bannerbanner
Фурии принцепса
Фурии принцепса

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 8

Тави медленно покачал головой:

– Пожалуй, не представляю. – Он постучал по карте пальцем. – А не может это быть подделкой? Обманкой, чтобы ввести нас в заблуждение?

– Возможно. – В голосе Магнуса послышалось одобрение. – Хотя я бы счел это весьма маловероятным.

Тави хмыкнул.

– Ну что ж, – проговорил он, – это ценнейшие сведения.

– И я так подумал, – сказал Магнус.

– Повременю пока сбрасывать вас за борт, – вздохнул Тави.

– Я ценю это, принцепс, – серьезно ответил старый курсор.

Тави провел пальцем по нескольким жирным линиям, кое-где вычерченным как по линейке:

– А это что, какие-то каналы?

– Нет, принцепс, – возразил Магнус. – Это границы.

Тави удивленно посмотрел на него:

– Не понимаю.

– По-видимому, – сказал Магнус, – канимы не имеют единого правительства. Они разделены на несколько отдельных разнородных общностей.

Тави нахмурился:

– Как маратские племена?

– Не совсем так. Каждая территория вполне независима. Они не образуют единого государства, не имеют централизованной власти. Каждая управляется совершенно отдельно от остальных.

Тави заморгал и наморщил лоб:

– Но это же… я бы назвал это безумием.

– Мм. Карна – это дикий мир, населенный немыслимым множеством народов, как правило конфликтующих друг с другом. Нам, алеранцам, чтобы выжить и благоденствовать, пришлось объединиться перед лицом врагов.

Тави кивнул на карту:

– А канимов такое множество, что они могут позволить себе разделиться?

Магнус кивнул:

– Учитывая все обстоятельства, я рад, что наш новый принцепс нашел почетный, мирный и достойный уважения выход из ситуации в долине.

– Всегда полезно с первого раза произвести хорошее впечатление, – согласился Тави и медленно покачал головой. – Вы представляете, Магнус, что было бы, если бы горячие головы в Сенате настояли на полноценном вторжении в канимские земли? – (Магнус молча кивнул.) – При такой их численности, – продолжал Тави, – нас бы просто смели. С фуриями или без фурий – они могли бы уничтожить нас по первой прихоти.

– Похоже на то, – угрюмо согласился Магнус.

Тави взглянул на него:

– Так почему они этого не сделали?

Старый курсор покачал головой:

– Не знаю.

Тави еще некоторое время изучал карту, разглядывая разные территории.

– Так Варг, как я понимаю, принадлежит только к одной из этих территорий?

– Да, – сказал Магнус. – К Нарашу. Это единственная территория, установившая связи с Алерой.

В Нараше, отметил Тави, находился и порт Маршаг.

– Мне кажется, нам теперь следует спросить себя…

За стенкой каюты затрезвонил судовой колокол. Заорал, выкрикивая приказы, Демос. Минуту спустя капитан, коротко постучав, распахнул дверь.

– Магнус. – Он кивнул старому курсору. – Сударь, – добавил он, кивнув Тави, – тот старый морской волк не ошибся. С юга идет шторм.

Тави поморщился, однако кивнул:

– Чем мы можем быть полезны, капитан?

– Привяжите все, что не привинчено к полу, – сказал Демос. – И себя не забудьте. Нам достанется.

Глава 2

Валиар Маркус обдумывал, как лучше объяснить молодому канимскому офицеру разницу между «У тебя плохой нюх» и «У тебя плохой запах».

Маркус знал, как важно для юного канима показать хорошие успехи перед самим Варгом – общепризнанным командующим канимским флотом – и его сыном и заместителем Насаугом. Выставив его дураком, Маркус нанес бы молодому воину оскорбление, которое не забудется до могилы, а при долгожительстве этого волчьего племени поступок Маркуса отзовется, к добру или к худу, и в будущих поколениях.

– Ваше замечание, бесспорно, точно, – медленно, отчетливо выговаривая алеранские слова, заговорил Маркус, – однако вы увидите, что многих моих соотечественников подобные замечания смущают. Нюх у нас, как вы заметили, развит значительно хуже вашего, и выражения, к нему относящиеся, по смыслу заметно отличаются от вашего понимания.

Варг чуть слышно зарычал, пробормотав:

– Мало кто, будь он алеранец или каним, рад услышать, что его запах неприятен.

Маркус обернулся к матерому старому вождю, по-алерански склонив голову:

– Как вы изволили заметить, сударь.

Он встрепенулся за долю секунды до того, как пристыженный молодой каним, рыча и щелкая зубами, бросился на учителя.

Маркус успел заметить приметы болезненной гордыни, у юных канимов не менее распространенной и явной, чем у их алеранских сверстников. Старший центурион в свои без малого шестьдесят и не мечтал предупредить нападение молодого канима, если бы полагался только на свои органы чувств, однако предвидение защитило его лучше проворства. Маркус заранее ждал и вспышки ярости, и броска.

Каним представлял собой восемь футов стальных мышц, клыков и прочных костей и был вдвое или втрое тяжелее алеранца, но не успел отдернуть выставленной вперед морды, когда мозолистый кулак Маркуса поймал и рванул в сторону его ухо.

Каним дернулся, извернулся, его рычание перешло в тонкий визг, и он, спасая чувствительное ухо, инстинктивно подался вслед за рывком. Маркус воспользовался тем, что противник теряет равновесие, и обрушил весь свой вес на его мохнатый подбородок, швырнув молодого канима на палубу так, что у того череп затрещал. Оглушенный воитель полежал немного с остекленевшими глазами, вывалив язык. Из ссадины на голове сочилась кровь.

Маркус, поднявшись, оправил на себе тунику.

– Сообщение о превосходстве в обонянии, – заговорил он как ни в чем не бывало, – отличается по смыслу от утверждения, что чей-то запах неприятен. Этот кто-то может счесть ваше высказывание за преднамеренное оскорбление. Сам-то я простой старый центурион, я давно стал медлителен и не опасен в бою и не вижу ни в том ни в другом утверждении ничего обидного. Я совершенно не сержусь, да и, обидевшись, ничего бы не мог предпринять. Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то менее снисходительный и более опасный причинил вам вред, когда вы всего лишь пытаетесь поддержать дружескую беседу. Вы меня понимаете?

Ученик устремил на Маркуса стеклянный взгляд, раз-другой моргнул, а потом дернул ушами, выражая понимание и согласие.

– Хорошо, – продолжал Маркус на своем неумелом, но вразумительном канимском и улыбнулся, почти не показывая зубов. – Я рад отметить ваши значительные успехи в понимании алеранского.

– Хороший урок, – согласно проворчал Варг. – Можешь идти.

Молодой каним подобрал себя с пола, уважительно подставил горло Варгу и Насаугу и нетвердым шагом вышел из каюты.

Маркус повернулся к Варгу. Этот каним и среди своих был великаном – добрых девять футов, если выпрямлялся в полный рост. «Чистокровный» строился по нему: каюта, такая же тесная для него, как все корабельные помещения, Маркусу казалась огромной пещерой. Варг, чья густая черная шерсть была исполосована светлыми шрамами, присел на ляжки в позе отдыха, небрежно придерживая рукой-лапой толстый свиток, открытый на том месте, где они читали на уроке.

– Маркус, – пробормотал Варг с привычной угрозой в басовито рычащем голосе, – вы, я полагаю, ожидаете объяснений этому нападению?

– Ваш молодой подчиненный – он бы подавал надежды, не будь таким самоуверенным болваном, – убежден в непобедимости своего племени и, как следствие, в своей непобедимости.

Варг смешливо повел ушами. Взгляд его обратился к Насаугу – этот каним был меньше ростом и светлее отца. Насауг отвесил челюсть, обнажил белые клыки и вывалил язык, улыбаясь по-канимски.

– Я тебе говорил, – на канимском сказал ему Варг. – Учитель охоты – всегда Учитель охоты.

– Прошу прощения? – переспросил Маркус. Каждое слово он понял, но смысл фразы остался для него загадкой.

– Старшие воины, – специально для него пояснил Насауг. – Их ставят командовать новичками. В былые времена они сбивали тех в охотничьи стаи, учили молодых охоте. И назывались Учителями охоты.

– В наше время, – проворчал Варг, – так называют того, кто готовит отряд молодых бойцов, – учит знать свое место и дело в бою. В ваших легионах такие тоже есть.

– Центурионы, – кивнул Маркус. – Понимаю.

– Щенок не стал бы тебя убивать, – сказал Насауг.

Маркус ответил ему спокойным взглядом в упор.

– Не стал бы, – ровным голосом признал он. – И я, уважая желание принцепса, чтобы плавание прошло мирно, оставил его в живых.

– Зачем бы вам его убивать, Учитель охоты? – с тихой угрозой протянул Варг.

Маркус обратил недрогнувший взгляд к нему:

– Затем, что я гораздо охотнее оставляю за спиной мертвых дураков, чем живых врагов, которых сам же кое-чему научил. Впредь я был бы вам обязан, если бы мог ограничиться теми уроками, какие мне поручены.

Варг снова оскалил клыки в канимской усмешке:

– Приятно видеть, что мы друг друга понимаем. Моя шлюпка готова доставить вас на ваш корабль, если вы готовы, Валиар Маркус.

– Готов.

Варг склонил голову в алеранском поклоне:

– Тогда ступайте своей дорогой и доброй вам охоты.

– И вам, сударь.

Маркус уже повернулся к двери, когда она открылась и вошел тощий рыжеватый каним, малорослый для своей породы. Он без предисловий подставил Варгу горло и сообщил:

– Близится свирепый шторм, командир. У нас не более получаса.

Варг в ответ рыкнул и мотнул головой, отпуская моряка. И взглянул на Маркуса:

– Мы не успеем доставить вас и вернуть себе шлюпку. Как видно, вам придется немного задержаться.

– Старший… – В голосе Насауга Маркусу послышалось предостережение. Он без труда догадался, в чем дело. И сам он не рад был застрять в бурю на корабле, где вспыльчивый молодой каним еще не остыл после его урока.

– Носовая каюта, – сказал Варг.

Насауг хлестнул хвостом – Маркус узнал жест, выражавший удивление. Впрочем, младший каним быстро совладал с собой и поднялся.

– Центурион, – негромко проворчал он, – не откажите последовать за мной. Вам лучше не мешать занятым работой морякам. Мы постараемся устроить вас поудобнее.

Маркус внутренне усмехнулся, подумав, что удобства в данном случае равнозначны возможности дышать. Однако всякий быстро убеждался, что понятия канимов сильно отличаются от понятий алеранцев.

Он вслед за Насаугом вышел на палубу «Чистокровного». Все деревянные части корабля были выкрашены в черный цвет, чего не бывало на алеранских судах. Алеранцы, напротив, старались выбелить свои корабли. Так команде было легче работать по ночам, особенно в плохую погоду, когда не хватало надежных источников света. Черный корабль производил мрачное, похоронное впечатление, но выглядел внушительно, тем более в сочетании с черными парусами. Канимы видели в темноте намного лучше алеранцев. Им не составляло труда заниматься делом и ночью, в какой бы цвет ни был покрашен корабль.

Насауг привел Маркуса в носовую каюту, в обычное время считавшуюся самой неудобной. Когда корабль идет под парусами, ветер обычно дует с кормы и сносит все запахи с палубы к носу – а дурных запахов на корабле хватает. Дверь здесь была низкая, только-только по росту Маркуса. Насауг, вместо того чтобы просто войти, постучал и выждал, пока ему открыли.

Каюта была совсем темной, без окон и светильников. Тихий голос спросил:

– Мы нужны, сын Варга?

– Алеранский Учитель охоты под покровительством Варга, – ответил Насауг. – Отец просит сохранить его до возвращения на его корабль после шторма.

– Будет сделано, – произнес голос. – Пусть он войдет, сын Варга.

Маркус, шевельнув бровью, покосился на Насауга.

Каним кончиком носа указал ему на дверь:

– Ваша каюта, центурион.

Маркус всмотрелся в темноту и снова обернулся к Насаугу:

– И здесь мне будет удобно?

Насауг усмешливо дернул ухом:

– Удобнее, чем в других частях этого корабля.

Важнейшая особенность канимов, выявленная благодаря самому принцепсу, состояла в том, что те куда больше людей полагались на язык тела. Слова порой ничего не значат, а движения и позы говорят куда правдивее и вернее отражают намерения. Как следствие, алеранцы научились не выказывать страха перед хищными воинами-волками, если не хотели, к примеру, попасть к ним в брюхо.

Маркус подавил невольную робость, пробужденную в нем голосом невидимого обитателя каюты, и, спокойно кивнув Насаугу, вошел и закрыл за собой дверь. В темноте он остро ощутил, какие тонкие на нем штаны и туника, и впервые за месяц после выхода из порта пожалел о тяжелых доспехах. Меча он не тронул – слишком откровенный был бы жест. Впрочем, для боя в темноте все равно лучше подошел бы скрытый под одеждой нож. Схватка развернулась бы в ужасной тесноте.

– Ты не Учитель охоты, – помедлив, заговорил невидимый каним. И с хихикающим рычанием добавил: – Нет, и не воин.

– Я центурион Первого алеранского легиона. Мое имя Валиар Маркус.

– Едва ли, – возразил голос. – Более вероятно, сколько могу судить, что тебя называют Валиаром Маркусом. – (Маркус ощутил, как напряглись у него плечи.) – Мы, знаешь ли, присматриваем за вашими шпионами. Чаще всего они неумелые. Но тебя мы до вчерашнего дня не подозревали и выяснили правду лишь случайно. Ветер откинул занавеску, когда ты читал свиток Варга, пока его не было в каюте.

Второй голос прозвучал правее и выше:

– Тебя разоблачила лишь случайность.

Третий голос, ниже и левее, добавил:

– Ты мастер своего дела.

Маркус задумчиво прищурился.

– Плевать Варгу, хорошо ли усвоил язык тот тупоголовый щенок, – сказал он. – Он хотел задержать меня до шторма.

– По нашему настоянию, – сообщил заговоривший первым.

Маркус хмыкнул. Однако Варг подстроил все так, будто его обычные планы сорваны простой случайностью. Значит, по тем или иным причинам ему хотелось скрыть теперешний разговор даже от своих – что наводило на мысль о разброде в рядах, а это всегда полезно иметь в виду.

А еще это означало, что его нынешние хозяева не могут быть никем иным, как…

– Вы Охотники, – тихо сказал он. – Как те, что покушались на принцепса.

В темноте раздался шорох, – это один из канимов стянул плотную ткань с сосуда со светящейся жидкостью, распространявшей красноватое мерцание. Теперь Маркус видел троих канимов – поджарых, серых, с ушами несколько больше, чем у встречавшихся ему воинов, – у этих уши немного напоминали лисьи. И в свободных накидках, расписанных серым и черным, – как у тех, в долине Амарант.

В маленькой каюте уместились две двухъярусные койки. Один каним присел на полу над миской, второй растянулся на верхней койке у стены, а третий в странной позе скорчился на нижней напротив. Все трое были почти неотличимы друг от друга, вплоть до оттенка меха и пятен на шкуре, – значит, родственники, вероятно братья.

– Охотники, – сказал первый каним. – Так нас называют ваши люди. Меня зовут Ша.

– Неф, – рыкнул второй.

– Ко, – сказал третий.

Крепчавший ветер раскачивал корабль. Над простором открытого моря рокотал гром.

– Зачем меня сюда привели? – спросил Маркус.

– Чтобы предостеречь, – ответил Ша. – Вам нечего опасаться нападения Нараша. Но другие территории не гарантировали вам безопасности. Там вас считают паразитами, которых следует истреблять всюду, где увидишь. В какой-то мере Варг сумеет вас защитить. Но, продолжая путь в Канию, вы делаете это на свой страх и риск. Варг предлагает вашему принцепсу обдумать, не повернуть ли назад.

– Нашего принцепса, – сказал Маркус, – трудно свернуть с пути угрозами.

– Пусть будет, что будет, – ответил Ша.

– Зачем предупреждать меня здесь? – спросил Маркус. – Почему было не послать вестника к нему на корабль?

Трое канимов с непроницаемыми лицами взирали на него.

– Затем, что ты враг, Валиар Маркус. Варг принадлежит к воинской касте. Для уважающего себя воина так же невозможно поддерживать и предупреждать врага, как невозможно отрастить новые клыки.

Маркус нахмурился:

– Понимаю. Варгу честь не позволит так поступить, а вам можно.

Ша согласно повел ухом:

– Наша честь в том, чтобы повиноваться и достигать успеха любыми способами и средствами. Мы служим. Мы повинуемся.

– Мы служим, – повторили Неф и K°. – Мы повинуемся.

Снова прогремел гром, на сей раз пугающе близко, и голос ветра теперь превратился в вой. Далеко за шумом бури раскатился другой звук – ниже и протяжнее грома, словно улюлюкал грозный великан. Такое Маркус слышал всего раз в жизни, много-много лет назад.

Это ревел защищающий свой участок левиафан – из тех гигантских морских созданий, что способны в щепки разбить корабль, даже такой большой, как «Чистокровный». Бури часто пробуждали чудовищ, а судовым колдунам во взбаламученных водах труднее было укрыть от них корабль.

Эта буря готова была убить и людей, и канимов.

Маркус проглотил страх и, сев спиной к стене, закрыл глаза. Желай Охотники зла, они уже напали бы на него. Бояться сейчас следовало только рассерженного левиафана, способного превратить «Чистокровного» в кучу щепы и оставить всех, кто на борту, на милость разъяренного моря.

Маркус отметил, что эта мысль не слишком его беспокоит. Как видно, все познается в сравнении. Такая смерть, оставаясь ужасной, была, по крайней мере, безличной. Бывают смерти много хуже.

К примеру, принцепс мог узнать о том, что стало известно Охотникам: что Валиар Маркус – не простой, а многоопытный центурион алеранского легиона. Что в действительности он именно тот, за кого принимают его Охотники, – шпион, укрывающийся под чужим именем. Охотники не могли знать, что он заслан сюда из Алеры смертельными врагами принцепса, а вот если людям принцепса или, упаси Великие фурии, самому Октавиану станет известно, что под именем Валиара Маркуса скрывается бывший курсор Фиделиас, слуга Аквитейнов и государственный изменник, его тело достанется во́ронам.

Фиделиас больше не служил Аквитейнам. Он написал самое красноречивое в своей жизни письмо, уведомляя консула об отставке, – и в этом письме имелся только один изъян: оно не могло прикончить хладнокровную тварь, супругу консула Инвидию Аквитейн. Впрочем, и это ничего не меняло. Разоблачение будет стоить ему жизни. С этим он смирился. Никакие его старания не отменят прошлой измены Короне и перехода на сторону предателей, нацелившихся на место Гая Секстуса.

Рано или поздно он поплатится за свои преступления.

Но до того дня он помнил, кто он такой и в чем его долг.

Валиар Маркус закрыл глаза и, призвав на помощь искусство бывалых служак, мгновенно провалился в сон.

Глава 3

Амара, графиня Кальдеронская, утерла потный лоб и с удовлетворением поглядела на редеющую пелену облаков. В который раз местные фурии ветра собирались ударить бурей по людям долины, загоняя жителей в надежные каменные стены укрытий. И в который раз она успела вмешаться, не дав буре набраться сил.

По правде сказать, это дело, если вовремя за него взяться, не требовало запредельных усилий. До того, как непогода становилась опасной для человека, должно было случиться множество разных событий, и если Амара перехватывала их цепочку в самом начале, то легко рассеивала собирающуюся грозу. И сама этому удивлялась.

Удивляться, пожалуй, не стоило. Уничтожить всегда проще, чем создать. Стоит только вспомнить ее преданность Первому консулу. Или доверие и любовь к наставнику Фиделиасу.

Горькие мысли принесли с собой тихую боль и печаль, совсем не подходящие к солнечным лучам, которые уже прорвались сквозь разорванные тучи и омыли Амару легким, зыбким теплом предзимнего солнца. Она на минуту прикрыла глаза, впитывая тепло всем телом. Над землей, если подняться на милю и более, всегда бывало холодно – и особенно если взлететь не в кожаной одежде для полета, а в простом платье, как она сейчас. Она решила, что обойдется без особого снаряжения, ведь летать предстояло не более получаса – недолгая работа на умеренной высоте, а потом возвращение в гарнизон, где графиню ждало множество необременительных, бесспорно нужных и чрезвычайно приятных занятий.

Амара, тряхнув головой, выбросила из нее лишние мысли и вызвала свою фурию ветра, Цирруса. В былые времена она бы очертя голову рванулась к гарнизону, но вызванный стремительным рывком шум мог потревожить соседей, а нынешняя Амара помыслить не могла о такой невежливости. А еще скорость в клочья изорвала бы подол ее платья и безжалостно растрепала волосы. Раньше все это ничуть бы ее не смутило, но для многих из тех, с кем она день ото дня вела дела, внешность значила немало, и проще было выглядеть, как положено графине в их представлении.

А еще, хотя вслух он ничего не скажет – никогда не говорил, – взгляд мужа горячо одобрял ее нынешние более… благопристойные манеры.

Амара усмехнулась. Одобрял не только взгляд, но и руки. И прочее.

Она скользнула к Гарнизону быстро, но с разумной скоростью, пролетела над разросшимся вширь городком и приземлилась в старой крепости, оседлавшей узкую щель перевала в восточном конце долины Кальдерон и служившей теперь цитаделью для городка, похожего скорее на резиденцию консула, чем на простой окружной центр.

То, что начиналось как рынок под открытым небом, где десяток ремесленников предлагали свои изделия нескольким сотням кочевых маратов, превратилось в перекресток торговых путей, где переплетались интересы десятков купцов и тысяч покупателей – как бледнокожих варваров, так и амбициозных алеранских дельцов.

* * *

Растущий город требовал все больше продовольствия, поэтому доминусы долины распахивали новые поля и строили новые дома, богатея с каждой жатвой. Привлеченные новыми возможностями, алеранцы со всех концов страны перебирались в долину Кальдерон, и граф Бернард уже дал разрешение основать четыре новых домена.

Приземлившись, Амара нахмурилась. Строго говоря, по-настоящему новыми из них были лишь два. Два других домена ставились на руинах старых усадеб, уничтоженных несколько лет назад нашествием ворда.

Вспомнив о нем, Амара вздрогнула.

Ворд.

Они справились с ним с помощью маратов – на время. Но ворд не исчез с лица земли. Амара с Бернардом сделали все возможное, чтобы предостеречь алеранцев от новой угрозы, но мало кто внял их предупреждениям. Мало кто понимал, какую угрозу несут эти твари. Если – когда – ворд вернется, глупцы не успеют осознать свою ошибку, а тем более – ее исправить.

Амара отчаялась что-то объяснить людям. А вот ее муж, по своему обыкновению, просто изменил образ действий. Исчерпав свои возможности по укреплению всей страны, Бернард возвратился в Кальдерон и принялся укреплять свою территорию, отдавая все силы обороне долины и ее жителей от ворда и любой другой угрозы. А учитывая, сколько податей платила разбогатевшая округа, приготовления выходили воистину внушительными.

Амара перекинулась приветствиями с часовым на Стене и спустилась во двор, чтобы пройти в покои графа. Кивнув дежурившему перед дверью легионеру, она вошла и застала Бернарда за изучением листов чертежей – вместе с секретарем и парой механиков из легиона. Бернард на голову возвышался над остальными, был шире и в плечах, и в груди. Хотя на висках у него за последние годы прибавилось серебра, это не портило его наружности – ничуть. Он не изменил своей излюбленной короткой бородке, хотя и она теперь была гуще присыпана солью. В зеленой рубахе и кожаных штанах лесного жителя он мало походил на графа, хотя одежда отличалась превосходным качеством материи и шитья. Глаза смотрели серьезно и умно, но между бровями пролегли тонкие морщинки недовольства.

– И слышать не хочу про «никто раньше так не делал», – обратился Бернард к старшему из механиков. – После того как вы сделаете, этого уже никто не скажет, верно?

Механик скрипнул зубами:

– Доблестный граф, вам следует понять…

Бернард прищурился:

– Я понимаю, что еще одно ваше слово в этом покровительственном тоне – и я скатаю все чертежи в трубку, чтобы запихнуть вам…

– Если вы не слишком заняты, – непринужденно вклинилась Амара, – нельзя ли мне перемолвиться словом с господином супругом?

Бернард опалил механика взглядом, перевел дыхание, взял себя в руки и обернулся к Амаре:

– Конечно. Господа, давайте продолжим после обеда.

Все трое согласно забормотали. Старший механик, не сводя глаз с Бернарда, собрал со стола чертежи и принялся скатывать их в трубку, с лихорадочной поспешностью отступая к дверям. Амаре пришел на ум бурундучок, наткнувшийся на спящего травяного льва и со всех ног пустившийся наутек.

Когда дверь за бурундучком закрылась, Амара не сдержала улыбки.

– Риванский легион! – презрительно бросил Бернард, меряя шагами скромный, по-деловому обставленный кабинет. – Они так давно не воевали, что с тем же успехом могли бы называться Риванским строительным. И всегда у них находятся причины, почему то нельзя, а это невозможно. Чаще всего потому, что раньше так не делалось.

– Бесполезные нахлебники, – сочувственно кивнула Амара. – А твоих людей в этом легионе нет, муж мой?

На страницу:
3 из 8