Альцгеймер, добрый мой приятель

3

Арсений всегда вспоминал свое детство, попадая в квартиру бабушки. Вот фотография деда, которая висела здесь всегда, оставаясь порой незамеченной, но не однажды привлекающая его внимание. Лицо и особенно борода на ней были очень похожи наэкзотического телеведущего передачи «В мире животных» в советское время. Он знал, что назван именем деда, ноне решился тогда побольше расспроситьо нем, да и бабушка никогда не говорила ему о том изображенном в резной рамке, а может и была рада, что внук не теребил душу, так трудно объяснить ту радость жизни и надежду, которой со временем становится все меньше, а потом вовсе замирает, будто ее и не было.Бабушка никогда не называла внукаполным именем, а всегда немного необычно, как в детстве – Арсик.

У маленького Арсика были странные размышления, когда он видел свою бабушку. Может их и не было вовсе, но какая-то непонятная грань между ними существовала. Не было в их отношенияхникогда большого восторга, как при взгляде на родителей и его самого. Он знал, что это близкий и любящий его человек, но ответное чувство рождалось на грани осторожности. Арсик чувствовал, что они находятся в разных ощущениях мира и жизни. Он, правда, глубоко не понимал этого смысла и как будто всегда был начеку, не внимая глубины любви в невнятно строгом взгляде прародительницы.

Радовала его глазбардоваяплюшевая скатерть, котораявсегда покрывала стол. Она уже поблекла со временем, но неизменно прятала полированную поверхность стола иубиралась очень редко. На стенеуокна степеннозвучали иубаюкивали настенные часы с блестящим маятником.

Попадая в этот дом, Арсений чувствовал что-то глубинное и в тоже время непонятное. В глазахбабушкион часто интуитивно чувствовал, что она видит в нем кого-то другого. Ей приятно даже его озорство, но объяснить он это не мог. Что-то обрывалось и неприятно оставляло какую-то непоправимую бездну.

В непоседливом ребенке было много мыслей, порой обрывочных и недолгих. Но, как ни странно, они всегда были и остались и поныне. Теперь ему показалось, что они останутся навсегда.

Именно сейчас, по истечению времени, когда они жили давно раздельно, он это почувствовал и ему вдруг захотелось расспросить побольше о ее жизни.

Он воспринимал свою бабушку, как непонятный, но давно отживший для него мир. Мир непонятного существования. Он никогда не думал о том, чем живет его бабушка, чему радуется, отчего порой негодует. Онане очень тесно общалась с матерью и отчимом. Оттого и он всегда ощущал отсутствие единства семьи.

Только сейчас он вдруг подумал:

«Вот когда-то уйдет она из жизни и не к кому будет заехать, почувствовать тепло этих мягких и добрых глаз…И ведь никто не смотрел на него с такой лаской, самоотдачей и с готовностью принесения жертвы для него»

И вдруг ему захотелось поделиться своими мыслями с ней:

–Знаешь, Ба, мне сегодня сказали, что у меня может быть ребенок…

Она всплеснула руками.

–Арсик!… Дождалась я, – всхлипнула пожилая женщина.

–Знаешь, Ба,…странно, но я не очень этого хочу.

–Это не ты не хочешь…Это внутренняя твоя сущность противления… Этонебывалое счастье, и для меня и твоей мамы…

Арсений смотрел на нее, будто проснулся. Пожилая женщина с непросохшими глазами продолжала свою мысль:

–Я старалась тебе не говорить о твоем деде…Да и мама твоя не имела с ним должного контакта…Потому, как не очень понимала его… А дед твой чем-то очень похож на тебя характером…Всегда вспылит не подумав, а потом уже все идет не так…

–Так ты его не любила?

–Как раз любила…очень. Таких всегда любят, но с ними очень трудно… Жалею теперь, что многое не остановила и не препятствовала…

–Интересно, ты никогда не говорила…

–Если тебе что-то мешает, ты скажи…я все сделаю… А ребенку возрадуйся и береги свою будущую жену.

Арсений после этих слов как-то переменился и ему очень захотелось сделать именно так. Но минутное затмение сменилось задуманным желанием. Ему вдруг так неприятно было говорить о деньгах. Какая-то внутренняя родственная нить вдруг тормозила мозг и его, но одновременно его кто-то дергал за руку.

–Ба, если не трудно, ты не найдешь тысяч пятьдесят? …Яотдам в конце года.

–Конечно, не сомневайся.

Она пошла в другую комнату.

Арсений сидел неподвижно. Он вдруг почувствовал за словами бабушки всю ее родственную близость, и ему последние свои слова стали еще более неприятны и как-то неуместны.

«Зачем я это делаю…Неправильно все это …Не это нужно от нее…»

–Вот, – радостно протянула ему деньги бабушка, быстро войдя в комнату, – мне тут недавно звонили, обещали еще помощь…

–Кто звонил?

–Да так, добрые люди…

Она этими словами как-то внутренне успокоила молодого человека.

После отъезда в США матери с отчимом-бизнесменом, где они с трудом, но постепенно за несколько лет обжились, Арсений считал бабушку единственно близким существом на свете. Родители редко писали и вообще как-то выпали из его жизни. Это он считал нормальным, один раз съездил в гости, но заграничная жизнь его не привлекла. Какая-то непонятная глубинная меркантильная суета в поиске больших денегбыла приторно невыносима и очень не походила на его представление о дальнейшей жизни.

Всегда, когда Арсений заходил к бабушке, он попадал в мир детских грез, которые порой перемежались с некоторыми ощущениями непонятного страха. Она, конечно, его никогда не пугала и рассказывала лишь добрые и поучительные сказки, окружала его теплом домашнего уюта, но от нее исходила какая-то прошлая непонятная ему тайна бытия. Его родители всегда бурно разговаривали, спорили, не обращая порой на него внимания, и он чувствовал себя в потоке бесконечной жизни. Бабушку же он всегда помнил и знал в одной, почти лишенной мебели квартире, была здесь какая-то необычная свобода бросить мяч, правда, можно было неосторожно попасть в фотографию или иную скромную картинку. Родители жили отдельной от нее жизнью, оба активно занимались бизнесом, требующего порой напряжения воли и трезвого прагматизма, общих семейных праздников почти не было. И как бы этоне казалось странным, маленький Арсик больше всего чувствовал родное дуновение прошлых поколений через заботу и внимание бабушки. Каким-то непонятным чувствомАрсений всегда чувствовал, что отмеренный ему период жизни начинался именно здесь и каким-то образом связан с его вечной жизнью.

Душистый чай с малиновым вареньем Арсений любил с самого детства и бабушка знала это хорошо, накладывая в небольшую ажурную розетку малиновый джем. Когда-то она сама варила варенье из этой загадочной ягоды, но в теперешних условиях, когда мы все стали жить прилавками магазинов, это потеряло смысл.

Бабушка часто обращала его внимание, что жить без любви невозможно и неправильно, очень трудно, но Арсикпока не чувствовал той необходимой для жизни любви.

Он запомнил и проникся бабушкиными словами:

–Мужчина должен жить обязательно в стране, где родился. Так суждено ему сверху, если даже ему тяжело – преодоление для мужчин первое дело. А вот женщина – другое дело, жена живет там, где лучше мужу, семье, – как бы оправдывая отъезд дочери из страны, добавляла она.

Он никогда не задумывался глубоко, но понемногу начал привыкать и даже пользоваться этой любовью сначала понемножку, а потом уже не замечал этого порока, который незримо рождал другие, не менее страшные потери его души.

Арсений шел домой с каким-то нехорошим чувством. Никогда мать или отчим не говорили с ним так тепло и понятно. Он задумался о том, какие интересные отношения были у его прародителей. И только войдя в метро, он немного успокоился.

«Все-таки ближе «бабукена» нет пока у меня никого».

4

После отъезда жены время в жизни Викентия побежало быстрей. Он замечал и раньше, что оно стремительно бежало по сравнению с прошлыми более молодыми годами. То ли впечатлений стало меньше и немногое могло теперь его удивить. Но оно заметно замедлялось, когда хотелось побыть в уединении созерцания природы одномуот некой яркости восприятия окружения, вне ранее привлекательных массовых сборищ или, как говорят теперь, тусовок. Викентий начинал видеть в каждом прохожем необычного человека, пытался внутренне понять и объяснить его поступки. И теперь одно ясно и твердо просматривалось пожилому человеку – каждый человек вправе определить и действовать в силу своего нрава и интуиции и именно каждому определено конкретное время и даже диапазон участия в жизни в силу собственной воли и уровня совершенства.

Несмотря на годы, у Викентия осталось юношеское воображение и романтика восприятия окружающего мира. Когда серо-зеленые селезни и утки заполнили почти все пространство реки, то деревянный мостик непременно напоминал ему палубу пиратского корабля. Интересно было и то, что Викентий стал это замечать вовсе не сразу, а после многочисленных прогулок. Наводили на определенное философское настроение и быстроизменяющиеся одинокие облачка, изредка затеняющие золото осени.Здесь он, как ребенок, считал себя еще молодым и неутешительные тревожные мысли напрочь растворялись в надежде еще когда-то познать что-то новое и неизведанное.

На следующий день своего одиночестваВикентий неожиданно при выходе из домаопять встретил человека со странной болезнью Альцгеймера. Они уткнулись друг в друга взглядом, и Викентий почувствовал отстраненность соседа, хотя они не раз встречались в одном подъезде, в лифте, обменивались фразами.

Викентий попытался приглядеться, но ничего кроме нежелания соседа проникаться жизнью другого не нашел. Онзнал, что этого человека звали –Родион Филиппович.Еще совсем недавно он приветливо улыбался и все в доме были настроены к нему очень благожелательно, но вот вдруг произошли перемены. Вечером Викентий вновь столкнулся, в полном смысле слова, с ним у входа в дом. Викентий заметил неприятный взгляд, в котором прочиталпомимо напряжениянекоторое сочувствие.

Здравствуйте, Родион Филиппович, – тихо произнес Викентий.

Глаза соседа устремились на него и наметилась скользкая улыбка.

–Здравствуйте, Игорь…

–Меня зовут, Викентий…

–Это совсем неважно. Игорь был отзывчивым, мы дружили в школе, а я потом предал его, – на лице соседа проявилась боль и через секунду непреодолимая скорбь.

Викентий хотел было расспросить, что же все-таки произошло между школьными друзьями, но встретил в глазах явное отрицание развития этой темы разговора. Через несколько секунд, безразличие опять завладело соседом.Вместо того, чтобы войти в подъезд, он неожиданно повернулся от входной двери и пошелрезко в другую сторону.

От этой непонятной резкой ретировки Викентий слегка опешил, но вошел в подъезд и двинулся к лифту. Он не сразу понял почему же Родион Филиппович не захотел пойти вместе с ним. Вскоре Викентий занялся своими делами, однако интерес к соседу у него время от времени возобновлялся. Что-то внутренне заставляло иногда думать о нем.

«Странный тип…Скорее, это болезнь сделала его странным» – размышлял он.

Следующим утром Родиона Филипповича не было видно, и Викентий успокоился и почти забыл о нем.

Выйдя на улицу Викентий, как обычно, пошел в парк. Деревья и лужайки приятно шелестели падающими листьями и красовались на осеннем солнце, он прошел по красивому мосту через небольшую речушку, наполненнуюгоготом диких уток. Разноцветные листья начинали укладываться земным ковром. Все это внушало внутренний покой идушевнуюгармонию. Викентий с удовольствием вдыхал вкусный осенний воздух. На одной из лавочек сидели две пожилые женщины.

Викентий Михайлович, – обратилась неожиданно одна из них, мой муж очень разволновался после встречи с вами. Он все время вспоминает какого-то Игоря, по описанию он очень похож на вас.

–По описанию кого?

–Родиона, – она немного замялась, – не могли бы вы зайти к нему…Я волнуюсь за мужа. Прошу вас зайдите, когда у вас будет время.

Викентий пожал плечами.

–Не обижайтесь, Викентий Михайлович, я надеюсь, что это скоро у мужа пройдет, он всегда был такой жизнерадостный, а теперь не пойму, что с ним…Зайдите на минуточку, чтобы снять его напряжение. Врачи рекомендовали ему не волноваться.

–Но чем, я-то могу помочь?

–Я думаю, он поговорит с вами и перестанет нервничать. Вы, вероятно, знаете наша квартиру на 8 этаже, номер 31, – уточнила она.

Викентий машинально кивнул и пошел дальше. Его охватило неприятное чувство тревоги перед разговором практически с незнакомым человеком. Он уже не замечал окружающей благоуханной природы.

–Надо же, ввязался в историю. Но зайти надо, – бормотал он вслух, поворачивая на дорожку к дому.

Викентий не собирался заходить именно после этой прогулки и, пройдя всю,наполненнуюопавшими листьями серую разбитую тропинку, уже было забыл о своем обещании, но, как только вернулся к дому и вошел в лифт, вдруг нажал кнопку восьмого этажа. Будто кто-то толкал его зайти именно в этот час. Дверь лифта раскрылась словно по команде. Он нажал кнопку звонка и немного удивился, когда услышал твердые шаги. Кожаная дверь распахнулась неожиданно, и Викентий невольно вздрогнул. Через мгновение на него смотрели ясные и даже доброжелательные глаза. В них не было и намека на какую-то болезнь или умственное затмение.

–Здравствуйте, – встретил будто ожидавший его взгляд.

–Извините, что зашел к вам так неожиданно, – вымолвил немного сконфузившийся Викентий.

–Незачем извиняться, я ждал вас, – спокойно ответил Родион Филиппович.

–На улице вы мне показались совсем другим.

–Порой чувствую сам, что в голове не все чисто, будто во сне – Родион Филиппович немного запнулся, – Но это скоро проходит…Проходите, поговорим в спокойной обстановке.

Викентий надел предложенные тапочки, они прошли в комнату и сели в удобные кресла около окна. Хозяин дома спокойно продолжил разговор.

–Я так многим кажусь. Видите ли, порой сама улица действует на меня угнетающе.

–Вы многим кажетесь немного…усталым, – нашелся и растянул фразу вошедший.

–Это не совсем или скорее может это и так, но с некоторых пор я себя чувствую лучше только дома.На людях иногда бывает прескверно и не хочется общаться ни с кем, но чаще я уже сам приспособился и даже стал немного притворяться. Улица –растворяет меня в какую-то непонятную смесь песка и глины…

–Смесь …глины?

–Да-да, именно смесь. Когда уходишь из поля зрения окружающих, как-то становиться легче. Когда я один, я – целое и смелое, -на лице соседа мелькнуло подобие улыбки.

–Никогда не думал так. Выходит, что страх заставляет вас казаться нездоровым?

Родион Филиппович немного задумался, но не отступил ни на шаг от своей мысли.

–Вы правильно понимаете мое состояние. Жить в обществе – определенное искусство, и глядя со стороны многое становиться ясным и понятным… Этоотступление от общей философии.

–Философии?

Хозяин будто не заметил удивления.

–Как живут все существа. Очень интересно, но мы уже отвыкли представлять, как надо жить вообще, как нам предназначеноприродой. Основная идея жизни – созерцание и поиски выживания. Чтобы это понять, посмотрите на жизнь животных. Например, им вовсе не нужны так привлекаемые нас излишки существования. А мы превозносим именно их и на этих заморочках, очень противоречивых и сложных, строим общественную жизнь…Очень трудно оставить себя в одиночестве…

–Одиночестве?

–Да. Практически невозможно. Кругом вам разъясняют, агитируют, давят на вашу память и психику.Сейчас каждый своим долгом считает в первую очередь засрать своей рожей пространство телевидения или интернета. Ну, добавил фото в фейсбук или инстаграм, и что повеселело на душе?

–Согласен с вами полностью, но многие преследуют не только популярность, но и коммерческий интерес, надеясь на то, чтобы эта информация привлекла рекламщиков.

–Да-да. Опять пресловутая коммерция…

–А куда нам деваться, – начал было Викентий, но был молниеносно перебит резкой фразой.

–В этом то и вся проблема. Нам некогда самим посмотреть трезво на все вокруг. Оттого мы имучаемсяиз-за этогонеправильно выстроенного дома.

–Почему неправильно?

–А что тут правильного? Мы родились на свет, чтобы защищать свою жизнь, добывать пищу, радоваться природе, наконец, искать новые формы существования…

–А мы разве не ищем?

–Конечно, ищем, но далеко не там, где определено нам искать. Вас все время заставляют делать все не так, как требует природа. Первобытный, увидев врага или хищного зверя, хватает дубину или убегает, а нам предлагают сдерживать эмоции, быть терпимым…даже любить то, что противоестественно. Это вкорне неправильно. Человеку, если призадуматься, даже не дано понимать глубоко добро и зло.

–Почему не дано?

–Так было задумано и не нам это разгадывать…Да и нужно ли это делать…

Викентий был удивлен этим рассуждением соседа. Это казалось ему довольно странным. Он вовсе не был готов продолжать выбранную тему разговора.

–Мы уже с вами немолоды и живем, Родион Филиппович, немного в другом времени. Возможно, уже не улавливаем всего того, что кажется важным для сегодняшних молодых людей…

–Не думаю. Мы наблюдаем и оцениванием в большинстве случаев определенных людей, так называемых признанных. А они порой наполнены множеством пороков и просто физических недостатков. Потом,почему опять только они? Среди них много и устоявшихся «правильных» критиков, которые участвуют в рецензиях, руководят, заполонили экран и своими доморощенными узкими мыслями. Как правило, они пропагандируют теперешних успешных людей, но только им невдомек, зачем и каким путем все эти богачи добились больших денег. Да нужны ли деньги для истинного восприятия жизни, особенно для художника, который обязательно должен быть в меру голодным и ищущим свой путь… А все новое, как бы ждет другого ценителя. Среди всего этого признанного умерло большинство интересных идей и направлений… Заметьте,придуманных кроткимии мало заметными людьми.

Викентийпочувствовал противоречия и одновременно глубокое пониманиесобеседника, но откровенно побоялся таких откровений. Он помолчал и определеннорешил сменить тему.

–Вы как-то сказали, что я похож на друга детства. И мне показалось, что это вызвало у вас определенные эмоции, – мягко отвлекал он от слишком раздражающих соседафраз.

–Да. Игорь, – огорченно произнес сосед,– В детстве и юности жизнь кажется почти вечной…Но энергия расходуется быстро и незаметно, а время летит безвозвратно…Многие ждут, что вот-вот придет их время, а оно убегает от нас… Мы видим сейчас, не увидим никогда, и если увидим, то немного по-другому. Хотя это тоже не праздный вопрос…

–Возможно, вы правы…

–Вы напоминаете мне моего школьного друга, действительно…

–Вы сказали, что предали вашего друга…

–Конечно… Это стало мне ясно давно, но именно сейчас по истечении многих лет тревожит меня особенно невыносимо.

–Почему?

–Он был искренен, делился со мною многим глубоко внутренним, а я слушал, делал вид, что соглашаюсь, но только удивлялся его смелости и разумности…И завидовал, при этом сам делался лучше, так по крайней мере мне сейчас кажется.

–Так в чем же предательство?

–Только кажется, что пустяк, но я не был также искренен и только собирал все это, чтобы…Он был наивен, но как это было прекрасно! Это было возможно только в молодости, в глубине ангельской души, но я был не такой…я был даже подл.

–Не понимаю, в чем же подлость.

–Моя подлость в том, что я забыл человеческие качества и стал ему, как сейчас говорят, конкурентом. Вот вы такой же, как он. Видно и похожи внешне. Не понимаете, что человек живет страстями, а он пытался быть чище и лучше…С теми мыслями мне сейчас стало невыносимо жить! Я-то знаю, что я подлец!

–Вы, кажется, сами себя убеждаете в этом.

–Вовсе я не убеждаю никого. Просто – это так!

–Но тогда объясните мне.

Сосед посмотрел в окно и начал рассказ, он не задумывался и не выбирал слова, но Викентий словно и сам очутился в светлых облаках сладкой юности. Что-то благостное нахлынуло на обоих иэто общее настроение не мешало соседу изливать свою, окунувшуюся в молодость, душу и свободно раскрепостило наполненную воспоминанием память. И все сегодняшнее вдругразверзлось гигантской волной цунами на фоне открытого кем-то сверхублагоуханного безбрежного горизонта понятногоим мира исладкого аромата молодости души.

5

Родион Филиппович в своем рассказе забылся на время и при каждом слове также непроизвольно ощущал непередаваемое чувство того сладостного переживания, наполненного радужными надеждами. Перелет его души в старшие классы школы придавали особую узорчатую романтику эмоций.Он уже жил и чувствовал себя только там.

Идя из школы через парк по дорожке между кустов едва распустившейся акации, Игорек сначала молчал, а потом неожиданно заговорил взволнованно:

–Какой сегодня чудесный день. Слышишь, как громко щебечут разноголосые птички. Они видно хотят поделиться с нами чем-то на своем языке. Жаль, что мы их не понимаем…

Был ясный весенний и солнечный день. Птицы действительно были на редкость неугомонны.

–Это воробьи что ли? – сухо отреагировал Родя.

–Это вовсе не воробьи, а синицы. А вон там на деревьях молодые галки.

–Какая разница?

–Ничего ты не понимаешь и не чувствуешь…

Примерно на середине дороги через парк они должны были расходиться по домам в разные стороны. Игорек посмотрел на стайку девочек, шедших вместе впереди и вздохнул.

Большинство сверстников из класса, в том числе Игорь, жили в просторном и красивом доме через дорогу и трамвайные пути. Родя жил в другой стороне от них в довольно мрачномпереулке.

–Гарик, что-то ты сегодня необычно восторжен, – смеясь заметил Родька.

–Знаешь, не хочется сегодня идти сразу домой. Я, пожалуй, провожу тебя немного, а потом вернусь.

Родька видел, как блестели глаза друга. Игорек смотрел на него открытым и необычным взором. Его светло-голубые очи пленяли друга каким-то непонятным чувством. Родька даже подумал про себя: «Почему я вспомнил слово«очи»?».

– Я не против, – усмехнулся он.

–А потом, если хочешь, можем зайти ко мне,

Родя часто бывал у Игоря дома, ему там очень нравилось. Отдельная со вкусом обставленная квартира, просторная кухня, в столовой пианино, на котором часто играла по вечерам его мама. Она была учителем литературы в другой соседней школе. Иногда они говорили о поэзии, музыке с проявлением искренних чувств. Родя сразу забывался и с удовольствием погружался в эти разговоры, но в глубине души считал это немного оторванным от действительной жизни. Сам Родион жил в общей квартире обшарпанной пятиэтажки с тремя соседями, и родители его, которых он любил, были далеки от такого рода ярких внутренних душевных проявлений.

Игорь вновь посмотрел вперед. Группа девочек свернула на другую аллею.

–Давай лучше погуляем.

Родька молча согласился.

Игорь ступил на шаг вперед и повернулся к другу:

–Хочешь прочту стихи?

–Стихи – это интересно…

Будто не слыша равнодушия, Игорь взглянул на небо:

–Прекрасны Вы в любом наряде,

И меркнет суета в небесном Вашем взгляде.

И нежный принц с иной планеты похож на Вас,

Головкой одуванчика, голубизною светлых глаз.

Родион посмотрел на друга внимательно, который продолжал:

–Соцветье юности и красоты –

Как синь-вода, волшебная дорога.

В ней искушенья лепестки,

Незримой истины тревога.

К ней манит ароматный мед исканий

Печалей жалящий укус,

И терпкое вино желаний,

Сомнений и раздумий горький вкус.

–Ты знаешь, неплохо. Мне понравилось, – проникаясь искренностью Игоря, произнес Родя,– ты перепиши для мня.

–Тебе понравились?

–По крайней мере я понял, что написал их ты, – утвердительно кивнул Родя.

–Да. Они родились, как-то сами собой.

–Не сомневаюсь. Интересно кому они предназначены.

Игорь молчал. Родька посмотрел на группу девчонок впереди и остановился на одной, убежденно объясняющую что-то.

–Может, это Томка Мартынова? Я видел, как ты внимательно с улыбкой смотрел на нее, но не придал этому значения.

–Да. Ты прав…

–Может тебе сказать ей от этом?

–Не знаю. Пока нет.

Родя чувствовал, что Игорь сомневается и уже втайне решил ему помочь, эта нерешительность друга была ему немного непонятна. Стихи ему действительно понравились, особенно последний куплет. Он к радости автора попросил его повторить.

Как ни странно, но именно к Роде Тамара проявляла больше внимания, чем к автору стихов,и Родион при этом всегда нарочито отводил глаза. Однажды, когда Игорь заболел и было не с кем переброситься своими мыслями, он оказался на перемене наедине с Томой и как-то само получилось, что попытался заговорить о чувствах своего друга, но сразу не нашелся и вдруг пафосно продекламировал неполное четверостишие Игоря и остановился, забыв продолжение:

–Ты синь-вода, волшебная дорога.