит. Нужно налетать довольно много часов, чтобы начать слышать.

– Больше похоже на эффект депривации. – сказал я. – Когда ты постоянно в изоляции, где нет сигналов, а потов возвращаешься в мир, насыщенный жизнью. Взрыв информации. Мне кажется всегда должно быть так…

Пылаев мотнул головой.

– Вам, салагам, этого не понять. Сигналов тут полно. Они, разве что другие. Чище, легче, Мелодичнее, что ли.

– Можешь пойти в военный флот. Они летают чаще.

– Или в экспедиционный. – сказал Коля.

Он продолжал болтать в воздухе отростками ручек и никак не мог наиграться. Юра вновь снова принялся ходить по кабине.

– Думал, как раз об этом. Жду одобрения документом. По идее, – он погладил сферу Когитатора, поправив фуражку. – Это мой крайний рейс на Митридат. Если все удачно сложится, то оттуда, на лайнере в академию на Марс.

– Вот незадача. – сказал Коля.

– Тот самый «Упс» – кивнул тяжело Пылаев. – только оттуда, откуда не ждали. Артем, а можно вопрос?

– Да, давай.

– Вы с Лилей были близки, так весь?

– Когда-то, да. Но уже давно нет. Только коллеги. Как ты понял?

– Это видно. Перелет всегда стресс. Люди стараются держаться ближе друг к другу. К тем, кого хорошо знают, любят.

Нейрогель вокруг лица Коли вспыхнул ярким насыщенным синим светом.

С чего он это взял мне было неясно. С начала полета мы с Лилей и словом не перекинулись. Предпочитая не замечать друг друга. Пылаев хотел было что-то добавить, но продолжать. Спичка тяжело заухал. Задрожал всем корпусом, сопротивляясь неведомой силе. Вспыхнули многочисленные индикаторы вокруг, так что в рубке стало светло. Что-то защебетал сам с собой Когитаторв.

Это продолжалось несколько секунд, а показалось будто часы. Затем все стихло, и кабина вновь погрузилась в темноту. Пылаев за все это время даже не шелохнулся.

– Ты говоришь, вы дежурите во время полета. – оживился Коля – А что входит в дежурство? Точнее, входит ли осмотр капсул пассажиров?

– Я не могу это обсуждать. Мы уже известили службы Митридата о происшествии.

– Так же, как и мы не можем быть тут. – сказал Коля, показывая на пиво. – Однако, мы тут сидим и дружески беседуем…

Пылаев помялся. Посмотрел на свою фуражку.

–Входит, конечно же.

Повисла пауза.

– И!? – одновременно сказали мы.

– Всё было в порядке. Все капсулы были загружены и работали штатно. В том числе и её. Пятые и десятые сутки мои. Пятнадцатые и двадцатые сутки – Вадима. Тридцатые мои. Тридцать пятые – Вадима.

– А ты когда проснулся? – спросил меня Коля.

– Дай подумать. Мне кажется, я не спал на седьмые и восьмые. Но я не проверял капсулы. По-моему, все было закрыто. Потом проснулся на семнадцатые и больше не спал. Через пару дней нашел её.

– На девятнадцатые получается. – сказал Коля.

– Вадим не просыпался на двадцатые. – вспомнил я.

Мы молча переглянулись. Каждые обдумывал что сказать. Но никто не решался озвучить свои мысли первым.

Получается, окно её гибели стало довольно точным, между пятнадцатыми сутками и семнадцатыми. Если Вадим просыпался. Осталось понять, почему он не заступил снова на дежурство. Колкая тревога вновь проснулась в груди.

– Вадим и на пятнадцатые не заступал на дежурство. – разрушил все Пылаев. – Как и я на десятые. А сразу пошел спать.

Мы изумленно уставились на него. Юра равнодушно развел руки в стороны.

– Ребят, это стандартный маршрут. Ничего проще него быть не может. Даже маневр, который мы делаем предсказуем. Плюс-минус Когитатор всегда будет нас в это время. Хотели проскочить, но не получилось. Теперь идем в обход. Единственная странность за весь полет – автоматика фиксирует массивный объект, оттого обход будет еще длиннее, чем обычно. Но тут скорее всего, сбой в мозгах. Просто предосторожность.

– Это же легко проверяется. Кто сколько дежурил. Есть же записи смен. Вас же за это легко накажут… – сказал Коля.

Пылаев только улыбнулся на это.

– Тогда весь флот придется выгонять. Если за такое увольнять или наказывать.

– И ни одной камеры на корабле. – сказал я.

– Да не, камер много. Но не каждый же угол ими завешивать.

– Резонно. И я бы даже согласился, если бы не труп в соседнем отсеке.

– Это да. – сказал Пылаев. – Это да.

– Почему мы не можем ее убрать? Это как-то неправильно. – вновь заладил свою песню Коля.

– Куда? У нас есть морозилка или морг?

– А нет? – спросил я.

Юра посмотрел на меня красноречивым взглядом. Коля ни секунды не думая останавливаться, продолжил.

– Может мы осмотри ее каюту?

– Нельзя. Все опечатано до появления следственной группы.

– Тут-то мы вспомнили о правилах.

С этими словами Коля выбрался из геля. Пылаев шумно вздохнул, надел фуражку и опустился в соседнее кресло.

– Сообщение уже ушло на Митридат. Все официально. Можете, конечно, заглянуть, но как это будет выглядеть со стороны? В глазах следаков? Вы рылись в ее вещах? Так получается? Бывший и кто? Коллега?

Нейрогель вспыхнул в последний раз и окончательно потух.

– Вот-вот.

Коля, пошатываясь собрал звенящие бутылки, обнял упаковку с пивом с кардамоном и прижал к себе.

– Пойдем, Тем. Нам в рубке находиться нельзя.

– Пойдемте, коллега. – сказал я.

И мы ушли, оставив Пылаев наедине со своими мыслями.

***

Мы шли с ней по залитому светом проспекту на Персеполисе. Высоко над нами кружили белые птицы. А еще выше в лазурном небе пропадали, уходя вдаль тяжеловесные корабли. Небо над городом жило своей жизнью, всюду сновали машины, кружили яхты и прогулочные катера.

Внизу, параллельно проспекту, у самых корней домов ветвились, разбегаясь многочисленными развязки дорог. Несмотря на выходной они были запружены транспортом.

Всюду жизнь била ключом

На Лиле было легкое платье, невесомая паутины переплетенных нитей. Светлое и почти прозрачное. Шляпка с завернутыми полями, как по последней моде. Сумка на плече на серебряной цепочке. В блестящей оправе солнечные очки.

Я не мог любоваться ей открыто. Потому ловил каждое мгновение для цепкого взгляда.

Мы шли вдоль витрин магазинов. Зачем-то завел тему про вещи, в которых ничего не понимал. Но каждый раз, когда мы останавливались, чтобы обсудить очередной наряд за стеклом, я мог без стеснения любоваться Лилей.

Вокруг было людно. Мы искали кафе или кино. Важно было найти какое-то дело, чтобы создать вокруг него общий контекст, так наше общение всегда шло лучше.

– Солнечно, сегодня. – сказал я, когда мы отдалились от витрин и вышли на середину проспекта.

Лиля улыбнулась.

– Почему солнечно?

–Потому что всюду свет, жарко и я прекрасно могу тебя рассмотреть.

Она рассмеялась.

– Звезда вроде называется Астарта. Должно быть Астартично, получается. – сказала она с напускной иронией.

– А, ну если так. Тогда да. Сегодня Астартично. А ты откуда?

– С Рассвета, А звезда Елена.

Внезапный порыв ветра чуть было не унес ее шляпку. Но Лиля вовремя, прижала её к макушке.

– Еленично, получается?

– Глупо так. Смотри, кафе-мороженное. Пойдем?

Мы постояли в проходе изучая меню. Внутри было полно народу. Столиков не оказалось совсем. Помялись немого и дальше двинулись, рассматривая вывески вдоль улицы.

– А ты откуда? – спросила она меня уже после, облизывая ложку.

В глубоких пиалах перед нами были разноцветные шарики пломбира. Четыре у нее и пять у меня.

– Дубовая Теснина.

– Прямо Теснина?

Окна в кафе были открыты. Горячий воздух проникал внутрь. Мы сели рядом с верандой на плетенных стульях. В углу беззвучно вещал о чем-то диктор с экрана. Показывали последние новости. Играла тихая музыка – какие-то местная попса.

– Прямо Дубовая. – сказал я. – А звезда Андромаха.

– И там совсем больше ничего нет?

Шляпку Лиля положила на соседний стул. Волосы собрала в высокий хвост. На шее у нее было тяжелое терморегулирующее ожерелье, выполненное под ювелирное украшение со вставками из белого золота.

– Горы, много гор. Леса, луга. Везде туман. Всегда. Все зелено и черная-черная земля. Много озер, как проталины на снегу рассыпаны по предгорьям.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.