Последняя гроза

– Мне кажется, ей больше подойдет стакан водки. – Откуда-то нарисовался Семен.

– О! Старик, сколько можно тебя ждать?

– Прости, приехала Мишель. То-се, сам понимаешь. Да что ты возишься с этим чмом? Пошли отсюда!

– Скажи мне, кто твой друг. – Неожиданно розовая капибара произнесла фразу на приличном французском.

– Ого! Вот это поворот. Стало быть, мадемуазель с тобой? Это та самая прелестная парижанка? Ну это же меняет дело… – Семен пододвинул Валентина и пристроился на барный стул.

– Мадемуазель из Балашихи. – Капибара громко икнула. – Но там тоже сегодня говорят по-французски. В некоторых районах.

– Занятно! А я Семен. Друг вашего благодетеля.

– Он мне не благодетель. Гуляю на свои. Тебя, кстати, звать-то как, благодетель?

– Валентин.

– Как мило. Соответствовать не смогу. Это к тому, что я не Валентина. – Девушка снова икнула, задержала воздух, чтобы представиться с достоинством. – Анна. А давайте будем танцевать!

Валентин никак не мог определиться со своим отношением ко всему происходящему. Когда-то Семен был его закадычным другом. Вместе зажигали по клубам, соревновались, кто больше выпьет, кто больше девчонок подцепит. Сегодня все сильно изменилось. Или изменился он, или поменялась страна? Или виной всему новые обстоятельства?

Суббота

8:00

Анна с трудом оторвала голову от подушки. Открыть смогла только один глаз. Шея затекла, ей показалось, что она спала вниз головой. Она попыталась что-то разглядеть хотя бы одним глазом. Вроде бы подушка имелась, но она точно ее видела впервые в жизни.

К подушкам Аня относилась всегда очень трепетно. Все остальное имело значение, но не такое глобальное. А вот подушка – это да! Она не должна быть жесткой, в меру мягкая, в меру пружинистая, и лучше, чтобы наволочка из натурального шелка.

Она еще раз посмотрела на подушку – не ее. Кошмар. И не то, что подушка чужая, это она сейчас разберется, что да как. Но вот то, что она ничего не помнит…

Аня попыталась расклеить рукой второй глаз. На пальцах остались черные разводы от туши. Стало быть, труд умыться она тоже на себя не взяла вчера.

Что это? Гостиница? Перед ней огромное окно, практически полностью задернутое фисташкового цвета бархатными шторами. Сквозь проем штор виднелась зеленая листва, кроны деревьев вровень с ее взглядом, стало быть, этаж не первый.

Аня с трудом повернула голову, чтобы посмотреть, а что там с другой стороны? Может, дверь? Голова двигалась с трудом, так затекла шея. Пришлось сначала сесть, потом, обхватив голову двумя руками, осторожно повернуть ее налево. О господи! Рядом с ней на животе, лицом вниз лежал молодой парень. Длинные вьющиеся волосы, ноги через всю кровать. А она-то где тут помещалась? Наверное, целиком лежала на своей подушке, именно поэтому так затекли голова и все тело.

Зато она тут же все вспомнила. Валентин! Парня звали Валентин. Тут же в мозгу молотками застучала дебильная музыка из бара, и она отчетливо увидела себя прыгающую на танцполе. Напротив извивался какой-то идиот с коктейлем в руке. Почему идиот? Потому что она себя погано чувствует? Не он же ее поил! Да, идиота звали Семен, и он друг Валентина. Пришел позже, это она точно помнила. А еще как он снисходительно на нее смотрел. То есть он вообще не обратил на нее никакого внимания. Он увидел Валентина, направился к нему, а ее практически не заметил. Мало кто у барной стойки сидел? Всяких-разных. И кстати, Валентина тоже покоробило барство Семена. Это в ее воспаленном мозгу почему-то тоже отложилось.

Почему она тогда плясала с Семеном, а не с Валентином? Она точно помнила, что прыгал перед ней Семен, Валентин все так же сидел за барной стойкой и внимательно на нее смотрел. При этом думал он не про нее. Ему вообще было наплевать и на Аню, и на ее танцы. Хотя она всегда красиво танцевала. А вчера? Страшно даже подумать… Но взгляд Валентина она помнила очень отчетливо – сухой, колючий и абсолютно трезвый.

А потом черный «мерседес», открывается дверь, и она падает туда навзничь. Все. Дальше мрак. Жуть.

Аня еще раз посмотрела на Валентина. А он очень даже ничего… Видно, что парень за собой следит. Сама собой фигура такой не станет. Это и тренировки, и питание. Да, сегодня парни следят за собой еще почище девушек. Хорошо хоть губы не накачивают. Но тренировки и диета по часам, взвешивание каждого блюда – это сегодня повсеместно. Аня не осуждала и не оценивала. У каждого своя жизнь, свои цели. Ей фигура дана от природы, может торт съесть целиком, никак это на весах не отразится. Кубики на животе ее никогда не интересовали, гибкость и плавность движений тоже были в ней с рождения.

Девушка прислушалась к себе, к своим внутренним ощущениям. Нет, между ними точно ничего не было. Она уверена. То есть никто ее не похищал, не насиловал, а может, даже спас…

Аня окинула взглядом комнату, поискала глазами свои вещи. Топ и брюки валялись на кресле, пиджак – на спинке стула. На специальной вешалке для одежды очень аккуратно висела рубашка Валентина. Аня потихонечку вылезла из кровати, накинула рубашку парня, попыталась как можно тише открыть дверь и как была, босиком, выскользнула в коридор.

Глава 2. Оглядываясь назад

Суббота

8:30

Марта всегда свой день начинала с небольшой прогулки по саду. Она вставала первой. Подозревала, что Гриша просыпался раньше, но он никогда не гулял по утрам, всегда спускался к завтраку к положенному времени. Как-то во время своего утреннего променада она обернулась и увидела его стоящим у окна и смотрящим вдаль. Он тогда тоже ее увидел и тут же отошел вглубь комнаты. Почему? Как будто его застали за чем-то постыдным. Это его усадьба, его дом, его парк. Он на все это тратит кучу денег. Почему же не полюбоваться, не погулять? Не завести собаку, в конце концов? Мечта Марты. Ей всегда хотелось собаку. А лучше даже несколько. Тогда бы она могла себя почувствовать настоящей королевой. Хотя она и так чувствовала. Особенно в эти утренние часы. Все спят. Тишина. Только она, деревья и ее цветы.

Марта, как всегда, прошлась к речке, постояла немного у раскидистого дуба, подумала о том, что жизнь, безусловно, несправедлива, вот и Гриша ушел трагически рано. Он, конечно, болел и не очень-то жаловал ее, Марту. Да, она точно знала, что раздражает его. А уж когда она заикнулась про собак, он и вообще посмотрел на нее как на полоумную. Она помнит, как зашевелились у него желваки на лице, как огонь загорелся в глазах. М-да. Инфаркт этого человека мог хватить не пять лет назад, а значительно раньше. Это же не человек, а сплошной эмоциональный взрыв! Ходячая водородная бомба. Разве можно так жить? И потом, эмоции Григория Андреевича были исключительно отрицательными. Ну как можно жить в абсолютной ненависти ко всем? Особенно доставалось тем, кто живет рядом. Его раздражали все. Дочь – туповата, внуки – оболтусы, Лешка ворует инвентарь. Это он точно знал. Господи! Кому нужны его старые грабли? Тем не менее сам ходил методично их пересчитывать. Марте даже было его жалко. Бедный, никем искренне не любимый, одинокий. Ей невдомек было, что Григорий Андреевич точно так же в ответ жалел Марту. Она была уверена, что тот ее с трудом терпит. Мол, такой у него крест…

Марта вспомнила свой первый приезд в этот дом.

У младшей сестры все тогда было не слава богу. Через пять лет после замужества Галина наконец-то осознала, что за деньги выходить замуж нельзя. Жить с нелюбимым мужем – это не просто неприятно, иногда это бывает опасно. Ее звонок перепугал Марту до полусмерти. Галя, захлебываясь, рыдала в трубку:

– Приезжай!

– Что-то с Вероникой?

– Он нас увозит!

– Господи, говори толком! Что произошло? Куда увозит?

Марта, бросив все дела, рванула в Москву, но по дороге получила совсем другой адрес. Пришлось доехать до вокзала, сесть на электричку, потом еще ехать автобусом.

Она хорошо помнила те свои самые первые впечатления. Уже темнело. И первое, что поразило, – насыщенность воздуха. Воздух был плотным, тугим и пах сиренью. На дворе стоял май, в тот год буйно цвела сирень. Цвести-то она цвела, но вот чтобы такой запах… Хмельной аромат буквально сбивал с ног. Тогда Марта подумала: «Ну что ж, если это и тюрьма, то тут можно написать „Муму“».

А потом она увидела дом. Он тогда не был таким большим: два флигеля по обе стороны достроили уже потом. На возвышении стоял аккуратный двухэтажный особняк светло-салатного цвета с белыми колоннами. Огромные окна по всему периметру, включая крышу, горели изнутри – видимо, во всех комнатах был включен свет. Дом походил на маленький дворец. В голову пришла мысль о летней резиденции короля. Перед домом – пожухлая трава, вдалеке – роща. Да, ее первое впечатление от дома было восторженным. Место, достойное жизни уединенной, но богатой и респектабельной. Простор и свобода. Да-да, именно об этом она подумала. Здесь можно жить. Она бы этого точно себе желала.

Из дома навстречу Марте выбежала Галя с трехлетней Вероникой на руках, вслед за ней быстрой походкой шел Фролов.

– Твоя сестра – дура! Дура и истеричка!

Не поздоровавшись, он сел за руль своего автомобиля, дал по газам, чуть было не наехал на сестер, круто развернулся и уехал, испортив и без того плешивый газон.

– Что тут происходит? Ты сможешь мне объяснить?

Марта уже догадалась, что она опять повелась на рассказы своей сестры. Никто никого не крал, не принуждал. Она не раз пыталась объяснить Галке, что муж ее – человек суровый, но неплохой. И если она его не любит, то это не значит, что он делает что-то для нее специально опасное и неприятное. Как и этот дом. Выяснилось, что это подарок мужа на Галины тридцать лет.

– Ну как он мог?! Вбухал такие деньги! Ремонт тут сделал! Ты видела, в какой цвет он дом покрасил? Видела? И что, я должна была обрадоваться?! А главное, я теперь вот тут должна жить! – И Галя разрыдалась еще сильнее.

Марта хорошо знала свою сестру. Знала, что сейчас она поплачет, а потом разберется и будет опять смотреть на нее свысока. Мол, где ты и где я.

Марта осталась в усадьбе, не возвращаться же домой на ночь глядя, благо спален было достаточно. Спала как убитая, проснулась рано, выглянула из окна второго этажа и задохнулась от невероятной красоты. Кто ж так мог все придумать и организовать? Будто ангелы занимались благоустройством этого места, так органично дом был вплетен в природу. За окном простирался огромный парк с вековыми деревьями, вдалеке под горкой просматривалась речка, к которой вела длинная лестница. Лестница широкими ступенями спускалась вниз и терялась в водной ряби. Тогда она раз и навсегда влюбилась в это место. Прав Фролов – дура ее сестра. Но об ушедших либо хорошо, либо никак.

Что она тогда почувствовала – зависть? Свою полную никчемность? Да нет, скорее это было полное опустошение. Когда понимаешь, что живешь зря. Почему одним все, а другим ничего? Влачит свое существование. Хотя она достойнее. Марта всегда была умнее Галины, талантливее. Но вот повезло Гальке. Зацепила богатого парня. Хотя не то чтобы и очень богатого. Но хваткого. Свой небольшой бизнес смог приумножить, взял кредит, прокрутился несколько раз. Оглянуться не успели, как он уже купил иномарку, потом большую квартиру в Москве, дом построил в ближнем Подмосковье. И вдруг на тебе. Решил заделаться не то графом, не то барином.

Между сестрами никогда не было полного взаимопонимания. Разница два года, а в отношении к жизни и сама жизнь – пропасть. Могли не перезваниваться неделями, общались от праздника к празднику. Марта не представляла себе, с кем общается сестра, чем живет; в те редкие моменты, когда они встречались, ей казалось, что с мужем их связывают какие-то товарно-денежные отношения, не более того.

Марта долго сама себе не сознавалась, что в какой-то момент Галя начала своим поведением выводить ее из себя. Бесило в сестре все: ее жизнь, ее самомнение, то, как она потребительски относится к мужу, как неправильно воспитывает, а вернее сказать, не воспитывает дочь. При этом апломба и самомнения – хоть отбавляй. По мнению Марты, ничем не обоснованного.

Или все же это была зависть? Марта долго не могла себе в этом признаться и с этим смириться. Неужели она завидует? Нет! Нет! При чем тут зависть?! Это же банальная несправедливость! Даже Гальке как-то мораль прочитала на тему: «Родители всю жизнь пахали, а всего этого не имели. Как тебе только не совестно?»

Галька тогда окрысилась:

– И что? Всем прикажешь в саклях жить, в туалет на улицу бегать?

– Господи, еще б ты умная была, я бы поняла. Ты хоть знаешь, кто в саклях живет?

Тогда они сильно поругались. Даже не общались долгое время. Но как-то Галя опять позвонила. Уже без слез и истерик. Но по тому, как она сказала: «Приезжай», Марта поняла: а вот теперь действительно нужно бежать.

Они сидели на скамейке у речки, и сестра рассказывала, что жить ей осталось полгода. То, что муж ее любит, она поняла, когда заболела. Жалела, что поздно. Несправедливо поздно. А с другой стороны, для них это было золотое и самое счастливое время. Почему у этой семьи все так? Все через боль и через страдание?

Марта вздохнула и пошла обратно. Природа все-таки лечит.

* * *

Марта потянула на себя тяжелую дверь, по привычке оглядев хозяйским взглядом ручку и рисунок на дереве.

Дверь – это первое, что видит гость. И дальше прихожую. Хорошо иметь прихожую маленькую, быстро запихнул все в шкаф, обувь – в галошницу, пол подмел, и порядок. А когда только холл шестьдесят метров – так не получится. Она специально поменяла плитку на мелкую черно-белую в шахматном порядке, чтобы не нужно было пол протирать постоянно. На предыдущем белом мраморе грязь видна была сразу. Цветы в напольных вазах она сама расставила только вчера.

Марта придирчиво осмотрела каждый цветок, каждую ветку и травинку. Все в порядке. Композиции получились изысканными и лаконичными. К сегодняшнему мероприятию – то что надо. Строго и дорого. Завтра она, конечно, все поменяет.

Своими букетами Марта разговаривала с людьми. Это был не просто букет, это было ее высказывание. И пусть никто, кроме нее, не понимал, что она имела в виду, Марте на это было наплевать. Главное, она сказала все, что хотела. И если ее не поняли, это их проблемы, не ее.

Ее сегодняшние букеты посвящались Грише. Только ему одному. Темные розы, много лаванды и вейник. Гриша-Гриша… Несломленный, одинокий, непримиримый. От него никому и никогда не было тепла. Как же тяжело ему жилось. Роза в окружении по́росли травы… А может, он просто не мог найти себе равных? Так и есть. Новых искать не хотел, перевоспитывал тех, кто рядом. Жестко и жестоко. Марта вздохнула. Букеты прекрасные…

Немолодая уже женщина легко поднялась на второй этаж. Никто не давал ей семьдесят один год. В одной из книг прочитала про второй и третий возраст. На второй она уже не претендовала, а вот третий, как ей казалось, у нее в самом разгаре (до четвертого еще далеко). Она много работает, сама принимает решения, ну и выглядит неплохо. Марта знала свой конек – рост и фигура, что вместе давали статность. Подчеркивала прямую спину и длинную шею короткой стрижкой, каждое утро начинала с йоги, следила за питанием. Нужно поторопиться. Скоро завтрак.

В конце коридора второго этажа стояла девушка с розовыми волосами. Из одежды на ней была только мужская рубашка. Девица не отрываясь смотрела через огромное овальное окно в торце коридора на открывающийся взору парк. Понятное дело, редко кто оставался равнодушным к божественному виду, открывающемуся из окна. Хотя бывали индивидуумы, кто проходил мимо, совершенно не придав никакого значения картине в окне, которую точными движениями кисти создала сама природа. Марта остановилась, рассматривая девушку. Стало быть, к прекрасному тянется. Но недотягивает, судя по цвету волос. Видимо, новая пассия Валентина. Только этого им сегодня не хватало.

* * *

Аня выглянула за дверь. Все понятно. Он привез ее в загородный отель. Сегодня таких много. Видимо, совсем небольшой. Как их сегодня называют? Бутик-отель. Вот только почему комната без туалета? Странно. Достаточно просторный коридор, несколько дверей. Стало быть, туалет на этаже. Ну куда деваться? Не бросил, место на первый взгляд приличное. Она не удержалась, чтобы еще раз не выглянуть в окно. Вот это вид! Бывает же такое. Настоящий парк из старинного романа. Широкие дорожки, посыпанные гравием, по краям дубы покачивали кронами, словно приглашая на медленный менуэт, а вдалеке речка с пристанью. Белая лестница с белыми же перилами, фонарные столбы и привязанная лодка у причала. Ну дела.

– Вы ищете дамскую комнату?

Анна вздрогнула от неожиданности. Позади нее стояла высокая дама средних лет, полностью седая, с аккуратной стрижкой. Черный брючный костюм в японском стиле, широкие брюки, кофта с запахом и колючий взгляд. Кто это? А может, ее привезли в какой-нибудь бордель? Тут же старинный парк в голове Анны превратился в закрытую зону, а дама – в сутенершу. Анна неуверенно произнесла:

– Хотелось бы.

– Вы знакомая Валентина? – продолжила допрос надменная дама.

– Да.

– И вас, деточка, учили выходить без штанов из спальни?

Вроде пронесло, не сутенерша. А кто?

– Кто ж знал, что выход будет не в туалет.

– Действительно, никто ничего не знал. Откуда вы только такая свалились на нашу голову? Ванная по коридору, слева.

И мадам удалилась.

Аня шмыгнула обратно в комнату, натянула джинсы и начала трясти Валентина.

– Эй, я быстро в туалет, и готова отъезжать.

Валентин мычал что-то нечленораздельно.

– Этого мне только не хватало. Ну ладно. Переживут, если воспользуюсь их туалетом.

Глава 3. Утро в усадьбе

Суббота

9:30

Субботнее утро в усадьбе начиналось по строго заведенному обычаю. Завтрак семья обязательно проводила вместе. На утро субботы никто и ничего не планировал. Ровно в десять утра все члены семьи обязаны были собраться в столовой. Это было требованием главы семьи. Главы семьи уже нет, но, судя по хлопающим дверям, на завтрак собирались как обычно.

Марта проследила, чтобы девица скрылась в комнате племянника, и несколько раздосадованная вошла в кухню.

Сколько времени здесь не было ремонта? А ведь она говорила! И что? Григорий считал, что все это блажь. Мол, десять лет назад ремонт уже делался. Что может случиться с мраморными подоконниками, гранитными столешницами и дубовыми панелями? Ясно, что ничего. Но выходит из строя техника, ржавеют от воды краны, да и мебель морально устаревает! Сегодня совсем другие шкафы, механизмы, декор.

Марта еще раз обвела взглядом кухню. Лучше бы она не ездила с месяц назад в гости к Василисе. Жучка. Позвала ее специально похвастаться. И главное, повод нашла, от которого Марта ну никак не могла отказаться. Знала слабость соседки: новая орхидея. А на самом деле она кровожадно ждала реакции Марты на новый остров посреди отремонтированной кухни. Марта не подвела. Лицо ее побледнело и слегка перекосилось.

– Давай залазь! – радостно пригласила Василиса якобы подругу сесть на барный стул.

– А это зачем? В твоем-то возрасте? Не боишься сверзиться?

– На такой кухне и помереть приятно! Если вдруг перевернусь и башку расшибу, так и знай, померла в полной гармонии с внутренним миром.

Василиса, несмотря на габариты, ловко взгромоздилась на барный стул.

– А тебе Гришка так денег на ремонт и не дает?

– Я пока не просила.

– А и попросишь – не даст. Куркуль он! Я тут намедни решила меценатом стать. Хор один проспонсировать. Сходила на концерт, понравилось. Я их сдуру похвалила. Они мне письмо. Мол, уважаемая, то-се. Дай денег! Думаю, дело божье. Поют прям как ангелы! Но денег просят много – все ж жалко… Решила твоему позвонить. Давай, говорю, Григорий Андреевич, поучаствуем! Люди поют, как божьи ангелы! А репетиции свои проводят в сырых подвалах. Давай им помещение проплатим для этих самых репетиций, чтоб глотки почем зря не рвали. Рояль, может, купим. Пусть, говорит, себе надрываются. Никто их не заставлял связки рвать. Кто их слушает? Ты? Кстати, тут он и про тебя еще упомянул. Говорит, или подружка твоя тоже в эти секты песнопения ходит?

– Ну что ты несешь? – Марта аж передернулась.

– Рассказываю, как дело было. Говорит, шли бы лучше работать. Нет, не мы с тобой. Эти! Певцы! Вон у нас на производстве рук не хватает. И зарплаты прекрасные, и химикатов никаких. Вот такой он человек. Наш уважаемый Григорий Андреевич. Никакого понимания, – закончила не без злорадства.

– Ну я, в принципе, с ним согласна. – Марта пыталась «вернуть на место лицо», не выдать свою подавленность и удержать голос, чтобы не дрожал. На хор было плевать, но вот кухня…

Вот ведь баба! Ну ни копейки в своей жизни не заработала, только мужиков обдирала, а делает все, что пожелает. И главное, не копит, не откладывает. Швыряет деньги направо и налево. Ну вот к чему, к примеру, дома ходить в этом бархатном пальто?! Это же неудобно! Исключительно чтобы насолить Марте! И ведь добивается своего! Ну ладно, от вида пальто Марта даже получила некое удовлетворение. Безвкусное творение якобы модного дизайнера, а на сегодняшний день еще одного близкого друга соседки Василисы, делало ту еще квадратнее. И все равно Марта злилась. Почему? Разве можно сравнивать ее и Василису? Она сама всегда занималась своей фигурой. У нее безупречный стиль. Она выглядит соответственно возрасту и статусу. Дорого, стильно и просто. И всегда с идеальной стрижкой седых, чуть подкрашенных волос. Не то что эта. Три пера на голове, на ресницах тонна туши, видать, еще «Ленинградской». Поплевала в коробочку и щеточкой натерла сначала брови, потом несуществующие ресницы.

Но кухня! Этот остров! Прямо в остров встроена раковина. Это ж надо так придумать… А какая столешница! Идеально гладкая, цвета айвори. Как такое могло случиться, что безвкусная Василиса вдруг выбрала идеально нейтральный и тем самым богатый цвет? И какие удобные эти стулья… Это же совсем другое дело. Не устает спина, обзор на все стороны…

– Хряпнем? – деловито предложила Василиса.

– Давай! – мрачно согласилась Марта.

Да, Василиса оказалась права, Гриша после ее доклада про кухню резюмировал:

– Тем более денег не дам. Еще я с Васькой соревноваться буду.

– При чем тут Василиса?

– При том, что зависть – чувство поганое, сам борюсь, знаю. И закончили дискуссию.

Закончили. А что теперь? Теперь имеем то, что имеем. Никто не знает, что оставил Григорий после смерти. И главное, кому?

По дороге на кухню Марта заглянула в столовую: все накрыто, как всегда. Ну вот и хорошо. На кухне уже суетились Алена и их повар Люся. Как может какое-то событие повлиять на наши взгляды? Марта прекрасно понимала, сколько Алена сделала для Гриши, а стало быть, для всей их семьи. И вот Гриша ушел в мир иной, и Марта уже смотрела на помощницу зятя другими глазами. Понятное дело, виной всему завещание, которое будет зачитано вечером.

Марте казалось, что Алена уже не так расторопна и смотрит на нее свысока. Какой кошмар. Неужели Грише хватило наглости оставить ей свои деньги? И это при живой-то дочери?! И потом, сама Марта, она, в конце концов, тоже здесь не последний человек.

Надо взять себя в руки. Ей все это только кажется. Нервы и стресс. Надо думать о здоровье, а не о деньгах. С другой стороны, какое здоровье без денег…

– Всем доброго утра! Мне кажется, у нас гостья. Люся, вы в курсе?

– Да, Алена предупредила, видела вчера ночью, как Валентин тащил на себе какую-то девицу.

– Доброе утро, Марта. Ну не то чтобы прямо тащил. Люся, так я не говорила.

Люся всегда была немного беспардонна, чего удивляться. А вот то, что не поздоровалась, Марта про себя отметила. А что с ней теперь здороваться? Она и раньше была тут не понять кем. Так, заведующая садом и экскурсоводами. А теперь и подавно. А Алене, смотри, как улыбается. Нет, этого ей не перенести. На глазах выступили слезы.

– Марта, у вас все в порядке? – сбоку тронула за плечо Алена.

– Да, да. – Марта попыталась взять себя в руки. – Сложно, конечно, времени-то совсем немного прошло. И уж точно гости сегодня совсем некстати. – Про себя подумала: «Гриши нет, и порядка нет».

– А Вероника в курсе?

– А она дома ночевала? – опять вставила Люся.

– Извините, но мне кажется, это не совсем ваше дело. Или даже так: совсем не ваше. – Марта решила, что это хамство терпеть совсем ни к чему.

– А что я такого сказала? Да вон, бежит! Слышите? Разговоров на весь коридор.

Марта отметила краем глаза, что Алена тут же вышла через арку в столовую.

В прошлую субботу было не до завтрака. А что, интересно, будет сегодня? Как поведет себя Алена? Гриша строго следил, чтобы его личная ассистентка, как он ее называл, тоже присутствовала за столом. Сначала это было действительно необходимо, потом члены семьи к этому привыкли. За пять-то лет. Как привыкли к взбалмошной Люсе. Готовит хорошо, очень чистоплотная. А то, что характер непростой? А кто сегодня без характера?