Полная версия
Благословенные монстры
Эмили А. Дункан Благословенные монстры
Для Тао, которая сказала:
«Думаю, нужно написать отдельную книгу про Малахию».
Пролог
Мальчик, которого поглотил лес
Это была ошибка.
Рашид остался в полном одиночестве посреди леса, который следил, затягивал в свои сети и делал все возможное, чтобы разорвать его на части. В голове юноши крутилась лишь одна мысль: «Это было ошибкой».
«Не переживай, лесу нужны только те, кто обладает магией», – говорила Надя, не отрывая взгляда от Малахии. Рашид не хотел даже думать о том, что именно означал ее тон, когда она произносила эти слова.
Это было ошибкой.
Он похоронил это воспоминание глубоко внутри себя – потускневшее, но не забытое, – что стало еще одной ошибкой. Теперь было уже слишком поздно сожалеть о принятых решениях. Слишком поздно ругать себя за то, что не пошел по другому пути. Когда Париджахан разбудила его посреди ночи и сказала, что они должны бежать, ему следовало сказать «нет». Если бы Рашид знал, к чему приведут все эти политические интриги, если бы оставался тем, кем ему и следовало быть: охранником и пленником. Эти проклятые «если бы» расползались, как паутина, сотнями тысяч разных вариантов. Выбери он любой другой, и его бы здесь могло не оказаться, а то, что было заперто в самом темном углу его сознания, не пробудилось бы от многолетнего сна.
Он продолжал идти вперед, прислушиваясь к хрусту веток под подошвами сапог, и жалел, что у него нет факела или какого-нибудь самодовольного мага крови, который зажег бы в воздухе яркие огни. На мгновение он практически коснулся этой спящей силы, но резко передумал.
Никакой магии. Он – никто. Стражник, пленник, мальчишка из пустыни, потерянный и беспомощный.
Если он останавливался хотя бы на секунду, лианы опутывали его ноги, нашептывая, что ему лучше остаться здесь. Разве ему не хочется узнать, что живет у него под кожей и так отчаянно пытается вырваться наружу?
Рашид разрубал лианы и продолжал идти вперед. Нет, нет и нет. Деревья – массивные и колоссально высокие, как восемнадцать колонн храма, где его прятали в детстве, – все настойчивее преграждали ему дорогу. Между ними уже почти не оставалось свободного пространства, и он понимал, что скоро окажется в ловушке. Видимо, ему суждено умереть здесь.
А Рашид хотел умереть под лучами солнца.
Он вздрогнул, почувствовав скользнувший под кожей предплечья холодок. Юноша сглотнул желчь, когда что-то зеленое и похожее на червя вырвалось наружу, рассекая его кожу. Он моргнул. Стебель. На нем вспыхнули распустившиеся пунцовые, багряные и бледно-сиреневые цветы, с которых капала кровь.
Рашид с трудом сдержал крик, готовый вырваться из его горла.
Хруст. Обернувшись, юноша столкнулся лицом к лицу с существом, которое не мог определить сразу. Он ничего не знал о калязинских монстрах, но этот был ему знаком. Чудовище горбилось, словно стесняясь выпрямиться во весь рост. На человекоподобных руках росли длинные когти, а ноги заменяли оленьи копыта. Голова напоминала олений череп, если бы у оленя было так много… зубов. С его рогов свисали зловонные, гниющие цветы, кишащие червями.
Ох. Теперь он вспомнил нужное слово.
Леший. Страж леса. Надя часто любила угрожать оставить их всех лешему, утверждая, что им управляет один из ее богов.
Рашид не мог представить ни одного бога, повелевающего этим существом. Оно и само походило на какое-нибудь древнее божество. Но у него было очень смутное представление о том, кого калязинцы считали богами.
Сделав шаг назад, он уперся в ствол дерева. Лес окружил его глухой стеной. Бежать некуда. Он прижался к дереву.
Некогда спящие, забытые слова царапали ему горло. Они казались странными, неправильными и необъяснимыми, но все же они накрепко отпечатались в его сознании.
Спасение не придет. Его судьба решена.
«Лес поглощает только тех, кто обладает магией».
Лес проглотит каждого из их проклятой компании, а затем настанет черед всего остального мира. Потому что они освободили его из заточения и он страшно проголодался.
1
Малахия Чехович
«На краю вселенной звучит музыка. Песни Чирнога пробираются в голову, подобно личинкам, которые медленно пожирают сознание. Ведь ослабленная жертва не может сопротивляться».
ВолхожниконМалахия Чехович очнулся посреди окровавленного снега. Холод смерти иглой пронзал его до самых костей, и он лежал неподвижно, закрыв глаза. Лед пропитывал последние лохмотья, оставшиеся от одежды, пока кожа не начала гореть.
Наконец могильный холод отступил, сменившись обычным морозным воздухом, и Малахия вздрогнул, пытаясь прийти в себя. Неужели он?..
Да.
Он умер. Его последним воспоминанием была Надя. Истратив все силы, она хваталась за него, пока по ее щекам текли слезы вперемешку с кровью. А затем наступила тьма. Но не покой.
Малахия боялся шевельнутся, боялся потревожить эту напряженную тишину, которая утянула его за собой. Он не должен был дышать.
Он надеялся, что его пальцы почернели от магии, а не от холода. Малахия спрятал свои железные когти и чуть не вскрикнул от облегчения, потому что все еще мог это сделать. Он не чувствовал себя самим собой, но для него это было привычное состояние.
Здесь он и встретит свою смерть.
Вспомнив, что уже мертв, Малахия моргнул и дотронулся до раны на груди. Она не кровоточила, но на ее месте совершенно точно зияла дыра, ведущая прямо к сердцу.
Он не должен был выжить.
На краю его сознания все еще звучали отголоски запредельного, но он не был готов вернуться в то состояние. Оказалось, что приобретение божественности похоже на лотерею, и хаос – не самый приятный приз. Каким бы сладким ни было предвкушение безграничной власти, боль в костях, которые ломались и меняли свою форму, стремясь прорваться сквозь кожу, ощущалась слишком ярко. Если бы Малахия надавил – совсем чуть-чуть, – то мог бы почувствовать, как становится чем-то большим. Он понимал, что уже подошел к самому краю и следующий шаг приведет к падению, но все же ему хотелось как можно дольше сохранять иллюзорное чувство контроля.
Он убил всего лишь одного бога. Впереди еще столько работы.
«Ну что ж, мальчик», – в сознание Малахии просочился ужасающий голос. У него в глазах потемнело, и из виду исчезли блеклые заснеженные горы с их бесконечной белизной. Не осталось ничего, кроме тьмы.
Малахию было сложно напугать. Он знал все о кошмарах и хаосе. Ему было знакомо ощущение горящих углей на коже, острых иголок под ногтями, живых теней, которые разрывали его на части и собрали заново, создавая что-то новое, что-то неправильное. Он знал, что такое боль. Знал, что такое хаос. Он сам был хаосом.
Но по сравнению с этим хаос казался чем-то мелким и даже рациональным. Это была совокупность всех ужасов мира, превращенная в нечто еще более страшное. Простые, незначительные слова, прозвучавшие из ниоткуда, сковали его запястья и затянулись на шее тугим ошейником. Или обещанием.
«Что ж, – ответил Малахия, стараясь показать Черного Стервятника, а не испуганного мальчишку, – тебе здесь не рады».
Это был неверный ход, и голос лишь мерзко рассмеялся в ответ. Кромешную темноту в его глазах озарили белые вспышки боли. Он был так молод против того, что овладело им.
«Я устал от смертных, которые думают, что могут мне противостоять, – сказал голос. – Я так долго тебя ждал. Но для этого еще будет время. У нас будет время для всего на свете, и особенно для того, чего хочу я. Но сперва нам с тобой нужно познакомиться».
Сердце Малахии билось так быстро, что, ему казалось, оно вот-вот не выдержит напряжения и остановится навсегда. По крайней мере, его смерть остановила бы этот кошмар.
«Тогда ты должен назвать мне свое имя».
«Заслужи это».
Малахия не знал, как ему удалось спуститься с горы. Он стоял возле странной церкви, чувствуя, как каждая клеточка тела разрывается от боли, а лес поглощает его изнутри.
Он привык, что его зрение рассредотачивается каждый раз, когда на теле открываются новые глаза. Привык к вечному непостоянству хаоса. Но эта боль была совсем иной, и ему ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и терпеть.
Церковь была деревянной, хотя раньше ему казалось, что она построена из камня. Малахии хотелось укрыться от ветра, почувствовать хоть что-то, кроме обжигающего холода. Дверь легко открылась от его прикосновения. Он закрыл ее за собой и с наслаждением погрузился в тишину.
Пол, стены и старые иконы покрывал мох. Малахия чувствовал, как лес цепляется за его истощенное сознание, пытается разорвать его на части, ни на секунду не прекращая высасывать из него остаток сил. Он пересек коридор и закрыл дверь на лестницу, ведущую к колодцу. Ему не хотелось думать о том, что сделала Надя. Кости громко хрустели под подошвами его сапог, пока он шел к святилищу. Он прошел мимо, надеясь найти комнату поменьше, чтобы свернуться в клубок и наконец-то согреться.
Может, ему уже никогда не удастся согреться.
Пробравшись сквозь гниющие растения и хрупкие кости, Малахия обнаружил небольшую комнату, судя по всему, предназначенную для смотрителя церкви. Он побросал в старую печь обломки мебели и потянулся к своей книге заклинаний, но ее не было на месте. Равно как и кинжала, который он много лет носил с собой. В один миг его охватило разочарование, тревога и жгучий страх. Зажмурив глаза, он рухнул на землю, а из его груди вырвался долгий, прерывистый вздох.
Малахия закрыл лицо руками в надежде, что больше не услышит кошмарный голос. Он подозревал, что существо всегда было где-то поблизости и наблюдало за каждым его шагом. Чудовище выжидало, чтобы нанести удар в самый неожиданный момент. Пока он изо всех сил жмурился, прикрывая лицо ладонями, на его руке открылись новые глаза. Это сильно сбивало с толку.
Разорвав смертные узы, связывающие его с этой реальностью, Малахия гораздо острее ощутил, как много отняли у него Стервятники. Как много он потерял. Но насколько реальными были его воспоминания?
Ему вспомнился мальчик со шрамом на глазу, которому он носил книги в комнату после того, как на мальчика напали наемные убийцы. Как он слонялся по дворцу, пока они с мальчиком не вернулись к занятиям.
Его брат.
Серефин. Его убийца.
Когда-то Малахия мечтал о семье, но сейчас хотел забыть о ее существовании. Уж лучше навсегда заменить ее той ложной семьей, которую он сам для себя создал. Примириться с этой мыслью было непросто.
События последних нескольких дней казались запутанными и туманными. Лес вцепился в него своими когтями еще до того, как они добрались до Тзанеливки. Как только они покинули монастырь и вошли в лес Довзлатеня, тот ожил и начал свое наступление, желая поглотить Малахию. Всю дорогу Серефин держался на расстоянии, страдая от постоянных приступов, из-за которых его глаза кровоточили. И если у него – или Нади – и был хоть какой-то злой умысел, то Малахия явно был слишком рассеян, чтобы это заметить.
И все же он не понимал. Почему Надя защитила его от своей богини? Зачем она позволила ему ощутить пугающую силу ее магии?
Малахия обладал силой бога, но это было лишь жалкой каплей по сравнению с тем, какая мощь таилась в этой калязинской девчонке с белоснежными волосами, которая даже не осознавала своего могущества. Эта мысль вызывала волнение и ужас. Лучше бы она его не предавала. С другой стороны, он предал ее первым. На протяжении целого года они вонзали нож в спины друг друга, как только подворачивалась такая возможность. Она была его врагом, и было глупо полагать, что это когда-либо изменится.
Он дотронулся до косточки, вплетенной в его волосы. У него еще оставалось несколько реликвий, и их сила ощущалась на кончиках пальцев. С ее помощью он мог бы вырваться за пределы собственного сознания и покинуть смертное тело. Вознестись. Но, пожалуй, это была последняя вещь, которую он хотел бы сделать. Малахия безучастно уставился на холодную печь, осознавая, что без своей книги он совершенно беспомощен. Но даже если бы она все еще висела у него на бедре, смог бы он использовать заклинания? Неужели Надя и правда уничтожила магию крови?
Малахия раздраженно провел железными когтями по внутренней стороне руки, надеясь, что ошибся и что ее предательство не зашло так далеко.
Но в его крови не осталось ни капли магии.
Он тяжело сглотнул и уставился на капающую кровь, с трудом сдерживая слезы. На что он может сгодиться без свой магии? Какой смысл в его существовании? Он был всего лишь монстром. А те незначительные остатки магии, скрытой в темных глубинах его существа, принадлежали хаосу, и он не был уверен, что сможет с ней справиться.
Малахия задрожал. Он очень сильно замерз, а игнорировать боль, накатывающую при каждом движении, становилось все сложнее. Но, по крайней мере, все вернулось к привычному: глаза, рты и судороги. Никаких лишних конечностей или дополнительных костей в неправильных местах. Всю свою жизнь он надеялся, что сможет изменить мир к лучшему, и всегда видел яркий луч света где-то за пределами окутавшей его тьмы, даже если каждый новый шаг отдалял его от цели.
Но теперь свет погас, и он больше не знал, за что сражается. Осталось ли на свете хоть что-то, за что стоило бы сражаться?
«Больше нет Малахии Чеховича».
Малахия не мог позволить себе упасть, потому что не знал, сможет ли вернуться из этой обители хаоса, но его собственные черты постепенно стирались, а человечность висела на волоске. И этот процесс невозможно было остановить.
Эта тьма превосходила мрак Соляных пещер, куда не проникало ни единого луча света. Это был вакуум. Ничто.
Осознанность стала относительным понятием. Неважным. Бессмысленным. Таинственный бог перенес его сюда, и Малахия решил называть вещи своими именами, прекрасно осознавая, что ему, скорее всего, придется пересмотреть свои прежние идеалы. Но он точно знал, что этот бог не относился к пантеону, которому Черный Стервятник объявил войну.
«Нет».
«Тогда что ты такое?»
«Старше, значительнее, могущественнее».
Малахию затянуло в пучину хаоса, и его кости затрещали. Они ломались лишь для того, чтобы срастись совершенно иначе, меняя форму и назначение. Сталь проткнула его кожу, а острые зубы пронзили насквозь. Десятки новых глаз моргали, затуманивая его зрение, и он спрашивал себя: как далеко это может зайти? Сколько еще он сможет выдержать? Насколько сильно изменится его тело, прежде чем в нем не останется ничего человеческого?
«Сопротивляться не в твоих интересах. Мы с тобой отлично сработаемся».
Малахия не знал, как на это ответить: в тот момент у него даже не было рта. Лишь страх, паника и ясность – предельная ясность.
Пусть все идет своим чередом. Пусть этот бог объяснит, что ему нужно.
«Ах, так ты сдаешься. Я знал, что ты умен. Знал, что все поймешь, если прислушаешься ко мне».
Но Малахия не сдался, а лишь пытался выиграть время. Он знал, как вести себя с теми, кто вообразил, будто им можно манипулировать. Когда-то он уже справился с Изаком, так что справится и с этим чудовищем.
Только… он не знал, как справиться с Надей. Она получила власть над его сердцем, которого, как ему казалось, он лишился много лет назад. Больше он не совершит такой ошибки.
Но Малахия мог притвориться, что богу удалось сломить его волю. Мог сыграть в эту игру.
К тому же у него просто не было возможности спорить. Хаос был ловушкой. Он без труда подчинял себе все живое, не позволяя сопротивляться. Малахия знал, что произойдет, если он выйдет за пределы человеческого познания. Он изучил достаточно книг и документов, чтобы понимать: это либо убьет его, либо превратит во что-то действительно великое. Предсказать результат было невозможно. И хаос являлся не просто даром, он был наказанием, тюрьмой.
Сожаление – это роскошь, которую Малахия не мог себе позволить. Он был вынужден вернуться в божественное состояние, и его тело ломалось под натиском этого неведомого существа, этого бога. У него больше не осталось сил сопротивляться. Он совершил так много ошибок, породил так много лжи и теперь оказался на самом краю вселенной. Могущественный бог. Сломленный мальчик. Он так чертовски устал.
«Я знаю, чего ты хочешь. Послушай, тебе будет не так больно, если мы придем к согласию».
Чего же хотел Малахия? Когда-то цель была совершенно ясна, но потом судьба свела его с калязинской девчонкой. Умной и порочной, которая не имела ничего общего с его представлениями о народе этой отсталой страны и слепо выполняла приказы своей обманчивой богини. Эта встреча изменила великие замыслы Малахии. Он убил Марженю вовсе не потому, что хотел сокрушить Калязинскую божественную империю, а потому что она заставила Надю смотреть, как он разваливается на кусочки. Потому что она привела Надю к ее собственному уничтожению. Использовала ее как инструмент для того, чтобы отнять магию у транавийцев. Он больше не мог наблюдать за тем, как богиня пытается погасить яркий свет, источаемый Надей, только потому, что девушка посмела пойти другим путем.
Надя никогда его не простит, но и Малахия не знал, сможет ли простить ее.
Может, это все, что ему осталось. Он уже убил одного бога и убьет еще многих.
Он прислушался к хаосу.
«Очень хорошо, – в голосе бога слышалось одобрение. – Вместе мы погрузим этот мир во тьму, чтобы принести свет».
«Чего ты хочешь?»
«В тебе есть сила – божественная и смертная, – и я хочу воссоздать этот мир заново, прежде чем разбросаю твои кости по окраинам своих владений».
«Хорошо… Я всегда хотел только мира для своей страны».
«И это все?»
Слишком многое изменилось. Он сам изменился. То, что когда-то казалось ясным, скрылось в тумане. Но, в конце концов, его желания остались прежними. Он жаждал того же, и не важно, в какой форме. Он хотел мира. Хотел, чтобы больше никому не пришлось страдать так же, как ему. И дело было даже не в Стервятниках – ведь они все равно никуда не денутся, – а в войне, в этом бесконечном кошмаре.
Но было еще кое-что. Скрытое желание, в котором Малахия никак не мог признаться, потому то это означало бы, что он искушает судьбу. Вот только у них с Надей не было будущего. Так что ему следовало собрать разбитые осколки своего почерневшего сердца и запереть их под замком. Если он этого не сделает, то снова найдет дорогу к ней. Настало время признать, что они навсегда останутся врагами.
«Я хочу лишь мира», – повторил он.
«Благородная цель. Возвышенная. Ты просто герой», – язвительно заметил невидимый бог.
«Я прекрасно знаю, кто я такой», – огрызнулся Малахия. Ему не требовались напоминания о том, что он сделал.
«Нет, не знаешь. Мы с тобой отправимся в путешествие, чтобы это выяснить. А когда оно подойдет к концу, я сломаю тебя, если потребуется».
«Я спрошу еще раз: чего ты хочешь?»
«Твое существо находится в идеальных обстоятельствах. И я уже дал тебе все необходимые инструменты, чтобы сделать первые шаги в нужном направлении».
Малахия нахмурился. Он понятия не имел, к чему все это приведет.
«Первые шаги… Мне нужно убить еще одного бога?»
«Я знал, что выбрал тебя не просто так», – самодовольно заключил бесплотный голос, прежде чем выпустить Малахию из своей хватки.
2
Надежда Лаптева
«Изо рта Своятова Еремея Меледина выползло двенадцать сотен змей. Когда последняя змея упала на землю и прозвучало последнее слово, жизнь покинула его».
Житие святых ВасильеваСквозь грязные окна фермерского домика просачивался свет, в котором кружились частички пыли. Надины руки были обернуты полосками плотной ткани, и она мусолила в пальцах край повязки, испытывая непреодолимое желание сорвать ее со своей кожи.
Прошло четырнадцать дней с тех пор, как она упала с горной скалы и потеряла все. Всего лишь две недели. Сказать, что она провела все это время в рыданиях, было бы преуменьшением.
Она одернула потрепанный манжет своего платья, чтобы наконец отвлечься от повязки.
Рашид сел рядом с ней за маленький столик, держа в руке две чашки чая. Надя осторожно взяла одну из его рук, дожидаясь, пока он устроится поудобнее. Аколиец благодарно улыбнулся и заправил за ухо прядь длинных черных волос. Запястье юноши было надежно зафиксировано специальным креплением, на руках и лице багровели мелкие порезы, а вдоль предплечий тянулось несколько уродливых, глубоких ран. Надя не хотела даже думать о том, откуда они взялись. Она не стала спрашивать, что случилось в лесу, а он не поднимал эту тему.
Никто из них не говорил о произошедшем. Пережитые ужасы были еще слишком свежи в памяти Надиных спутников, и она не тешила себя надеждами, что им пришлось легче, чем ей. Может быть, они – точнее сказать, большинство из них – и выбрались из леса живыми, но каждый оставил там частичку себя. Лес был ненасытен.
У Нади ничего не осталось.
Дверь с грохотом распахнулась, и Надин чай чуть не пролился на стол, когда кто-то пнул спинку ее стула.
– Ну все, kovoishka, время вышло, – Екатерина Водянова плюхнулась на стул, который стоял напротив, окинула взглядом их чашки, а затем поднялась с места и торопливо вышла из комнаты.
Надя озадаченно нахмурилась, но царевна тут же вернулась обратно с бутылкой вина. Небрежно поставив вино на стол – и где она откопала эту бутылку? – девушка откинулась на спинку стула и забросила ноги на соседнее сиденье.
Ее густые черные волосы лежали на плечах вьющимися кудрями, а длинный порез на щеке постепенно заживал, но Надя не сомневалась, что на этом месте останется шрам. Царевна была одета в военную форму, если не считать отсутствующего мундира, а ее черные сапоги и кремовая рубашка выглядели до неприличия чисто. Словно она и не шла через лес вместе с остальными.
– Я дала тебе достаточно времени. Мне надоело ждать, – продолжила Катя. Ее взгляд переметнулся на Рашида: – Если ты тоже хочешь что-то рассказать, у меня ушей на всех хватит.
– У нас уже был друг, у которого на всех хватало глаз. Буквально. Спасибо, что напомнила про это ужасное зрелище, – ответил Рашид.
Надя не могла решить, смеяться ей или плакать, но она точно знала, что не хочет ничего рассказывать.
Ее богиня была мертва.
Малахия убил Марженю, и Надя ему в этом помогла. Как другие боги отреагируют на совершенное ими преступление?
С того момента они полностью игнорировали Надю. Они и раньше могли подолгу молчать, но сейчас эта пустота ощущалась совсем по-другому. Девушка испытала на себе все виды их безразличия и умела отличать одно от другого. Теперь это было что-то новое, болезненное. Лучше бы она вообще не чувствовала их присутствия. Или, может, так будет даже проще? Она не знала. Сама структура мироздания изменилась, вселенная резко накренилась, грозя окончательно слететь со своей оси. И это была ее вина. Она все сломала.
– Не заставляй меня приказывать тебе, kovoishka, – Катя сделала большой глоток вина и окинула Надю внимательным взглядом, рассматривая бледнеющие синяки, которые Марженя оставила на коже своей клирички.
Даже сейчас Надя чувствовала, как ее кожа рвется от прикосновений богини. Чувствовала теплую кровь Малахии на своих руках.
– Приказывай. Это все равно ничего не изменит, – сказала она, обхватывая свою чашку обеими руками.
Катя прищурилась. Уже две недели они ждали солдат из ближайшего гарнизона, но отряд так и не появился. Надя подозревала, что они все еще бродили где-то в окрестностях леса, но Катя, судя по всему, не теряла надежды на их возвращение. Как бы там ни было, что царевна могла с ней сделать?
Конечно, Катя представляла определенную угрозу, но не здесь и не сейчас. Все, что у нее было, – это королевский титул и какая-то слабая магия, которую она едва умела использовать. Но если царевна считала полезным узнать обо всех ужасах, пережитых Надей, как смела простая крестьянка противиться ее воле?
– Богиня мертва, – тихо сказала Надя. – Некоторые падшие боги восстали против пантеона, а другие решили, что им больше не интересен мир смертных.
– Это невозможно.
– Думаю, в ближайшее время ты и сама увидишь, что невозможное стало возможным. – Надя согнула свою оскверненную руку.
Казалось, Катя не была удовлетворена таким ответом.
– У меня нет времени на твои теологические загадки.
– Какие уж тут загадки. Марженя мертва. Велес и остальные, – она помахала рукой, – освободились из векового плена. У меня нет ответов, которые ты ищешь, потому что никто не удосужился рассказать мне об их существовании.
