Моё пост-имаго

Многого Калеб не понимал, как будто какой-то взрослый вдруг решил поболтать с ним, как со своим старым приятелем, на свои взрослые темы, и все же он слушал раскрыв рот. Мальчик не замечал, что время уже перевалило за полночь, – просто слушал и боялся моргнуть, чтобы что-нибудь не пропустить. Поэтому даже вздрогнул, когда рассказ Малыша Кобба неожиданно прервали.

– Пора спать, Калеб! Гаси свет! – раздалось снизу.

Малыш Кобб со скрипом повернул голову и уставился на дверь детской. После чего снова повернулся к мальчику.

– Не слушай ее, – посоветовал он. – Взрослые – такие злые и строгие. Как будто ты умрешь, если сейчас не пойдешь и не ляжешь спать. Ты же не умрешь?

– Наверное, нет, – ответил Калеб. – Вряд ли.

– Вот видишь. Что она понимает!

И он продолжил рассказывать…

Поначалу истории Малыша Кобба были захватывающими. Он рассказывал о жизни на задворках старого кабаре и о прочих куклах, о том, какой он сам храбрец и интересная личность; и, пусть это немного походило на хвастовство и совсем чуть-чуть – на бессовестное хвастовство, Малыш Кобб был поистине чем-то совсем уж невероятным. Так, по крайней мере, казалось мальчику.

И все же постепенно Калеб стал замечать, что в рассказе его нового деревянного друга появляется все больше мрачных и по-настоящему пугающих деталей. То и дело он упоминал какого-то… Хозяина. В его историях порой проскальзывало красивое, отдающее грустными нотками имя Сабрина, раз за разом всплывало то, как кому-то делают больно… Малыш Кобб словно открывал один за другим внутренние ящички своей кукольной души, вытаскивая из них на свет все более неприятные подробности.

– Я люблю расхаживать повсюду голышом, – сообщил он. – И тогда Малыш Кобб становится Мистером Неглиже. А чинные костюмчики пусть поедаются молью в гардеробах. Не люблю свой костюм – вообще одежонку презираю.

По признанию Малыша Кобба, Хозяин издевался над ним – временами переодевал его в девичье платье, из-за чего он часами сидел в совершенно глупом и неподобающем виде, громко ругался и всех ненавидел. И тогда прочие куклы смеялись над бедолагой и унижали его. Помимо этого, за какую-нибудь провинность Хозяин мог, не усыпляя, разобрать его и разложить все его части в разных углах мастерской, и так он лежал дни напролет: нога в одном месте, рука еще где-то, голова бранится. И это, мол, было мучительно больно.

– У нас все строго, – подчеркнул Малыш Кобб. – Раздражаешь Хозяина – получаешь плеткой… Тебя били плеткой? Это очень неприятно.

А еще он рассказывал о каких-то жутких тварях, которые порой посещали Хозяина. Это были то ли черви, то ли спруты, сотканные из чернил.

– Да! И они носят людей как костюмы! Хотя, может, я это и выдумал. Не помню точно!

Слушая истории Малыша Кобба, Калеб неожиданно ощутил неподдельный страх. Он почти перестал дышать и шмыгать сопливым носом, а его сердце словно прекратило биться.

Малыш Кобб оказался если не подлинным злодеем, то как минимум фантазером с больным и очень темным воображением. Он рассказывал, как ябедничал и крал, как подставлял «эту глупую дуру в зеленом платье», постоянно говорил, как он ненавидит Хозяина. Ко всему прочему, Малыш Кобб поделился «по секрету» тем, что больше всего ему нравится наблюдать, как Хозяин издевается над бедной Сабриной. В эти моменты, по его словам, он получал просто невиданное наслаждение и, если бы мог, с радостью подключился бы к пыткам.

Калеб не замечал, что Малыш Кобб, смеясь и прибавляя к рассказу еще какую-нибудь отвратительную подробность из его богатой на мерзости жизни, играет его игрушками: взводит ключиком дирижаблик, крутит-вертит в руках деревянного солдата с нарисованными усами, грубо вминает пуговичный глаз в голову плюшевого медведя Броуди. И при этом порой скребет грудь, словно там, под рубашкой и жилеткой, что-то очень сильно чешется.

В какой-то момент Малыш Кобб пристально поглядел на Калеба, понял, что мальчик уже давно не шевелится, словно окоченевший покойник, и велел ему:

– Отомри.

И Калеб действительно отмер. Дернул головой и чуть подался назад, не спуская испуганного взгляда с этой куклы и все силясь понять, как она вообще могла показаться ему хорошей.

Огонь в камине почти погас, и тени поднялись до потолка, словно в комнате вмиг вырос черный лес. В коконе из этих теней Малыш Кобб явно чувствовал себя увереннее – он ведь, если верить его рассказам, всю свою жизнь провел в темных, мрачных местах: в чемоданах, сундуках и чуланах, на чердаках и в подвалах. Он больше не выглядел угловатым и неловким – его движения стали плавными, даже скрип деревянных шарниров вроде бы перестал раздаваться. Лицо, которое прежде казалось Калебу очень задорным и забавным, теперь походило на искаженную в гримасе рожу, не имеющую с человеческим лицом ничего общего.

Малыш Кобб презрительно оглядел мальчика с головы до ног и сказал:

– Хозяин говорит, что дети – совершенно бессмысленные существа. Полные ничтожества.

– Нет, это не так! – ответил Калеб. И хоть речь к нему вернулась, прозвучали его слова жалко и неуверенно.

– Неужели? – спросил Малыш Кобб. – И что же ты умеешь?

– Ну, не знаю. Всякое…

Малыш Кобб, казалось, улыбнулся еще шире. Его голова была повернута таким образом, что лицо все утонуло в тени – из этой тени торчал лишь кончик его носа да проглядывали круглые глаза.

– Например? Высунь язык. Ты умеешь показывать язык?

– А зачем?

– Когда тебе кто-то не нравится, ты показываешь ему язык. Высунь язык!

– Но…

– Я тебе нравлюсь или нет?!

– Я н-не…

– Видно же, что не нравлюсь! Показывай язык! Немедленно!

Калеб неуверенно сделал, что было велено, но Малыш Кобб одним движением подскочил к нему и схватил за язык.

– Больше показывай! Еще больше!

– Я йеее маау…

Калеб заплакал. Малыш Кобб поглядел на него с отвращением.

– Не смей реветь! – прошипел он в самое лицо мальчика. – Иначе хуже будет!

Малыш Кобб отпустил Калеба и снова уселся на ковер. Ткнул в него пальцем и рассмеялся:

– Плачут только грязные плаксы. Плаксы-ваксы.

Калеб обнял коленки и вытер рукавом пижамы слезы. Малыш Кобб по-настоящему его пугал – даже сильнее, чем Тревор и Хоули, задиры в школе.

Кукла яростно заскребла собственную грудь, после чего сложила длинные пальцы домиком. Калеб только и мог, что смотреть на эти руки, – они были словно специально предназначены, чтобы душить. И неважно, детскую шею или же взрослую, шею котенка или же собачонки.

– Что еще ты умеешь? – тем временем спросил Малыш Кобб.

– Я… я не знаю.

– Скажи, ты умеешь прятаться в чемодан?

– А зачем мне прятаться в чемодан?

– Всякий должен уметь прятаться в чемодан! – авторитетно заявил Малыш Кобб. – Так Хозяин говорит! Чтобы было удобно носить с собой по городу или брать в поездку!

– Я не знаю, я не пробовал…

– У тебя есть чемодан? Принеси чемодан!

За чемоданом пришлось идти на чердак. А еще пришлось делать это незаметно и тихо. Кукла велела мальчику солгать, если он попадется родителям. Малыш Кобб не боялся, что Калеб пожалуется на него. Он угрожал, что, если тот наябедничает или не вернется с чемоданом в ближайшее время, сломает и изуродует все его игрушки.

И Калеб ему поверил – он выполнил все в точности, как требовал Малыш Кобб. Осторожно приоткрыл дверь детской. На цыпочках вышел в коридор…

Снизу, из гостиной, раздавались какие-то жуткие звуки. Почти сразу мальчик понял, что родители слушают передачу по радиофору. Ему невероятно захотелось побежать туда, рассказать им про Малыша Кобба, но он вдруг ясно представил, как деревянные кукольные пальцы ломают все его игрушки, и это наполнило его душу таким глубоким чувством потери, что он не рискнул ослушаться своего нового… друга. Поднявшись по узенькой лесенке в конце коридора на чердак, он нашел там пыльный темно-зеленый чемодан, взял его за ручку и потащил вниз.

Вернувшись в комнату, Калеб обнаружил, что Малыш Кобб лежит на ковре, нелепо раскинув ручонки в стороны. На мгновение мальчик понадеялся, что тот сломался.

– Я заболел, – прохрипел Малыш Кобб, не поворачивая головы. – Мне так плохо!

– Ты врешь! – ответил на это Калеб.

Кукла судорожно дернула ручонками, но так и не поднялась. Мальчик поверил – выглядел его комнатный злодей действительно очень жалко.

– Это потому, что я плохо себя вел… – проканючила кукла. – Хозяин говорил, что я заболею, если буду плохо себя вести… Помоги мне… Я больше не буду себя плохо вести… Помоги мне подняться.

Мальчик осторожно двинулся к Малышу Коббу, опасаясь, что тот в любой момент может вскочить и схватить его, к примеру, за нос. Но тот продолжал валяться, как куча тряпья.

– Я же пошутил… – сказала кукла. – Просто пошутил… Помоги мне… Помоги мне подняться.

Калеб пожалел Малыша Кобба – столько неподдельного страдания было в его голосе. Он подошел и склонился над куклой, и та вдруг дернулась. Калеб успел отшатнуться в последнее мгновение – длинные пальцы Малыша Кобба клацнули, схватив пустоту. Оторвав спину от пола, кукла с удобством уселась, уперев руки в ковер.

– Попался! Попался! Попался! – мерзко захихикал Малыш Кобб. – Глупый мальчишка! Я просто прикидывался! На случай, если ты, дурачина, приведешь своих глупых родителей. Они бы увидели обычную деревянную игрушку на полу и не поверили бы тебе. А когда ты все-таки пришел один, я решил подшутить… ха-ха-ха… я такой остроумный!

Калеб почувствовал, как слезы подбираются к глазам.

– Открывай! – велел Малыш Кобб.

Мальчик положил чемодан на бок, немного повозился с защелками и откинул крышку. Малыш Кобб вытянул свою тонкую шею.

– Что тут у нас? Любопытненько!

В чемодане хранились старые, милые сердцу мамы и папы вещи – их любовные письма и прочие предметы, цена которых измеряется бессонными ночами, пролитыми слезами и часами ожидания. Это был чемодан, полный потаенных надежд, полузабытых страстей и прочих взрослых штук, которые Калеб пока что не понимал.

Малыш Кобб схватил одно из писем и принялся его громко читать, после чего, презрительно рассмеявшись, порвал вместе с конвертом на мелкие кусочки.

– Что за бездарность! Что за нелепость! Фу! Фу! – Он порвал еще несколько писем, после чего повернулся к Калебу и велел ему: – Доставай! Всё доставай!

Калеб начал аккуратненько вытаскивать связки писем и прочие вещи, что там хранились, чтобы они не помялись и не испортились, но Малыш Кобб нетерпеливо взвизгнул:

– Быстрее! Быстрее, я сказал!

После чего принялся сам вышвыривать все, что хранилось в чемодане, и, когда тот опустел, велел мальчику забираться внутрь. Перепуганный и оттого совершенно безвольный, Калеб покорно влез в чемодан.

– А теперь подгибай ноги! Сгибайся! Сгибайся сильнее!

Но Калеб никак не мог уместиться в чемодан – что бы ни делал, как бы ни сгибался, как бы ни ворочался.

Малыш Кобб был недоволен, он стучал ногами по полу, пинал чемодан и все твердил:

– Сгибайся! Всякий должен уметь прятаться в чемодан!

Но у Калеба ничего не выходило. Его шея, руки и ноги неимоверно болели. Он несколько раз получил крышкой чемодана по спине, но результат был все тем же. В какой-то момент кукла, видимо, поняла, что из этого ничего не выйдет, и велела:

– Вылазь! Вылазь, ты, жалкое ничтожество! Не зря Хозяин говорил, что дети – бессмысленные существа!

Когда заплаканный Калеб вылез наружу, кукла напомнила ему про грязных плакс, но отчаянного хныканья это не остановило. Мальчик шмыгал носом и вытирал всё прибывающие слезы рукавом пижамы.

– Ты плохой, – проныл Калеб. – Я думал, ты хороший, а ты плохой! Ты порвал мамины письма и дернул меня за язык. Очень больно! И в чемодан заставил залезать! Я думал, ты будешь моим другом и мы будем все время вместе. Думал, мы будем играть…

Малыш Кобб завертел головой.

– Ну, ладно-ладно, не плачь, – едва сдерживая отвращение, проговорил он. – Давай играть.

Калеб поднял на него мокрые глаза.

– А ты будешь хорошо себя вести? Обещаешь?

– У меня правило – никаких обещаний! – важно заявила кукла.

– Пообещай! – потребовал мальчик.

– Ну, ла-а-адно, – протянул Малыш Кобб. – Обеща-а-аю. Буду хорошо себя вести. Давай уже играть.

Но, разумеется, Малыш Кобб соврал. Он ни на мгновение не думал хорошо себя вести. А быть может, просто не знал, как это.

– Нам все еще нужно понять, что ты умеешь! – заявил он. – Хозяин говорит, что детям самое место на свалке и они ничего не умеют, потому что все они – полные ничтожества.

– Ты обещал! – напомнил ему Калеб, но Малыш Кобб поднял руку – мол, подожди, это еще не всё.

– Хозяин – дурак, – сказал он и вдруг огляделся по сторонам, бросил испуганный взгляд на зашторенное окно и в страхе вжал голову в плечи. – Что он может знать! Ты вот не такой уж и ничтожный. Тебе только надо немного научиться. И тогда ты перестанешь быть бессмысленным.

– Научиться? – удивился Калеб.

– Ну да, – кукла усмехнулась. – Так что давай тебя обучим хорошим манерам! Согласен?

Малыш Кобб не стал дожидаться ответа и принялся руководить Калебом: он заставлял его делать сперва одно, затем другое, после третье, но всякий раз был недоволен – прямо как строгий учитель. Он требовал, чтобы Калеб плевался и каркал по-вороньи, учил его показывать плохие жесты, велел ему браниться – да так, что мальчик не понимал практически ни слова из того, что был вынужден повторять. Малыш Кобб его шпынял, больно тыкал острыми пальцами, один раз даже дернул за ухо. И в какой-то момент Калеб почувствовал, что с некоторых пор вовсе не Малыш Кобб его игрушка, а что он сам – игрушка Малыша Кобба.

Он хотел позвать папу или маму, но не отваживался вызвать гнев куклы.

«Вот бы они зашли, просто зашли в комнату!» – думал мальчик с надеждой, но папа с мамой сидели внизу и ничего не слышали, кроме своей передачи по радиофору. Выхода, кроме как сбежать самому и позвать их, не было.

Калеб попытался незаметно прикинуть путь к двери так, чтобы Малыш Кобб его не схватил, но кукла поняла, что он задумал, и сказала:

– И что ты им скажешь? Посмотри, какой бедлам ты устроил в комнате! Твои мамочка и папочка ни за что не поверят, что это сделал я! Они решат, что это ты все здесь разворотил и порвал их слезовыжимательные любовные письма! Неужели ты обвинишь во всем куклу? Свалишь все на игрушку? Знаешь, что будет, если ты скажешь им: «Это все Малыш Кобб! Это все Малыш Кобб»?

Калеб отчаянно закачал головой, и Малыш Кобб продолжил:

– Тебя отдадут в психушку! Так и знай! А это ж-у-у-у-ткое место! Хозяин оттуда сбежал. Он говорит, что туда попадают только самые отъявленные безумцы. Их там ужасно мучают, морят голодом и держат в смирительных рубашках… ну, у которых рукава завязываются за спиной! У этих несчастных нет ни одной игрушки, им никогда-никогда не дают сладости и не рассказывают сказки на ночь! А еще их никто не навещает. Мамочки и папочки совсем по ним не скучают! Знаешь почему?

– Почему? – едва слышно спросил запуганный всеми этими ужасами Калеб.

– Потому что они заводят себе новых детей! Лучше прежних! Зачем им безумцы и вруны, которые сваливают все на игрушки! Они быстренько забывают таких, как ты! – Малыш Кобб на мгновение замолчал, а затем поспешно добавил: – Ну, так Хозяин рассказывал, конечно.

Кукла говорила очень убедительно, и Калеб поверил всем ее словам. Он во всех красках представил, как родители вызывают к нему страшного доктора, а доктор натягивает на него рубашку, завязывает рукава за спиной. Мама стоит, заплаканная, и прижимает к лицу платок, а папа понуро глядит в пол. Весь их вид выказывает разочарование в нем, завравшемся и не оправдавшем их надежд. А затем его засовывают в лязгающий ржавый фургон с решетчатыми окошками и везут в ужасное место, так подробно описанное Малышом Коббом.

Разумеется, он больше не думал о том, чтобы звать родителей или пытаться сбежать.

Тем временем Малыша Кобба, видимо, утомило сморщенное лицо мальчика. Он сказал, что знает о его сундуке с игрушками, и велел показать, что там хранится.

Дрожа от страха, Калеб потащил из-под кровати здоровенный сундук и, когда тот полностью оказался на ковре, откинул крышку.

Малыш Кобб оттолкнул его в сторону и принялся проводить смотр. Солдатики, щелкунчики, плюшевые медведи – каждую игрушку он критиковал, говорил, какая она отвратительная и уродливая, находил в каждой какие-то изъяны, и так игрушка за игрушкой маленький мир Калеба рушился. А Малыш Кобб продолжал отбраковывать и расшвыривать содержимое сундука по всей комнате. Похвалил он лишь старую дедушкину двууголку, которую Калеб надевал всякий раз, когда играл солдатиками, представляя себя их генералом. Вытащив шляпу из сундука, Малыш Кобб возопил: «Прямо как у Хозяина! Прямо как у Хозяина!» – после чего аккуратненько положил ее на ковер и вернулся к критике и унижениям таких любимых, таких дорогих для Калеба вещей.

Когда с игрушками было покончено и сундук оказался пуст, настал черед мальчика. Малыш Кобб вцепился в лицо Калеба и принялся ощупывать его своими жесткими деревянными пальцами.

Калебу было больно, но он не мог вырваться. А еще ему было отчаянно стыдно и неловко из-за того, что его так разглядывают. Казалось, будто он сам сейчас всего лишь очередной солдатик или плюшевый медведь, которого Малыш Кобб осматривает в поисках недостатков. Калеб ожидал, что злобная кукла вот-вот рассмеется и скажет, что у него кривой нос, или глаза выпученные, или рот как у лягушки. Но тем не менее Малыш Кобб никак не комментировал его внешность и мнимые недостатки, а вместо этого хмыкал, словно чему-то радуясь.

Проведя подробный осмотр лица Калеба, Малыш Кобб вдруг сказал:

– Расстегни-ка пуговички на моей жилетке.

Это было произнесено таким жутким голосом, что Калеб в руках куклы задрожал. Он понял, что Малыш Кобб вот-вот сделает что-то ужасное.

– У меня вообще-то правило – не повторять, но я тебе снова говорю: расстегни-ка пуговички на моей жилетке.

– Зачем? – только и выдавил мальчик.

– Быстро! – велел Малыш Кобб, сдавив плечи Калеба своими грубыми пальцами так сильно, что тот даже вскрикнул. – Или хуже будет.

Мальчик послушался и расстегнул.

– А теперь на рубашке расстегни.

И Калеб снова последовал приказу.

В деревянной груди Малыша Кобба была проделана дверка. Крошечная квадратная дверка, запертая на крючок.

– А теперь откинь крючок в сторону! – велел Малыш Кобб и, когда мальчик сделал это, оттолкнул его в сторону.

Засунув руку в чернеющее отверстие в собственной деревянной груди и покопавшись там, он извлек наружу большой кухонный нож.

– Никакая это не отвалившаяся деталь! – со смехом сказал Малыш Кобб. – А всего лишь то, что мой Хозяин положил внутрь меня! Здесь есть еще кое-что. Но это на потом! Да, на потом! У меня слишком длинные пальцы: ими удобно хватать и душить, но я не могу сам расстегнуть крохотные пуговички. Это очередная насмешка Хозяина. Но ты сделал все за меня! Благодарю тебя!

Калеб дрожащим голосом спросил:

– Зачем он тебе?

От нахлынувшего ужаса слезы мгновенно высохли, на лице остались лишь блестящие скользкие следы.

– Мой нож? А зачем нужны ножи? Чтобы резать, конечно! Хм… Он острый, очень острый! Не веришь?

В доказательство своих слов Малыш Кобб взял валявшегося на ковре плюшевого мишку Броуди и одним быстрым движением отрезал ему голову.

Калеб не успел никак отреагировать на это, поскольку Малыш Кобб тут же схватил его за ворот пижамной рубашки и притянул к себе. Их лица оказались совсем близко – напротив глаз мальчика застыли холодные мертвые глаза куклы.

– Отдай мне свое лицо, – прошептал Малыш Кобб дрожащим от предвкушения голосом.

Ледяное лезвие коснулось щеки Калеба, и кукла едва слышно зарычала-запела:

– Отдай мне свое лицо, маленький мальчик, и я надену его, будто маску. После чего я превращусь в тебя. Я так долго этого ждал, ты даже не представляешь… Так долго об этом просил Хозяина. И вот я здесь. Сперва я заберу себе эту хнычущую рожицу, затем твою комнату, а следом и твою жизнь. Я стану настоящим мальчиком, вот ведь номер! А затем возьму твои милые игрушки, и мы с ними устроим небольшое представление. Как в театре. Погаснет свет, загорится прожектор, и кукольное шоу уродцев даст первый спектакль для своего единственного маленького зрителя. О, уверен, такого спектакля ты еще не видел, но это потом, а сперва…

Малыш Кобб разжал перепуганному Калебу рот и запихнул туда отрезанную голову плюшевого мишки, чтобы заглушить крики.

– Я вырежу твое лицо, словно картину из рамы. Как тебе такая игра? Что, дружок, не ожидал такого?! Ты наивно думал, что твой глупый папочка купил тебе что-то необычное, что-то особенное в лавке игрушек мистера Гудвина?! Что ж, ты был прав. Я не какая-то там банальность. Я! Нечто! Особенное!

Сказав это, Малыш Кобб расхохотался, и в тот же миг Калеб почувствовал неописуемую боль – нож вспорол его тонкую кожу. Кукла принялась кромсать и резать. Калеб кричал, но наружу вырывалось лишь сдавленное мычание из-за странного и нелепого кляпа в виде головы плюшевого медведя у него во рту, а кукла продолжала, дико хохоча, свое страшное дело.

В конце концов Калеб почти перестал что-либо различать. Его мечущийся взгляд улавливал лишь фрагменты. Кровать с отвернутым в сторону одеялом. Камин – в нем за кованой решеткой тлеют угли. Штора на окне. Лицо куклы… жуткое, отвратительное лицо куклы так близко…

Тело Калеба по инерции еще дергалось, но тварь крепко держала его, не останавливая своей жуткой работы. Это все не могло быть взаправду. Это все просто ему снилось, ведь иначе он уже должен был умереть от того, что с ним творили.

Жуткий кошмар… Это все не более чем кошмар… и он вот-вот проснется… проснется…

Красные угли в камине стынут и чернеют, комната погружается в темноту, кошмар, как и любой сон, заканчивается. И все ужасы остаются в прошлом, и все снова хорошо и… гаснет свет.

Часть вторая. Колыбельная

– Ты слышал? – спросила Марго, глядя в потолок.

Вместе с Джонатаном они сидели в гостиной. Негромко звучало радио. Полуночная аудиодрама, транслируемая из Старого центра, вещала о некоторых подозрительных делах, таинственных встречах и запутанной интриге. Интрига эта привела к тому, что Мистер Убийца в черном плаще и цилиндре стоял у дома своей будущей жертвы, прятался под карнизом от проливного дождя и выжидал.

Вещание было настолько живым, что дождь, казалось, шел и в гостиной.

Джонатан устроился в кресле с газетой, смешивая скучные городские новости и зловещие нотки истории, пробивающиеся через шум помех. Марго вязала новую шапку Калебу в школу и всякий раз вздрагивала, стоило кому-то из персонажей радиоспектакля неожиданно распахнуть дверь, или обнаружить вырезанное на подушке угрожающее послание, или на мгновение заметить фигуру незнакомца в отблесках молнии. Она не могла понять Джонатана, которого совершенно не пугала вся эта жуть, – в то время как он «следил лишь за развитием сюжета», Марго, затаив дыхание, ловила каждый звук, каждый скрип или приглушенный вдох. Ну а когда посреди ночи дворецкий из дома, вокруг которого вращалось действие «Таинственного убийства», обнаружил дверь, ведущую в сад, открытой (несмотря на то, что лично ее закрывал), она даже прекратила вязать.

«Шорох за спиной привлек внимание дворецкого, он обернулся и…»

Марго не мигая глядела в темнеющие недра медного рога радиофора. «Что же будет дальше? Что же сейчас произойдет?!» Застыв в тревожном ожидании, она и сама будто бы превратилась в натянутую нить, которую кто-то собрался поддеть спицей…

И именно в этот момент, посреди драматично затянутой паузы, наверху что-то стукнуло.

Марго вздрогнула и уставилась в потолок – кажется, стук раздался из комнаты Калеба.

– Ты слышал?

Джонатан отвернул уголок газеты и удивленно поглядел на жену. Марго уточнила:

– Наверху что-то творится.

Джонатан сделал вид, что прислушался, а Марго вдруг почувствовала, как похолодела спина. В том, что она услышала, не было чего-то странного или жуткого – ничего такого, что прямо сейчас звучало из радиофора, но что-то все же испугало ее. Она не могла точно объяснить, что именно, не могла подобрать нужные слова.

– Я ничего не слышу. – Джонатан по-своему прочитал страх Марго и попытался успокоить ее: – Не бойся, милая, «Таинственное убийство» – выдуманная история. Это все не по-настоящему.

Посчитав, что потрудился на славу, он вновь уткнулся в газету.

Марго попыталась сосредоточиться на вязании, но ее сердце больше было не на месте…

С первого взгляда в гостиной дома № 24 на Каштановой улице ничего не изменилось. Спицы, как и до того, звенели, странички газеты порой шуршали, переворачиваемые, а Мистер Убийца под тягучий монолог рассказчика брел по коридору, с каждым шагом все приближаясь к двери спальни своей следующей жертвы.