Жизнь в Лицах

Жизнь в Лицах

Михаил Владимирович Рудаков

© Михаил Владимирович Рудаков, 2024

ISBN 978-5-0064-1292-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЖАЛКАЯ ЛЮБОВЬ

Глава 1. Рождение любви

8-953-252… Он записывал номер телефона на первый попавшийся листок бумаги. Попытать знакомство через интернет не его конёк. Но он всё равно пробовал пытать счастья в этом направлении знакомства. Примерно за пять лет таких поисков Павел встретился раз пятнадцать-двадцать, из них лишь одна встреча была более-менее результативна. В остальных случаях кто-то из двоих кому-то не нравился, а то и разочарование было обоюдным. Он не стал откладывать в долгий ящик возможность позвонить. Поэтому тут же набрал её номер телефона:

– Привет! Вот решил не тянуть до завтра, сразу тебе позвонить!

Довольно-таки приятный женский голос одобрил его решение:

– Ну, и хорошо, что позвонил! Я ещё не сплю!

Часы показывали двадцать один час тридцать минут.

– Чем занимаешься? – спросил Паша.

– Так, ничем особенным. Обычная рутина. Готовлюсь к завтрашнему рабочему дню. Надо провести с детьми интересное занятие!

Павел уже знал из их переписки, что Ира работает воспитателем в детском саду.

– Понятно! А я ничего не делаю. Музыку слушаю.

Буквально сегодня он дочитал один из романов Ремарка и в очередной раз восхитился талантом писателя:

– Вот бы мне так уметь писать! Мне готовиться не надо! У меня все умения и навыки в голове! – весело отрапортовал Паша.

Ира в ответ шуточно позавидовала его профессионализму. Она также уже знала о роде его деятельности. Павел работал учителем физической культуры в школе и тренером в спортивном клубе. Вернулся в школьную жизнь недавно, всего месяц назад. Да и то не с начала учебного года. Три школы за его плечами. И вот, придя в эту, четвёртую по счёту, школу, Павел решил:

– Она станет последней до моей пенсии либо до окончательного разочарования в педагогической деятельности.

Но, помимо «перебежек» из школы в школу, Павел не первый год вёл тренерскую деятельность. Набирал группы детей, подростков при общеобразовательных школах, но наборы толком не шли, финансовая выгода не дотягивала и до прожиточного минимума, пока два года назад он не поменял формат своей услуги и место её предоставления.

Летом Павлу исполнился сорок один год. Ире шёл тридцать третий год. Из них вот уже одиннадцать лет она с сыном мыкалась по съёмным квартирам. С того самого момента, как приехала в город, покинув свою родную деревню. Жизнь Павла также была не проста. Она не заладилась сразу по окончании института и возвращении домой. На тот момент его мать серьёзно болела. С работой в родном городе дела обстояли плохо. Павел часто порывался уехать в столицу, дабы там обустроить свою жизнь. И уезжал. Но всегда возвращался, так как мать «требовала» его участия. И вот с момента окончания института уже прошло восемнадцать лет. Павел жил с матерью. Он хотел бы жить отдельно, однако решил какое-то время потерпеть из экономических соображений. К тому же его личная жизнь до сих пор не сложилась. Им принадлежала комната в трёхкомнатной квартире, хотя относительно недавно в другом районе города имелась отдельная однокомнатная квартира. Несколько лет назад они её продали, уехали жить в другой город к отцу Павла. Но по ряду причин вернулись обратно. Купить смогли только комнату, так как денег на квартиру недоставало. Паша разделил их нынешнюю большую комнату стеной и поставил дверь. Правда, вот звукоизоляция оставляла желать лучшего. И сейчас, когда они с Ирой вели увлечённую беседу, голос Паши звучал несколько тише обычного, опускаясь до вкрадчивого тона, что, на его удачу, она не заметила. Время приблизилось к полуночи, когда «влюблённые» всё-таки смогли расстаться друг с другом по телефону, условившись созвониться на следующий день и непременно встретиться вечером.

В семь утра Павел был на ногах. Давно его настроение не отличалось от пасмурного ноября. Он открыл внутреннюю дверь комнаты. Мама, как всегда, о нём беспокоилась. Поэтому заварила чай, в тарелке лежали бутерброды. Но вот Павла такая забота не трогала. Ему хотелось самостоятельной жизни, стать мужем и отцом. Порой Паше казалось, что некие невидимые силы привязывают его к матери, чему он всячески противился. Все начавшиеся отношения с девушками неожиданно прекращались. Избранницы Павла предавали его искренние чувства, принимая решение с ним расстаться. Он не понимал, почему так происходит, сильно расстраивался, душевно переживал, но веру в своё будущее обычное человеческое счастье не терял.

– Опять, уже встала. Тебе ведь не надо на работу! – вместо доброго утра сказал Павел.

– Чего мне лежать, если я уже выспалась? Ешь бутерброды! Пей чай!

Мама совершенно не обижалась на подобное утреннее приветствие сына. Она вообще ни на что не обижалась. Ею правила слепая, нездоровая материнская любовь. Он ей представлялся неким ребёнком лет семи-десяти. Ведь разум Надежды Николаевны, так звали мать Павла, частично жил вне реальности. Много лет назад смерти близких родственников пошатнули её психику, душевное равновесие, и мир в глазах Надежды Николаевны исказился. Павел мучился и смирялся с таким положением вещей. «Хорошо, что всё необходимое для обычной жизни по-прежнему может делать», – жаловался он друзьям.

Паша ел быстро, включив погромче телевизор. Он всегда так делал, сокращая время «насилия» своего мозга со стороны мамы. Она могла бесконечно говорить какую-нибудь ерунду, от которой здоровому человеку становилось не по себе. С той же скоростью поедания завтрака Павел оделся и выскочил из квартиры. Как только он закрыл за собой дверь, то тут же остановился, перевёл дух и облегчённо сказал: «Слава Богу!». Что означало: наконец-то избавился… Но, когда вышел из подъезда, ему сразу стало жаль свою маму. Он поднял голову вверх и с сожалением посмотрел на их окно. «А ведь когда-то всё было по-другому. Мама была здравомыслящим человеком. Она улыбалась. Как же это было давно! Боже, помоги мне, пожалуйста! Дай мне счастья!» Паша по-своему помолился и ускорил шаг. А через пятнадцать минут стоял на автобусной остановке. «Гонщики» местного пошиба подгоняли один за другим на своих «коробчонках». Паша влез в полный автобус, сзади его «утрамбовали» мужчина и молодой паренёк. За счёт их усилий он преодолел ещё одну ступеньку вверх и даже сумел продвинуться на один шаг вперёд, где цепко ухватился за поручень. «Ненавижу эти ПАЗики!» – думал он. Но, когда представил возможную сегодняшнюю встречу с Ириной, подобрел, расслабился и ушёл в свои мечты. Его подбрасывало вверх на дорожных ухабах, то слева, то справа толкали протискивающиеся к выходу и наоборот пассажиры. Пашу всё устраивало. И через пять остановок, когда вышел из автобуса, он широко раздвинул свою грудь, вдохнув так не хватавшего ему воздуха.

Школа находилась недалеко, в пяти минутах ходьбы. Она делилась на два корпуса. В первом корпусе располагались администрация школы, учительская, актовый зал, медицинский кабинет и классы, где проходили уроки по всем предметам, кроме физической культуры. Там же вели свою работу прочие структуры, поддерживающие жизнь образовательного учреждения. Второй корпус, рабочее место Павла Сергеевича, стоял поблизости в виде одноэтажного белого здания, примерно в двадцати метрах от основной школы. Как правило, прежде чем пойти к себе, Павел Сергеевич сначала заходил в основную школу. Сегодня дежурила Алла Николаевна, бывший педагог, а в нынешнее время пенсионерка со стажем.

– Здравствуйте!» – он поприветствовал вахтёра.

Она отозвалась c той же вежливостью, а с другой части холла сразу донеслось не менее приятное его уху:

– Здравствуйте Павел Сергеевич! А мы сегодня придём к вам на физкультуру! – весело и игриво давали о себе знать старшеклассницы.

– Очень буду рад! – он отшутился в ответ.

И девушки не случайно с ним заигрывали, чем вводили Павла в смущение. Очень симпатичный мужчина, физически развитый, конечно, вызывал симпатию у молодых особ, мечтавших о любви, своих идеалах, красующихся в глазах привлекательного учителя физической культуры. Он поднялся на второй этаж, прошёл по длинному коридору до учительской. Открыл дверь и вошёл в просторный кабинет. В это время там уже находились несколько педагогов: Екатерина Львовна – учитель русского языка и литературы – что-то помечала в своей рабочей тетради, Надежда Олеговна – математик с двадцатилетним стажем – наводила порядок в одном из школьных журналов, а Вера Семёновна заполняла рабочую тишину некоторыми фразами по поводу разболтанных учеников, которые на днях сорвали ей урок пения. Павел Сергеевич громко поздоровался сразу со всеми. Тут же направился к полкам, где стояли классные журналы. Ему был нужен 11 «Б». Женщины отвечали по очереди:

– Здравствуйте!

– Доброе утро!

– Здравствуйте, Павел Сергеевич!

– Павел Сергеевич, вы уж поставьте Васенкову тройки! Пусть он вам что-нибудь сдаст, какие-нибудь зачёты! – побеспокоилась Надежда Олеговна.

Васенков учился в 6 «Б» классе, а Надежда Олеговна его классный руководитель.

– Да, я поставлю. Только пусть на уроки приходит. Его ведь почти не бывает. А когда и бывает, то ничего не делает. Придёт без формы, сядет на скамейку и сидит!

– Я понимаю. Там родители такие… С ними бесполезно говорить. Говорят: «Нет у нас денег на спортивную форму. Пусть школа купит!» И всё-таки ведь надо что-то делать. Вы же понимаете. Мы всё равно должны его аттестовать!

– Да-да! Конечно!

Павел ретировался из кабинета: «Всего месяц работаю, а мне уже надоел этот маразм!» Он спустился вниз, куда уже начали прибывать дети. Поэтому на выходе пришлось протискиваться сквозь учеников, которые противились его противоположному движению. И Алла Николаевна вовремя за него вступилась:

– Вы что, не видите, учитель идёт? Пропустите! Дайте выйти преподавателю!

Тут в один момент все дети замерли, вжались друг в друга, и Павел Сергеевич удачно, как праздничная пробка из бутылки шампанского, вылетел наружу! Свобода!

Холодный воздух окончательно его взбодрил. Он пересёк небольшую проезжую часть по направлению к знакомому зданию. Сразу при входе в него, слева, находился кабинет учителей физической культуры. Паша работал не один. У него имелся коллега, Анатолий Иванович, можно сказать, долгожитель этой школы. За последние десять лет в ней поработали несколько учителей физической культуры. Анатолий Иванович трудился четвёртый год. И к своим тридцати трём годам успел поменять две школы, не считая нынешней. Павел слегка нажал рукой на дверь, которая легко поддалась. Да и не удивительно! Горящий свет в их окне был виден ещё с улицы. Анатолий любил приходить на работу рано, а Павел чаще минут за двадцать до начала урока:

– Толик, привет! Ты уже, как всегда, здесь!

Анатолий играл на ноутбуке в «танки» и отвлёкся всего на минуту:

– Привет, да!

Паша подошёл ближе. Они пожали друг другу руки:

– Сколько у тебя сегодня уроков? Какой класс первым?

– Шесть, под завязку. У тебя большой зал. У меня первым уроком 5 «А».

– Ну да! Правильно. У меня одиннадцатый.

Они распределяли два зала, большой и малый, в зависимости от возраста учащихся.

Естественно, одиннадцатый класс не мог заниматься в малом зале, в котором, кроме самого зала, ничего не было. По правде сказать, и залом он являлся постольку-поскольку. Ему больше подходило название музыкальный зал, хореографический, какой угодно, но только не спортивный.

За время диалога с напарником Павел снял и повесил в шкаф свою верхнюю одежду, сумку, как всегда, поставил рядом с письменным столом и далее привычным способом переоделся в спортивную форму. Небольшой кабинет вмещал в себя всего два письменных стола, стоящих друг напротив друга с некоторым пространством между ними, два стула за этими же столами, шкафы для одежды и документов, которые располагались возле стены. Вот и всё, что могло поместиться в этот кабинет, кроме, конечно, двух учителей и нескольких гостей-учащихся, которые всё-таки обычно заходили толпой, устраивая давку, пока кто-нибудь из преподавателей не наводил порядок:

– Я на отметку к вахтёру, – сказал Павел.

Толик его не услышал. Видимо, наушники мешали ему воспринимать внешние звуки, тем более что игра уже шла не на жизнь, а на смерть. Вахта находилась чуть поодаль от их кабинета, с правой стороны.

– Здравствуйте! Вот пришёл отметиться, что я на рабочем месте.

Павел Сергеевич улыбался. Он ещё не запомнил по имени-отчеству всех вахтёров, сменявших друг друга на этой такой нелёгкой службе. Сегодня дежурила женщина лет пятидесяти пяти, интеллигентная, серьёзная, но не строгая.

– Здравствуйте! Я вас уже отметила. Мне ведь видна входная дверь. Но всё равно распишитесь.

Она пододвинула Павлу Сергеевичу открытый журнал, в котором он и поставил напротив своей фамилии подпись.

– У вас сейчас какой класс?

– У меня одиннадцатый! А у Анатолия Ивановича пятый.

– Значит, вам большой зал открывать?

– Да. Кстати, уже можно открыть раздевалки.

Они выстроились перед ним в ровную шеренгу: утончённые барышни, верзилы парни, ещё несколько человек скрывались за их спинами, точнее ногами, так как сидели на скамейке. Это освобождённые по болезни либо по своему разумению. Павел Сергеевич закончил оглашать список, отметил отсутствующих, оставил на потом сидящих на скамейке. И по старой привычке задал один и тот же вопрос:

– Вас что, дожди радиоактивные поливают или с детства специальные таблетки давали для роста?

Вопрос обращался к юношам. Павел Сергеевич при этом улыбался, видимо, считая, что он большой шутник. А рослые парни в ответ пожимали плечами, также улыбались, было видно, что данный вопрос их забавляет. Но Павел Сергеевич не останавливался на достигнутом, ему хотелось добиться иного, показать, что не в росте дело, а им необходимо трудиться, работать над собой и добиваться больших результатов в своём физическом развитии.

– С виду-то вы большие. А вот подтягиваться на перекладине толком не можете. В отжиманиях от пола до необходимого уровня не дотягиваете. Ну, и проку от вашего роста?

А дальше он ставил слегка вперёд левую ногу и ждал. Проходило всего две-три секунды, и из шеренги в его сторону начинали лететь выкрики возмущённых учеников:

– Почему?! Я могу и подтянуться восемнадцать раз, и отжаться пятьдесят!

– И я без проблем!

– И я!

– Я тоже могу!

Всех их он хорошо знал. Одного месяца Павлу Сергеевичу хватило, чтобы понять, кто на что способен в этом классе.

– Про вас я и не говорю! Только вы и можете! Ладно! Хватит разглагольствовать, сейчас разминка, потом совершенствуем волейбольные верхние и нижние передачи. Ну, и сдаёте на оценку подачи. Все уже должны быть готовы. Времени для подготовки было предостаточно. А в конце урока игра в волейбол!

– Павел Сергеевич! Можно сразу сдать подачи?

– Нет, всему своё время!

– Ну, Павел Сергеевич!

– Так, прекращайте канючить! Направо! Налево в обход по залу шагом марш!

Сегодня ему уроки давались легко. На большой перемене он позвонил Ире.

Павел ехал на встречу, так сказать, по пути, за пару часов до начала тренировок. Так они решили: «Времени для первой встречи достаточно. Быть может, вообще друг другу не понравимся. Ведь фото – это одно, а живая встреча – другое». Поэтому Паша старался не зацикливаться на предстоящем свидании. Он ехал в автобусе, обдумывал тренировку и просто в нужное время вышел на несколько остановок раньше обычного.

Мокрый снег с ветром били по щекам, стояла последняя декада ноября. Он подошёл ко входу условленного кафе. «Интересно, какая она? Понравится ли она мне? Понравлюсь ли я ей?» – мысли не давали ему необходимого спокойствия. Он смотрел то налево, то направо в ожидании счастливого чуда. Иру Паша узнал сразу. Она шла быстро и легко. И уже на расстоянии её улыбка согревала мокрый осенний холод, проникавший к нему за пазуху:

– Привет!

Даже её «привет» улыбался, когда она к нему обратилась.

– Привет!

– Видишь, без опозданий! А ты давно ждёшь?

– Нет! Минут пять-семь.

– Замёрз? – Ира лукаво посмотрела на Павла.

– Нет! Вот тебя увидел и вообще согрелся! Ну что, заходи! – и Паша открыл дверь.

Ира вошла внутрь, он последовал за ней в просторное кафе со множеством столиков, где их вежливо встретил обслуживающий персонал. Свободная официантка, как только они сели за предложенный ею стол, подала меню. И через короткое время Павел, учитывая пожелания спутницы, сделал заказ. Официантка удалилась. Ира заговорила первой. Она говорила много и часто, то ли от волнения, то ли согласно своему темпераменту. Но Павлу нравилась сложившаяся расстановка в их общении. Он не всегда мог быть многословен.

А сейчас ему достаточно было пить кофе, любоваться Ирой, отогревать свою «застывшую» душу и слушать. Лишь когда она вспоминала про свой капучино, рассказчиком становился он. И почему-то в глазах Паши всё сверкало! Сверкало помещение, сверкали бокалы и тарелки на соседних столах, сверкали их чашки, сверкало её зелёное платье, сверкали глаза Иры! Он ощутил себя в невесомости. Время для него приятно остановилось. Паше подумалось: «А со мной ли это всё происходит? Какое счастье быть счастливым!» Он потянулся рукой к пальцам её левой руки, лежащей на столе, бережно прикоснулся и замер. Ира всё видела и будто не замечала. Ей не хотелось замечать. Она хотела чувствовать, чувствовать тепло мужской ладони, оттого она заговорила чаще, как бы опережая время их расставания. А время поджимало. Павел страшился спросить, готова ли Ира встретиться второй раз.

Они уже стояли на выходе из кафе. Ненастье на улице продолжалось. Хотя какое ненастье? Погода соответствовала своему времени года. Павел по-прежнему держал в своей руке небольшую ладошку, которая разогрелась от его тепла до горячего состояния. Почувствовав это, он взял другую её ладонь и начал приводить в порядок их тепловое равновесие. Ира не противилась, её щёки покрылись румянцем, и его губы прикоснулись к одной из них.

– Ириш, давай я тебя провожу до автобуса и потом поеду проводить тренировки. С удовольствием и до дома тебя проводил бы, но тренировки отменить не могу.

– Надо было в другой день встречаться, а не перед тренировками, – подметила Ира.

– Я же не знал, что ты мне понравишься, – сказал Паша в ответ и заулыбался.

– Значит, встретимся снова в другой день, – одарила надеждой Ира.

– Завтра?

– Можно завтра. Я согласна.

Они подошли к автобусной остановке, и первый же автобус оказался её, и Павел дождался, когда двери автобуса закрылись. Ира специально села у окна, чтобы проводить его взглядом. Он помахал ей рукой и поспешил на другую сторону дороги. Времени оставалось немного, а опаздывать он не любил.

В этот вечер мама ему не мешала. Он влюблён, а остальные неурядицы в жизни стали мелочью. Мама вела обычные расспросы, вспоминала былое, сравнивала ситуации, людей, заостряла внимание на ненужных вещах. В дни тренировок Павел ужинал поздно. Тренировки заканчивались в двадцать часов, пока дети переоденутся, к тому же ему приходилось ездить в другой конец города. Поэтому в десятом часу вечера, вопреки всем правилам здорового питания, Паша ел полноценное второе блюдо, пил чай, а после любил подолгу не спать, мечтая о чём-то малодостижимом, но, несомненно, ему доступном. В это время мама, как всегда, ещё копошилась за стеной. Павел на редкость был внутренне свободен, не отягощён эмоциональным напряжением.

Просигналил телефон, то пришло ответное СМС Иры: «Сладких снов и тебе!» Сегодня Паша ушёл в другие мечты. Он снова и снова прочитывал СМС, пока Ира не представилась ему наяву. Он начал её целовать, страстно и безудержно, с жадностью влюблённого безумца. Затем она растворилась, показался его потолок, он лежал на диване с открытыми глазами. А дальше полетели слова, предложения, рифмы, к нему пришло поэтическое озарение. Павел вскочил, нашёл проверенную тетрадь, взял ручку, которая всегда лежала наготове, и начал писать. Стих лился, словно волшебная музыка. С этой «музыкой» Паша дружил давно. Стихи писал вот уже не один год. Писал, как говорят, «в стол», то рвал написанное, то проходило время, и он восстанавливал уничтоженные материалы. Всё шло как-бы по запланированному кем-то кругу – порванные тетради бросались в мусорные мешки, вместо них открывались новые, а с ними к Павлу приходили знакомые ему тексты, но уже преображённые в более яркие слова, которые выражали ёмкость суждений, и не напрямую, а косвенно, завуалированно, при этом чётко и ясно отображая происходящее вокруг.

Озарение пришло к Павлу посредством мук. Очередным тягостным утром в неком тумане он полуслез, полувстал с софы. Их однокомнатная квартира полна холода. Батарея кое-как отдавала своё тепло, полуголодная жизнь стучала в висках, желудок перестал требовать еду и, будто присохший к позвоночнику, посылал сигналы о жажде. Паша, полусогнувшись, побрёл в кухню в поисках кружки и воды. Чего-чего, а воды из крана текло предостаточно. Мама так же, как сейчас, лежала за стенкой, но мебельной. Её разум остро болел. Вместе с тем она пребывала под воздействием иных, каких-то потусторонних сил. Они снимали у неё чувство голода взамен на возможность давать ей видеть чёрных старух, маленьких, хитрых дедков, слышать голоса людей, которых нет рядом. И за несколько лет она вроде как даже к ним привыкла.

Паша вернулся по окончании института домой, когда и начались самые жуткие и странные годы в его жизни. Вначале он ходил на работу. Деньги выплачивали так редко и мало, что нехватка полноценной еды для поддержки организма росла в геометрической прогрессии. Павел терял силы с каждым новым днём, и в итоге не смог выйти на работу. Голодные годы России коснулись многих семей. Все выживали как могли. Поддержка друг друга стала нитью жизни. Паше по мере возможности помогал друг. Он жил со своим родителями. Ему жилось легче, поэтому суп, «вторак», как любил говорить друг, с его семейного стола не давали Павлу умереть. Коля заходил не так часто, на то были свои причины, и всё же жизнь не покидала Пашу. Сейчас же друг не объявлялся четвёртый день подряд. И Павел радовался: «Наконец-то я умру, раз я лишний на этой земле!» Он попил воды и вернулся в постель. Как только Паша лёг, голова провалилась в подушку, а глаза закрылись так тихо и незаметно, что глухой стук, начавшийся в висках, нисколько не мешал ему засыпать. Паша стоял на песчаной дороге, перед которой возвышалась такая же песчаная гора. Нет! Гора слишком громко сказано. Горка! Примерно метров пять в высоту. Он ни о чём не думал, кроме как преодолеть выросшее перед ним препятствие. Подошёл к подножию горки, сделал первый шаг по её склону, за ним второй, третий, поднимаясь всё выше и выше. Но на четвёртый шаг его передняя нога увязла в песке. Павел начал выдёргивать ногу, помогая двумя руками, и в одно из резких движений пошатнулся в сторону, упал, нога освободилась, но вместе с тем он скатился кубарем вниз. Горечь охватила его душу. Паша встал, рассерженный на «упрямую» горку, вязкий песок, свою странную слабость. «Ладно! Я всё равно на тебя взберусь!» – подумал про себя Павел. При этом сделал новый шаг. Это всё, что он успел предпринять, так как песок, лежавший перед ним, единым целым пластом поднялся и накрыл его. Тут же вся основная масса песка осыпалась вниз. А вот самая ничтожно маленькая прилипла к лицу Павла, закрыв обзор. Он пытался снять песок с глаз, скинуть, оторвать, но тот намертво прилип ко всей его коже, словно посаженный на очень прочный клей. У Паши ничего не выходило. Его голова закружилась, он упал, а через секунду-другую его совсем не стало в этой картине. Он куда-то провалился, где ему стало хорошо и где время потерялось. Сон исчез. Паша открыл глаза и узнал свою комнату. Но внутри него осталось тонкое чувство разочарования. Оно говорило ему о чём-то высшем, счастливом, к чему он прикоснулся своей душой и потерял. А дальше его наградили рифмами. И в них был Бог и ангелы-поэты. И теперь Паша знал всё и ничего!

Сейчас жизнь Павла перестала быть голодной, но «муза» осталась с ним. Паша закончил стих. Поблагодарил Бога за дар и уснул с мыслью об Ире.

Снег безвозвратно овладел городом. Пришёл декабрь, подходила к концу его первая неделя. Они встречались каждый день. То Паша ждал на остановке, а Ира спешила к нему с работы, то в выходной день они гуляли от кафе к кафе, от магазина к магазину. Он всегда стремился держать её за руку, приобнимать. А она насмешливо принимала его проявления любви.

– Я не люблю показывать свои чувства на людях. Мы же не школьники.

Но Паша не обращал внимания на её слова, а продолжал прижимать к себе своими сильными руками, целовать в щёки, губы, глаза, несмотря на проходящих рядом людей, холод, падающий на них снег. Он считал, что им всё к лицу.