Алаид

– Да, она травница хорошая, не знаю, что бы мы без нее делали. А Бланке накажи больше не убегать на болота без шапки. Хотя Йора, наверное, и так уже провела с ней воспитательную работу, – по лицу Вала видно, что и он представил нашу маму – довольно хрупкую женщину – в гневе. Вывести ее из себя было довольно сложно, но если кому-то это удавалось, то он об этом непременно быстро начинал сожалеть. Бланке вот с легкостью удавалось. В редком гневе мама могла навести страху даже на старейшин клана. Но вообще, они с мамой были очень похожи, особенно деятельным характером, как бы мама не ворчала на младшую дочь за ее проделки, а даже она признавала, что от отца Бланке достался только цвет глаз.

– Вот уж точно! Бланка это теперь надолго запомнит, – мы заговорщицки хмыкнули, шумно отхлебывая горячий чай.

Внезапно я вспомнила, что и мне влетит не меньше, чем Бланке, если я еще задержусь. Быстро затолкала в рот еще пару ложек варенья и засобиралась домой.

– Мне пора, Вал, спасибо, – уже почти в дверях поблагодарила я, накидывая набегу плащ.

– Мирра, подожди, я тут кое-что для тебя сделал же и совсем забыл! Дырявая моя голова! – бормотал Вал, доставая что-то обернутое в мешковину из сундука. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, но в конце-концов решила задержаться, не хотелось его обижать. Да и что скрывать – было жутко любопытно.

Вал протянул мне сверток, который оказался на удивление легким, не смотря на то, что вещь выглядела не маленькой. Я аккуратно положила его на колени и стала разворачивать, откидывая одну за другой полы ткани. Оставалось снять еще кусок материи, но я уже начала догадываться, что там внутри. Бросила удивленный взгляд на Вала, но он лишь ободряюще мне кивнул, чтобы я продолжила. На секунду мои пальцы замерли в нерешительности. Неужели это мне? Прикоснулась самыми кончиками к своему подарку и вздох восхищения вырвался из груди.

Изящный, гладкий из легкого, но крепкого тиса, с узорами по торцам и упругой тетивой. На коленях у меня лежал лук. Мой собственный лук! Я бережно взяла его в руки, как будто могла испортить своими неловкими движениями.

– Вал это же… Какой красивый, – только и вымолвила я, не в силах оторвать от него глаз.

Вал улыбался довольной и немного гордой улыбкой с сеточкой морщин вокруг глаз.

– Рад, что тебе понравилось. Я помню, что ты не любишь мечи и клинки, но лук пусть будет при тебе всегда. Не чтобы навредить, но чтобы защититься и защитить в случае необходимости, Мирра.

– Спасибо, спасибо огромное, Вал! Ты его сделал специально для меня?

– А для кого же еще?! Кто еще в свои восемь зим так метко стрелял, словно родился с луком в руках? – спросил он.

И это было правдой. Это было единственное в чем я была хороша и чем могла гордиться. Прицеливалась меньше мгновения и всегда била в цель.

– Я и стрел тебе изготовил впрок.

Только после его слов я с силой отвела взгляд от лука и увидела кожаный колчан, что остался у меня на коленях. Толстая кожа с тиснением, аккуратно обшитая по краю суровыми нитками, широкая перевязь, чтобы было удобно носить его за спиной и около пятнадцати стрел с иссиня-черными блестящими перьями. Колчан не уступал по красоте луку и я просто не находила слов. Порывисто обняла Вала, отчего он смутился. Такого подарка у меня еще не было и вряд ли будет, —подумала я.

– Ну, полно тебе, Мирра, полно Что смущаешь старика! Примерь-ка колчан, сразу затянем его по тебе.

Я надела его поверх легкого шерстяного плаща подбитого мехом, он идеально лег между лопаток и совсем не чувствовался. Даже не пришлось ничего подгонять.

Домой я, кажется, летела, а не шла. Даже грядущий нагоняй от мамы больше не страшил меня, хотя мне было стыдно, ведь ей скорее всего пришлось сделать эту работу за меня. Я даже почти забыла про свое пугающее видение. Главное, что я успела, остальное не важно, счастливо улыбалась я своим мыслям.

Я на всякий случай по пути проверила дровник. Сетки для переноса поленьев ожидаемо там не оказалось. Но я все равно набрала побольше дров в охапку, чтобы хоть как-то загладить свою вину.

Мама встретила меня таким недовольным взглядом, что я невольно поежилась, но она не спешила ругаться, выжидая моих объяснений. Если от отца мне достались черные как смоль волосы, то от мамы серые штормовые глаза, только в отличии от нее, я не умела так выразительно смотреть, что слова становились лишними.

– Мам, прости, Валу нужна была помощь, – забормотала я, пока несла дрова к печи. Румянец на щеках с мороза немного скрывал мой стыд, что пришлось врать Йоре, но и правды сказать я ей не решалась. Я вообще никому не рассказывала о своих видениях. Ни одной живой душе.

Сначала, когда я была совсем маленькой, я смекнула, что это дает мне преимущество. Я знала наперед то, что другим неизвестно. Это было моей забавой, видеть как исполняется в реальности видение. Но потом я поняла, что никогда не слышала, чтобы с кем-то из клана случалось что-то похожее. Никто об этом никогда не говорил и не хвастал. И я всерьез испугалась. А вдруг это что-то плохое – видеть будущее? Вдруг я больная головой или проклята?

Так я рассудила уже позже и с тех пор хранила свою тайну ото всех. Даже от Бруна. А ведь он мой единственный близкий друг.

– Но ты только посмотри, что он для меня сделал, – переводя тему, я стянула с себя лук и колчан, чтобы маме было лучше видно.

– Мирра, это, конечно, очень похвально, что ты помогаешь другим, но впредь не забывай хотя бы поставить меня в известность! – кажется мое искреннее раскаяние на лице, немного охладило ее гнев и она добавила уже мягче. – Ну хорошо, дай-ка его как следует рассмотреть. Ох, какой красивый, Мирра!

Тут же подскочила Бланка и тоже старалась разглядеть мой подарок поближе и даже утянуть незаметно колчан, чтобы как следует его пощупать.

– А дашь мне пустить стрелу, Мирра? Ну, пожалуйста! А мне он может такой же сделать? А? Я тоже хочу! – Бланка это просто шквальный ветер в нашем доме, мама всегда про нее так говорит. Что у нее просто пчелиное жало в одном месте. Но мне кажется, что их там как минимум дюжина!

– Ты же еще стрелять даже не умеешь, зачем тебе лук? – удивилась мама, ероша ее светлые волосы.

– Чтобы все боялись, а то обзывают меня мелкой и не считаются со мной! – Собрав брови на переносице возразила сестра. Это она, конечно, перегнула палку. Мы с мамой понимающе переглянулись.

– Ты и так дубасишь мальчишек во время игр, что они тебя скоро сторониться начнут! – пожурила младшую дочь Йора.

Это отчасти правда, хотя «отчасти» – это еще слишком мягко. Бланка – гроза мальчишек всей Долины. Вал обычно про нее говорит, что у нее просто повышенное чувство справедливости, а справедливым быть сложнее, чем добрым. Но мне кажется, что он приукрашивает, потому что не смотря на ее несносный характер, все в ней души не чают.

Бланке скоро семь, у нее длинные соломенные волосы, которые мама заплетает в две косы над ушами, широко распахнутые голубые глаза, которые умеют принимать такое невинное выражение, что сложно поверить, что она может не моргнув глазом наставить синяков любому обидчику. В общем, это настоящая оса в обличии милой бабочки, но от этого я, кажется, люблю ее только больше.

А через два дня, когда мы с мамой толкли сочные ягоды клюквы для компота, в дом вошел отец. Плечи опущены, глаза как будто остекленели. Я замерла, почуяв неладное. Даже воздух в доме казалось в миг похолодел, как и все у меня внутри. Мысленно я уже просила, чтобы отец не произносил ни слова, чтобы молчал. Ведь пока горестные вести не сказаны вслух, можно сделать вид, что ничего не случилось.

– Гинтар? – осторожно начала мама. – Что случилось?

– Вал… Он…

Нет! Нет! Нет! – мысленно закричала я, – не продолжай! Прошу тебя! Но отец не слышал моих немых просьб и, как топором, одной фразой разрубил что-то у меня внутри.

– Его больше нет. Вала больше нет.

Мама начала оседать на скамью у стола, отец на негнущихся ногах бросился ее поддержать. А я таращилась в одну точку, не желая воспринимать эти слова. Я ведь все сделала, чтобы спасти его. Все сделала! Он не должен был умереть!

– Как это произошло? – шёпотом произнесла мама, но этот шепот разнесся барабанным стуком.

Я уже не могла разглядеть ни ее ни отца из-за пелены слез. И ничего не хотела больше слышать.Это не могло быть правдой! Выбежала на улицу как была в юбке и шерстяной тунике и понеслась к дому Вала, чтобы увидеть его, как всегда выходящего на крыльцо. Он обычно так и делал, выходил нас встречать, заприметив в окне еще издали.

Я срезала все углы и игнорировала расчищенные дорожки, утопая в глубоких сугробах, как в безнадежности своих надежд. Кто-то схватил меня сзади, развернул и крепко прижал к себе. А я продолжала биться птицей. Сквозь слезы до меня пробился голос Бруна.

– Мирра, постой, – шептал он мне на ухо. Его голос тоже надломлен от боли. – Тебе не нужно туда ходить. Мирра, тебе не нужно…

Я продолжала молотить руками грудь друга и что-то кричать. Что это неправда, что я спасу его. Но силы постепенно оставляли меня и понимание необратимости случившегося уносило в темную бездну отчаяния. Я потеряла сознание.

Бланка потом сказала, что я провалялась в бреду три дня. Очнулась на своей постели дома. В ногах свернувшись калачиком спала сестра, а мама сидела рядом и гладила меня по голове. Глубокие тени, что залегли под ее глазами, говорили, что она провела без сна не одни сутки, но все же она улыбнулась, когда я открыла глаза.

– Дочка, милая! Ох, спасибо Праматери, ты очнулась! – мамина рука такая нежная и мягкая, что я снова прикрыла веки, чтобы раствориться в этом чувстве защищенности еще на пару мгновений. Но обрывки последних воспоминаний безжалостно вытеснили все в моей голове, снова наполняя рот горечью. Никого я не спасла. Я просто отсрочила неизбежное. Никчемная Мирра!

– Мы так волновались за тебя, – отец встал с резного кресла, а я с тоской отметила, что это кресло тоже из-под рук Вала. Отец заказал его в подарок для мамы пару лет назад, чтобы ей было удобно сидеть у очага, занятой вязанием. От наших разговоров встрепенулась сестра и с криками кинулась мне на шею, чуть не душа в объятиях, а затем спрыгнула и бросилась к дверям.

– Пойду скажу Бруну, что ты очнулась! – уже выбегая на улицу сообщила она.

Я попыталась ее остановить, но тело от долгого лежания перестало меня слушаться и голос осип. Мама только махнула ей вслед.

– Пусть бежит. Брун и правда места себе не находил, как принес тебя без сознания. Не отходил ни на шаг. Пришлось Шиппу волоком его утащить домой, а не то и спать бы остался тут же на коврике у твоей кровати, – с улыбкой рассказала Йора.

Я представила, как выволакивали из дома упирающего Бруна, и тоже улыбнулась. Уж я то знала, каким настырным он мог быть порой. Возможно, так проявлялись черты его тотема. Что бы там ни говорили, но мне казалось, что со временем человек перенимал некоторые повадки своего зверя. У кого-то сходства были более явные, у кого-то, как легкие тени. Хотя как я могла рассуждать об этом, если меня дар Источника обошел стороной?

Незаданные вопросы повисли в воздухе, но я решила не расстраивать и без того переволновавшихся из-за меня родителей и попросила просто принести мне гребень и зеркало, чтобы причесать растрепанные волосы, перед приходом друга. Отец с плохо скрываемой тревогой посмотрела на маму, но она решительно встала и подала мне свое небольшое зеркальце.

– Мирра, ты только не расстраивайся, – начал тихо отец.

Что я в нем должна увидеть, раз мой отец так взволнован?

А я видела в маленьком отражении свое привычно бледное лицо с может чуть более впалыми щеками и обычными серыми глазами, и не понимала, о чем он говорит. Но потом немного отодвинула зеркало дальше и заметила толстую, слегка вьющуюся прядь седых волос над правым виском. Я провела по ней рукой. Среди черных как вороньи перья волос, эта прядь была похожа на густой, стелющийся туман над рекой, убегающей вдаль.

– Как? – спросила я, касаясь ее рукой.

– Гуди говорит, что это последствия… пережитого горя. Прядь появилась в первую ночь, пока ты спала.

Первым моим порывом было убрать прядь за ухо, спрятав под волосами. Так будет меньше заметно. Но видя печаль на лицах родителей, я только выдавила для них ободряющую улыбку, будто ничего особого не произошло и резко поднялась с постели. Хватит валяться! И, кажется, даже услышала тихий вздох облегчения. Наверное, отца. Да и на самом деле, разве одна серебряная прядь может сравниться в той болью, что им уже пришлось пережить, подумала я, стоя на нетвердых ногах.

Знала бы я тогда, что эта прядь совсем не последствие горя, а мое личное предупреждение.

А тот день ознаменовал, что мое детство навсегда закончилось.

Позже я узнала, как именно умер Вал. Дома по прежнему при мне об этом молчали, но когда становишься своей бестелесной тенью, то невольно можешь услышать больше, чем следовало. Помню, как закусила до боли кулак, чтобы не взвыть в голос, пока ужасные подробности долетали до меня и прожигали дыры на коже. Лучше бы я не вмешивалась, тогда его страдания были бы мимолетными.

Я вынырнула из этого воспоминания, что вязкой патиной тоски окутало меня и сразу окунулась в другое.

Смерть Вала было последним видением, что я себе позволила по глупости увидеть.

Следующее настигло меня вскоре дома. Вернее попыталось.

Я помогала маме готовить ужин. Она отлучилась в кладовую за специями для жаркого. На огне тихонько булькал мясной бульон, а я уже почти дорезала овощи. Оставалось только все это соединить вместе и потомить на огне. Как раз все успеет приготовиться к возвращению отца, подумала я, как снизу вверх по позвоночнику прошла такая знакомая волна мурашек, всегда предвещающая видение. Судорожный вздох. Горло перехватило тисками, а перед глазами поплыли сначала размытые картинки. Мгновение и они обретут четкость и я в них увижу кого-то дорогого и близкого. Я оцепенела от паники. Но рука уже был за занесена для очередного движения, чтобы нашинковать мелко капусту. Нож дрогнул и вместо овоща прошелся острым лезвием по указательному пальцу. Это мгновенно привело меня в чувство. Морок видения спал. Я даже не вскрикнула, так была потрясена. Только мама, когда вернулась, спросила, как я себя чувствую. Ей показалось, что я побледнела. С момента моего срыва и обморока, я часто ловила на себе ее встревоженные взгляды, когда она думала, что я не вижу. Она беспокоилась, а мне не нравилось ее расстраивать.

– Просто порезалась, – подняла, показывая палец с тонкой струйкой крови. – Ничего страшного, сейчас перевяжу.

Пока заматывала палец тряпицей, лихорадочно обдумывала то, что произошло несколько минут назад.

Боль.

Боль короткой яркой вспышкой прогнала видение. Вот так просто? Значит я могу с этим бороться. И буду! Обязательно буду! Не хочу всю жизнь быть заложницей этого проклятия. Только не это! Я подышала успокаиваясь. И уже знала, что мне делать дальше.

На следующий же день я пошла в кузницу к Рэму. Высокий и широкоплечий, как скала, кузнец с тотемом зубра спокойно выслушал мою странную просьбу, но лишних вопросов задавать не стал. За что я была ему неимоверно благодарна. Просто сказал приходить через два дня. Их я провела в нетерпении, словно сидя на раскаленных углях. Пару раз я возвращалась к видению, что прервалось порезом, но была рада, что никогда не узнаю, что в нем было сокрыто. С меня достаточно.

– Я выполнил твою просьбу, Мирра, – протянул мне холщовый мешочек Рэм, когда я спозаранку третьего дня прибежала в кузницу, где уже кипела работа. – Примерь сразу, если не подойдет, я переделаю.

Я вытряхнула на ладонь содержимое мешочка и полюбовалась на тонкое черное кольцо. Простое, ничем не примечательное, немного даже грубоватое, но красота тут совсем не важна. Важен только небольшой выступающий шип, заточенный, как жало шершня. Мое спасение!

Примерила. Оно идеально село на средний палец, мягко поигрывая при свете солнца.

– Спасибо, Рэм, оно прекрасно! – Кузнец довольно улыбнулся, а я поторопилась расплатиться и уйти, пока он все-таки не стал меня расспрашивать о том, зачем мне понадобилась эта вещь. Платы он брать не хотел, но у меня была заработанная монета с прошлогодней ярмарки и я с радостью оставила её на наковальне.

Вместо дома я отправилась в противоположную сторону. Оказавшись у кромки леса, я опустилась на упавшее дерево и перевернула кольцо острием внутрь. Слегка сжала кулак. Шип впился мне в ладонь и легкая боль прокатилась освежающей волной. На коже остался едва заметный след.

То, что нужно. Когда видения снова захотят залезть мне в голову, нужно просто сжать покрепче кулак и боль сделает свое дело. Я больше не буду видеть того, что случится. Это мысль меня окрылила.

Возможно, кто-то бы возжелал мой дар. Кто-то бы счел его силой. Но мне он был не нужен. Я не хотела однажды видеть то, что случится с моими близкими. Знать, что потеряю кого-то из них, но смогу только бессильно стоять в стороне и наблюдать. Потому что за любое вмешательство придется платить. И платить дорогую цену.

На это я была не готова.

───※ ·❆· ※───

После разговора с Бруном про поездку в Варгард, я решила выяснить, что об этом думают родители.

Как я и предполагала, у отца были другие намерения. Он готовился в этом году отправится с мужчинами на большую охоту, чтобы заготовить оленьего мяса для всего клана, пока не выпало слишком много снега, да и олени еще не обзавелись детенышами.

Каждый год примерно в одно и тоже время, до глубокого снега, стада перебираются с севера через перевал немного южнее, чтобы пережить зиму и родить свое потомство – там у них больше шансов добыть пропитание. В это время они проходят всего в двух-трех днях пути от Долины. В этом году снег лег на горы раньше обычного и старая Ика сказала, что олени не будут ждать и скоро отправятся к месту зимовки. Поэтому сезон большой охоты начнется раньше. По традиции охотники уходит на добычу мяса на несколько недель, чтобы выследить, добыть, освежевать и принести все в Долину.

Жизнь в Долине размеренная и понятная. Мы всегда точно знали, в какой сезон чем следует заниматься. Летом – собирать ягоды, сушить травы, коренья и грибы. Осенью – готовить луки и стрелы, чинить сани, утеплять жилища, прясть шерсть и шить теплую одежду. Зимой – добывать мясо и шкуры. Весной главная задача – сберегать последние силы, чтобы дождаться прихода лета и начать все заново. Все своим чередом, никакой спешки или суеты. Так из года в год. И ничто не могло нарушить ход этих вещей, установленных самой Праматерью, поделившей круг года словно пирог на сезоны.

Меня и Бланку родители все-таки отпустили на праздник Самой Длинной Ночи. Хотя мама наотрез отказалась ехать с нами. Молодая Крита ожидала первого ребенка и очень переживала, что несмотря на возраст, здоровье ее было слабым и мама обещала ей быть рядом и помочь появиться малышу на свет. Поэтому сестру поручили полностью под мою опеку. Что ж, путешествие обещало быть интересным.

Бланка как узнала, что можно поехать, так с тех пор дом стоял на ушах. Только и разговоров, что о предстоящем путешествии. Как будто в ней взыграла давно спящая кровь кочевников. Но это была ее первая дальняя поездка и ее можно было понять. Родители, кажется, успели уже сотню раз в тайне пожалеть о своем решении. Пережить день или два её слез и обид было бы легче, чем справиться с её неуемным энтузиазмом. Целыми днями ее мысли были заняты поездкой, она бесконечное множество раз просила описать Варгард, как выглядят его улочки и жители, хотя знала эти истории наизусть.

Глава 2

В путь мы отправились с семьей Бруна, которая кроме него состояла из его отца и младшего брата Грана. Жена Шиппа – Илая, умерла сразу после рождения Грана и он еле пережил уход любимой. Несколько недель он пропадал в лесу в обличии тотема, но любовь к своим детям взяла вверх над горем и он вернулся. Истощенный, израненный, но вернулся.

Как-то отец обмолвился, что всерьез тогда переживал, а не предпочтет ли Шипп остаться рысью и уйти в горы, ведь облик зверя притуплял человеческие страдания и давал такое сладкое забытье. Конечно, о Бруне и Гране тогда бы позаботился клан. Они бы выросли не обделенные любовью и заботой, но с родным отцом все же как-то лучше, тем более с таким, который на все старался смотреть с легкой иронией, хотя он и растерял часть своей живости, после ухода жены. Брун на него похож, а вот Гран, мама говорит, унаследовал больше от Илаи. Вообще, внешне они очень похожи, только у Грана в отличии от брата короткие, еле прикрывающие уши, каштановые волосы. Их видимо и имеют ввиду, говоря, что младший пошел в мать.

Конечно, нас не могли отпустить просто беспечно веселиться на празднике. Нам надавали кучу заданий и поручений, которые нужно будет непременно выполнить. А еще Гуди снарядила нам целый ящик мазей и снадобий собственного приготовления, чтобы мы ими поторговали на ярмарке. Она каждое лето и осень заготавливает травы, как безумная, что я иногда пугаюсь ее рвения. Особенно, когда она еще и разговаривать начинает со своими пучками и скрутками или напевать им, пока перетирает в порошок. Но на самом деле она просто любит свое дело, от того и поет ее сердце. Вот так, не зная меры у нее обычно к началу холодов образуются огромные запасы скляночек, что хватило бы на десять зим вперед. И нам теперь предстояло взять излишек на ярмарку. Мы выручим немного денег для клана, а люди получат лучшие во всем Севере лекарства.

Кроме нас в столицу отправилось еще пять семей. Мы выехали с рассветом, чтобы почаще делать привалы и давать лошадям отдыхать. Мама проводила нас, снарядив теплыми меховыми одеялами и едой. Обняла по очереди на прощание и велела мне не спускать глаз с Бланки и Грана. За него мама всегда волновалась, как за сына, да и любила не меньше, поэтому и я на него смотрела, как на младшего брата.

Путь до Варгарда занимает пять дней пути на лошадях запряженных санями или девять пеших. Мы всегда за пределами Долины передвигаемся только в обличии людей, соблюдаем дополнительную осторожность, чтобы не привлекать излишнего внимания. Если все пойдет по плану, то мы доберемся до столицы как раз в день празднования. Но сначала нам нужно преодолеть длинное узкое ущелье, такое узкое, что с трудом проходила телега или сани, но зато оно защищало деревню от ветров и посторонних глаз. Если смотреть на наши высокие холмы, их еще называют Ломанными, издали, то невозможно догадаться, что там есть проход. Потом нужно перейти небольшой перевал и дальше все время дорога пойдет через хвойный лес, который изредка будет сменятся небольшими открытыми участками. Хотя и дороги-то там как таковой не было. От Долины до ближайшего поселения было почти девять лиг.

Погода стояла морозная и полозья легко скользили по хрустящему снегу. Для поездки Шипп соорудил на санях деревянные дуги, так что в непогоду можно было натянуть полотно из шкур, чтобы защититься от ветра и метели. Правил лошадью в основном тоже он, но иногда Брун сменял его, а я подсаживалась рядом и было так хорошо просто молчать, сидя плечом к плечу, и смотреть по сторонам, как меняется вокруг пейзаж. Бруна никогда не тяготила тишина, как и меня, мы знали ей цену.

Чего не скажешь о наших младших. Те уж вечно дурачились или препирались, то вообще устраивали снежные баталии, так что и нам периодически прилетало по снаряду то лоб, то в затылок. Мы пытались делать строгие лица старших и более ответственных людей, но надолго нас тоже не хватало и мы все подключались к их игре и первым сдавался обычно Шипп. А иногда уже в сумерках Бланка и Гран убегали в лес и возвращались оттуда в глазами полными счастья. Я знала, что они оборачивались и резвились в обличии своих тотемов. Я как наяву видела их – рыжая лисица с черным хвостом и заяц со светло серой шерстью бегают по пушистому снегу под луной. Играют, видя и ощущая этот мир своей звериной сущностью совсем по другому. Я сотни раз просила их не прятаться от меня, убеждала, что мне все равно, но видимо что-то на дне моих глаз говорило об обратном и они продолжали сбегать. Брун в такие моменты всегда садился ближе ко мне, накидывал теплое покрывало на плечи и делил со мной горячий отвар из трав. Он все понимал без слов.

В один из вечеров, когда все укладывались на ночлег, я стояла поодаль, глядя на мирные перемигивания звезд, и поймала себя на мысли, что кажется впервые почувствовала себя… почти целой. Не раздробленной и кое-как собранной из кусочков, а целой. Я осмотрелась вокруг, но не нашла ничего, чтобы могло вызвать такие чувства. Разве, что дорога, что петляла впереди. Я много раз собиралась покинуть Долину, знала, что мне надо уйти из клана, чтобы он вновь зажил той жизнью, что была раньше. Чтобы перестать быть немым укором для его жителей в их счастье. Но я боялась. Только от мысли остаться одной в груди все сжималось. Я и так-то ничто, пустышка, а без близких людей перестану быть даже воспоминанием. Хотя, может оно и к лучшему? Я замотала головой, стряхивая с себя наваждение. Брун никогда не покинет семью и свою землю, а я не вижу своей жизни вдали от него, так что кроме страха меня держало еще и это.