bannerbanner
Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии
Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии

Полная версия

Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 15

Анри Волохонский

Собрание произведений. Том III. Переводы и комментарии

Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)

В68



Составление, предисловие и примечания Ильи Кукуя

Анри Волохонский

Собрание произведений в 3-х т. – 2-е изд. – Т. III: Переводы и комментарии / Анри Волохонский. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.

Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.



ISBN 978-5-4448-2418-4


© А. Волохонский, наследники, 2024

© И. Кукуй, составление, предисловие, примечания, 2012, 2024

© С. Есаян, рисунок на контртитуле, 2012

© OOO «Новое литературное обозрение», 2012, 2024


I. ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ

Гай Валерий Катулл

НОВЫЕ ВОЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ

437. II

О воробьюшенька моей печали! —С кем она ку-ку, меж грудей нежаДа клевать давая страсть как пылкоА ему бы только вертеть шеей.Ты куда, куда спешишь, глупый,На жаровне разве избежать жара? —Видно моя радость (не скажу боле)Хочет да хохочет да вовсе не может…Лишь с воробьюшею ей осталосьПопусту тешить скорбную душу.

438. III

О рыдай, Венера, и с нею Аморы,Плачьте все благовоспитанные люди,У моей подруги воробей скончался —Помер у моей девицы воробьюша,Коего она нежно обожала,Как зеницу ока. Как девочку мамаЗнал и воробеюшка мою девицу:Только на владычицу весело пищал он,Прозрачного меда пчелиного слащеСкакал он по нежной по ее утробе.А ныне ушел он в то мрачное место,Откуда никто никогда не вернется.То мрачное место зовется пастьюАда, что воробьюшеньку милого слопал,Бедного нашего съел воробьюшу.О злобный рок! О воробьюнишка-пташка!Из-за горькой судьбы твоей печальнойУ красотки веки алые раздуло.

439. IX

Вераний вернулся – танцуйте, братья!Вернулся друг мой – так пляши, мамаша!К родному дому и с окном и с дверьюОн возвратился из Испании дальней.С нами он снова, о милый Вераний,С тобой мы сядем обнявшись, друг мой,Посидим, поболтаем о народах, о нравахИ о дороге да и о погоде…Он все мне, право, он все мне расскажет,Вераний верный, – что может быть лучшеОбнять ему шею и чмокнуть в щечку.

440. X

Вар меня познакомил со своею девицей.Я как-то зашел к ним из любопытства —Поблядушка, конечно, но мне показалось,Собой недурна и не без воспитанья,Городская девушка. Мы поболтали,Я рассказал, как в Вифинию съездил,Да без толку – пустое времяпрепровожденье.Спрашивает: «А что руководство?»«Да не руководство, – я в ответ, – а рукоблудство,Претор – ему только чтоб теребили, а свитаНемногим лучше. Все говорит: У нас важное дело.А какое дело? Чем оно важное? Мы ж свои люди.Ну как так можно!» Снова спрашивает:«А бурлаков-то, носильщиков этих хотя бы вывез?Знаешь, говорят, они в Вифинии в моде».Тут мне присвистнуть, пыль в глаза пустить захотелось:«Мужиков-бурлаков? Да уж конечно,Этих-то вывез, рослые парни,Сильные руки, крепкие ноги,Как на подбор, все – говорю – восемь,Хоть и бедна провинция, но обзавелся».И тут она, не сходя с места: «Слушай, Катулл,Одолжи бурлаков. Видишь ли, мне к Серапису надоНа пару дней, хочу, чтоб к храму с комфортомОни меня поднесли на носилках».Ну что тут скажешь? «Слушай, красавица,Эти ребята, собственно говоря, не мои,Гай Кинна купил их, дружок мой старинный,Так что они-то, хоть не мои, однако же как быВроде того что мои, но все же не очень».Вот такими словами я еле-еле отговорился,Сгладил неловкость, попрощался и к домуДвинул. Ну до чего же бесстыжая баба!На минуту расслабиться не позволит.

441. XII

О Азиний, Ослуша Маррукинский,Что нечестно поигрываешь левой?Ты тряпье у товарищей таскаешьИ салфетки хозяйские уносишь.Это даже вовсе неприлично,Если ты меня не хочешь слушать,Так спроси у брата-Поллиона:Он бы рад уплатить, чтобы не слышать,Как ворует вороватый братец,Хоть талант – вот то-то суета-то…Деньги – что? И разве дело в деньгах?И не думай – дело вовсе не в деньгах тут.Отдавай платочек сетабийский,Отдавай испанскую тряпицу —Дар Верания и дар Фабулла:Носом дунешь – сразу вспоминаешьВераньолу моего с Фабуллом.

442. XIV

Не был, Кальв, бы ты мне дороже ока,То за эти бесценные подаркиЯ б воздал тебе Ватиньевым взвизгом.О поэты! О, из какой помойкиВас достал-добыл добрый мой приятель?Где искали вас? Брали вас откуда?Может, книжки обрел ты в рыбной лавке,А листы тошнотворных стихотворцевВзял ты в дар ты от буквоеда Суллы?То ведь всем же известный зависала —Может, сам же их выкопал он где-то,Перебрал, а потом сложил их стопкойИ тебе передал для издевательств.Вот такой, говорю, пришел подарокВ Сатурналии, в славные денечки.Ты подарка и от меня дождешься:Я обследую книжные развалы,Изучу все запасы у торговцев,Я Суффена пришлю тебе, Аквина,Вместе с ними и Кезия впридачу.Скажешь: гнусность! А сам-то ты что шлешь мне?Просто срам, поэтическая низость!Что же, право, за мерзкая эпоха…

443. XVI

Кто смеет устами, сумеет и задом,Премерзкий Аврелий и Фурий прескверный!Вы из-за строчечек малопристойныхХотите считать меня нежным повесой?Да будет высокое имя поэтаЧисто. Иное – веселые строкиСтишков, в которых и пряность и прелесть.Они так нежны, так малопристойны,Что не юнца – волосатого дядьку,Коего круп шевелиться не в силах,Скорее всего, доведут до чесотки.А вам, ошалевшим от целованийИ возлежаний, меня ли хулить-то?Кто смеет устами, сумеет и задом!

444. XXI

Что ты ходишь блудно,Бедный мой Аврелий?Чувствуешь ли голод?Или, может, жажду?Вижу, хочешь слитьсяТы с моим любимым —Слиться и ссосаться,Просто присосаться.Оттого и голод,Оттого и жажда,Оттого я вижу:Видно, будет тожеМальчик голодать мой.

445. XXII

Мы с тобой, мой Вар, да Суффен – старинных три друга.Одаренный человек: вкус, талант, сама тонкостьНаш Суффен. Есть и страсть у него: издает книги.И не как мы, грешные, на дрянной вторичнойБогомерзкой бумаге. Нет, на той – для нужд царских,Да по сгибам чтоб шито было особой ниткой,Чтобы срез был с лоском, чтобы шрифт бил в пурпур,Небывалой техникой: павлиньим тисненьем,С переплетом в ризах, в хризолитовых тканях.А раскроешь книгу – и кто же оттуда смотрит?Где тот красочный муж? Где колоритная личность?Да это же не Суффен, а полярный геолог,Словно лебедь бьющийся о немой айсберг,Злой товарищ безмолвных линялых медведей,Заиндевелой хризантемой бродящий по тундре.Такова, мой Вар, видно, в книгах тайная сила —Обратит в мел яхонт, киноварь обесцветит.

446. XXIII

Нет у тебя, Фурий, ни ларя, ни лара,Нет блохи, нет клопа, ни огня нет, ни дыма.Правда, есть тятя с половиною, коихЗубы кремень глодать и дробить могут.Как привольно жить с этаким папойИ с колодой, влюбленной в такого вот папу!Не чудо ведь – все вы на диво здравы,И варит брюхо, чтоб жить без страхаПоджога, подкопа иль, скажем, обвалаДа дел коварных: угрозы отравыИ прочих тягостных испытаний.Теперь тела ваши копыта крепче,Тверже рога от засухи вечной,Бескормицы-глада и жара и хлада,Так в чем же дело и чем тебе плохо?У вас во рту все высохли слюни,Слезы в глазах и в ноздрях возгри,Слизи нет в легких и мокроты мокрой,Очко твое чище столовой солонки,Гадишь ты в год раз десять, не чаще,Окостенелым сухим горохом,В руку бери – следа не увидишь,Три о ладонь – не испачкаешь пальца.Так что все, Фурий, с тобою в порядке,Все процветают и это не мало!Только ты мелочь прекрати клянчить,Брось, перестань, и так тебе хватит.

447. XXIV

О цветик милый, прелестный и юный,Нежный, каких не бывало преждеИ ныне нет, и потом не будет,И вот – мидийских взыскует таинств!Сам ни кола, ни двора не имея,Богам золотым изливает горечь.А собою красив! – говорят, – и правда,Хорош! – хоть кола и двора и нету:Ныряя в бездны, взмывая в выси,Век не увидишь двора и ко́ла.

448. XXV

Педрила Талл, пухлый как пух крольчачий,Как сеть паучья провислый, висячийКак старца елдак, как мозг гуся щуплый,И ты же, Талл, алчней свирепого шквала,Чуть зазевается кто по пьянке, —Отдай халат мой, который спер ты,Да шарф, да шлепанцы – расписное дивоИз дальних стран, где дед не бывал твой.А не вернешь, так я разрисуюБока твои дряблые – берегись и бойся —Кнутом, и наглую харю расквашу,И станешь сам ты, словно в шторм судно,Что носит в волнах неистовый ветер.

449. XXVI

Не под зюйд-вестом и не под норд-остом,Не под Фавонием, не под Бореем,Нет, под-заложен мой сельский домишко,Фурий, за тысяч за двести пятнадцать:Просто страх, как пагубно дует.

450. XXVIII

Пизонова свита – двое несчастных,Плотно набиты порожние сумки,Вераний родной, Фабулл родовитый —Что же ваш претор так плохо считает?Может быть, принял он прибыль за убыль?Может, расчеты подделал бездельник?Что говорить тут… А мой-то меня-тоМеммий, ласкал уж он так-то премного:Что ни день, утром устраивал взъебку,А вечерами бывало и хуже.Так ни хуя вот и не заработал.У всех у нас – да, единая доля.Бедные вы мои благородные,Други мои! Так пусть будут навекиИ Ромул и Рем покрыты позором.

451. XXXII

Милая ты моя Ипситилла,Моя нежнейшая, моя прелестная,Хочешь, зайду к тебе пополудни?Только смотри, чтоб дверь кто не запер,Да и сама сиди себе дома,Никуда не ходи, а смотри в окошко.Мы с тобой трахнемся девятикратно,Об этом тебя умоляю всем сердцемТрепетным и прошу душою,А не то – понаделаю дыр яКак в плаще, так и в поддевке.

452. XXXIII

Есть у Вибенниев славная банька.С папашей в деле сынок-педрила(Справа зайдешь – трут седого паскуду,А отпрыска рядом на пару парят).Народу грязь, а им деньги в шайку,Давно бы надо обоих в шею!Нельзя терпеть такую парилку,Плевать, что гладкая у сына жопа.

453. XXXV

Поэту нежному, верному другуМоему Кекилию вели, папирус:Скорее в Верону, Новой КомыПокинув стены и Лария берег.И ежели впрямь он хочет услышатьВысокую речь о моих мыслях,И если он мудр, скорее в дорогу!И пусть, сгорая тысячекратно, подругаГоворит: вернись! – и шею рукамиСжимая, в объятьях молит: помедли!Она ведь ныне, как нам известно,Невозможной страстью вечно исходит:Едва извлечет он зачатую им же«Богиню Диндима», так у несчастнойОгнем изнутри пламенеет лоно.Готов понять, о новая Сафо,Наставница Музы – тем и прелестнаВеликая – Кекилием зачатая – Матерь.

454. XXXVI

Волузия анналы, сраные страницыРук летописания, перепись витаяВ пламени витают в честь святой богиниСына Купидона матери – Венеры.Милая клялась мне: «Только б ты кончилТопотать стопою мстительного ямба,Тут же колченогому дымному Вулкану —Пылкому супругу в миг любви и мира,Поганейшей поэзии всех отборных метровСправлю на растопку я в печь под наковальню!»Ты, о рожденная лазоревым понтом,Чтимая Идалием при попутном ветре,Анконой и Книдским, в камышовых палкахБрегом, ты, которую Аматунт и ГолгиСлавят, и кабак Адрии Диррахий,Улыбнись, богиня, изысканной жертве,Удивительной клятве, изящному обету —Да сверкнут чистейшим огненным пепломСраные страницы рук летописания,Перепись витая, Волузия анналы.

455. XXXVII

В похабной пивной вашей грязной компании,За номером девять от околпаченной двойни,С блядьми, с блядями (не вам одним ли?),Где вся ваша кодла трясет мудями,Смердит козлом да не оттуда ль?Сидят рядами – две сотни иль сотня,Но сотне или хотя бы двумстам вам —Всем вам отсосать разве не дам я?Да двери пивной размалюю херами,Так, чтоб даже своих не узнать бы,А все из-за милой, которая смыласьИ там теперь с вами, о любви забывая,Проводит время поочередно,А то и разом. Ну что ж, тем хужеПусть будет ей же. А вы гнусь, мерзавцы,Гнилая мелочь, все вы подонки,И ты, волосан кельтиберийский,Из самого кроличьего выскочил края,Егнатий, козел с густой бородищей,Который мочой трет испанскую челюсть.

456. XXXVIII

Тяжко бедному Катуллу, Корнификий,Ей, Геракл, тяжко-тяжело мне,Ей, скажу, как плохо мне, о боги!Даже ты меня не утешаешь,А к кому тогда и обратиться?Даже ты ни слова не напишешь,Я сержусь, но, может быть, утешишьТы меня слезливым Симонидом?

457. XLI

Амеана, томно изнывая,Говорит: «Вот дашь мне тысяч десять,Может, дам». Да в размах такого носаПусть формийский твой мот дает и тратит!Это ж чистый медицинский случай,Нужно доктора звать, родных и близких,Чтоб одна не сидела без присмотра,Вся во власти болезненных фантазий.

458. XLII

Эй, гласные! По одиннадцать стройсяв фалангу! Все как один встать в шеренгу!Писчие плашки в каракулях нашихдоски уносит гулящая шлюха,на себе их прячет, отдать не хочет,итак, в погоню, о эндекасиллабы!Приметы такие (смотрите в оба!):улыбка как в самом дешевом театре,кошачий смех и петушиный хохот.Догнать, окружить, голосить всем хором:Шлюха, отдай нам наши каракули,наши каракули, о потаскуха!И ухом не ведет? Бардак ходячий,худший из мыслимых, сквернейший из мерзких!Но где там рассуждать, куда тут мыслить,если тупая бронзовая суканепоколебима и не краснеет?Снова голосите громче и громче:Шлюха, отдай нам наши каракули,наши каракули, о потаскуха!И снова она само равнодушие…Так не возьмем ли новой стратегией?Спойте шопотом: Чистая, честнаядевушка, отдай нам наши каракули.

459. XLIII

Привет тебе, девушка с носом немалым,С нестройной ножкой, с неясным взором,С неловкими пальцами, с невнятной речью,И неосмысленной и неизящной.Ну что, подруга формийского мота,Тебя красавицей славит округа?Ты даже нашей Лесбии краше?Ах, как неумно и неуместно!

460. XLV

Приникнув к лону влюбленной Акмы,Говорит Септимий: «О моя Акма!Если не люблю тебя отчаянной любовьюВечно, как никто никого не может,Пусть передо мною лев неумолимыйВ Ливии и Индии под звездами РакаВ жаркой пустыне встанет, блуждая».И под эту речь Амор им машет,От души чихая слева направо.Пурпурными губами, как при поцелуе,К пьяным глазам дорогого друга,Чуть приникая, говорит Акма:«О милый Септимий! Седьмой ты мой, милый,Семитысячный ты мой, о Септимиллий!Видишь, я сгораю – сильнее и жарчеВ нежном лоне моем твоего пламени пламень».И под эту речь Амор им машет,От души чихая слева направо.И вот, воедино сливая дыхание,С благими знаменьями вновь отплывают:Единственная Акма дороже СептимиюМира – от Сирии до Британнии,Одному Септимию милому АкмаТворит усладу сладостной страстью…Видел ли кто дорогу вернее,Чем та, которой водит Венера?

461. XLVII

Поркий, Сократион – левая пара,Всё при Пизоне, при старом Приапе.Вас-то моим Вераньоле с ФабулломСмел предпочесть этот самый, моржовый!То-то ведь вам носят блюдо за блюдом,Чашу, конечно, за чашей. ОднакоВечно друзей моих мучает жажда.

462. XLIX

Внуков Ромула нынешних и древних,Всю родню и даже нерожденныхПревзошедший речами, о Марк Туллий!Вот привет тебе и от Катулла,От меня, от прескверного поэта,Столь же, право, прескверного поэта,Сколь в речах ты превосходней лучших.

463. LI

Богу равен, если не выше богови не блаженней тот, кто лицом к твоемулику, о дивная, обращенный вечно,      видит и внемлет.А меня, бедного, самых чувств смех твойлишает сладостный, и взорам твоим,увы, Лесбия, нечем ответить мне,      кроме стенанья.Нем язык, стынет, вспыхнув по суставам,легкий огнь; колыхая, оглушаетвоздух чуждый звон и меркнут двойные      факелы мрака.Свобода, о Катулл, сковала тебя,свободного, страстью разнузданной,свобода праздная города губит      и царей гордых.

464. LVI

Смех да и только! Ну и веселье!Право, Катон, откровеннейший хохот,Сплошные улыбки Катону с Катуллом.Слушай, такой вот случай забавный:Иду и вижу – юнец с девицейПилятся – тут я (хихикнет богиня)Крепкий стимул всадил заодно к ним.

465. LVII

Вот милая пара никчемных засранцев:Гениталис один, а другой из них Пенис,И право, не диво, что на берег купноИх вынесло грязное Рижское взморье.Паскуден второй, но он пакостник первыйИ первый пачкун только друга не чище.Вдвоем, с юморком гниловатым и сальным,На двуспальной софе пресмыкаясь холуйски,Соперники тянут Газетную Музу –Вот милая пара никчемных застранцев.

466. LIX

Сглодала Менения Руфула Руфа.А перед урной вдруг такая история:Бросилась прямо в огонь и хватает блюдо,Хлеб поминальный с костра тянет – ну и дура!Было же ей от чумазого малого!

467. LXIII

Быстро ввысь взмыл Аттис над морем в барке,К Фригии рощам стремясь, и, земли коснувшись,Бросился к густому лесу, к местной Богине,Где она бешенством побуждала безумствовать бродячие души,И сам острым резанул себя кремнем пониже брюха —С тем себя обезмуженным вдруг ощущает,Только свежая кровь одна пятнает почву.И тут она снеговыми руками легкий тимпан хватает,Твой тимпан, Кибеба, о Матерь Вводящая, твой он,10_ Бьет она нежными пальцами в бычью полостьИ поет, трепеща, и сзывает к себе спутниц:«Устремимся вместе, о галлы, в глубь рощ Кибебы,Госпожи Диндимены Владычицы бродячее стадо,В чуждом месте станем изгнанницами обитать мы,Путь мой – вывести и вести всех подруг за мною следом.Пронеслись они через море, бурным потоком,Тело безъятрое – ненавистна Венера нам!Веселись, о Владычица, овей нас ветрами!Что так медленно идете? Быстро, смело, вместе, разом!20_ Во Фригию, к дому Кибебы, во Фригию, к рощам Богини,Где голос звучит с кимвалом и вторит тимпан им,А следом дударь-фригиец с перегнутою трубою,Где главы безумствующих плющ венчает,Где призывают воем к священным пляскам,Где вслед Богине кружат летучей толпою,С нею и нам подобает плясать быстро!»Вскричали хором подруги Аттис, безбрачные жены,Завыл вдруг, горлом дрожа, язык их пьяный,А тимпан им звучит в ответ, отзывается нутро кимвала,30_ Все ближе топот и ближе хор к вершине зеленой.Дыша неистово, подруг своих ввысь верныхС тимпаном Аттис ведет густым лесом,Словно телок, ярмом еще не укрощенных,Дико за предводительницей следом идут они скоро.Но у дома Кибебы свалились усталые, ибоТяжек был труд, и без милого хлеба сон одолел их:Медленно закрываются, мрачно падают веки,Меркнут взоры, пропадает былая ярость.Но когда лик златого Солнца раскрыл глаз блестящий,40_ Озаряя светлый эфир, твердь земную и буйное море,И встал к колее крепкий звонкокопытный,Пробудивши Аттис, Сон прочь убегает —Принимает богиня-супруга его зыбким лоном.Поднимается нежная Аттис уже без прежнего буйства,Все, что свершила, что было, она вспоминает,Разумом видит отчетливо все, что с нею стало,Она полыхает душою – хочет назад вернуться,С полными слез глазами идет на берег моряИ отчизну в унынии жалобно призывает:50_ «Отчизна, меня родила ты, отчизна, ты меня воспитала,А я как раба убежала, господ своих добрых покинув,На Иду ушла одинокая беглою жалкой служанкой,Туда, где в снегах зверье леденеет и замерзает,А я, взбесившись, несусь к их берлогам…Где ты, моя отчизна? Родина милая, где ты?Глаза сами желают смотреть на тебя зрачками,Оставила зверское буйство на малое время душа моя.Я ли уйду в изгнанье, в лес из родного дома?Отчизна, друзья, соседи, родители – где же вы, где вы?60_ Где твоя площадь, палестра, стадион и гимнасий?Несчастная, о я несчастная, плачу я снова и снова.Какой не сменила я образ! Кем только не была я!Была я малым младенцем, отроком, юношей взрослым,Была я первой в гимнасии и красотою лоснилась,Мои двери не закрывались, хранил тепло порог мой,Цветами и яркими лентами, я венками венчалась,Когда с восходом солнца подымалась с постели —И мне стать рабыней Богини! Стать страшной Кибелы служанкой!Стать безумной, стать долей себя же! И мне – стать мужем бесплодным!70_ Мне ль жить у зеленой холодной Иды на снежном склоне?Мне ль проводить свои дни у высокой фригийской вершины,Где одни лишь лесные лани, где только дикие свиньи?Увы, увы как горько! Я вою, увы, и каюсь!»Розовых звук этих губ вестница мигомСквозь воздух ввысь до двойных божеств доносит.Парою сопряженных тогда распрягает КибелаЛьвов, и левому так она повелевает:«Ну! – говорит – Эй! Отважный, наведи-ка на нее ужас!На нее, что взбесилась и в лес убежала.80_ Моя прислужница эта взяла себе много воли.Ну, бей по спине хвостом, секи и грози ей!Пусть в страхе глохнет от медленного твоего рыка!Тряси своею рыжей на мощной шее гривой!»Так говорит Кибела и узлы расслабляет.И свирепый, сам побуждая дух свой, бежит быстро,Он рычит, урчит, вольной лапой круша чащу,А когда беловатого влажного берега достигает,Нежную видит Аттис, как мрамор у стремнины потока,Совсем рядом. И та, обезумев, в дикий лес убегает.90_ Там всю жизнь провела она Богини служанкой.Мать, Великая Мать, Кибеба, мать-владычица Диндима,Сохрани меня от бешенства своего, укроти его,А другие безумствуют пусть, буйствуют пусть там другие.

468. LXXIV

Вечно дядя Геллия все чему-то учит,Рта не закрывает, просто уши вянут.Все же и у Гелия есть на это средство:Тете только глотку им заткни – она ни пикнет.Тут, конечно, дядя возразить не может,Ни слова не скажет, немее Гарпократа.

469. LXXVII

Руф, ты меня обманул своим дружеским расположеньем.Что говорю – обманул? Просто свирепо надул.Ловко подполз, словно пакостный гад ядовитый,Все дорогое сожрал – ах и увы, увы и ах.Ядом утробу прожег, этой вредной отравой —Дружба, выходит, твоя косит как черная смерть.

470. LXXVIII

Галлова невестка нежнее невесты —С кем невесть нежнее, нежели с сыном.Галл-то наш – красавец! На большой кроватиНа девицу-красавицу дивится наш красавец.Галл придурковатый в лоб не отличаетМужних от женатых и дядю не спросит.

471. LXXIX

Лесбий хорош. Хороша с ним Лесбия тоже.Вместе им хорошо – считает Катулл.В лес бы не лез бы Катулл. Со всем лесбиянствомВлез бы и сам, Лесбиев чтоб целовать.

472. LXXX

Чьи это губы-алы белым-белы́м белеют,Словно морозной ночью рожденный иней,Тающий рано – раньше, нежели ты, о Геллий,Долгою негой мига достигнешь мигом?Ах, то не о тебе ли весть голосила глухо —Дико терзать другого друга дерзаешь, дикий?Лечит рваные раны Виктор, увы, увечный —Алчные губы-алы, верно твои, неверный!

473. LXXXI

Нет, никого и в нашем блистательном братстве, Ювентий,Не было бы достойней, чем ты, о любимый,Если б не горькая участь на Умбрии дальнем взморье.Тусклою позолотой статуи этой бледнойЗдесь нам твой дух сияет, камнем отныне скован.Смотришь, не уповая, не узнавая, внемлешь.

474. LXXXII

Квинтий, раз хочешь в глазах ты быть дорог Катуллу,И если дорог тебе твой замечательный глаз,И если знаешь ты тоже всех глаз что дороже,Не отбивай у меня то, что дороже чем глаз.

475. LXXXIV

Г оре с этим Аррием! – Да не горе, а горе!—Хотя бы и не горе, ему бы только гаркнуть.Просто удивительно, ведь вроде бы учили:Пишется «худеющий», слышится «гудящий».Это он от мамы, от грамотного дяди,От дедушки по матери, от старухи-бабки.Говорят, что в Сирии полное безветрие,Гладкое и плавное воздушное затишье:Душераздирающее халдейское галденьеНаполняет ужасом застывшие стихии.Аррию из «Ионийских волн в синеве сияющей»Г реция зияет в голубизне горящей.

476. LXXXV

Возненавидев, люблю.Спросишь – что за безумство? Не знаю.Чувствую лишь, что этойВесь я истерзан пыткой.

477. LXXXIX

Геллий, отощал ты, но с какой статиИ в каких таких роковых видах?Ведь добрая мать, девицы и дядя,И прелесть-сестра – все живы-здоровы.Расскажи, когда ты худеть кончишь,И куда ты худел, и откуда худел ты.

478. XC

Мага на свет принесло материнское лоноГеллию в дар: по персидским утробным гаданьямМага родила мамаша – как видно,Действенна все-таки даже и персов поганая вера!Гимны поет благодарный довольному богу,Щедро в огонь подливая топленое сало.

479. XCIII

Нимало не ведаю, Кесарь ты, что за лицо ты —Бел ты иль черен ты, даже и знать не хочу.

480. XCIV

Этот потасканный хуй с потаскухой хуевойСловно горшок, по себе выбирающий кашу.

481. XCVII

Видно, сойду я с ума, размышляя ночами —Рот у Эмилия хуже смердит или жопа?Этот ведь грязен не менее, также и та не грязнее…Думаю, думаю… Все-таки жопа и лучше, и чище,Ибо беззубая. Зубы – оглобли, длиннее телегиЧелюсть, а если зевнет ненароком Эмилий —Вешай хомут, ибо вонь словно из-под кобылыМула, что в зной полыхающий, в полдень горячей пороюСсыт в невесомую пыль меж ослов с отдаленных пекарен.Похоть и прелесть. Но что же там хуже?..Утро. Светает. Являются свежие мысли:Ежели вылизать жопу, так, может, оно полегчает?
На страницу:
1 из 15