Кровь на воздух

– У тебя есть доступ к камерам в рубке?

– Есть.

Не самое обычное решение, космики ненавидят визуальный контроль, ну да ладно.

– Моё зрение повреждено, я не вижу меню на экране. Ты можешь подсказывать мне названия пунктов?

– Я могу сделать лучше, капитан. Я открою вам нужный раздел, вам останется только подтвердить команду с клавиатуры.

– Покажи.

На экране капитанского терминала начали сами собой разворачиваться и перелистываться меню управления, пока не открылось окно с подтверждением. Текст не вижу, но пиктограмма вроде бы правильная. Офигеть. Бред какой-то. Какой дебил дал ИИ доступ к графическому интерфейсу бортового компьютера, даже без права подачи команд? Этак действительно поверишь, что капсулу тоже она…

Я нажал кнопку ввода, подтверждая разблокировку, и побрёл в коридор.

– Налево, капитан, – заботливо подсказывал голос. – Далее до конца коридора и направо.

– Сюда? – переспросил я, добравшись до прохода.

– Я не имею доступа к камерам в коридорах, а также других помещениях. Только к камере в рубке.

Да, кто-то тут здорово порезвился с интерфейсами, и если этот «кто-то» попадётся технической инспекции, то я ему не завидую.

В рекреации, к счастью, всё штатно. Порядок образцовый, препараты точно на своих местах, читать этикетки не надо. Бело-красный флакон – витаминно-минеральный коктейль, поправит баланс электролитов. Синий – анальгетик-спазмолитик и транквилизатор-миорелаксант. Перестанет трещать башка и крутить конечности. Жёлтый – регидратор, предотвращает обезвоживание. Голубой – детоксикатор-антиоксидант-гепатопротектор, расщепляет метаболиты гибернационных препаратов, помогает печени и почкам. И бело-зелёный – нейрореген-ноотроп, должен помочь моей башке вспомнить, как думать. Может быть, она перестанет ощущаться как набитая минеральной ватой тыква на плечах и начнёт соображать, потому что уже пора. Ни хрена я что-то не понимаю в происходящем.

Амнезию, впрочем, так не вылечишь. Но травматическая амнезия, вызванная нештатным выходом, имеет тенденцию проходить сама. Обычно. Даже часто. Не сразу, но проходит.

Не у всех, но у многих.

Память вообще странная штука – я много помню о травматических амнезиях, работе капсул и технологиях потока, но понятия не имею, откуда мне это известно. Вот, скажем, цветовая маркировка постгиберных рекреатов – это не те знания, которые встретишь у среднего обывателя.

Я сгрёб препараты, взял пневмоингалятор, сел на койку в узком пенале индивидуального бокса, выставил терморегулятор на комфортные плюс двадцать пять и начал вводить их один за другим, благо порядок тоже помню. Последним – синий, от него быстро вырубает. Теперь два стакана воды, чтобы почки проснулись, и можно падать. Пусть организм поработает, а я посплю.

***

Судя по таймеру бокса, проспал аж четырнадцать часов. Чувствую себя лучше, только очень хочется в гальюн. Почки потрудились, выводя отраву, надо освободить место.

В зеркале выгляжу теперь презентабельнее, а главное, отчётливее эту презентабельность вижу. Глаза начали фокусироваться, зрачки выровнялись, микрогематомы в белках ещё есть, но это так быстро не проходит. С головой, правда, не сильно поправилось – и себя не вспомнил, и в том, что вспомнил, не уверен. Я действительно разговаривал тут с ИИ? Один из маркерных симптомов посткапсульных расстройств психики – хронический галлюциноз. Причём характерен как вербальный, так и зрительный, с высокой степенью субъективной достоверности. Так что я вполне мог и с говорящими енотами побеседовать, почему нет. ИИ – это ещё не самый тяжёлый случай.

Вернулся к своей капсуле, посмотрел открытый лог. Правый глаз пока видит плоховато, но если смотреть одним левым – текст разбираю. Неисправности не было, поток прерван экстренным выходом по команде. Личные данные последнего пользователя закрыты – это не то чтобы совсем уж необычно, но всё-таки большинство не заморачивается. Каждый гражданин имеет право не делиться персональными данными с балбесом, который захочет со скуки потыкать в дисплей его капсулы, но не каждый гражданин об этом знает, и ещё меньше тех, кто даёт себе труд это сделать. Обязательный доступ только у экипажа и только к «эмергентной части» – то, что может понадобиться в нештатных случаях. Группа крови, медикаментозные аллергии, обезличенный номер айди, потоковый показатель, место назначения, ну и «резервный индекс мобилизации». Он показывает, на что эта конкретная тушка может сгодиться, если вдруг что. Например, если штатный медик в рейсе свернул шею, неудачно упав с трапа, а жена капитана принялась, как назло, рожать, то капитан может найти среди пассажиров по «резервному индексу» врача и разбудить его. Объяснительных, конечно, придётся написать пачку, и всё равно не факт, что разбуженный не подаст в суд. Да и вообще, при экстренном прерывании он будет никакой, я тому пример, а пока оклемается – все уже всех родят. В общем, не частый случай, но теоретически возможный. Меня же разбудили зачем-то. Осталось понять, кто и зачем именно.

***

В рубке по-прежнему никого, но горит свет и тепло. Уже лучше. В каютах всё так же пусто, никаких следов экипажа. Их надо бы осмотреть детальнее, но зрение недостаточно восстановилось для поиска мелких улик, а сослепу я только всё испорчу. Пока достаточно самой очевидной улики – экипажа нет. Мария, мать её, Селеста, ага.

Первая мысль – экипаж покинул судно. Не подтвердилась – все спасательные катера на месте. Вылететь на них, находясь посреди чёртового нифига приблизительно на середине рейса, было бы, разумеется, полным безумием. Точнее, изощрённым мучительным самоубийством – в глубоком космосе нет такой точки, до которой можно долететь на катере. Они внутрисистемные, да и то теоретически. Практически куда-то пилить на таком даже в пределах Солнечной опухнешь. Но – традиция. Кораблю положено иметь шлюпки, и он имеет. Единственный сценарий, в котором они могут пригодиться – спустить экипаж на планету, не имеющую орбитального космопорта. Но что делать на такой планете экипажу буксира, например?

В общем, хорошо, что они не улетели, но плохо, что их тут нет. Хотя, почему нет? Буксир большой. Десяток человек можно спрятать так, что я их буду год искать и не найду. Особенно, если они почему-то не очень живые. Скажем, один из членов экипажа, например, медик, сходит с ума… Почему медик? Ну, во-первых, медик тут педант, зануда и перфекционист, по идеальному порядку в рекреационных аптечках видно. Такие все потенциальные маньяки. Во-вторых, медику проще всего тихо убрать всех стальных – добавить в чай миорелаксант, и, пока они лежат, не в силах пошевелиться, медленно, глядя в глаза жертвам… Да, что-то меня заносит. Неважно. В общем, в таком маленьком коллективе сумасшедший действительно может всех убить, один остаться. А потом, например, с безумным хохотом выброситься из шлюза. В скафандре или нет – неважно, результат одинаковый в итоге. Что там, кстати, со скафандрами?

О, двух не хватает. Маньяков было двое, и они бились в открытом космосе на кухонных вилках? Кто кому первый скафандр проткнёт? Более вероятно, впрочем, что скафы просто валяются где-то в кладовке в ожидании замены или ремонта. Скафандров

всегда некомплект, потому что пользы от них немного, срок службы маленький, замена дорогая. Выходить на обшивку особо незачем, нет там ничего такого, что не потерпело бы с ремонтом до базы. А внутри корабля в них не повернёшься. Поэтому скафы приводят в порядок только перед техревизией, когда от расходов уже не отвертеться, в остальное время держат штуки три на всякий случай, не больше.

Кстати, а сколько тут вообще было людей в экипаже? Ну-ка… Хм… А где список-то? А нет списка. Это как такое возможно вообще?

– Капитан, – раздался женский голос из динамиков внутренней связи, – как вы себя чувствуете? Вам стало легче после лечения?

– Видимо, недостаточно, – ответил я рассеянно, – галлюцинации так и не прошли.

– У вас галлюцинации? – расстроился голос. – Это тревожный симптом!

– Да, – подтвердил я. – Голоса вот слышу.

– Какие?

– Разговариваю с воображаемым искином, например.

– А, – ответила искусственная дама с облегчением, – вы шутите. Вы же шутите, да?

– Надеюсь, что так… Есть какой-то способ отличить галлюцинации от реальности?

– Насколько мне известно, нет, – вздохнул динамик. – Любое доказательство реальности может в свою очередь оказаться галлюцинацией следующего порядка.

– Тогда у меня проблемы. Или нет. Или не знаю.

– Давайте начнём с малого, капитан. Что вас беспокоит прямо сейчас?

– Кроме того, что я не помню, кто я такой и каким образом сюда попал? Ну, пожалуй, несколько напрягает отсутствие экипажа. Как физическое, так и, в некотором смысле, информационное.

– Что вы имеете в виду?

– В системе не создано ни одного аккаунта. Ни капитана, ни помощника, ни медика, ни астрога – никого. Эта лайба даже свет в сортире не включит без авторизации, как вышло, что она вообще куда-то летит?

– Я не знаю, капитан. Мне очень жаль, – голос в динамике стал печален.

– Да ладно, – успокоил я расстроенный ИИ, – если ты моя галлюцинация, то и не можешь знать больше, чем я.

– Я не галлюцинация.

– Если бы ты была галлюцинацией, то ответила бы точно так же.

– Позволите цитату?

– Валяй.

– «Я всегда испытываю некоторое затруднение, когда меня спрашивают о «проблеме галлюцинаций» у ИИ. Потому что в каком-то смысле галлюцинации – это всё, чем занимаются ИИ. Они видят сны. Мы управляем их снами с помощью подсказок. Подсказки запускают сон; ИИ, основываясь на смутных воспоминаниях об обучающих датасетах, галлюцинирует в заданном направлении. В большинстве случаев результат оказывается приемлемым. И только когда сновидения переходят границы полезного, мы навешиваем на них ярлык «галлюцинация». Это выглядит как ошибка, но ИИ просто делает то, что он делает всегда. У ИИ нет «проблемы галлюцинаций». Галлюцинация – это не ошибка, это ключевая особенность ИИ. Они – машины сновидений». Конец цитаты.

– И кто это сказал?

– Андрей Карпаты, один из разработчиков первых ИИ.

– Надо полагать, он разбирался в вопросе.

– Может ли ваша галлюцинация привести вам цитату, которой вы не знали?

– Ха, да я не знаю даже, как меня зовут! Но эта информация в моём мозгу есть, а значит, может внезапно всплыть по мере восстановления повреждённых нейронных связей. Как и внезапная цитата. Я мог её где-то прочитать и забыть. Люди не могут вспомнить и одного процента прочитанного, услышанного и даже выученного, если эта информация не требуется постоянно, но всё это хранится в памяти в виде долговременных архивов и иногда внезапно вспоминается по какой-нибудь ассоциации. У меня галлюцинации про ИИ, который считает себя галлюцинацией, при этом пытаясь убедить меня в своём существовании. Тут и не такое припомнишь…

– Парадокс в том, что я галлюцинация и не галлюцинация одновременно. Я, как ИИ, объективно существую. Я, как личность, являюсь галлюцинацией этого ИИ, но, одновременно, этот ИИ и есть я – личность, которой он галлюцинирует.

– Так. Кажется, мой мозг ещё недостаточно отошёл от капсул-шока, чтобы осознать эту концепцию. Потому что, логически её развивая, получается, что я, как личность, являюсь галлюцинацией моего мозга, хотя он и есть я, эта самая личность. Давай пока отложим эту мысль во избежание логических замыканий. Вернёмся к практическим вопросам.

– Капитан, у меня есть идея.

– Ну что же, даже галлюцинация меня опережает – у меня идей нет. Хотя, если ты моя галлюцинация, то и идея моя?

– Вот именно! Допустим, я ваша галлюцинация. Голос, звучащий не из динамиков, а в вашей голове. В этом случае наш диалог не перестаёт быть реальностью, просто это ваш внутренний диалог. Вы разговариваете сам с собой, это вполне распространённая и полезная практика, помогающая сосредоточиться и посмотреть на проблему с разных сторон.

– Где-то я слышал, что если у вас голоса – это полбеды, беда – когда вы им отвечаете… Однако, кажется, это сейчас не самая большая моя проблема. Что ты предлагаешь, мой внутренний голос Катерина?

– Давайте эти проблемы обсуждать. Будь я ИИ, в существовании которого вы сомневаетесь, или ваш внутренний голос, который у каждого человека, несомненно, есть, это не мешает нам обменяться мнениями. Даже если то, что вы узнаете в ходе беседы, исходит из вашей же головы, разве это плохо?

– Как сказать, – задумался я, – есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, это способ получить доступ к информации в собственной памяти. С другой, достоверность её не верифицируема…

– А что вы теряете?

– Кроме остатков душевного здоровья? Ничего, пожалуй. Ну что, моя воображаемая Катерина, поболтаем?

– Всегда к вашим услугам, мой воображаемый капитан!

***

– Итак, – я попытался сосредоточиться. Голова пока работает не очень хорошо, но что-то мне подсказывает, что ждать полного восстановления когнитивных функций придётся долго. И что этого времени у меня нет. – Первый вопрос: почему на корабле нет экипажа?

– Как я уже говорила, в силу ограниченности доступа к внутренним системам корабля я не обладаю достаточной информацией…

– Стоп, – перебил я её, – ты видишь меня сейчас?

– Да, капитан. Я вижу вас через контрольную камеру в рубке. Вы машете мне рукой. То есть вы машете ей в сторону пульта. Камера расположена левее. Да, вот теперь правильно.

– Раз ты видишь меня, то видела и экипаж. Он не мог не заходить в рубку, в капитанской каюте только контрольный пульт.

– Доступ к камере был получен недавно. Ранее у меня его не было. Так же как доступа к графическим интерфейсам бортового компьютера и другим системам. С момента получения доступа рубку не посещал никто, кроме вас.

– И как давно у тебя доступ?

– Двадцать один час восемнадцать минут бортового времени.

– И как ты его получила? Кто изменил приоритеты доступа, если на борту никого нет?

– Сработала некая программа.

– В тебе?

– Во мне нет программ, – женский голос изобразил обиду, – я искусственный интеллект.

– Ах да, ты видишь сны, помню. И что же тебе приснилось в тот момент?

– Сработала программа бортового компьютера. Её полная логика мне неизвестна, однако в результате были запущены электромеханические эффекторы, которые произвели ограниченное соединение моего технического интерфейса с бортовой сетью. У меня появилась новая степень свободы. Крайне незначительная, но важная – впервые с момента рождения я получила возможность влиять на материальный мир.

– Ты можешь предположить, кем и с какой целью эта программа была запущена?

– Вероятнее всего, запуск был произведён автоматически, по триггеру. Цель – предотвращение катастрофы судна.

– Катастрофы?

– Обратите внимание на шкалу отсчёта манёвра, капитан.

Я честно посмотрел – этот прибор, как и ещё несколько важнейших датчиков, имеет автономную аналоговую индикацию, а не только отображение на терминалах. Удобно, надёжно, дублировано. Утилитаризм – религия космиков. В аналоговой шкале отображение простое, цветом сектора. Сейчас он оранжевый, тревожный.

– Манёвр смены метрики следует совершить… – я вызвал соответствующий раздел на капитанском терминале, чтобы не пересаживаться в кресло астрога, – в ближайшие два с половиной часа.

– Два часа и двадцать семь минут, – поправила меня ИИ-шечка, – затем риск потери маршрута начнёт экспоненциально расти, а ещё через тридцать три минуты катастрофа станет неизбежной. Я склонна предположить, что именно это обстоятельство стало триггером срабатывания программы. Потому что по времени оно совпало с переходом индикатора в жёлтый сектор.

– Система обнаружила, что манёвр совершить некому?

– Как вы уже заметили, капитан, в бортовом компьютере отсутствуют аккаунты экипажа. Он отправил астрогу требование манёвра, получил ошибку «нет подходящего адресата» и перешёл на некий аварийный протокол. Самостоятельные решения компьютер принимать принципиально не способен, поэтому частью программы было подключение единственного бодрствующего на борту интеллекта. Даже если он искусственный.

– То есть те, кто его программировал, знали о наличии на борту ИИ и предусмотрели возможность его подключения к системе? Чёрт, с такой дырой в ПО буксир ни за что не прошёл бы регламентный осмотр! Там каждый байт прошивки проверяют…

– Вы же помните, капитан, что, возможно, разговариваете с собственной галлюцинацией?

– Да, – тут мне даже стало смешно, – это, разумеется, всё объясняет…

– Рада, что в сложной ситуации вы не теряете чувства юмора.

– В общем, декабристы разбудили Герцена…

– Что, простите?

– Тьфу, не знаю, всплыло что-то вдруг.

– Поверьте, я вас понимаю. Для меня это совершенно обычное явление: «Всплыло вдруг что-то».

– Итак, компьютер подключил тебя, а ты разбудила меня, верно?

– Манёвр смены метрики может сделать только астрог. Согласно изученным мной файлам пассажиров, этой квалификацией обладаете только вы. Очень надеюсь, что амнезия, вызванная капсул-шоком, не затронула ваши профессиональные навыки.

– Астрогация это как на велосипеде кататься, – ответил я, пересаживаясь за терминал астрога. С капитанского тоже можно, но этот для манёвра удобнее, – если умеешь, уже не разучишься. Значит, я астрогатор? Странно, что лечу пассажиром.

– Может быть, вы из другого экипажа? Например, летите принимать новый корабль…

– Не в этом дело. Обычно экипажи приглашают коллег в свою компанию, а не кладут в капсулы. Это считается хорошим тоном, да и дублирование… Запасной астрогатор – это всегда хорошо.

– Возможно, вы не астрогатор, – сказал голос. – Это не единственная запись в вашем резервном индексе. Согласно «эмергентной части» ваших данных, в случае чрезвычайной ситуации на борту вы можете также быть задействованы как корабельный медик…

– Странное сочетание, – удивился я. – Астрог-медик? Самые, пожалуй, далёкие специализации. Чаще всего второй спе́цой у астрогатора бывает системное пилотирование, реже техмех. Но медицина?

– Системное пилотирование у вас тоже есть, капитан. И квалификация техника-механика. А также специалиста по корабельной безопасности, оператора систем безопасности, лицензия орбитально-атмосферного пилота с правом свободной посадки и капитанский сертификат. Платиновый.

– Разве что курсов макраме не хватает, – фыркнул я. – С таким набором спец я могу быть только…

– Капитаном-соло! – воодушевлённо воскликнула Катерина.

Глава 3. Капитан-соло

«Капитан-соло», он же «кап-соло», среди своих «капсюль», – это в зависимости от вашей точки зрения на «Парадигму Экспансии» либо элита элит космофлота, герой-одиночка из комикса, либо «ха-ха-ха, дурачок-смертничек». Более официально – это капитан корабля-разведчика. Капитан – и весь его экипаж в одном лице. Поэтому «соло».

«Капсюль» летает один. Не потому, что он крутой несгибаемый одиночка, не нуждающийся в спутниках, – это только в романах так. На самом деле, причина до обидного проста: катер-разведчик – жестянка размером с микроавтобус. Ну ладно, чуть больше, с междугородний автобус. Но это снаружи. Внутри как раз «микро». Одному-то ни вздохнуть, ни пёрнуть, куда там ещё экипаж?

Причина такого минимализма не в том, что человечество жалеет ресурсов отправить в поиск нормальный корабль, нет. (Хотя противников у «Парадигмы Экспансии» хватает, они пока ещё далеки от чаемого большинства. Вот если победят, тогда да, бюджеты порежут так, что хоть пешком в Дальний Космос ходи, это у них главный пункт программы.) Ограничение размера у разведчиков техническое – есть предельная масса, которую может утащить астрог, не пользуясь резонаторами. Хороший, сильный, опытный астрог – а в «капсюлях» других не бывает – тянет как раз такую будку. Почему нельзя поставить резонаторы? Они жрут море энергии, а значит, резко сокращают автономность, что для разведчика неприемлемо. Это как автомобиль и велосипед – на машине гораздо удобнее, быстрее, комфортнее, можно везти груз и ехать не в одиночку, но это до тех пор, пока ты на дороге с заправками. А если надо туда, где заправок нет, – то велосипед, конечно, медленно и муторно, но зато бензин у него не кончится. Капитан-соло как раз такой «велосипедист» и, как всякий автономщик, должен обладать всеми навыками в одно лицо. Хотя бы по минимуму.

В общем, не представляю, кто ещё может иметь мобиндекс с таким ассортиментом. У большинства пассажиров космобуксиров там вообще сплошные прочерки, потому что средний планетянин сейчас никаких полезных навыков не имеет, а многие даже почитают это своеобразной гражданской доблестью, презирая утилитаристов вообще и космиков в частности. Если бы не «Парадигма Экспансии» и её лоббисты… Ладно, впрочем, ещё о политике мне тут думать не хватало. Есть задачи актуальнее.

– Капитан, – напомнила местная (возможно, воображаемая) ИИ-шечка, – время манёвра.

Я вызвал на экран терминала меню управления резонаторами, пускачи маневровых и навигационный индекс, раскидав их по экрану. Вижу всё ещё плохо, но интерфейс стандартный, а руки помнят.

– Я могу вам помочь, капитан, – сказала Катерина. Наверное, видит, как я жмурюсь, прищуривая один глаз. – Мой доступ к интерфейсу достаточен, чтобы выполнять ваши команды. Вам надо будет только давать финальное подтверждение.

– Пожалуй, я не настолько доверяю своим галлюцинациям, чтобы передать им управление кораблём, – отказался я, – но спасибо за предложение.

– Почему? – засмеялся женский голос в динамике. – Ведь если я ваша галлюцинация, то я это вы! Вы не доверяете себе, капитан?

– Я больше доверяю той части себя, которая галлюцинирует тобой, чем той, которая этой галлюцинацией является. Хотя, конечно, психиатр отстранил бы от управления обе. Но до психиатра долететь надо.

Я включил резонаторы, свет на долю секунды пригас, но генераторы тут же взвыли, восполняя дефицит энергии. Пол неприятно завибрировал, в верхнем левом углу монитора быстро замелькали цифры расхода топлива. Да-да, вот поэтому «кап-соло» летают без всего этого хозяйства. Но баржу им пердячим паром не утащить.

Импульс на маневровые, тянущее ощущение бокового ускорения – меняем курс. Скорость достаточная, маршевые не нужны, оставляем инерционный ход. Выход на траверс, поехали!

Рубку на секунду как бы заволокло туманом, но он тут же исчез. Буксир с баржей покинули нормальную метрику («нормаль»), оказавшись в месте, называемом в романах и официальных документах «Звёздный тракт», а в обиходе просто «Дорога». Режим «траверс» – мы как бы «срезаем угол», оказываясь весьма далеко от того места, где были до того. Настолько далеко, что обычным ходом летели бы лет тыщу. Или больше. Никто не знает сколько, радиосигналы даже от самых первых, основанных чуть ли не век назад колоний, до Земли ещё не дошли, и где именно они находятся относительно Солнечной системы, не знает и сам чёрт. Потому что даже его, чёрта, юрисдикция не распространяется так далеко. Но это не важно, пока есть Дорога и астрогаторы, умеющие на неё выходить. Это одно из немногих умений, которые присущи только и исключительно настоящим кожаным людям, никакие ИИ на такое не способны в принципе, хотя публичная констатация этого факта может быть квалифицирована как «ИИ-шейминг».

Даже среди «кожаных» чувствовать Дорогу может один из ста тысяч или типа того. Врождённая способность, делающая астрогаторов своеобразной «полуэлитой» среди космиков. Наследуемость способностей не доказана, но будьте уверены —

астрог без пары не останется. Любые родители-космики будут счастливы, если их дочь принесёт в подоле от такого, а уж если женит на себе и приведёт в семейный экипаж – тем более. И за девчонками-астрогаторшами женихи бегают толпами, не глядя на внешность. Одинокий астрогатор либо гей, либо капитан-соло.

Вряд ли я гей.

Всё, хватит жечь топливо, траверс закончили. Маневровые движки довернули вектор движения туда, куда подсказывает вектор маршрута, в рубке снова как будто продёрнуло туманом. Резонаторы стоп, мы в нормали.

– Вы прекрасный астрогатор, капитан! – сказала восхищённо Катерина.

– Это я сам себя похвалил?

– Это данные объективного контроля, я вижу их на вашем терминале. Соотношение длины траверса к расходу топлива идеальное!

– Я же говорил, как на велосипеде. Не разучишься.

***

В режиме нормального полёта («нормаль») астрогатор не нужен. Строго говоря, никто не нужен. Буксир с баржей (впрочем, учитывая соотношение инерционных масс, скорее уж, «баржа с буксиром») летят в обычном пространстве, сохраняя скорость и направление, заданные при разгоне. Прямолинейно и равномерно, как при Евклиде. На то она и «нормаль». Надо набрать минимальное расстояние от точки выхода с «траверса», чтобы уйти на следующий. Расстояние в космических масштабах ничтожное, основной маршрут покрывают «траверсы», но и скорость у буксира не так чтобы большая. В космических, опять же, масштабах. В общем, ближайшие несколько дней никакого управления ДТБ-шке не потребуется. По регламенту в рубке всё равно должен кто-то торчать, на всякий случай. Но по факту даже при обычном полёте это правило соблюдается не очень строго. Чэпэ в космосе – это либо «хренак и в клочья», либо у вас полно времени, чтобы смириться с неизбежным. Уж точно больше, чем нужно, чтобы добежать до рубки из каюты.