Другие сказки

– Верно, девушки из иного мира сказочно красивы и приносят удачу, так, что же ты мне дашь за сватовство? – поинтересовалась старуха, щуря глаза.

– Все моё наследство, ведь я и без него проживу, когда мне жена принесет все на блюде. – Заявил мужчина, ощутив себя хитрецом, одним из всех самых умных вокруг.

– Так легко избавиться от богатств может только тот, кто не заработал их своим горбом. – Закивала старуха, рассуждая. – Хорошо, я согласна, тем более, есть у меня на примете, несколько одиноких девушек. – Сказала она и захихикала.

– Тогда по рукам. – Сказал мужчина.

– По рукам. – Промолвила старушка, протягивая ему костлявую кисть.

Мужчина хоть поморщился, но пожал старухе руку.

Первую невесту, что она представила ему, дочка озера, звали – Подземный Ручеек.

– Хоть отец ее строг, она – хохотушка, и стройна, и хороша, может все подземные сокровища найти, богат будешь. – Прошептала старуха жениху на ухо, тот невесту осмотрел с ног да головы.

– А что госпожа Ручеек, а много к вам женихов сватается? – спросил мужчина.

Строгий отец головой кивнул, а девица рассмеялась, как колокольчик, и ничего не ответила, только вокруг его обежала, и, снова засмеялась.

– А много ли у вас приданного? – Поинтересовался жених, старуха кашлянула и под локоть его пихнула, а строгий отец головной кивнул, а невеста, снова, засмеялась и за рукав потрепала, хотела мускулы на руке жениха найти, но, так и не найдя, снова засмеялась.

– Какая-то она, у вас, распущенная. – Заявил жених. – Вот как пошлю я ее за заработком, сам буду дома дожидаться, а кто ее знает, где она шастать будет. И одна ли, а то, мне принесет, какие нибудь лужицы, от подводного озера, нам такая жена не нужна.

Разгневался отец ее Озеро, окатил их ледяной водой, да и смыл волной за кудыкины горы.

– По скромнее мне невеста нужна, что бы дома сидела, а деньги к ней сами приходили! – Возмутился жених.

– Есть и такая невеста, и красива, и скромна, да, и деньги будут сами к вам приходить.

Привела его старуха к снежной бабе, та и скромна и пышна телом, лицо в косе прячет, на жениха и взглянуть не смеет.

– Ее малые детки слепили из снега, поэтому она застенчива и наивна, а как только к вам богатый гость наведается – заморозит его, да все деньги заберете.

– А отношения у вас с мужчинами были? – Спросил жених, а невеста только больше к косе спряталась.

– А более открытые у Вас в наличии имеются? – Не унимался он. – А почему у Вас до сих пор женихов не было, или у вас запросы большие?

Застеснялась красавица, и таять начала, а жених махнул рукой и сказал.

– Нет, это слишком скромная, что я сам с собой беседовать буду, а если я ее решу свету показать, а она от скромности только мешки по пятки носить станет. Тем более, какие гости к нам ходить будут, она даже любовников водить не станет.

Разозлилась снежная баба, мороз на них напустила и снежками, до самого горизонта провожала.

– Вот тебе другая невеста, Хозяйка руды, очень красивая и серьезная особа. – Сказала ему старуха, знакомя с другой невестой.

Девушка и красива и в нарядах разборчива, где нужно прикрыто, где нужно открыто, прямо, как конфета в фантике.

– Есть у меня сбережения, своим трудом заработанные, сама себя не балую, но и любимому спуску не дам, он должен тоже трудом зарабатывать. Вы как на жизнь зарабатываете? – поинтересовалась девица.

– Я еще молод, и только ищу, чем мне себя занять, какой путь выбрать. – Заявил мужчина.

– А сколько Вам годочков? – Поинтересовалась невеста.

– Только сороковой годочек пошел. А Вам? Наверное, вы старая, как сама земля?

Обиделась Хозяйка руды, затряслась земля, камни им на голову посыпались, побежали они прочь, куда глаза глядят.

– Нет, такая злая и глупая жена мне не нужна, одни деньги на уме, ни слова о душе, о любви. – Заявил жених и плюнул в сторону пещеры.

Пришли они к другой невесте, Золотому Лучику Солнца, а она и горяча и в драгоценные наряды одета, постоянно в зеркальце смотрит, налюбоваться не может, украшение за украшением на себя вешает.

– Жить надо весело и играючи, вот я все богатства батюшки все в золото превращаю, все, что на мне все из золота, ни в чем себе отказать не могу, все на себя, любимую, трачу.

– Ну, такая транжира мне, точно, не нужна, хоть и дело она говорит, но только в одном ошибается, не на себя она должна все тратить, а мужу отдавать на сохранение. Муж лучше знает, как золотом распорядится, а такая красавица и голышом хороша будет, не нужно ей столько нарядов.

Обиделась девушка, стала их сжечь до ожогов и прогнала прочь. Тогда сказал жених:

– Нет, наверное, нет такой девушки, что бы смогла мне угодить. Может гарем мне завести, не качеством, так количеством возьму.

– Есть у меня и такие для тебя невесты. – Сказала старуха и привела его к озеру. – Иди к реке, и погляди в воду, там мавки сундуки с золотом прячут, и богатства осмотришь и на голых девиц подивишься, выбирай любых, будут тебе невесты.

Подбежал жених к воде голову в нее сунул, ищет золото, а мавки его взяли и на дно затащили и утопили беднягу. Старуха даже не опечалилась, что наследство ей не досталось, лучше жить в бедности, чем такому дураку невесту искать.

Подмена на лицо

Вернулся мужик в родной дом, после долгого отсутствия, мать его визита и не ожидала, так и замерла у печки.

– Ты что, мать, родного сына не признала? – произнес он, снимая сапоги.

– Почему же сынок, узнала. – Сказала она, прикрывая печную духовку дверцей. – Просто, уже и не чаяла увидеть. – Произнесла старушка, натягивая улыбку. – Пойди на кухню, руки помой с дороги, а я на стол соберу, радость, то, какая.

Мужик нахмурился, странно было мать такой видеть, но подумал, что за столько лет одиночества смягчилось ее каменное сердце, без спора пошел куда послали.

В доме все как прежде, ничего не изменилось, только вот незадача, с окна смотрел на него черный кот. И что-то в этой животине показалось мужику странным, вроде не больше других, не темнее того, что у него самого жил, но что-то внутри затревожилось. Счел он, что это из-за того, что кот не шипел, не принюхивался к незнакомцу, а только пристально глядел. Не стал мужик руки к нему тянуть, подумал, что привыкнуть нужно друг другу, а там и познакомятся.

Прошел в зал, там уже все на стол накрыто, хоть мать на кухню и не заходила, ни за посудой, ни за водой, сама нарядная и обниматься лезет.

– Сыночек, мой, родненький, кровиночка, мой ненаглядный.

А мужик к такому не привыкший. Что делать не знает, руки растопырил и ни звука не произнес, а сказать что-то нужно, мать все- таки:

– Скотину что ли завела?

– Завела касатик, так по тебе тосковала, что решила животинку на сердце пригреть. Ведь тебя столько не было.

– Да, годков тридцать. – Почесал мужик затылок.

– А мне они вечностью обернулись, сама не своя стала. – Сказала женщина, и глаза платком промокнула.

Думает мужик, подмена на лицо, всяк может с горя перемениться, мать всю жизнь сопли руками убирала. А чтобы мать плакать взялась, отродясь, такого не было. Стал он думу думать, что это с матерью сталось, толи злой дух в нее вселился, толи душу дьяволу продала. Кот рядом сидит, виду не подает, что жрать хочет, все на гостя таращится и тут, понял мужик, что с котом не так было, глаза у него были хоть и с узенькими полосочками, да только поперек, как у козлов рогатых. Стало мужику боязно, как нечисть на чистую воду вывести и узнать, что с матерью сделалось, а сам на чашку с мясом таращится, не доброе чует.

– Отведай мясца то, чай не часто свининки откушивать приходилось. – Произнесла мать.

– А откуда у тебя свининка, никогда скотину не держала, а тут чуть ли ни половина доброго хряка? – спросил он осторожно.

– Да какая же она добрая! Рылась тут одна в огороде, урожай портила, а хозяева не объявлялись, вот и зарезала я ее, пока все не перерыла, не потоптала.

Подумал мужик, что эта мать его на блюде, к мясу и пальцем не притронулся, а остальные блюда были очень вкусны, что только подтверждало, не родная эта его мать перед ним сидит.

Тут самозванка принялась постель ему стелить, и нежно так приговаривать,

– Ложись, моя кровиночка, отдохни с дороги, утром я тебе пироги постряпаю.

Ложится мужик, а сам думает, спать не станет, а как нечистая себя выдаст, так выскачет и прибьет ее.

Свет затушили, все стихло, лежит мужик, а сам в темноту всматривается, в каждый шорох вслушивается. Стали его глаза со временем слипаться, только, сон чуткий, как только дверь отворилась, приоткрыл глаза мужик и видит как самозванка, кого-то в дом пустила. Наверное, эта ведьма, самого черта человечиной попотчиваться пригласила, прошли они к столу и принялись чашками стучать. Жалко мужику кости матери терять, их бы в землю закопать, да молитву прочитать. Подскочил он на ноги, в тени табуретом запустил, а сам к печке метнулся и затор отворил, что бы в комнате светлее стало. Смотрит, чудище, вида ужасного, от боли на полу скорчилось, а над ним, как будто кроха какая то, нависла, руки растопырила, и молит о прощении.

– Сжалься над нами, добрый человек, прости, что в дом твой проникли и хозяйничаем здесь, отпусти нас в ночь, но живых здоровых.

– Не заговоришь меня, нечистый, бес ты!

– Не бес я, а сиротка. Никто меня к себе не принял, а это чудище обогрело и накормило, от морозов укрыло, отпусти нас дальше по земле бродить, приют искать.

– А мать мою куда дели? – Спросил мужик. Малая только плечами пожала.

Отпустил их мужик, велел, только, больше здесь не показываться.

– Позволь только пальтишко твое детское с собой взять, да корку хлеба, для малой. – Произнесло чудовище.

Хотел, мужик, было возмутиться, но не для себя, же чудовище просит, для сиротки. А ему самому, на что мальчишечье пальто? А мать хранила обновки – продать хотела так и не продала, слишком бедные в деревне люди жили, ей то, бесплатно от отца достались. Ушли незваные гости, а мужик дверь запер, да и уснул. Утром проснулся, пошел до ветру, смотрит, а его мать старуха сидит у яблони, маленькую веточку детским пальтишком прикрыла, и яблоки в землю зарывает.

– Сказал же, что бы и носа сюда не показывали. – Сказал мужик, и, хотел было замахнуться на старуху, та ему и молвила.

– Хоть топором меня руби, не сойду с этого места. – Сказала она, и глаза платочком промокнула. – Погубила я мать твою, можешь меня за это хоть топором рубить. Только, дождись, когда мое тело в прах обратится, и в землю уйдет.

– Как же ты сиротку пожалела, а мать мою со света жила.

– Погубила мать твоя ребеночка моего, принятого, за пару яблок, что осенью опадают, а весной появляются. Знала я, что человеческое дитя, к людям потянется, нельзя ребенку, без других детей, вот и поселилась вблизи деревни. В лесу яблоки маленькие да кислые, вот он и позарился на ее сад. Она его этой веткой и прибила, да под яблоней зарыла. Как узнала я об этом, обозлилась, не смогло мое черное нутро не гневаться. Убила я ее для свершения, обряда не доброго, для дела не чистого. Приложила я веточку, какой она его прибила, к яблоне, теперь каждую ночь рождается мой человечек из яблочка, что появляется на этой веточке, живой да здоровый. Поэтому руби меня! Не могу я покинуть этого самого места.

Пошел мужик за топором и разрубил чудовище и ветку от дерева отрубил, а из нее засочилась кровь и смыла прах нечисти за забор, на дорогу. Ведь, где живет человек, там нет места ни для чего не человеческого.

Три чертенка закопанных в землю

Пошла, как то, девушка Аоя за ягодами и грибами в лес. Шла, пока не нашла живую кочку, словно сама земля через нее дышала. Ткнула девушка в нее палкой, та и лопнула, хоть и страшно стало, но решила она подойти посмотреть. А там, в образовавшейся яме, трое чертят, лежат. Ведать злобу свою плохой человек зарыл, а она знай да и обратилась чертятами, что бы, когда подросли, творили бесчинства и мстили за хозяина. А пока маленькие, они злобой людской не вскормлены, лежат, друг друга грызут, ручками машут, кулачки крутят. Для того, что бы люди любили злиться, гневаться и ругаться, были они симпатичные, да хорошенькие, как всякие детеныши. Вот и сжалилось девичье сердце, ведь совсем они без людской вражды истощают, глядишь и сгинут. Переложила, что набрать успела, из корзины в платочек, чертят, в корзину положила, и побрела домой.

Вот и стала девушка думать, обычную людскую пищу чертята не едят, а ругаться ей не с кем, чем кормить малышей. Идет она мимо домов и слушает, где только ругань и драка, встанет под окошком и ждет, пока малыши покормятся. Так и стали жить.

Но только, думает девица, нужно им имена дать, ведь не хорошо это, что дети без имён живут. Пошла она к идолу и взмолилась:

– Охранник и защитник, прими в дар этого зайца, поешь мяса его, попей крови его и шубкой закрой голову свою от холодов. Дай имена трем моим деткам, ты, как ни кто другой дашь им подходящие имена.

– Не должно быть зла на этой земле, не должно быть у зла имени, отнеси их за горизонт и выброси там, где людей нет, а то поглотят они тебя и беду в деревню приведут.

Поклонилась девушка идолу, но не послушалась его. Пошла она тогда в родовое место, к духам умерших предков, может они дадут им имена.

– Чертей на своих детей обменяешь, этих душой пригреешь, своих никогда к груди не прижмешь. Прервется наш род, брось их пока не поздно.

Поплакала девушка, хотела она своих детишек иметь. Да этих еще жальче, пропадут, горемычные. Своих то, что не рожала еще, пожалела, а эти вот уже на свете есть. Плачут, беду чувствуют, ручонками за волосы тянут, как в бездну лютую.

Решила девушка, сама им имена дать, слышала, что как назовешь человека, так и будет жить он по жизни. Решила также и с чертятами будет, может и минует их беда. Само имя Аоя значит – ручеек, красивая она быстрая, всегда на своем стоит, трудности стороной обегает, если справиться не может. Имена решила не обычные дать, ведь они сами из такого же теста. Тот, что остальных братьев лупил, и, за ручки дергал, назвала Табуя, что значит «сердце», будет оно больше, чем у всех остальных на земле, всех в себе поместит и согреет. Самого шумного и плаксивого назвала Татацы, что значило «смеющийся колокольчик», пусть радует всех, а во время беды пусть всех предупреждает, благие вести по всем домам разносит. Самого пакостливого и настойчивого назвала Олго, что значит «ядрышко» или «серединка», что бы во всем меру знал, мог рассудить по справедливости и примирял, всех, кто в ссоре.

Чем больше чертята росли, тем больше проблем от них было, сразу видно, бесовские творения, что не сделают все не так, за что не возьмутся, все сломают, что не скажут все невпопад. Люди, по началу, помогали, так как сказала Аоя, что это родные ее детки, ходила она на речку купаться, и, попортил ее водяной, стыло было рассказывать, а детки уродились, так их не спрячешь. А потом и отвадились помощники, как ни как, много от чертят хлопот. Как подросли они, стали на улицу проситься, словно зовет их кто. Только Аоя, как только они на ножки встали, не пускала их никуда. Сама их кормила, так как ворчлива, и, сама стала, и, осатанела с чертями, у самой гнева на их всех троих хватало. А они садятся у двери начинают проситься, плакать скрестись, а затем как ни в чем не бывало, начинают снова резвиться.

Исхудала Аоя, осунулась, раньше, если была девка, хоть куда, теперь больше сама на черта походить стала. Одна бабка из деревни стала жалеть ее, дед помер, а детей у них никогда не было, и просилась она к девушке и с хозяйством помогать и за детишками присматривать. Страшно одной помирать на старости лет, а еще, и, скучно. Жалко было бабушку, но, долго не соглашалась Аоя, думала, черти ее изведут, а потом сдалась, и, согласилась. Как ни как, какая-то поддержка, где она не успеет, там другая поспеет.

Годы идут, стала жизнь налаживаться, Аоя снова красавицей стала, дурного слова от нее не услышишь, да и детки спокойнее стали, словно впитывали теплую атмосферу в доме. Только не переставали под дверями порой сидеть и на волю проситься. Бабушка чем могла, помогала и рассудит, и пожалеет, и приголубит, мудрости её на всех хватало. Порвут чертята штору, бабушка штанишки платочки сошьет, разобьют горшок, она глины наберет, новый сделает, и все приговаривает, все чертятам рассказывает. А им интересно, истории и сказки слушать, про добро и зло, про добрых и смелых людей, и про злых и глупых, кружат вокруг бабушки, слушают. Да и Аоя снова к детям добра и нежна, стала, когда песню споет, когда по голове погладит, то на колени посадит, то к груди прижмет. Но, на улицу так и не отпускает.

Только чахнуть стала старушка, годы свое берут, стала она забывчива и сварлива, словно черти из нее всю силу и доброту высосали. Иногда, придет девушка домой, а они стоят у спящей бабушки и смотрят, как она дышит, с места не сходят, пока она не проснется. Страшно стало хозяйке, ее чертята смерти, в глаза, не видели, что станется, коль придет она за старушкой.

И вот однажды, притомилась девушка, да и заснула. Только слышит через сон, как чертята снова в дверь скребутся, разодрала она спросонья глаза, видит, старушка стоит, ни живая, ни мертвая, и дверь им открывает. Аоя вскочила с кровати, и побежала за ними, еле успевая, только не стали они далеко убегать, привели ее к одному дому, где у крыльца юношу поймали и треплют его, кто за штаны, кто за рубашку, а кто за кожу щиплет.

Закричала девушка на них. Ногой топнула, чертята подбежали к ней, как послушные щенята, да за юбку ее спрятались, словно это не просто парень был, а сам бес.

– Не серчай, матушка. – Сказал один чертенок. – Вот он человек, что нас в землю зарыл, не можем, мы, его воле противится. По твою душеньку мы на свет явились. А из-за того что ты вскормила и вырастила нас, погибнуть не дала, не можем мы тебя со света изжить. Вот и решили мы с братьями, его самого к чертям затащить, и самим уйти.

– А ну ка! – крикнула Аоя юноше. – Отвечай, Арак, почто решил меня со света сжить?

– Не хотел я этого. – Отвечал он. – Вот и закапал мою злобу в лесу, в сырой земле.

– А почто на меня гневался? – спросила она.

– Ты, меня дураком постоянно называла, а в детстве тумаки мне ставила.

– Ты дурак и есть, что не возьмешь то сломаешь, что не сделаешь все не то, что не скажешь то невпопад.

– Вот и злюсь я на тебя, за то, что цеплялась до меня по мелочам. Хотя люба мне была с самого детства, не подойти к тебе, не заговорить. А что бы злобу на тебя не держать, вот и закопал ее, но как пойду мимо твоего дома, или, сама мимо пройдешь, взгляд, отведя, опять вспоминаю о том, что зол на тебя был.

– Вот дурак и есть дурак, породил и закопал, а кто воспитывать должен? Вот теперь, хочешь, не хочешь, а будешь их со мной растить. Люб ты мне был, с самого детства, вот, и цеплялась до тебя, и поступки твои злили меня пуще прочих. А теперь, жизнь научила меня быть терпимей и добрее, ведь все сломанное, починить можно, все дело поправить, а добром, терпением и мудростью и черта перевоспитать можно. Теперь, если рассердишься на меня, будут тебя мои детки трепать, теперь они не твои, а мои. А если полюбим, друг друга и в мире жить будем, то нашими будут, ведь ты их на свет явил, а я им умереть не дала.

Лента красавицы

Как то решил парнишка к одной красавице свататься. Но не было у него ничего, кроме умелых рук, и доброго сердца. Кто не попросит, все он сделает, а денег за это не берет, а остальные знать и наживаются на его простодушье. Вот тогда удалец пошел по свету удачу искать, ведь тех людей он не знает и даром помогать точно не станет, так и ушел из деревни. Да вот только ночь рано наступила, застала его на полпути, да еще и в лесу. Тогда, решил он в корнях деревьев переждать, накрывшись листьями. Примостился он только, как слышит где-то под ногами голос:

– Слушайте, Вы, господин не хороший, давно ли это принято садиться на первых встречных.

– Прости деревенского дурочка, я тебя совсем не заметил. – Сказал он, поднимаясь на ноги и оборачиваясь.

– Деревенский, домовой что ли? – спросил незнакомец, осматривая паренька.

– Нет, почему же, обычный человек. – Усмехнулся тот.

– Человек! – Вскрикнул незнакомец и запрыгнул на дерево.

– Что ты? – Удивился паренек, пытаясь разглядеть нового знакомого.

– Сейчас начнешь в меня крестом тыкать и ругать по матушке, знаю я вашего брата. – Запричитал тот, пытаясь вскарабкаться выше, но только без толку перебирал ногами по стволу.

– Я вовсе не собираюсь этого делать, пока ты не удумаешь готовить из меня ужин. – Успокоил его парнишка.

Оказавшись на земле, незнакомец предложил вместе усесться под корнем, и тогда продолжить беседу, уж слишком холодные ночи начались, так и решили.

– А я уже не ждал встретить человека, в такой час в глуши леса. Думал наш брат, нечистая сила, решил со мной силой помериться. – Засмеялся тот, нагребая на себя листья. – Что же тебя заставило так далеко от деревни уйти.

– Направился я удачу искать, не слыхал ли ты, где ее найти можно? – Поинтересовался юноша.

– Как не знать, знаю. – Ответил незнакомец. – Я слышал, где можно ее найти, вот услышав про нее от тебя, я и сам понял, кто мне нужен, что бы проблему свою решить. Только поспешить нам нужно, а то опоздаем. – Заявил нечистый, хватая паренька за руку, ведя за собой вглубь леса. – Как раз сегодня, бесноватые в карты на золото играют, если поспешим, успеем.

– А зачем нам к бесноватым? – Удивился парень.

– Удача, как раз, в таких местах обитает, снует среди игроков, кому карту подсунет, к кому спиной повернется. Ты в карты то играть умеешь?

– Только в Дурака. – Отвечал ему юноша.

– Нет, нужно будет умное лицо сквасить, словно ты мастер по картам в третьем колени, правой ступни, протянешь время, а, я, тем временем, стану вокруг стола ходить, как удачу подмечу, схватим ее и будем таковы.

– Здорово ты придумал! Только на что мы играть будем? – Спросил паренек. – Золота то у нас нет.

– А я шишки заговорю, – сказал нечистый, набрал полные карманы шишек, и юноше натолкал, затем топнул ногой и провалились они сквозь землю, да чуть ли не на гостей, что пришли на игру подивиться.

– Вот, большого мастера в игре я привел! – Воскликнул нечистый, проталкивая юношу вперед, а тот знай, нос задрал, лицо от всех воротит, делает видимость важного человека. Усадил его нечистый за стол и повторяет. – Он хоть и смертен, но зато большой мастер, сейчас вас всех обыгрывать станет.

Сунул паренек руку в карман, чтобы ставку шишками поставить, ведь, кто эту нечисть поймет, может шишки у них вместо монет, достает, глядь, а там золото. Поставил он горстку и взялся за карты, а знакомый его вокруг скачет, удачу поджидает. Один сходил, другой сходил, очередь до человека дошла, а так как парень он был смышленый, смекнул, как ходить нужно, но в мастях еще не разобрался. Но вот раз сходил, два и сам не заметил, как выиграл. Еще раз сыграли – опять выиграл, а нечистый вокруг вертится, ничего понять не может, нет никакой удачи по близости, так и выиграли все золото у бесноватых. А те злятся, копытами землю роют, зубами скрепят и огонь из ноздрей пускают, стали собираться уходить, юноше на свадьбу и так хватит, а нечистому, он как нибудь поможет и без удачи. Только подумал так, как их золотые в шишки превратились.

– Поглядите, что это твориться, это они своими пустышками у нас все золото вытянули! – воскликнул один из бесноватых.

– Позвольте, – возмутился нечистый – с чего вы взяли, что это наши шишки, шишек в лесу много, кто угодно мог их заговорить.

Тут такой шум и гам поднялся, что ели успели они ноги унести, отделавшись парой шишек, да не из леса, а на их несчастных головах. А как только ушли они, все золото на столе, то в камушки, то в ракушки, то в шишки превратились, ведь никто, как оказалось, честно не играл.

Тем временем, горемыки сидели на кочках и думали, как дальше быть.

– А что у тебя за беда? – поинтересовался юноша. – Может я пособить смогу.

– Да чем ты поможешь? – вздохнул нечистый и рукой махнул. – Подглядывал я однажды, как деревенская баба в пруду ночью купалась, хороша была девка, что решил я ленту у нее стянуть, да дурман на нее навести, а она, знай, ведьмой оказалась, чихнула, да и обозлилась. А я, в то время не один по свету шастал, а с другом закадычным, он в это время спал, вот она и превратила его в зайца и собой забрала, коль меня не нашла, хорошо я тогда схоронился, велела мне самому явится, коль захочу ленту вернуть, да друга спасти.

– Веди меня к этой ведьме, коль прощение не выпросим, делом отслужим. – Произнес юноша.

– Да, стыдно мне, на глаза ей показываться. – Сказал нечистый. – Слишком хороша она, потешаться надо мной станет.

– Если и станет, то только из-за неловкости. – Ответил парень. – Вместе посмеемся, и ладно будет.