Герой, девочка и демон

– Кофифка? – бросив быстрый взгляд на приближающуюся фигуру, спросила она, через силу и с неохотой добавив в тон вопроса просьбу.

Старший брат улыбнулся. Она очень изменилась, но приобрела какой-то другой, странный шарм. Скорее всего дело было в контрасте. Холодность даже к любящей и пытавшейся наладить общение матери и раздражительность даже к суровому и не раз наказывавшему за такое отцу немного отступали лишь перед заботливым братом, словно позволяя прикоснуться к чему-то недосягаемому для остальных.

Заранее зная ответ и потому начав заплетать косичку, Акил с лёгким вздохом обратился к сестре, медленно и чётко выговаривая слова:

– Пора самой уже. Учись.

Сандра бросила странный взгляд и промолчала, заговорив лишь, когда брат закончил помогать с волосами.

– Фафем? Ефть ты, – с искренней уверенностью, что иначе быть и не может, ответила она.

– Взрослая. Надо уметь.

Кулаки девочки невольно сжались, но она всё же избавилась от холода во взгляде и кивнула.

– Фпафибо. Мофет потом.

Акил воспользовался редким мгновением, когда Сандра ощущала себя обязанной, к чему относилась на удивление серьёзно, и предложил пройтись к берегу. При всей своей новообретённой нелюдимости и безразличии сестра умела молчать, правильно ощущая подобные моменты, и, несмотря на явную скуку, сидела и ждала, пока брат заговорит.

– Я женюсь сегодня. Понимаешь?

Сандра уронила голову набок, не став скрывать возмущения сложным словом, которые обычно просто игнорировала.

– Нейра. Моя будет. Как мама с папой, – как мог просто объяснил мальчик.

– Пвафдник? – уточнила она, указывая на деревню, чем заставила Акила разозлиться на семью: никто кроме него не трудился объяснять ей окружающий мир.

– Это называется свадьба.

– Фадьба?

Акил расхохотался от неожиданности. Слово прозвучало слишком смешно. Девочка рассержено вскочила, сжав кулаки, и легонько, явно сдержавшись, пнула брата. И хотя это было невероятно мило, он снова заметил совершенно недетский взгляд в момент вспышки гнева. Даже шутливого.

Мальчик не удержал вызванное этим смущение, которое девочка интерпретировала по-своему. Сандра, похоже, приняла это за недовольство неуспехом в произношении и начала напрягаться, готовясь попытаться произнести слово правильно. Акил, понимая, что это причинит ей боль, тут же вскочил и обнял сестру.

Она терпеть не могла, а то и вовсе ненавидела прикосновения, в лучшем случае реагируя по-кошачьи и недовольно отстраняясь, но в этот раз, скорее всего, осознала, что её попытались защитить от боли, и позволила брату задержать объятия на несколько мгновений, хотя и не смогла скрыть недовольный выдох. Всё же отпрянув, девочка взяла мешочек со своего пояса и вытряхнула несколько камней.

– Блефтяфки, – она осторожно протянула руку и, помедлив, объяснила: – Подавок.

Акил прослезился, когда принял подарок, слишком хорошо зная, насколько сестре последний год было безразлично всё вокруг. Не зная, как отблагодарить, он замер в вопросительном жесте, протянув руку для прикосновения. Сандра замерла в раздумьях, но вскоре с лёгкой брезгливостью покачала головой.

– Ты милая. Даже такая злюка.

Обвинения в злобности, к удивлению брата, заставили Сандру почти иронично улыбнуться, хотя ей больше не были свойственны столь сложные эмоции.

– Я буду скучать, – со всей теплотой кивнул мальчик.

Девочка в непонимании уронила голову набок.

– После свадьбы. Жить буду у невесты. Недалеко, но не вместе.

В этот раз он не стал мешать, когда она зажмурилась, пытаясь думать, но пожалел, когда чуть ли не впервые после травмы увидел в её глазах растерянность. Сестра завертела головой, задрожала и, перебарывая себя, всё же взяла ладонь брата, вопросительно посмотрев снизу вверх.

– Нет, – покачал головой Акил.

Скрипнув зубами, она прильнула целиком, обняв его руку, но получила тот же ответ. Уже знакомое бешенство сверкнуло в глазах, задержавшись на долгий по её меркам срок. Но это было гораздо лучше, чем увидеть там холод. Боль от вины за расставание и радость от того, что не безразличен сестре смешались внутри. А когда девочка обиделась, захныкала и побежала в сторону деревни, Акил ощутил прилив счастья: так поступил бы ребёнок, так поступила бы маленькая девочка. Мучавшие последнее время безумные подозрения слегка развеялись, и он поспешил за сестрой.

Сандра не имела шанса убежать в тунике, мешавшей как следует переставлять ноги. Брат давал ей время остыть, не нагоняя сразу, и аккуратно остановил, лишь когда до деревни осталось совсем немного.

– Послушай… – начал он, но девочка на удивление ловко и без труда выкрутилась.

Когда это повторилось ещё трижды, Акил уже собрался объясняться на бегу, но тут Сандра резко замерла.

Мальчик едва успел обрадоваться, как вдруг поймал взгляд сестры. Бешенство и обида исчезли из глаз, превратившись в холод, подобного которому он ещё не видел. В один прыжок Сандра оказалась рядом и резко дёрнула к земле. Это оказалось столь неожиданно, что Акил упал на одно колено, тут же снова испытав все сомнения и даже испугавшись девочки, которая решительным жестом прижала палец к губам.

Исключительно из-за непонимания и нежелания сильнее обидеть сестру, глаза которой ещё не высохли от слёз, он прильнул к траве и замолчал. И в этот момент Акил услышал раздававшиеся в деревне вопли.

Глава 2. Герой

Сандра снова потянула вниз, когда брат попытался встать и посмотреть. Девочка изо всех сил стиснула зубы, явно терпя боль от попыток думать, но всё же смогла вспомнить подходящие жесты. Она весьма неудачно попыталась сделать жалобное лицо и, продолжая прижимать палец к губам, указала ладонью на землю, но не встретила понимания и с заметной неохотой подала пример, начав ползти.

Всех сил Акилу стоило последовать её примеру и не вскочить, побежав к дому, который был так близко. Движение за движением он продирался сквозь густые колосья травы, подтягиваясь локтями и ногами вперёд столь медленно, что Сандра не сдержала недовольство во взгляде. Сестра же двигалась точно змея, проделав тот же путь, по меньшей мере, втрое быстрее, однако не стала выглядывать с холма.

Мальчик смог убедить себя, что дело в страхе, а не безразличии, и слегка поднял голову, которую Сандра тут же за ухо опустила. Она с раздражением прижала его к земле и раздвинула траву перед глазами. Даже в агонии ужаса Акил испытал искреннюю благодарность за такую заботу и не задумался откуда взялись подобные инстинкты у 9-летней девочки.

Взгляду предстало жуткое зрелище. Вся деревня и гости свадьбы сбились в кучу, окружённые несколькими людьми с оружием. И это были незнакомцы, даже одеждой отличавшиеся от мужчин, которым раз в год, почему-то, отдавали некоторую часть урожая. Избитый до полусмерти староста валялся под столом, запачкав белоснежную скатерть собственной кровью и лишившись широкого серебряного браслета, вызывавшего у всех соседей белую зависть. Собранные со всех дворов животные, которым полагалось стоять в загонах, пугливо и неуклюже толпились, будучи привязанными к забору, возле которого лежали вытащенные из амбаров мешки с запасами зерна на зиму.

Когда колол дрова, Акил, как и любой мальчик, представлял себя воином, размахивавшим топором, но, увидев человека с копьём, лишился и намёков на храбрость, предательски пытавшуюся пробиться через инстинкт самосохранения. Словно парализованный, он вжался в траву и замер, внимательно следя за каждым движением.

С демонстративными небрежностью и презрением отряд воинов ворошил столь заботливо приготовленные матерью угощения. Понравившуюся рыбку, коптившуюся для такого случая полгода, они забросили в мешки; бадью с непонравившейся кашей скинули со стола; жаркое из овцы, зарезанной как раз к празднику, тоже не оценили и использовали как закуску к забродившему молоку. Мальчик, полгода не евший баранину, окромя редких кусочков в супе, с ужасом смотрел, как ещё полные мяса кости летели на землю.

Он не мог понять зачем кому-то так поступать. Одно дело – отнять понравившееся, но вот так просто уничтожать чей-то труд… Акил искренне по-детски обиделся, ещё не поняв, что это даже не начало. Из домов начали выносить первые вещи. Кто-то попытался дёрнуться, тут же получив в лицо древком от ближайшего воина, кто-то взмолился, а кто-то, как мать Акила, зарыдал, теряя имущество, нажитое непосильным трудом.

Заготовленное в качестве подарка на свадьбу одеяло, ткани для одежды, спрятанные серебряные браслеты и даже железные топоры, одним из которых оказалось приданное на свадьбу – всё отправлялось в мешки и грузилось в телеги. Обида и ужас от предстоящих тяжёлых дней смешались в ядовитую тяжесть, придавившую к траве достаточно, чтобы он не успел вскочить, увидев следующий этап.

Первыми увели взрослых соседок. Две относительно высокие и дородные девушки, скованные страхом, даже не подумали сопротивляться, когда воины повели их в дом. Акил инстинктивно хотел было встать, но снова ощутил, что Сандра изо всех сил тянет его вниз со взглядом, в котором можно было, при очень большом желании, разглядеть проблески заботы.

Он наблюдал за происходящим, пока солнце не засияло в зените. Мальчик подобно сестре зажмуривался, изо всех пытаясь придумать, что может сделать. Устроить неподалёку пожар? Позвать на помощь? Отвлечь? Нет. Он ничего не мог и, благодаря преподанному отцом уроку, принял это, стиснув зубы и вжавшись в траву.

– Я ничего не могу изменить… – случайно вслух произнёс он, убеждая себя.

– Не мофефь, – едва слышно даже для него прошептала Сандра.

Где-то в глубине души Акил разозлился, что сестра не трясётся, не плачет от страха, но сейчас желал лишь утешения и потому благодарно кивнул. Он пытался вспомнить то немногое, что представлял о мире за пределами деревни, но это исчерпывалось знанием, что в одном из соседних поселений отдавали часть урожая другому господину. Медленно, совсем как сестра, мальчик догадался, что, видимо, жил где-то на границе.

Ему пришло на ум упоминание Нейры, что её дядя пошёл в воины. Похоже, где-то неподалёку шла война. Акил ненадолго отвлёкся от жалостливых всхлипов, раздававшихся из толпы, и задумался, пытаясь осознать, как у кого-то находится достаточно времени и еды, чтобы пойти куда-то далеко и сражаться.

Не в силах осознать мир достаточно огромный, где подобное возможно, он потряс головой и снова вернулся в реальность. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как какой-то воин подтянул к себе Нейру. Акил не мог поверить в происходящее: она же маленькая! Она только-только выросла для свадьбы! Почему? Что от неё хотят? Они же не могут…

Подобные мысли явно посетили и остальных крестьян, вызвав громкое возмущение согнанной в круг толпы. Отец Нейры было вскочил, но девочка успела заговорить раньше, чем державший её мужчина вытащил оружие. Даже вдали на холме Акил услышал выкрикнутое жалобным голосом: «Всё хорошо!»

Дрожа всем телом, девочка сама направилась в хижину, вызвав у нападавших громкий смех, сопровождённый несколькими шутками.

Акил снова пропитался гордостью за суженную и испытал облегчение, вспомнив её слова про храбрость и признав их правоту. Она была такой умной, такой рассудительной, но при этом ей так не повезло.

Мальчик заплакал от сожалений, что они вчера всё же решили соблюсти ритуал и лишиться девственности после свадьбы, остановив голые поцелуи в самый последний момент. Теперь невинность девочки досталась каким-то мерзавцам. Это было то, чего он мог не допустить, а потому не позволяло избавиться от чувства вины.

В слезах он лежал и ждал, когда же всё это прекратится, прикусив кулак, когда вышедший из хижины мужчина рассмеялся, а туда направился следующий. А затем следующий. Акил думал о словах, которые должен будет произнести, когда всё кончится, как вдруг всё кончилось.

Старший брат решил, что воины перепились и расслабились достаточно, и выхватил нож, воткнув в спину ближайшему. Командир, судя по одеяниям, упал с полным ненависти рёвом.

– Нет! – вскрикнул Акил, что осталось незамеченным, благодаря возникшей суматохе.

Брат чудовищно ошибся в предположении и умер в следующее мгновение, как и попытавшиеся последовать его примеру мужчины. Женщины закричали, прижимая к себе детей и умоляя о пощаде, которую могли бы получить, если бы командир погиб. Но подобие доспеха позволило пережить удар. Вставший мужчина явно не намеревался прощать содеянное и, хрипя от боли, отдал приказ.

Акил хотел было броситься на помощь, но замер, сперва от страха, а затем из-за упавшего на сестру взгляда. Слова Нейры пронеслись в разуме, заставив остановиться. Он обязан оберегать Сандру. Обязан остаться наверху и выжить, если не ради себя, то ради девочки, не способной позаботиться о себе. И ради неё должен был бросить всю остальную семью, не пытаясь прийти на помощь. Мальчик заскулил, глядя на развернувшуюся бойню, чем вынудил сестру зажать ему рот. Сандра не отпускала брата до сумерек, пока звуки угоняемого скота окончательно не стихли вдали.

Акил не хотел спускаться, но не имел выбора, да и больше идти было некуда. Сестра молча пошла следом, не выдавая своего присутствия ни единым звуком. Мальчик изо всех сил старался не смотреть в груду тел и, словно оттягивая этот момент, обходил хижины, в тщетной надежде найти выживших.

Он ощутил привкус гнили на языке и отвращение к самому себе, заметив, что подмечает в жилищах всё пригодное к использованию: швейный набор, не самое лучшее одеяло, метла с хорошей палкой, тяпка для огорода… Прежде чем зайти в свой дом, в котором лежало тело Нейры, Акил всё-таки набрался смелости подойти к трупам. Всю жизнь он резал куриц и овец, но к такому был категорически не готов: ужас, рвота и отчаяние нахлынули одновременно, заставив рухнуть на колени.

Мама, папа, два брата, четыре сестры и пятеро племянников. Зияя чудовищными ранами, тела в немой скорби лежали совсем рядом. На лицо отца легла тень горя от испытанного перед смертью бессилия. Сёстры сжимали руки в мольбе. Мать закрывала заплаканные глаза.

Не в силах больше терпеть Акил вскочил и направился прочь. Желая перевести дух, он опёрся на разгромленный праздничный стол. Вдруг, его словно окатили бадьёй ледяной воды. Сандра беззаботно сидела на скамье, обгладывая почти нетронутую косточку, и не выказывала не то, что траура, а даже сожаления, храня всё тот же холодный и безразличный взгляд.

Все подозрения о ней вернулись, умножившись десятикратно. Наивные чувства и надежды на мгновения отступили, впуская яд сомнений. Лучик света в виде выжившей младшей сестрёнки на мгновение потух, заставив испытать истинное отчаяние, внезапно переросшее в ярость.

Мальчик подбежал к Сандре и с силой выбил из рук еду.

– Ты совсем охренела! – заорал он на девочку.

Увидев непонимание, он влепил ей пощёчину, а затем, после появления обиды во взгляде – ещё одну, столь сильную, что сестра упала на землю.

Решив, что хуже этого холодного взгляда уже точно ничего не будет, Акил набрался мужества войти в дом. Нейра лежала с перерезанным горлом на родительской кровати в поднятом до пупка свадебном платье. В её глазах застыло неверие: она до последнего надеялась, что всё будет хорошо, что за пару дней переживёт позор и вернётся к обычной жизни. И так бы и было, если бы старший брат не взял в руки нож.

«Есть вещи, которые нельзя изменить», – стоя у трупа невесты, Акил снова и снова повторял себе слова отца, внезапно переросшие в разъедавший изнутри сгусток гнили.

А что он вообще может изменить? Что он может сделать и ради кого жить дальше? На что надеяться? Семья мертва, невеста мертва, ценностей нет, большей части инструментов нет, скота нет. Впереди не было ничего, кроме страданий.

Он вышел из дома, приняв эту мысль. Ничего не осталось и жить больше незачем. Тело взбунтовалось, ощутив близость конца. Все возможные инстинкты пробудились, бросая из крайности в крайность мысли мальчика, одновременно желавшего умереть и инстинктивно пытавшегося найти причины жить.

«Сестра! Позаботься о сестре!» – зазвенело в голове слишком громко.

«Нет! Это не моя сестра… Оно не может ей быть!» – наконец посмел прямо подумать Акил.

Этот поток размышлений прервала Сандра, приблизившись хищным, но мягким прыжком. Девочка, на лице которой алым пятном горел след от удара, протянула ему полную мяса косточку, глядя в равной степени виновато и с обидой. Она так и не поняла, что было не так, но искренне желала примирения. Эмоции мальчика взвились вихрем, и в это мгновение инстинкты нашли брешь в сомнениях, взяв своё.

Возможно – это Сандра, возможно нет, но больше у Акила не осталось ничего, а умирать было ещё рано.

Глава 3. Труд и покой

Сестра оказалась соломинкой, за которую Акил зацепился, борясь за жизнь. Огромного труда стоило мальчику избавиться от ненависти, вызванной тем холодным взглядом на трупы родителей. Но он помнил, что тоже предал Сандру однажды. Он сделал тот шаг назад на берегу и был должен за это, а потому смог простить девочку.

Акил кое-как смог поспать часть ночи и принялся за работу с первыми лучами солнца. Он копал могилы и таскал трупы целый день, вымотавшись настолько, что постоянно прибегавшая с добычей Сандра не вызывала раздражения.

– Блефтяфка! – радостно и гордо докладывала она без тени грусти, принося для проверки очередное металлическое изделие или небольшую жемчужину, которые не нашли нападавшие.

Такая бодрость и беспечность в подобной ситуации должны были снова вызвать ненависть, но это были единственные мгновения отдыха для ноющих от труда мышц, а потому мальчик видел лишь старательную сестрёнку, вызывавшую привычное умиление.

Не найдя моральных сил мародёрствовать, Акил передал это дело Сандре, которой явно было плевать. К тому же, в одиночку она имела шанс выполнить только эту работу – собирать всё блестящее, ценное и съедобное. Вернувшись к дому в сумерках, мальчик обнаружил вполне приличное количество ценных для быта вещей и заставленный свадебный стол.

Девочка собрала и очистила всё, что ещё можно было съесть, и, скорее всего по привычке, натаскала воды на ужин. Усталость и голод без труда заставили забыть о недавнем предназначении блюд и не подпустили скорбь к желудку. Он инстинктивно начал думать, что грозило вот-вот испортиться, а потому должно быть съедено в первую очередь.

Вдруг, случилось то, чего Акил совершенно не ожидал. Весь день бегавшая и трудившаяся, а потому явно очень голодная Сандра подвинула к нему тарелку с мясом и сыром, хотя от одного вида исходила слюной.

– Мяфко, – нехотя предложила девочка.

Она по-прежнему думала, что получила удар за то, что взяла еду, так как за год кое-как приняла, что первым за столом всегда трапезничал отец, выполнявший самую тяжёлую работу.

Мальчик не стал кривляться или спорить и жадно вгрызся в мясо. Он собирался было отблагодарить сестрёнку, оставив ей половину, когда понял, что не может: ему предстояло столько работать, что придётся тратить последние силы. А в мясе их больше всех. С трудом сдержавшись, Акил оставил ей один кусочек, ибо сомневался, что в ближайшие годы снова доведётся попробовать нечто подобное.

Девочка же наоборот, словно животное, быстро прожевала и проглотила блюдо, как будто боялась, что его сейчас отнимут. Когда уже ничего больше не лезло в живот, Акил начал убирать со стола, вспоминая как правильно хранить пищу. Вдруг, он ощутил слабый, но заметный удар по голове.

– Дувак! – злобно прошипела Сандра, схватив тарелку с костями, которые брат собирался выкинуть.

Явно ещё голодная до мяса девочка аккуратно сломала овечье ребро о стол и принялась высасывать содержимое. Мясо было слишком редким блюдом, и Акил просто забыл об этом.

– Дурак, – согласился он с сестрой, ощущая, что должен похвалить её за внимательность.

– Дувак! – снова бросила она, не оценив заботу, но, высосав последнюю косточку, завертела головой и спросила, как обычно с трудом добавляя в тон просьбу: – Ефе? Хофу ефе!

Акил лишь покачал головой, не желая сейчас объяснять, что сестра в последний раз видит мясо. Он с искренней наивностью списал на собственную усталость и фантазию последовавший задумчивый и голодный взгляд Сандры на свежие могилы. Даже сегодня ему ещё предстояла работа, которую незачем было омрачать грустными мыслями и столь безумными сомнениями.

Следующий день был обманчиво лёгким, ибо предстояло собрать инструменты для работы по хозяйству или придумать замену им, а также достать содержимое потайных погребов с зерном, которого должно было хватить до сбора урожая. Вертевшуюся поблизости и откровенно надоедавшую сестру, Акил сперва отправил сходить в соседнюю деревню, а затем собирать хворост в лесу. В другое время отправлять вдаль 10-летнюю девочку одну показалось бы странным или безумным, однако Сандра имела пугающе хорошие инстинкты и в день нападения уже доказала, что избежит опасности с куда большей вероятностью, нежели брат.

Хотя мальчик несколько раз рассмеялся, слушая, как сестра шепеляво пыталась рассказать обо всём, что видела – ничего весёлого в ситуации не было. Деревня Нейры также оказалась вырезана и разграблена. Старший брат навлёк беду на всю округу, посмев поднять руку на воина, и мальчик поклялся себе, что никогда не повторит такой ошибки.

«Герой – тот, кто делает то, что должен! А я должен заботиться о сестре… – подумал Акил и с недовольством посмотрел на Сандру. Девочка без стеснений наслаждалась беспечным бездельем, которого в это время прежде не допускали родители. Снова прогнав семена ненависти, он добавил для себя: – Должен, как бы она себя не вела. Так поступают герои!»

Акил думал, что процесс уборки трупов и откровенного мародёрства будет худшей частью новой жизни, но понял сколь чудовищно ошибался ещё в середине первого месяца. Сандра не умела ничего. Шить – не умела, готовить – не умела, убирать – не умела, работать в поле – не умела. Раньше это можно было простить, но не теперь.

Поначалу, когда нужно было принести всё полезное из деревни Нейры, натаскать воды для питья и мытья, а также запасти хвороста для приготовления пищи, она была полезна. Но после этого начались проблемы. Девочка искренне рассчитывала ограничиться хождением за водой или заданиями вроде «подай-принеси» и с возмущением не понимала, почему от неё требуют что-то ещё, однажды даже доведя брата, влепившего ей пощёчину за отказ стирать бельё.

Акил испытал чувство вины за подобный срыв, однако куда больнее оказалось то, что это сработало. В следующий полдень сестра пришла с озадаченным видом и, злясь на саму себя, как могла объяснила, что попробовала, но у неё не получается.

Мальчик помнил прошлую Сандру. Милую, нелепую и нежную. Она бы разрыдалась, обиделась и несколько дней не разговаривала с ним, получив подобный удар. Но нынешняя сестра напротив, как домашнее животное, восприняла это иначе. В ужасе от мысли, что для выживания придётся часто её бить, Акил смог успокоить себя, вспомнив, что у отца такой подход не сработал, а значит Сандра всё-таки послушалась не из-за удара, а из-за понимания, что разозлила близкого человека. Единственного, на кого ей, похоже, было не наплевать.

В итоге, после тяжёлых дней труда Акилу приходилось учить сестру выполнять новые обязанности, с которыми та категорически не справлялась. Хуже всего было то, что она пыталась. С недовольством, возмущением, спорами, но искренне пыталась.

О шитье он забыл сразу: увидев процесс вблизи, стало понятно, что девочка не способна контролировать пальцы достаточно. Те всё время едва заметно тряслись, словно она силой воли пыталась унять неправильно двигающиеся мышцы.

Доверять ей готовку было крайне рискованно, но выбора не оставалось, и раз в несколько дней Акил довольствовался горелыми, но при этом каким-то образом полусырыми лепёшками или разваренной до однородной массы кашей. Спустя какое-то время, он понял, что девочка просто физически не способна надолго удержать внимание и не забыть о еде, так что лучше кухарничать уже не станет.

Впрочем, мальчик нашёл в себе силы увидеть в этом и положительную сторону: каждый раз сестра, вынужденная есть результаты своей готовки, смотрела с искренним обвинением и недовольством, зная, что, если бы готовил брат, блюдо было бы нормальным. И подобную детскую наглость, Акил нашёл в высшей степени смешной и самонаказуемой.

На удивление, спустя какое-то время Сандре всё же нашлось место в поле. В один из дней брат по старой привычке протянул сестре лопату, дав указания. Когда пальцы коснулись древка инструмента, лицо девочки резко прояснилось, оставаясь таким невероятно долго, словно её повреждённый разум возвращал утраченный навык. Неуклюжесть исчезла без следа и даже походка словно стала другой, когда ладонь девочки сомкнулась на лопате. Сандра, сама удивлённая произошедшим, с восторгом и невиданным прежде энтузиазмом принялась работать, хотя через пару дней и пришла жаловаться, в непонимании указывая на мозоли и жалобно хныча.