Брахмачари

– В театр, на сцене которого танцевала моя мама и где прошло моё детство. Но сейчас этот театр никому не нужен. С тех пор как в нашем городе построили новый театр, старое здание заброшено и разрушается с каждым годом. Никто не готов вкладываться в его реставрацию, хотя это очень красивый старинный особняк – бывший Клуб приказчиков, и на его сцене даже выступал Владимир Маяковский. Там памятная табличка висит, я помню её ещё с детства, – сказала Лилит. – Знаешь, почему мы идём именно туда? Этот театр – тоже часть моей терапии, а ты меня каким-то образом вдохновляешь и не даёшь шанса свернуть и бросить всё на полпути.

Разумеется, я понимал. Ведь это я сам придумал для неё эту терапию – постепенно посещать места, которые для неё много значат, не бояться заново переживать связанные с ними эмоции, вспоминать себя прежнюю и собирать по кусочкам себя настоящую. Это в своём роде перезагрузка, как будто Лилит на какое-то время выключила в своей голове компьютер, а потом перезагрузила его, перед этим почистив и установив новые программы и избавившись от вирусов. Ей, кстати, очень понравилось такое сравнение и она сказала, что я теперь – её личный программист.

Мы пришли к зданию старого театра. На фасаде действительно висели мемориальные таблички, но благородное прошлое этого особняка было скрыто за следами вандализма, разрухи и опустошения. Былое величие театра осталось в другом тысячелетии, и сейчас, наверное, вряд ли кто, проходя мимо этого здания, вспомнит, что в его стенах звучала музыка, светили хрустальные люстры и на сцене создавалось волшебное искусство. Но несмотря на такое плачевное состояние, объект был под охраной и внутрь нас не пустили, но разрешили погулять по заднему дворику. Лилит показала дверь служебного входа, через которую она обычно проходила вместе с мамой на спектакли и репетиции.

– Мама в молодости была солисткой балетной труппы театра, очень часто ездила на гастроли. Практически на всех репетициях я находилась с мамой и с самого детства уже знала, что тоже хочу танцевать на сцене и что балет – это смысл моей жизни! Все в театре меня знали и любили, я была такой маленькой и, как мне казалось, не по годам умной девочкой. Иногда мама просила не мешать и посидеть где-нибудь в другом месте – в фойе, гардеробе или в гримёрке (спектакли я смотрела, конечно, в зрительном зале, сидя рядом с тетей Олей – капельдинершей). Однажды я познакомилась с одним, как мне тогда казалось, старым дедушкой. На самом деле это был мужчина средних лет, но с бородой, и для меня он почему-то был старым дедом. Видишь вон тот чердак над крышей в правом крыле здания? Там находился портновский цех, а мужчина с бородой был главным портным в театре. Он придумывал и шил костюмы для актёров и танцоров. Когда я грустная сидела в фойе театра в ожидании мамы с репетиции, дедушка подошёл ко мне и сказал, что покажет мне волшебный чердак, где много красивых платьев. Его звали Родион Кузьмич. Он предупредил маму, что забирает меня на экскурсию к себе в цех и потом приведёт обратно. Это действительно был волшебный чердак! Я помню эти необыкновенные эмоции, когда мне разрешили померить красивое бальное платье феи. В этом цехе было много манекенов, рулоны с тканями и большие столы для закройщиков, и несколько женщин резали ткань под руководством Родиона Кузьмича и потом шили на машинке или вручную. Одна женщина помогла мне переодеться в бальное платье и моей радости не было предела. Я попыталась покружиться, как это делала мама на сцене, и все в один голос сказали, что я – будущая прима. Прошли годы, и я действительно стала балериной! Потом я ещё несколько раз приходила в портновский цех, пила чай с Родионом Кузьмичом и его сотрудницами. Когда у меня был премьерный спектакль в балетном училище, он сшил мне потрясающий костюм и пришёл меня поддержать, а после спектакля вручил цветы и пожелал творческих успехов. Он вообще был очень добрым и необычным человеком – любил театр и моду, писал стихи и верил в пророка Бахауллу, но свою веру никому не навязывал. Благодаря ему я поняла, что костюм оживает только в роли, и что без хозяина – актёра или танцора – это просто вещь. «Пока актёр не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли» – это слова Оскара Уайльда, которые Родион Кузьмич часто повторял. Он создавал действительно волшебные костюмы, которые были продолжением актёрского таланта. 41 42 43

Мне было очень интересно слушать рассказ Лилит. Когда она говорила о театре и работавших там людях, её глаза блестели и на впалых щеках появлялся лёгкий румянец, а хрупкое, почти безжизненное тело вновь обретало былую силу и готовность бороться. Бороться с болезнью и самой собой – ради ЖИЗНИ. Я верил в то, что Лилит больше не хочет умирать и нацелена на выздоровление. И я почувствовал, как по моим щекам текут слёзы…

Глава 5

Следующие пару дней я работал в клубе, выполняя свои непосредственные обязанности и иногда общаясь с Лилит по телефону. Какие-то серьёзные темы мы не затрагивали и просто болтали о том о сём. Я рассказал ей, что в последнее время по ночам иногда рисую или смотрю японские мультики, когда прихожу со смены и не могу заснуть. Я восхищён покемонами, и ещё для меня до сих пор бессменным хитом является фильм «Blade». Комиксоподобная фактура меня просто восхищает и даже не знаю, чем зачаровывает. Хотя Учитель считал, что вследствие поглощения большого количества развлекательной информации из фильмов и комиксов мы превращаем в шутку собственную жизнь. Из-за влияния информации мы не можем быть свободны, а любое проявление несвободы – это несчастье. Поэтому нужно дозировать информацию. Говорить об этом Лилит я, конечно, не стал. 44 45

Её же любимыми художниками были Модильяни и Дега. Модильяни рисовал женщин с длинными лебедиными шеями и считал, что «счастье – это ангел с печальным лицом». А Дега почти всё своё творчество посвятил закулисной жизни балерин, проводя много времени на репетициях и увлечённо рисуя каждое их движение. Больше всего Лилит нравилось, что балерины на полотнах Дега – это не добившиеся популярности примы, а вечные ученицы, которые работают на износ. То есть художник показывал изнанку балета, которая сильно отличалась от того, что привык видеть зритель. «Фаина Раневская говорила, что „балет – это каторга в цветах“. Быть балериной – это адский каждодневный труд, а успех приходит лишь к единицам. Но пока что я не готова рассказывать об этом, слишком много внутренней боли, понимаешь?» – объяснила Лилит. 46 47 48

Конечно, я понимал и поэтому не настаивал. Всё, что она могла и хотела бы мне поведать в рамках придуманной мной терапии, должно было происходить постепенно, исходя из её внутреннего желания, а не потому что это «надо». Если Лилит, предположим, в данный момент хотела рассказать мне о звёздах или помидорах, но при этом не хотела говорить о танцах или любимых книгах, значит, такова была степень её раскрытия в этот отрезок времени. И так, шаг за шагом, с попеременным, возможно, успехом, она должна была продвигаться в своих мыслях, воспоминаниях и откровениях о себе и своей прошлой жизни к принятию настоящей себя.

Я не был психологом и мало что знал о психотерапии, но Учитель говорил, что все нужные знания уже существуют внутри человека и обусловлены опытом прошлых жизней, и для того чтобы помочь другому человеку, нужно всего лишь наше искреннее желание и вера, и что «инструмент помощи» найдется сам. Иногда я задумывался над тем, что если бы захотел, то мог бы помочь любому человеку в этом мире. Но при этом я не мог помочь самому себе. Вот такой вот нонсенс – сапожник без сапог. Часто мне было сложно разобраться в собственной жизни, хотя я видел проблемы других людей и знал, как им помочь. Или всё-таки думал, что знаю?! Но когда я поделился своими размышлениями с Лилит, она уверила меня в том, что общение со мной оказывает на неё положительное влияние и она чувствует себя более нужной и не такой одинокой и потерянной.

Однажды во время нашего очередного телефонного разговора она вдруг затронула тему кино. Я сказал ей, что мне нравятся фильмы Такеши Китано, потому что там все герои молчат. 49

«А если бы я когда-нибудь захотела сниматься в кино, то только у Франсуа Озона. Про него говорят, что он гей и шизофреник, и что его творчество многими расценивается не иначе как сюрреалистический бред, эдакая суицидально-сексуальная буржуазная сага без конца – не в смысле, что история может длиться бесконечно, а в том плане, что конец его фильмов чётко не определён и в принципе как таковой отсутствует. Но всё равно Озон – мой любимый режиссёр, и я часто представляю себя на месте его героинь», – поделилась Лилит. 50

Насколько я знал, в его фильмах почти все герои имели или нестандартную сексуальную ориентацию, или психические расстройства, либо и то, и другое вместе. И было слишком много смерти. Но, видимо, в понимании Лилит красота и смерть были тождественны.

«Красивая женщина умирает дважды – это сказала не я, это написал Бодлер. Красота имеет несколько лиц. И одно из них – лицо смерти, оно делает красоту вечной», – я услышал, как Лилит вздохнула по ту сторону трубки и затем продолжила: 51

– Я, например, с детства задавала себе вопросы: кто мы, как мы появляемся в этом мире и для чего живём? Такие размышления наводили на меня сильную грусть. Почему мы, как бабочки, порхаем, а затем умираем? Неужели нельзя превзойти смерть? Меня почему-то не устраивало осознание себя просто девочкой, которая, ходит в школу, занимается балетом, смотрит мультики, общается с друзьями и прочее. Это не есть Я настоящая! Очень хотелось докопаться до глубины своей сущности, реализовать свой потенциал в полной мере. Я не понимала смерти. Почему остается только холодная материя, а куда девается то, что имело какие-то желания, чувства, радовалось и страдало? Не может быть, чтобы всё это бесследно исчезло. Но это был вопрос без ответа. Ответ я нашла, только находясь на грани между жизнью и смертью. Я вдруг осознала, что этой грани вообще нет. Понимаешь? Когда я впервые попала в психиатрическую клинику, я вдруг поняла, что моя анорексия – не что иное как многолетнее наслаждение смертью, медленное самоубийство. Это когда ты вроде бы как и не способен себя убить привычным способом, но тем не менее убиваешь, день за днём отказываясь от еды. А реальность – всего лишь убежище… Но анорексия никуда не исчезает, она постоянно во мне, она – часть меня. Как не бывает бывших наркоманов, так же не бывает бывших анорексиков. Однажды всё возвращается и начинается по тому же замкнутому кругу. Может быть, я когда-нибудь тебе расскажу, но не сейчас… А знаешь, что сейчас? Я мечтаю пойти на чьи-нибудь похороны. Я ни разу не была на похоронах, даже когда умерла бабушка. Я часто думаю о людях, лежащих в гробу: слышат ли они похоронный марш или уже ничего не видят и не слышат? Мне интересно, что же находится , после того, как ты умрёшь. Иногда я представляю, как меня будут хоронить. И знаешь, почему-то мне хочется, чтобы у меня были классические похороны: с кучей красивых венков, с большим духовым оркестром, чтоб всех черные лимузины развозили, чтоб весна была на дворе или лето, и непременно пели птицы. Все деревья в цвету, а на мне – воздушное белое платье, похожее на балетную пачку. Хотя после больницы я белый цвет просто ненавижу, но мои похороны – исключение. Я была бы чистой, невинной, воздушной и возвышенной в этом белом платье – настоящей балериной. Сейчас у меня вообще, если ты заметил, некий подъём. Даже настроение, я бы сказала, радостное и беззаботное. Правда, не постоянно, а периодами, – сказала Лилит. там

Но именно это меня и пугало – перепады её настроения. Да и вообще, мысли о похоронах настораживали. Я спросил, продолжает ли она пить таблетки, но вместо ответа она сказала, что снова хочет погулять по городу, когда у меня будут выходные. Разумеется, я обещал, что мы обязательно погуляем.

***

Включив ноутбук, я сделал ещё одну запись в своём дневнике.

Я часто задумывался над тем, может ли человек постоянно находиться в состоянии ожидания? Интересно, у кого-нибудь ещ возникает похожее состояние? Я, как ни странно, на подсознательном уровне до сих пор в нём нахожусь. Но почему-то каждый раз к тому, чего я жду, добавляются новые детали. Видимо, я недостаточно чётко формулирую свои запросы во Вселенную, хотя и неудачником меня назвать тоже трудно. В моей жизни было очень много хорошего (но я понял это не так давно). Есть даже вещи, которые мне хотелось бы вернуть, но это невозможно по многим причинам. Я был уверен, что вывел для себя своеобразную формулу счастья, но почему-то зачастую я от неё отклоняюсь. Интересно: специально или случайно? И в то же время я чувствовал, что от меня что-то уходит, и оно может уйти совсем далеко. Скрыться где-то за линией горизонта или раствориться в тумане. Или превратиться в птицу и улететь высоко в небо.

На самом деле я пытался понять: так ли уж сильно я хочу быть один, или мне требуется кто-то другой. И это единственный вопрос, на который я не могу ответить честно даже самому себе. В моей личной жизни никогда не прекратится хаос, если я буду попустительствовать этому подставлением щёк.

Быть брахмачари – это проживать некий переходный период в аскезе, отказывая себе во многих привычных мирских вещах. Но считается, что нельзя быть брахмачари вечно. Существует несколько вариантов – ты можешь перестать быть монахом, жениться и уже соблюдать Учение, будучи семейным человеком. Либо ты можешь выбрать высшую категорию отречения от мира и принять обет безбрачия, став странствующим монахом, ездить по миру и проповедовать Учение (как мой Учитель). И так же было много людей, зависших где-то посредине на пути крайностей: одни возвращались в материальный мир и продолжали фанатично соблюдать аскезу, а другие бросались во все тяжкие после долгого воздержания. Моё сегодняшнее поведение тоже нельзя было назвать правильным, потому что, будучи брахмачари, но не находясь в ашраме, я жил в далёком от духовности месте и общался с девушкой. Хотя на самом деле я ведь не давал обет безбрачия, равно как и не вступал с Лилит в близкие отношения и даже, более того, не допускал такого в своих мыслях. Я чувствовал к ней нежность, любовь и сострадание, и это были безусловные, трансцендентные чувства, а не что-то животное и низменное. И в то же время я ругал самого себя, что привязываюсь к этой девушке всё больше и больше, и что мне уже не хватает общения с ней, я действительно скучаю. Ничего подобно я уже очень давно не испытывал! А может, даже никогда. В моей до монашеской жизни отношения с девушками развивались совсем иначе, по привычному сценарию. Но Лилит была другой! И я тоже стал другим, годы пребывания в ашраме меня изменили.

Однажды я встретил бывших брахмачари, это произошло буквально на днях. Мы случайно столкнулись в супермаркете и они первые меня окликнули – узнали по сумке с логотипом Учения. Они рассказали, что жили в ашраме в каком-то южном городе, потом вышли из секты и теперь они – бизнесмены. Типа травку покуривают, и «ничто человеческое им не чуждо». Эти парни покупали много алкоголя в отделе с напитками и приглашали меня на вечеринку. «Будет супер! Приходи к нам», – предложил один из них. Я отказался. Про Учителя – вообще ни слова, как будто его судьба вообще была им безразлична, хотя у одного из них вокруг запястья были обмотаны чётки. Их номера телефонов я сохранил из вежливости, зная, что в моих глазах они были теми, кто слишком легко соскочил и вернулся на прежнюю ступень, а значит – слабыми людьми. Хотя я и обещал не вешать ярлыков и никого не осуждать… Я думал о том, что именно я так не могу, потому что для меня это шаг назад – к тому, чтобы погрязнуть в дебрях Сансары. И на самом деле главным вопросом для меня оставался следующий: не станет ли моё общение с Лилит, вызванное непреодолимым желанием помочь этой девушке, таким же шагом назад? Или же я мыслю совсем иными категориями?

Проблемы, которые я запихивал в глубины подсознания, всё ещё со мной. Может, именно поэтому люди и ведут дневники из года в год, всякий раз покупая новые тетради, когда заканчивается старая, или ведут электронные версии. Дневник – это твой личный психоаналитик, которому ты можешь доверить всё самое сокровенное. Это как исповедь, но в роли батюшки выступает твоя собственная душа, твоё сердце. И, наверное, на всём свете нет более сильного и страшного судьи, нежели твоё сердце. Учитель говорил, что всё, что мы делаем или получаем от мира, нужно пропускать и через ум, и через сердце, и тогда это будет правильным. Ошибка исключена.

***

С Лилит мы встретились в понедельник после обеда. Погода радовала – на улице было тепло и солнечно.

– Куда пойдём в этот раз? – спросил я.

– Просто будем гулять и я расскажу тебе о местах, с которыми у меня связаны какие-то воспоминания, – сказала она. – Так получилось, что все они как раз сосредоточены в центре города. Моя бабушка, которая историк, жила прямо напротив центрального парка, и я часто у неё гостила, когда родители были на гастролях. Тогда ещё у нее была коммунальная квартира в старинном доме, с огромными резными книжными шкафами, большим круглым столом, покрытым скатертью с бахромой, и «сталинским» диваном с высокой спинкой. Я спала на этом диване, а бабушка – в другой комнате. Ванная, туалет и кухня были общие с соседями, но я это не очень понимала в детском возрасте. У бабушки мне нравилось, потому что у неё жила собачка – белая мальтийская болонка, и мы ходили с ней в парк гулять. Ранним утром парк был совсем пустым, мы с бабушкой и собачкой шли по центральной аллее и потом сворачивали налево, в нижнюю часть парка. Мне там нравилось больше всего, потому что в этом месте почти никто не гулял, стояло много фигурок из дерева и ещё был старый фонтан. Вот про этот фонтан я и хочу тебе рассказать. Он был построен в 20-х годах прошлого века. В парке имелось еще несколько фонтанов, но этот – мой любимый – выглядел одиноким и заброшенным. Я никогда не видела, чтобы он работал! Фонтан представлял собой круглую чашу, обнесённую ограждением из бетонированных тумб с толстыми чёрными цепями, а в середине на ступенчатом основании возвышалась небольшая стела. И выглядел он так романтично и загадочно, несмотря на свою запущенность! Кое-где на стенках фонтана можно было увидеть зелёный мох – следы времени. И мне почему-то казалось, что этот старый фонтан хранит какую-то тайну, будто бы под ним есть подземный ход, ведущий в какой-то параллельный мир. Но знаешь, что самое интересное: когда уже будучи взрослой я стала искать информацию об этом фонтане в интернете, то наткнулась на статью одного диггера, который исследовал наш подземный город. Так вот он упоминал, что рядом с фонтаном действительно есть вход в подземелье. Я в детстве была весьма впечатлительным ребёнком, так как росла в богемной среде, но вот откуда я могла знать про подземелье и связь с конкретным фонтаном? Я часто об этом думала. Возможно, у меня уже тогда начали проявляться какие-то способности, похожие на экстрасенсорные. Я иногда вижу то, что произойдет, или то, что было раньше. И я запуталась – это плод моего воображения, галлюцинации, или действительно некий дар, который я должна развивать. У меня до сих пор есть некая традиция – в разные трудные минуты своей жизни я прихожу к этому старому фонтану в парке, долго рассматриваю его, представляя, что вокруг него когда-то давно прогуливались женщины в красивых длинных платьях и с ажурными зонтиками в руках. Есть такое понятие – место силы. Так вот, фонтан – моё место силы! Вот мы уже пришли, кстати, смотри, – и Лилит показала мне свой любимый уголок парка. 52

Фонтан был совсем небольшой и не обладал какими-то эстетическими и архитектурными изысками, к тому же бетонное основание разрушалось и всё выглядело плачевно, но тем не менее общее впечатление действительно было странным. Фонтан как будто манил к себе, он имел какую-то свою, особенную ауру, вряд ли заметную простому человеку. Когда я увидел Лилит, то с первого взгляда тоже понял, что она особенная! Считается, что когда мы продвигаемся в своей духовной практике, мы становимся способными видеть другие миры. На Первых Небесах есть такие живые существа, как феи. Мне казалось, что Лилит – одна из них, и встретил я её возле дома балерины по имени Фея. Учитель говорил, что всё в нашем мире не случайно, все события взаимосвязаны: даже если мы не видим этих тонких связующих нитей, это не значит, что их нет. Они есть, и наша задача – научиться их видеть!

– Все время забываю у тебя спросить, как сложилась судьба той балерины, возле дома которой мы с тобой познакомились? – поинтересовался я.

– Она умерла в Армении, от взрыва бытового газа. В то время она уже была на пенсии – век балерины не долгий. Вообще судьбы многих известных балерин трагичны. Ольга Спесивцева – звезда мировой балетной сцены, тоже родилась в нашем городе. Про неё говорили: «В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая – Ольгой Спесивцевой». Она была примой Мариинского театра. Потом она уехала из страны и выступала в составе Дягилевской труппы в Америке, также много гастролировала по Европе и при этом жила в Париже. Когда она должна была танцевать партию Жизели, то ещё будучи в Петрограде посетила психиатрическую больницу, чтобы воочию увидеть сумасшествие и проникнуться ролью. Она не играла, а жила на сцене и вложила в свою Жизель то, что увидела в больнице. А через какое-то время у неё самой начали проявляться признаки психического заболевания. Ольга Спесивцева провела в клинике целых 20 лет, и умерла в Нью-Йорке, дожив до глубокой старости, но никому не нужная и одинокая. Ида Рубинштейн – звезда Дягилевских балетов, миллионерша и весьма эксцентричная балерина – тоже какое-то время вынуждена была провести в клинике для душевно больных. И тоже несмотря на романы с самыми известными мужчинами и свою популярность, умерла в одиночестве, от сердечного приступа. Великая Анна Павлова простудилась, попав в катастрофу и ожидая помощи спасателей на лютом морозе в лёгком платье. Она умерла через несколько дней, организм не справился с инфекцией. Перед смертью, уже в бреду она произнесла лишь одну фразу: «Приготовьте мой костюм лебедя». От холеры в гордом одиночестве и всеми забытая закончила свои дни звезда Императорского театра Авдотья Истомина, в которую был влюблён А. С. Пушкин. А Ольга Глебова-Судейкина часто чувствовала себя несчастной и задумывалась о смерти. Переехав в Париж, она очень страдала от одиночества. Осознав, что больше не нужна людям, балерина решила заняться птицами и купила несколько канареек, а потом в её доме появились и другие птицы, помогавшие ей сохранять душевный покой и равновесие, а также переносить удары судьбы. Когда немцы оккупировали Париж, она не спускалась в бомбоубежище в часы налётов, а оставалась с птицами. Но однажды балерина все-таки оставила квартиру и после налёта увидела страшную картину – бомба, попавшая в дом, разворотила её жилище и почти все пернатые друзья погибли. Она винила себя, что бросила птиц в минуту опасности. Вскоре она умерла. Кстати, многие балерины любят птиц и привязываются к ним. Моя мама, например, считает, что птицы – это символ красоты, свободы и грации, и они очень похожи на балерин. Когда балерина парит на сцене в высоком прыжке, отрываясь от земли, она напоминает птицу своими движениями. В балете птицы – одни из самых любимых персонажей. Классическая хореография почти всегда лёгкая и воздушная, а пуанты как бы приподнимают балерину над землёй, к тому же стремление человеческой души к полёту воплощается в образах птиц. И есть много балетных постановок, главными героями которых являются птицы. Мама даже одно время пользовалась только теми духами, на флаконах которых были птицы. Она любила Nina Ricci «L’Air du temps» с хрустальными голубями на крышке и ещё «Vanderbilt» от Gloria Vanderbilt с выгравированным на флаконе лебедем. В детстве я часто играла с пустыми пузырьками, гладила птичек и вдыхала аромат. Мне казалось, что мама рядом со мной, а не где-то далеко на гастролях. Мне очень не хватало мамы, а сейчас я иногда думаю, что чем старше я становлюсь, тем больше заботы она проявляет, превращаясь из нежной птицы в хищную. Я даже не знаю, как это объяснить. Однажды я посмотрела фильм ужасов Хичкока. Там был момент психического превращения, когда мать, подобно хищной птице, атаковала внутренний мир своего сына и полностью овладевала им. Когда я обсуждала этот эпизод со своим психотерапевтом, он сказал, что интенсивность заботы матери настолько не соответствовала потребностям ребёнка, что в его воображении она представала в образе злой птицы. Конечно, моя мама совсем не такая, но иногда мне всё-таки кажется, что она тоже может превратиться в какую-нибудь ужасную птицу. Обычно это бывает в моих снах, но маме я ничего не рассказываю. А тебе я рассказываю так много. Интересно, почему? Может, мои воспоминания бессвязны и совсем никому не нужны, тем более когда я перескакиваю с одного на другое. До этого я говорила о трагических судьбах балерин. И это были лишь немногие трагические истории, которые я помню. Я хочу, чтобы ты понимал, что зачастую талант и красота могут превратить жизнь в ад! Большая часть артистов балета – это люди, которые не достигли того, о чём мечтали всю жизнь, из сотни учеников только один пробивается на большую сцену, а остальные рано или поздно попадают в психиатрическую клинику. Наверное, ни одно искусство не стоит таких мучений. Кто-то страдает от депрессии и тяжелых нагрузок; кто-то теряет рассудок от того, что не получилось добиться желаемых высот; кто-то всю жизнь борется с расстройствами пищевого поведения; у кого-то истерики и нервные срывы на почве разногласий с руководством театра или членами балетной труппы; другие испытывают тяжкие душевные мучения по каким-то «околобалетным» причинам, но всё равно балет – причина многих страданий. Но в то же время он – источник счастья, потому что в танце ты можешь полностью раскрыть себя! 53 54 55 56