Полная версия
Голова моей Бени
Наконец, та самая остановка. Мы вышли из трамвая и двинули в сторону здания первой городской больницы, рядом с которой находился наркодиспансер, психиатричка, травмпункт, хирургическое отделение – короче говоря, с десяток корпусов, разбросанных в хаотичном порядке, вокруг которых стояли трёхэтажки и пресловутые «хрущевки». Но всё это было не про нас. Мой путь лежал прямо в морг! Маленькое царство мёртвых находилось в гуще больничных корпусов. Впрочем, не такое уж и маленькое: как ни как два этажа, которые занимали административные кабинеты и холодильники с мясом. Блин, как-то уж очень цинично, будто я – вовсе не пьющий журналист с амбициями, а патологоанатом, который недолюбливает своих пациентов… ну ладно!
Когда я перешёл дорогу, из моей сумки раздалась тихая мелодия – пришлось легонько пихнуть Бени, чтобы она прекратила музицировать и не привлекала к нам лишнее внимание. На наше счастье улица оказалась почти пустой. Ещё бы, будний день, поздний вечер – минимум народа спешит трудиться в ночную смену, кто-то запаздывает домой, в общем, время действительно подходящее для таких дел, о которых не стоит распространяться на всю страну.
Я знал, где находится морг «Первой городской больницы» – приходилось туда попали мои ныне покойные родители и тетушка. Порознь, конечно, и в разные годы. Приходилось опознавать тела, решать вопросы с похоронами… в общем, я знал, куда иду. Оставалось только обойти здание травмпункта, потом отделение глазной хирургии, и вот оно, это маленькое царство мёртвых!
– Так, где-то тут много некротической энергии! – проговорила Бени, присвистнув.
– Тихо! – зашипел я на неё, – Сиди молча! Воздержись от своих песенок, шуточек и прочей ерунды! Бени, господи, не запори всё дело!
– Молчу, молчу, какой ты у меня сердитый… – кокетливо прошептала она.
Я поднимался по ступенькам, качая головой, надеясь, что до «певицы», лежащей в сумке, дошло, насколько важно вести себя предельно тихо и незаметно! Маленькое царство мертвых начиналось за тяжелой деревянной дверью. Внутри ничего не менялось годами: стены, покрашенные масляной краской, побеленные потолки и пол, выложенный кафельной плиткой с незатейливым рисунком. На потолке тихо гудели люминесцентные лампы, освещавшие коридор. За стойкой находился дежурный, который занимался чёрт знает чем – я понятия не имел для чего он тут сидит, не карточки же пациентам выдает, в самом деле! Сотрудник морга оторвался от созерцания каких-то бумажек, вопросительно посмотрев на нежданного живого гостя, собирающегося нарушить покой царства мёртвых – это был мужчина лет пятидесяти, на котором идеально сидела белая униформа.
– Патологоанатом у себя? – поинтересовался я.
– Да нет, какое, он уж дома давно, – удивлённо ответил тот, глядя на меня как на чудака, – двенадцатый час скоро… только я, да санитары. А вам он зачем, патологоанатом-то?
– Мы насчёт практики договаривались, – я оседлал «врального» коня и поскакал, решив прикинуться студентом медакадемии, – странно, что его нет. Может, опаздывает… может вообще забыл! Блин, что же делать?! Может, вы меня пропустите?
– Да пожалуйста. Рад помочь будущему светилу науки! – дежурный улыбнулся и снов уставился в свои бумаги.
– Спасибо! А куда у вас тут самых свежих привозят?
– Так все здесь, на первом этаже, на втором у нас начальство сидит. Пройдите по коридору, потом направо, потом до поворота. Там увидите приемщика. До конца можно не ходить – там подъезд сделан для труповозки нашей, – пояснил дежурный, показав рукой, куда пройти и где повернуть.
Я поблагодарил его и отправился искать приемщика. Видимо, это и есть санитар, с которым придется договариваться о проходе в хранилище. Вряд ли он туда пустит постороннего – это же морг, это же нельзя! А если и можно, то за деньги и никак иначе. Я примерно догадывался, как будут развиваться события, поэтому взял с собой некоторую сумму звонкой монетой, вернее хрустящей бумагой.
Как и говорил дежурный, приемщик сидел на своем месте, «зависая» в телефоне. Оторвавшись от экрана, он спросил:
– По поводу?
– Мне нужно работу сделать, для практики… – начал было я, снова пытаясь закосить под студента-медика.
– Патологоанатом разрешил? Меня не предупреждали, – приемщик покачал головой, – бумага какая есть? Чего-то поздно вы удумали…
– Да нет, все на честном слове, может, он опаздывает, – проговорил я, изображая недовольство, как актёр больших и малых театров.
– Ладно, сейчас я Олегыча наберу, надеюсь, он меня не прибьёт за то, что так поздно!
Едва заметно улыбнувшись, приемщик полез в телефонную книгу. И подобное развитие событий меня совсем не устраивало – вот чего сейчас точно не надо делать, так это звонить патологоанатому, который «опаздывает».
– Слушай, а давай не будем никуда звонить? – предложил я, достав кошелек. Вынув три тысячи российских рублей, я спросил: – Это тебе, и ты меня не видел, а я спокойно занимаюсь практикой…
– Еще парочку, пожалуйста, – проговорил санитар, ухмыльнувшись.
– Держи!
Я достал двухтысячную бумажку и отдал «пятерик» продажному стражу мёртвых. Тот искоса посмотрел на меня, улыбнувшись одним уголком рта:
– С этого и надо было начинать!
– Окей, буду иметь в виду, – я кивнул.
– Смазка-то есть? Могу продать, если что! – предложил приемщик.
– Какая смазка? – я не понял, о чём речь.
– Видишь ли, мой уважаемый практикант, – санитар-приемщик саркастически улыбнулся, – мёртвые женщины не возбуждаются, и у них там, – он показал пальцем ниже пояса, – сухо, как в Сахаре! Андестенд?
– А, да, да, понял… – проговорил я, догадавшись, за кого он меня принял… дожил, блин! – У меня всё с собой, – я показал на сумку, которую сжимал в руке.
– Ну ладно, иди развлекайся. И это, там из свеженьких недавно привезли Смирнову. Тридцать один годик девочке, красивая, ух! – приемщик улыбнулся, сжав руку в кулак, и мечтательно посмотрел на железную дверь. – Она третья слева, как войдёшь.
– Угу, понял. Мерси.
Я кивнул, избегая насмешливого взгляда приемщика, словно действительно был из «осквернителей», которого внезапно уличили в преступной страсти к останкам человеческим. Да, подыграл. А что ещё оставалось делать? Пусть уж лучше думает… то, что думает.
Войдя в хранилище, я оказался в царстве полумрака, хоть и включил свет первым делом – некоторые лампы почему-то не работали. Кругом царила тишина. Казалось, если с моего лба на пол упадет капелька пота, звук шлепка о кафельную плитку на полу будет прекрасно слышен. В дальнем углу стояли носилки, или кушетки, или как они там правильно называются, которые с колесиками для перевозки больных. Посередине хранилища стоял большой белый стол – вероятно, именно на нём патологоанатом «разделывал» пациентов. В другом углу, напротив того, в котором стояли каталки, был проход в следующую секцию хранилища, правда, какой смысл идти туда? Ну, по-крайней мере, сначала познакомимся с той самой дамочкой – молодой, красивой и дышащей свежестью, если верить приемщику.
– Давай уже найдём эту… как он сказал – Смирнову? Мне, кстати, тоже тридцать один годик, – проговорила Бени. – Алекс, достань меня, наконец!
– Сейчас, сейчас, не торопи события!
Поставив сумку на стол, я расстегнул молнию и достал Бени. Теперь следовало найти Смирнову. Пора убедиться в том, хороша ли она на самом деле, или у приемщика очень специфический вкус. Правда, внешность её не имела совершенно никакого значения…
Холодильники были размещены в три ряда. Я открыл третий слева, находящийся посередине, и почувствовал, как по спине побежали мурашки, а тестикулы стали чуточку меньше. Да, мне предстояло увидеть самый настоящий труп, будь он трижды неладен, и это, признаться, меня очень беспокоило, несмотря на мелодичную песенку, которую Бени мурлыкала себе под нос. Кажется, она чувствовала себя в своей тарелке, в отличие от твоего покорного слуги, мой дорогой читатель.
Я взялся руками за кушетку и с усилием потянул на себя. Из темноты холодильника показались ножки, тело и голова симпатичной девицы, одетой в подобие мини-юбки и… кажется, Коко Шанель называла такой наряд «маленькое черное платьице», я не большой знаток до женского гардероба. На правой руке и правой ноге дамы белели прицепленные бирки, готовые рассказать о ней все, что следовало знать тому, кто откроет холодильник по долгу службы, а не развлечения ради: Смирнову звали Еленой Сергеевной, привезли ее из реанимации, и умерла она от передоза веществом, вызывающим жгучий интерес у сотрудников ГНК. Упоминать это название я, конечно, не буду, потому как фиг его знает, насколько это вообще законно! Судя по одежде и причине смерти, Леночка пожаловала в больницу прямо из клуба. А, может быть, с дружеской вечеринки или из сауны, куда ей пришлось ехать с подружками, чтобы развеселить компанию скучающих мужиков. Светлые прямые волосы, остекленевшие серые глаза, слегка вздернутый нос и сочные посиневшие губы умеренной полноты – Смирнова действительно выглядела неплохо даже после смерти. Помимо привлекательной внешности, Леночка могла похвастаться стройной фигурой и внушительным бюстом. Не меньше «тройки», определенно. Пришлось осмотреть все детали её тела под одеждой… да, пришлось! Вдруг за свою жизнь Елена прекрасная успела обзавестись какими-нибудь шрамами и другими косметическими дефектами, о которых следовало бы знать до начала шоу! К счастью, все было окей, за исключением маленькой татуировки в виде красного сердечка, украшавшего бедро правой ноги.
Я поднёс Бени поближе. Оценив донора взглядом, она дала добро на проведение ритуала. После её согласия, Леночка переехала на стол патологоанатома с моей помощью, а Бени пришлось положить рядом с посиневшим личиком.
Я достал из сумки шесть свечей и расставил четыре в углах стола, а остальные две – сверху и снизу, то есть, над головой и у ног госпожи Смирновой. Теперь начиналось веселье… если так пойдёт дальше, то скоро резьба по женщинам станет моим хобби!
Вынув из сумки ножовку, я приставил её к горлу Леночки. Бени подбадривала меня, как могла, объясняя, что труп – это всего лишь материал, и что любой хирург является гораздо большим мясником, однако не устраивает из своей работы театральное действо с побелевшим лицом! И всё в таком духе. Признаю, меня задел завуалированный упрёк в малодушии. Я надавил лезвие ножовки и начал пилить, а Бени, довольно улыбнувшись, произнесла: «Вот видишь, в этом нет ничего страшного!»
Между тем мне пришлось отключить мозг и делать всё на автомате, считая овечек, которые прыгали через заборчик на зелёном лугу, пока я тут пилил голову Леночки. Наконец захрустели кости позвоночника! Пришлось поднажать, это как финишный рывок, после которого остаётся совсем чуть-чуть…
И вот голова отделилась от тела. К моему удивлению, крови почти не было – так пара капель. В тот самый момент я понял, что означает выражение «ум заходит за разум». Хотя это было не совсем так – осознать известную поговорку в полной мере мне предстояло немного позже.
Я взял голову Елены прекрасной и аккуратно положил под стол, чтобы не мешалась. Бени слегка разрядила обстановку:
– Да, первый раз подобные вещи несколько будоражат, но потом понимаешь, что это – всего лишь работа, которая позже станет рутиной… – тут она закашлялась, – … так бывает у врачей! И у магов, который, порой, немного практикуют некромантию. Ладно, теперь продолжай. Ты помнишь, что говорить?
– Вроде да, на всякий случай я записал в телефоне, – проговорил я, вспоминая слова, надиктованные Бени.
– Тогда начинаем! – скомандовала зачинщица нашего представления.
Вздохнув, я мысленно перекрестился, взял Бени в руки и приставил на место отпиленной головы, лежавшей на полу. Теперь пришло время немного поколдовать – получится ли? Бени говорила, что должно, и что в данном случае личная сила мага почти ничего не решает. Я достал волшебную палочку из сумки, и телефон, который никак не хотел вылезать из кармана, словно не желал иметь ничего общего с происходящей чертовщиной. Пришлось ещё раз прочитать заклинание про себя, чтобы наверняка избежать ошибок – по словам Бени, это было очень важно! Увидев моё замешательство, она проговорила:
– Ладно, не стоит, я сама прочитаю заклинание. Понимаю, ты нервничаешь, для тебя подобные ритуалы в новинку. Просто сделай то, что должен…
– Да нет, всё в порядке, но раз ты настаиваешь… – ответил я, перестав запоминать слова, которые путались в моей голове.
Бени начала читать своё заклинание: «Амего, виигис, дер аладреелее, вирго, виктис дер нозис…» и всю остальную тарабарщину, которую я здесь, пожалуй, приводить не стану. А то найдётся какой-нибудь великий ум, решивший использовать её по прямому назначению, и чёрт знает, что из этого выйдет. Хорошо, если ничего…
Волшебная палочка в моих руках приобрела красный оттенок, а значит время пришло! Я приставил её к срезу, касаясь одновременно шеи Леночкиного тела и Бени. Она закрыла глаза, но продолжала читать заклинание, а мне оставалось только вести палочкой по кругу, глядя, как плоть плавится. Шея и голова срастались…
Очертить шею полностью не получилось. Я осторожно приподнял тело, почти сросшееся с Бени, твердившей заклинание, как заведённая, и сделал то, что должен. И тут, наконец, подруга дней моих суровых замолчала. Между тем я положил тело на стол, а затем сунул волшебную палочку обратно в сумку.
Мои ноги подкашивались, обещая предать в самый ответственный момент. Всё нутро сжалось, как в предчувствии чего-то безумно страшного. Хотя стоило ли ещё чего-то бояться после всего случившегося? Ну, пожалуй, нет. От этой мысли начинающему резчику по женщинам стало немного легче.
Бени открыла глаза и по её лицу пробежала довольная улыбка! То ли мне показалось, то ли её глаза и вправду сверкнули как два изумруда. С трудом поднявшись, она села, упершись обеими руками в стол. А я снова почувствовал, как ум заходит за разум… теперь уже по-настоящему, так сказать, на всю катушку.
– Спокойно, сладкий, – тихо проговорила Бени, – всё прошло как нельзя лучше! Сейчас я приду в себя, и мы пойдём.
– Твою же мать… – только и проговорил я, опустив руки.
Бени сидела на столе в чужом платье и с чужим телом, пошевеливая руками, будто привыкая. Поболтав ногами, она встала и направилась в новую жизнь, взяв меня за руку. Надо сказать, ладонь её была тёплой, как куски льда, который я время от времени добавляю в виски.
– Погоди, погоди, – промямлил я, вынимая свою руку из холодных пальцев.
– Успокойся, это я! – воскликнула Бени, улыбаясь. – Расслабься! Теперь меня стало чуточку больше, как принято говорить у вас – хорошего человека должно быть много, ха-ха!
– Да я верю, что это ты, – заговорил я более уверенно, – кто же ещё… просто Леночку надо забрать. Нельзя просто так взять и оставить отрезанную голову, понимаешь?
– А, да, точно! – воскликнула Бени, посмотрев на отпиленную голову. – Хлам этот…
– Вынесем его на помойку, – я предложит отнести «хлам» туда, где ему следует находиться, и Бени согласно кивнула.
Говорили мне, пьянство до добра не доводит! Вот, собственно, приехали. Я режу живых, расчленяю мёртвых, оживляю тела, объединяя их с головой… блядь, да кто она такая?! Маг стихий?!! А я тогда королева Елизавета, восседающая где-нибудь в Букингемском дворце! Только вот нет у меня ни короны, ни трона под задницей…
Обуреваемый тяжкими думами о насущном, я спрятал голову Леночки в сумку, положив туда же свечи и ножовку. Протянув за спиной волшебную палочку или что это на самом деле за прутик сатаны, я услышал:
– Спасибо!
– Угу… – буркнул я, застегивая спортивную сумку.
Кто-то рано или поздно найдёт её на помойке, какой-нибудь бомжара, откроет, а там – «физкульт привет», друзья! А ещё там ножовка с моими отпечатками, сука!! Пришлось достать её и тщательно протереть носовым платком, лежащим в моем кармане. Пакет со свечками тоже лучше забрать с собой, потому как воск прекрасно подходит для дактилоскопии, мне кажется.
Бени коснулась моего плеча и попросила достать пакет со свечами на стол, пообещав показать фокус. Я выполнил её просьбу, ожидая обещанное представление. Сжимая волшебную палочку в левой руке, она неразборчиво что-то пробормотала и, согнув правую руку, сделал легкое движение, будто стряхивает воду, только вместо капель вылетел огненный шар, угодивший прямо в пакет! Полиэтилен тотчас расплавился, а свечи превратились в лужу воска.
– Я – маг стихий, Алекс, что бы там тебе не показалось, – весело проговорила Бени, сверкнув огоньками зелёных глаз, – да, я немножечко разбираюсь в некромантии, но у нас же это не запрещено, тем более, есть лицензия…
– Я думаю, отсутствие лицензии тебя бы не остановило, – предположил я, усмехнувшись. – А она у тебя точно была?
– Может да, а может и нет, кто ж его знает, – улыбнулась Бени, разведя руками и посмотрев на меня самым невинным взглядом. – Да это уже и не важно. Пойдём, дорогой!
– Пойдём… дорогая.
Бени взяла мою ладонь в свою руку, которая по-прежнему была холоднее льда в Антарктиде. Она игриво посмотрела на меня, положив вторую руку мне на плечо:
– А может мы зря торопимся? Тут такой уютный стол, который так и хочет стать любовным ложем, – проговорила она, томно закатив глаза.
– Не, не, не, дорогая, – я категорически замотал головой, отвергая недвусмысленный намек, – Ты ещё от формалина не просохла! Пошли уже…
– Сладкий меня больше не любит? – проговорила Бени так, словно была расстроена этим фактом до глубины души.
– Сладкий не может любить труп! – выпалил я.
– Но я же живая, посмотри!
– Ты – да, а твое тело? – спросил я, оглядев Бени с ног до головы.
– Оно тоже живое, поверь, скоро синхронизация магических рецепторов закончится, оно потеплеет, – убеждала меня Бени, – и тогда никто не усомнится в том, что это тело – моё! Даже ты, мой недотрога!
– Угу. Кстати, мы забыли о твоей обуви, проклятье! – я только сейчас понял, что Бени не в чем идти по улице.
– Да ладно, – Бени махнула рукой, – всё равно моя чувствительность ещё не восстановлена до конца, так что не бойся, я не замерзну!
– Ну тогда пойдём что ли…
Я взял сумку с головой Леночки. Бени взяла меня под руку, и мы пошли к светлому будущему как самая настоящая пара. Странная такая пара, чего греха таить! Выйдя из хранилища, мы удивили приёмщика. Санитар открыл было рот, чтобы спросить, мол, а это кто с тобой, и откуда она вообще взялась?! Но, судя по побелевшему лицу, и напрочь исчезнувшему дару речи, цербер, стороживший царство мёртвых, кое-что заподозрил. Очевидно, приёмщик был знаком с телом Елены Смирновой. Возможно, гораздо ближе, чем мне бы этого хотелось.
Бени помахала санитару волшебной палочкой, будто прощаясь, а я прошел мимо с каменным лицом, делая вид, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Мы удивили и дежурного, который прихлебывал чай, смиренно ожидая конца смены. Он не впал в состояние шока, в отличие от своего коллеги, однако подозрительно посмотрел на Бени, помахавшую волшебной палочкой и ему. Я тихо предупредил её, чтобы она не привлекала внимание, потому что выглядит она, мягко говоря, странно – где это видано, чтобы в начале сентября дамы разгуливали по улице на босу ноги и в символических платьях?! А рядом с ней достойный кавалер, несущий в сумке отпиленную голову. Идеальная пара.
Перейдя дорогу, мы пошли по другой стороне улице, а потом дошли до перекрестка и повернули направо. К счастью, по пути нам не встретился ни один порядочный или не очень порядочный человек. И это хорошо, потому как излишнее внимание нам сейчас ни к чему! Тихонько гудевшие фонари работали через один, а на другой стороне улице, так и вовсе через два-три. Тем не менее, их света мне вполне хватило, чтобы увидеть полицейского, который был прямо-таки издёвкой судьбы злодейки. Главное, чтобы страж порядка не заметил, что дамочка, идущая рядом со мной, босая и одета явно не по погоде, а ещё она буквально светится о счастья, тихонько мурлыкая себе под носик какую-то песенку… да хоть бы она уже заткнулась! Полицай ни с того, ни с сего взглянул на меня, словно знал, где сидит фазан, этот ёбанный охотник! Нет, я, конечно, ничего противозаконного не сделал, но в моей сумке лежит Елена прекрасная, точнее её голова, и она совсем не прекрасная, а скорее, холодная и мёртвая, тьфу! Ладно, кажется, он идёт, не сбавляя хода.
В некоторых окнах первого этажа горел свет. Бени заглядывала туда, но шторы мешали ей совать носик в частную жизнь. Меня эта самая частная жизнь сейчас вообще не интересовала, в отличие от помойки, до которой оставалось пройти почти квартал. И тут в меня словно выстрелили:
– Молодые люди! – позади раздался суровый голос, – У вас всё в порядке?
– Да… – медленно проговорил я, оборачиваясь, и подумал: «Нет, блядь не в порядке, у меня тут двадцать лет в сумке!»
– А у вас, девушка? Вы как-то не по погоде одеты, совсем не по погоде, – не отставал полицейский, словно чёртов бассет-хаунд, который унюхал капельку крови и будет идти по следу, пока не сдохнет.
– У меня всё хорошо, – пролепетала Бени, обернувшись. – Всё просто замечательно, – она одарила полицейского улыбкой, исполненной фальшивого дружелюбия.
– А мне вот так не кажется! – сурово возразил полицейский, оглядев нас с головы до ног.
Доблестный страж порядка сверлил нас глазами, пытаясь найти то, за что можно было как следует уцепиться. Повисла тяжёлая пуза. Спустя несколько мгновений полицейский продолжил:
– Наркотики употребляли? – он сурово посмотрел на Бени.
– Да, нет, так, выпили немного, – ответил я за неё.
– И почему от вас не пахнет, а, мальчики и девочки?
Я молча стоял, не зная, что ответить. А полицай не отставал, провались он пропадом:
– Документы ваши! – суровость в его голосе нарастала.
– Так они у нас дома, мы с собой не носим их просто так, – оправдывался я, подумав: «Сейчас мы поедем в отдел и всё…»
– А в сумке что? Спортом решили заняться на ночь глядя? Откройте-ка, поглядим, что в ней! – полицейский кивнул, показав сумку, которая стала домом для Ленкиной головушки.
Бени подошла к полицейскому. Игриво улыбнувшись, она положила обе руки на широкие плечи, едва не задев вытянувшуюся физиономию волшебной палочкой, наклонилась к его лицу и громко прошептала: «Илим ша аддим!»
Страж порядка упал, как подкошенный, словно в него выстрелили или, в крайнем случае, хорошенько саданули по башке. У меня отлегло от сердца! Мы оттащили полицейского в тень и оставили отдыхать у дерева, пожелав ему как следует выспаться. Взяв Бени за руку, я потянул её за собой, попросив идти быстрее. Чем скорее мы избавимся от сумки, тем лучше!
– Лихо ты его, – проговорил я, улыбнувшись, и прибавил ходу. – Это круче пистолета! В смысле, пистолета со снотворным.
– Нет, не круче, – Бени покачала головой, – то есть, круче, но не во всём. Заклинания старушки Иттилины можно использовать не более одного раза в сутки. Я даже не знаю, какой силой нужно обладать, чтобы делать это чаще… а с пистолетом – нажимай на курок, да пали на здоровье пока есть порох и пули!
Бени засмеялась и, обернувшись, изобразила пальцами выстрел, адресованный полицейскому, который уже растворился в темноте. Через несколько шагов я разглядел мусорные контейнеры, стоявших под навесом. По яркому, ни с чем несравнимому аромату, бьющему в нос, было не трудно догадаться, что лежит в этих ларцах.
И вот мы почти избавились от Леночки: я положил её в мусорный бак, осторожно, почти нежно, сам не знаю почему, а Бени тем временем стояла рядом, недовольно скривившись: «Воняет хуже, чем в свинарнике!» – проговорила она, поморщившись.
Интересно, откуда члену какого-то там Дворцового совета и едва ли не первому магу Алитании знать, как пахнет в поросячьем общежитии? Я хотел спросить у неё, откуда такие познания, но отвлёкся, услышав шаги. Господи, как же хорошо, что сумка уже в контейнере! Теперь надо валить поскорее!
– Эй! – раздался хрипловатый голос. – Подайте мелочишки доброму человеку!
Голос этот мог принадлежать, скажем, убийце, грабителю или на худой конец маргиналу-беспредельщику, который, выпив палёнушки, может избить случайного прохожего, гуляющего с собакой, и загрызть бедного пёсика. Ладно, чёрт с ним, нам пора. Взяв Бени за руку, я увидел его: метра два ростом, косая сажень в плече, бороденка имеется, вшивая наверняка – почти богатырь из какой-нибудь былины! Правда, смердело от него хуже, чем из всех трёх пастей Горыныча вместе взятых! Маленькие злые глазёнки смотрели на меня:
– Че пялишься? Мелочишки дай говорю! Или покрупнее. У тебя есть ведь чего покрупнее? – богатырь посмотрел на меня как следователь на подозреваемого.