Леди и вампир

Мария Неверова

Леди и вампир

Часть 1. Дневник Джейн Харкер

3 мая.

1 мая в 8 часов 35 минут вечера покинула Мюнхен и прибыла в Вену рано утром на следующий день. Будапешт не посмотрела, побоялась, но судя по тому, что мне довелось увидеть из окон поезда и вокзала, это очаровательный город. У меня появилось чувство, точно я покинула запад и оказалась на востоке, что изрядно добавило мне волнения.

Поезд выехал своевременно и прибыл в Клаузенберг после полуночи. Хотя мне и было известно об этом заранее, как только я сошла с поезда и столкнулась с темнотой чужого города, то вспомнила о своих сомнениях и страхах, которые, впрочем, тут же отринула. Я остановилась на ночь в гостинице «Руаяль», где попробовала вкуснейшего цыпленка – местное оригинальное блюдо со специями и красным перцем, что носит название «паприкаш» или «паприка».

(Примечание: спросить рецепт. Даже если не соберусь готовить сама, Мина точно заинтересуется этим блюдом.)

Хочу отметить, что уже второй раз мои познания в немецком, как бы скудны они ни были, оказывают мне большую услугу. Первый раз они стали последним аргументом, что убедил мистер Хаукинса доверить мне это задание, дать мне шанс доказать, что несмотря ни на что, я смогу справиться с любой работой, что может выпасть на долю британского юриста. Теперь же эти познания выручают меня здесь.

Надеюсь, что не менее полезными окажутся и те подготовительные действия, что я предприняла, чтобы изучить эти места и доказать свою квалификацию и преданность делу, ведь каждая мелочь может пригодиться при дальнейшем общении со здешними заказчиками. Тем более мне, хотя Мина и просила так не говорить, дабы не расстраивать ни себя, ни ее.

Так, я узнала, что интересующая меня область лежит на крайнем востоке страны, на границе трех областей: Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; и это всё, что мне известно точно, так как область эта дикая и малоизученная, а потому подробной географической карты ее не существует и местоположение «Замка Дракулы» пока остается для меня тайной. Тем не менее, я смогла установить, что упомянутый графом почтовый город Быстриц вполне существует. Также я узнала, что та область, где я сейчас нахожусь, населена секлерами, а помимо них Трансильванию населяют саксонцы на севере, валахи на юге и мадьяры на западе, и что секлеры утверждают, будто произошли от гуннов. Я нахожу это правдивым, ведь страна была населена гуннами до того, как ее завоевали мадьяры. Также интересны и утверждения исследователей о том, что здешние места стали колыбелью легенд и суеверий всего мира. Если это так, то как же я завидую этим простым людям, которые живут столь спокойной и тихой жизнью, что вынуждены придумывать себе предания о страшных существах и мистических ужасах, чтобы разнообразить свой быт.

Я плохо спала и видела какие-то страшные сны. Может быть, то сказалось нервное настроение, что одолевает меня в этой поездке, а может, завывания собаки под окном или острые специи «паприки». Заснула я только под утро, но зато столь крепко, что пришлось с полчаса стучать в дверь.

(Примечание: взять также рецепты блюд, поданных на завтрак помимо уже известного мне «паприкаша». Чтобы не забыть, запишу: мамалыга, имплетата.)

Мне пришлось поторопиться с завтраком; я думала, что опоздаю на поезд, который должен был отходить за несколько минут до 8-и. Но, когда в половину восьмого я примчалась на станцию, выяснилось, что поезд отправится лишь через час. Возможно, чем дальше к Востоку, тем менее точны поезда. Зато неточность местного транспорта с лихвой компенсируется красотой пейзажа.

К вечеру, почти не выбившись из расписания, мы добрались до Быстрица. И сам город, и гостиница «Золотая Корона», которую так рекомендовал в своих письмах граф Дракула, полностью очаровали меня своим старинным видом, который так сильно отвечал моему страстному желанию увидеть всё, что может дать мне верное представление об этой стране. В гостинице навстречу мне вышла пожилая женщина в национальном костюме с белой юбкой и двойным цветным передником, что убедительно свидетельствовало: меня определенно ожидают. Но она так настороженно и даже неодобрительно оглядела меня, что я тут же засомневалась в своей догадке. Но всё же, уточнив моё имя, она слабо улыбнулась и послала человека за оставленным для меня письмом.

Думаю, хозяйка гостиницы, знавшая лишь фамилию будущего гостя, ожидала встретить мужчину. Похоже, здесь видеть молодую девушку, путешествующую в одиночку, да еще и получающую письма от некоего графа, еще более странно и подозрительно, чем на моей родине, безусловно, уже вступившей в новую эпоху.

Но все эти трудности, хоть и вселяют в меня тревогу, также наполняют меня радостью. Когда я вернусь, успешно передав графу бумаги и выполнив все наказания мистера Хаукинса, это точно докажет моим – надеюсь на то – будущим коллегам, что я не меньше них достойна занимать свою должность и вести свою собственную практику.

Письмо же, что я получила в гостинице, было написано графом. Вот оно:

«Приветствую вас в своей родной стране. Я взял на себя труд полностью спланировать ваш дальнейший путь. В 3 часа в Буковину отправится дилижанс, в котором оставлено место для вас, а в ущелье Борго будет ждать коляска, что привезет вас прямо в замок. Спите спокойно этой ночью.

Ваш друг,

Дракула.

4 мая

Сегодня хозяин и хозяйка гостиницы вели себя столь странно, что даже вчерашнее хмурое приветствие стало выглядеть вполне обычным делом. Для начала оба они внезапно перестали понимать немецкий язык, хотя в прошлый вечер мы вполне сносно общались. На все мои расспросы о дилижансе хозяева лишь разводили руками и качали головой, выражая лицами полнейшее непонимание и что-то вроде страха.

Я смогла добиться лишь признания хозяина, что деньги были ему присланы в письме. Но как только я попросила рассказать мне о графе Дракуле и его замке, хозяева гостиницы тут же перекрестились, хоть и продолжили утверждать, что ничего не знают. Перед самым же отъездом у меня состоялся престранный разговор с женой хозяина. Она пыталась отговорить меня от поездки, от волнения постоянно переходя с немецкого на неизвестный мне язык. Я, как могла, постаралась объяснить ей, что еду к графу не с какими-либо преступными или непристойными целями, что я помощница юриста и всего лишь делаю свою работу. Мои слова совершенно не успокоили ее.

Она спросила меня, знаю ли я, какой сегодня день. Я ответила, что сегодня 4 мая, но она лишь покачала головой и повторила свой вопрос. Увидев, что я не понимаю, чего она пытается добиться от меня, она сказала: «Сегодня канун Святого Георгия, а это значит, что лишь пробьет полночь, как на земле будет властвовать нечистая сила. Неужели вы не знаете, что ждет вас в этой поездке?» Я старалась ее утешить или хотя бы расспросить о том, что же ее так напугало, но мои слова не принесли никакого результата. Она лишь продолжала умолять меня отказаться от поездки или хотя бы отложить моё путешествие на пару дней. Несколько раз она порывалась упасть передо мной на колени, но я вовремя успевала перехватить ее за руки.

Возможно, кто-то мог бы посмеяться над этой наивной крестьянской верой в нечистую силу, но мне было жалко бедную старую женщину, что так искренне переживала за меня. А потому я не сказала ни слова против, когда та сняла с себя и повесила мне на шею огромный крест, хотя мне и подумалось, что англиканская церковь, к которой я принадлежу с детства, сочла бы это скорее идолопоклонническим актом.

Всё это таинственное поведение, как и моё сегодняшнее не самое лучшее самочувствие, никак не поспособствовало моему спокойствию. Возможно, столь долгое и опасное приключение вовсе не подходит для простой английской девушки, а меня лишь ослепили глупые амбиции и несбыточные мечты. Вдруг это вовсе никакой не знак и не потрясающая возможность, а лишь наивная и опасная фантазия.

5 мая.

В замке.

У меня наконец-то нашлось время описать все странные и загадочные события, что произошли со мной по дороге сюда. Надеюсь, читатель не посчитает мой рассказ фантазиями экзальтированной девицы. Я никогда не жаловалась на недостаток рациональности и спутанность мышления, пусть тому послужит выбранная мною сфера работы, где нет места домыслам и глупым переживаниям, и то упорство, с каким я получала своё образование и теперь добиваюсь заветной должности.

Когда я спустилась из комнаты, чтобы занять своё место в карете, кучер еще беседовал с хозяйкой. Мне показалось, что и он, и присоединившиеся к беседе постояльцы обсуждают меня; по крайней мере, они часто поглядывали в мою сторону. Как я смогла понять – что довольно сложно, ведь я не знаю языков, на которых велась беседа, а языков явно было несколько, судя по разнообразному звучанию слов и тому, что разговор собрал людей разных национальностей, – мнения разделились. Одни глядели на меня с жалостью и сочувствием, другие же – с ненавистью и осуждением. Я постаралась незаметно достать свой многоязычный словарь и отыскать слова, которые смогла разобрать. Найденные значения удивили и несколько напугали меня. Те, кто смотрел на меня осуждающе, часто повторяли «ordog» – дьявол и «stregoica» – ведьма, а их собеседники печально отвечали «áldozat» – жертва и постоянно повторяли слова «vrolok» и «vikoslak», которые обозначают одно и то же жуткое существо, среднее между вампиром и оборотнем, но одно в словацком языке, другое в сербском.

Позже произошло событие, ярко напомнившее мне недавний разговор с хозяйкой. Когда карета двинулась, все собравшиеся за разговором, независимо от того, какие взгляды они кидали на меня, подошли к дверям гостиницы и начали творить крестное знамение; причем, судя по тому, как обращены были их пальцы, осеняли им они не себя, а меня. Я с трудом смогла добиться объяснения этого странного поведения у своих спутников. Лишь узнав, что я англичанка, один из них соизволил объяснить мне, что так нас постарались защитить от дурного глаза и злого духа.

С одной стороны, меня напугали подобные традиции, ведь я ехала в незнакомое место на встречу с незнакомцем и изрядно переживала и без местных суеверий. Но, с другой стороны, я была тронута тем, как искренне каждый из них переживал за нашу поездку.

К счастью, сказочная красота местной природы не дала мне увлечься мрачными мыслями о ведьмах и демонах. Я с наслаждением наблюдала, как леса и дубравы сменяются полями и садами, полными цветущих деревьев, а над всем этим великолепием возвышаются Карпатские горы.

Дорога, что пролегала между живописными холмами, была неровной, резко изгибалась и петляла, но карета летела по ней с просто невероятной скоростью. Кучер спешил изо всех сил, но тогда мне была непонятна причина его спешки, и я списывала всё на приказ не терять времени и прибыть в ущелье Борго к определенному часу. Но всё же, как бы ни торопился кучер, местами холмы и предгорья были столь круты, что лошади могли преодолеть их только шагом.

Солнце за нашими спинами спускалось все ниже, а небо расцветало закатными красками, что совершенно не портило окружающий пейзаж, а только добавляло ему ярких оттенков. Но вопреки всему этому мои соседи всё больше волновались и постоянно просили кучера ехать быстрее. Тот не отказывал им в этих просьбах, очевидно, разделяя их нервный настрой. Своим бичом и окриками он заставлял лошадей мчаться, словно стрелы, а шаткую карету лететь по дороге, шатаясь и подскакивая. Мне пришлось крепко держаться, но пассажиры не унимались, а их волнение, казалось, становилось только сильнее.

Так мы въехали в ущелье Борго. Как только это произошло, пассажиры кареты начали настойчиво передавать мне различные вещицы; по их сбивчивым, но отчаянным объяснениям я поняла, что каждый из них уверен, будто его подарок спасет меня от сглаза. Они вели себя так же, как хозяйка гостиницы и постояльцы в Быстрице, а потому я снова не нашла в себе сил отказаться от этих непрошенных даров.

Так же внезапно все будто бы забыли обо мне и начали всматриваться в окружающую нас мглу. Как я ни пыталась узнать, чего же все так желают увидеть, ответа так и не получила. В таком нервном волнении мы подъехали к выходу из ущелья. Я надеялась разглядеть ожидающий меня экипаж, но вокруг было темно и пусто. Я почувствовала почти забытые страх и сомнения.

Кучер же, взглянув на часы, облегченно вздохнул, а потом развернулся, чтобы переброситься парой фраз с другими пассажирами. Кажется, он сказал им, что мы доехали сюда раньше нужного. Затем он обратился ко мне на ужасном немецком: «Видимо, госпожу не ожидают. Лучше вам поехать с нами в Буковину – не могу же я оставить госпожу одну на дороге посреди ночи. А завтра вы сможете возвратиться обратно, а лучше и вовсе забудьте об этом деле».

В это время лошади разволновались, перебивая его своим ржанием, и кучеру пришлось отвлечься, чтобы успокоить их. Пассажиры тут же загомонили и начали осенять себя и меня крестными знамениями. Посреди всей этой суматохи совершенно незаметно к нам приблизилась коляска, запряженная четверкой лошадей. Лучи фонарей осветили породистых черных скакунов и человека с черной бородой и в черной же шляпе. В неярком свете мелькнувшие из-под шляпы глаза показались мне красными.

«Что-то ты рано сегодня приехал», – обратился он к кучеру, на что тот испуганно залепетал, что, дескать, гостья-англичанка очень торопила. Но не успела я возмутиться этой откровенной клевете, как неуловимо изменившийся в лице незнакомец, услышав об «англичанке», прервал возницу. «Видимо, потому ты и уговаривал ее ехать с вами в Буковину! Меня не обмануть, друг мой». – Говоря это, незнакомец улыбнулся, обнажив острые, белые зубы.

Незнакомец потребовал у возницы мой багаж, необычайно быстро переложил его в свою карету, а затем и мне помог перебраться из дилижанса в коляску. Он подхватил меня под локоть стальной рукой и показался мне ужасно, как-то нечеловечески сильным. Лошади повиновались его молчаливому жесту, и мы понеслись в темноту ущелья. Когда я оглянулась назад, я заметила лишь, что мои соседи по дилижансу снова перекрестились, а возница окликнул своих лошадей, направив их в Буковину.

Я осталась одна посреди темной дороги в компании незнакомца. Сколько я ни храбрилась до этого момента, меня охватил озноб, и я не могла толком определить, холодом он был вызван или же ужасом. Но прежде, чем пугающие мысли увлекли меня в пучину отчаяния, я почувствовала, как на мои плечи опустился теплый плащ, а на колени – шерстяное одеяло. Затем возница на прекрасном немецком сказал:

– Ночь холодна, а мне приказано окружить вас заботой и вниманием.

Подобное обращение немного успокоило меня, отпугнув мои сомнения. Но затем тревога вновь завладела мной. Коляска сошла с прямой дороги на узкую и извилистую, но, проехав по ней довольно долго, мы круто повернули и снова выехали на широкую. У меня появилось ощущение, что мы ездим кругами. Я постаралась приметить определенную точку и лишь убедилась в своей догадке. Кучер определенно делал это умышлено, а потому я решила не задавать вопросов и никак не протестовать, так как у меня не было ни шанса как-то повернуть ситуацию в свою пользу, и оставалось лишь выжидать. Мне невыносимо захотелось узнать время; в слабом свете спички я увидела, что осталось несколько минут до полуночи.

Я больше не смотрела на часы, но, когда, как мне казалось, могло пробить полночь, внезапно на ферме завыли собаки: сначала одна испустила жалобный скулеж, тут же ей ответила другая, и уже через мгновение всё вокруг наполнилось диким многоголосым завыванием. Лошади чрезвычайно заволновались, услышав эти пронзительные звуки, но кучер быстро смог сдержать и успокоить их, причем не столько своей невероятной силой, сколько тихим, гипнотическим разговором. Когда из-за гор донесся не менее пронзительный вой волков, он снова ловко справился с лошадьми, хоть ему и пришлось сойти с коляски и встать перед животными, разговаривая с ними. Пожалуй, он оказался лучшим укротителем лошадей, что я когда-либо видела. Как только они присмирели, мы снова двинулись в путь.

Карета больше не кружила, теперь мы постоянно поднимались в гору. Внезапно мы остановились. Карета оказалась во дворе огромного древнего замка с темными окнами и обломанными зубчатыми стенами.

Думаю, я все же уснула в дороге, потому что другого объяснения тому, как я могла не заметить, что мы подъезжаем к этому месту, у меня нет. Двор замка утопал во мраке и казался огромным, но мне еще не довелось увидеть его при дневном свете – возможно, темнота просто заставляет его казаться больше, чем есть на самом деле.

Кучер помог мне сойти с кареты. Он бережно держал мою руку, но его ужасающая сила всё же давала о себе знать; даже при таком касании было ясно, что он способен с легкостью раздавить мою ладонь. Затем он положил мой багаж возле меня, немедленно вскочил обратно на козлы и увел карету куда-то во тьму. Я осмотрела массивную старую дверь передо мной. Она вся была обита железными гвоздями, но я не нашла ни намека на звонок или дверной молоток. Я раздумывала, не стоит ли мне крикнуть, но быстро отказалась от этой идеи: вряд ли эта толща камня пропустила бы внутрь мой голос. Да и не пристало леди вопить посреди ночи.

Мое ожидание, казалось, тянулось вечно. Страх и сомнения, мои верные спутники в этом путешествии, снова начали одолевать меня. В какую историю я впуталась? Неужели вот так выглядит обычная работа помощников адвоката? Неужели это то, с чем они сталкиваются регулярно? И не потому ли никто, кроме доброго мистера Хаукенса, не хотел связываться со мной, да и тот долгое время поручал мне лишь переписывать документы?

Прямо перед этой поездкой я получила результат своих адвокатских экзаменов. Отказ выдать лицензию и дружеская рекомендация оставить это дело. Как я была зла и обижена тогда, и как сейчас в темноте и одиночестве я почти готова принять это и смириться!

Я уже отчаялась и приготовилась ждать утра, но тут за дверью послышались шаги, и двор прорезала тонкая полоска света. Затем послышался скрежет тяжёлых старых засовов, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина во всем черном. Его подбородок был гладко выбрит, а длинные седые усы делали его совершенным стариком.

– Добро пожаловать! Входите смело и по доброй воле. – Так поприветствовал меня старик, не выказав никакого удивления и тем не менее не двинувшись с места. Но стоило мне переступить порог, он тут же схватил мою руку и поднес к губам в неловком куртуазном жесте. Сила, с которой он сжал и притянул мою ладонь, показалась мне слишком знакомой и заставила задуматься, не один ли и тот же человек вез меня к замку и стоит сейчас на пороге. Это также объясняло бы и то, как спокойно отнесся граф к тому, что увидел замерзшую девицу вместо господина адвоката.

– Граф Дракула? – уточнила я.

– Именно. Я ждал вас, но до самого конца не верил, что вы приедете. Пойдёмте в дом, после долгой поездки вам необходимо тепло.

Сказав это, граф сам подхватил мои пожитки и на все мои попытки опротестовать этот поступок отвечал, что уже отпустил слуг на ночь и что не может заставлять гостей – тем более милую леди – самих носить чемоданы по его дому.

Мы поднялись по винтовой лестнице, миновали темный коридор; граф толкнул тяжёлую дверь, и мы оказались в столовой с потрескивающим камином. Стол был накрыт к ужину, но мы прошли мимо; граф распахнул следующую дверь, и там оказалась небольшая, но уютная спальня.

– Полагаю, вам захочется привести себя в порядок с дороги. Я постарался обеспечить здесь все необходимое; если что-то будет не так, прошу простить меня, в этом замке редко бывают женщины. Как только будете готовы, пройдите в столовую, где вас будет ожидать ужин. – С этими словами граф покинул комнату.

Вежливая забота графа и его сдержанное стремление угодить приободрили меня. Надеюсь, за добротой графа не стоит никаких неподобающих намерений. Паника отступила, и я осознала, что ужасно голодна, а потому, как можно скорее переодевшись и освежившись, вышла в первую комнату. Ужин уже был накрыт, а граф ждал меня, стоя у камина. Я передала письмо от мистера Хаукинса графу и подошла к столу. Граф за мной не последовал:

– Я не составлю вам компании и, надеюсь, милая леди меня извинит. Я уже обедал и никогда не ужинаю.

Мысль о том, что мне придется есть, в то время как сидящий рядом мужчина этого делать не будет не будет, несколько выбила меня из колеи. Меня не назвать ярой любительницей манер или традиций, но некоторое чувство стыда снова меня посетило. Больше всего меня заботила одна дилемма: должна ли я есть как можно быстрее, чтобы не заставлять хозяина ждать, или же наоборот – стоит есть как можно медленнее и элегантнее, ведь за моей трапезой будет наблюдать сам граф.

Пока я с сомнением разглядывала тарелки, граф закончил читать письмо и передал его мне. Мне сложно сказать, какие эмоции вызвал у меня фрагмент, где Хаукинс говорил обо мне, а потому я просто приведу его здесь без изменений:

«Надеюсь, вас не смутил визит моей помощницы. Уверяю вас, это талантливая, безмерно энергичная и сообразительная девушка, в чьих компетенциях я уверен не менее, чем в собственных. Потому еще раз приношу свои искренние сожаления за то, что не смог приехать лично – приступ подагры лишает меня возможности путешествовать – и прошу вас доверять моей посланнице словно мне самому, не поддаваясь домыслам и предрассудкам».

Как только я дочитала письмо, граф сам снял крышку с блюда с горячим, а затем отошел на почтительное расстояние, сел около камина и завел непринужденную беседу, за что я ему крайне благодарна. Также краем глаза я смогла разглядеть хозяина замка. Могу с уверенностью сказать, что в молодости граф был достаточно красив: интересное лицо, тонкий нос, надменный высокий лоб, решительный излом губ и необыкновенная бледность кожи ясно намекали на это. Сейчас же годы явно читались на этом оригинальном лице, не затронув разве что необыкновенно острых и ярко-белых зубов, которым позавидовал любой юноша.

Когда я закончила трапезу, за окном показался проблеск рассвета. Мы замолчали, и по комнате разлилась странная тишина, такая, что можно было расслышать вой волков вдалеке.

– О, что за музыку заводят дети ночи, – с восторгом воскликнул граф, но, увидев мою оторопь, добавил: – Ах, вам, нежной горожанке, не понять чувств охотника! Думаю, вы устали. Вы можете идти спать. Я буду отсутствовать до полудня, так что вас не потревожат утром. Желаю вам приятных сновидений.

Он изысканно поклонился, когда я встала, чтобы уйти в спальню.

7 мая.

Снова пишу ранним утром. Вчера я проспала до вечера, и, когда я вышла в комнату, где ужинала, обнаружила лишь остывший завтрак и записку от графа, сообщавшую, что тот вынужден отлучиться. Позавтракав, я попыталась найти звонок или дозваться слуг, но не смогла. Позже я также не встретила ни одного человека. Кроме того, я заметила в этом замке множество странных недостатков, которые, впрочем, могут объясняться местными традициями. Но всё же отсутствие слуг выглядит особенно странно на фоне невероятного богатства замка: золотая сервировка с искусной выделкой, занавеси и обивки прекрасного качества – все эти вещи в прекрасном состоянии и явно стоили огромных денег, когда были куплены. Хоть я и уверена, что момент этот был не меньше сотни лет назад.

Также в комнатах, что я видела, даже в моей, совершенно нет зеркал. Хотя, возможно, здесь просто сказалось то, что замок принадлежит престарелому графу, который, как он сам вчера признался, уже очень давно не проводил время в женском обществе. Я рада, что всегда ношу с собой карманное зеркальце, которым я и воспользовалась, чтобы поправить прическу перед ужином и завтраком.

После еды я решила развлечь себя чтением, так как нахожу невежливым осматривать замок в отсутствие хозяина. Я не нашла ни книг, ни журналов в столовой, зато за дверью обнаружила библиотеку. Она оказалась заставлена книгами на английском и книгами, посвященными Англии: от истории и политики до геологии и ботаники. В это время в библиотеку вошел граф. Он тепло поприветствовал меня, вежливо осведомился, хорошо ли мне спалось, и рассказал историю своей необычной книжной коллекции. Эти книги в течение нескольких лет дарили графу его друзья, знавшие о том, как тот увлечен Англией. Тогда граф и не думал ехать в Лондон, но постепенно еще лучше узнал и полюбил мою страну.

– Но печаль в том, что я знаю ваш язык лишь по книгам. Надеюсь, вы поможете мне научиться говорить на нем как положено, – доверительно сообщил мне граф.

– Помилуйте, вы прекрасно знаете английский. – И это не было ложью. Граф на удивление хорошо овладел английским языком для человека, ни разу не бравшего уроков и не общавшегося с иностранцами. Но граф продолжал переживать, выражая сомнения в том, что в Англии отнесутся к нему приветливо и уважительно, если признают в нем иностранца на чужбине; он боялся, что окружающие будут к нему безразличны и жестоки, а возможно, даже захотят подшутить над ним. Я заверила графа, что английское общество куда более доброжелательно, чем тот себе представляет, и еще раз напомнила ему, что его знания языка просто прекрасны.