Зачарованная кровь

– Милая, если вы думаете, что сядете на белогривую лошадку и подчините бунтующий народ Манчтурии одними сказками о святости… То у меня для вас дурные новости. Бедуины никогда не станут слушать бледнокожую принцессу, которая в душе их презирает. Но знаете, кого они могут послушать? – вопросительно поднимается чёрная бровь, а в глубине зачаровывающей радужки переливаются насмешливые отблески ламп.

– Вас?

– Королеву, Ваше Высочество. Свою королеву, – и думать не хочу, какой ужасающий намёк кроется за этим ответом.

Наконец-то выпустив мою руку, Анвар отстраняется, пока я с шипением растираю ноющее запястье. Его рост позволяет смотреть на меня сверху вниз, и болотные духи, как же хочется от души плюнуть в эту безмерно довольную рожу! Непроизвольно отшатываюсь от него ещё дальше, чувствуя ускоряющийся в галоп бой сердца по рёбрам: то ли страх, то ли злость, то ли волнение от близости крепкого тела, его запаха. Слепая пульсация словно растёт из самого живота. И впервые в атласной ткани мне… жарко?

– Вы подписываете себе приговор каждым новым словом, – уверенно вздёргиваю я подбородок, собирая остатки гордости, словно рассыпавшийся жемчуг с порванной нитки.

– Доброго вечера, Виола. И чудесной ночи. Уверен, что она вам запомнится.

Кивнув на прощание, Анвар одаривает меня откровенно издевательской улыбкой. Я уже и не предпринимаю попыток разобраться, что творится в его рехнувшейся голове, мечтая только оказаться подальше отсюда. К счастью, теперь желание исполнить нетрудно. Подобрав полы платья, устремляюсь к выходу из зала, на негнущихся ногах огибая танцующие пары.

К духам приличия, расшаркивания и любезности. Куда угодно, лишь бы подальше от этих пугающих прозрачных глаз. Забываю даже позвать с собой Маису, мурашками чувствуя, что Анвар смотрит мне в спину.

И только позже, за дверями собственной спальни понимаю, что это выглядело бегством.

***

Двор короля – это не просто замок, а целый город в городе, где у каждого свой строго обозначенный угол. Ощетинившиеся зубчатые стены из цельного камня не пропустят врагов, пышные яблоневые сады и резные беседки дадут тень для прогулок аристократам. Цитадель, южная и восточная башни соединены галереями. В это время года их балюстрады, выполненные в форме стоящих на задних лапах барсов, уже окутаны благоухающими розами. Витые лестницы, мраморные постаменты, статуи Сантарры и хрустальные люстры положены парадным помещениям, моя же северная башня, всегда стоящая в стороне от общего оживления, привычно одинока.

Но я люблю свою комнату. Научилась любить это смиренное уединение. Высокий стеллаж с редчайшими книгами и стоящую напротив широкую постель с небрежно откинутой в сторону голубой вуалью балдахина, заполненный письменными принадлежностями дубовый стол в углу и шкаф красного дерева, забитый самыми густыми мехами и официальными синими мантиями с оторочкой из серебристой волчьей шерсти. Оставленный на спинке стула байковый халат и мягкие тапочки под ним. На туалетном столике в ровный ряд составлены инкрустированные опалами шкатулки с заколками, подвесками, серьгами и брошками. Рядом – большой камин, горящий и в летние ночи. Его пламя отражается в зеркале и бликует таинственным блеском.

Место, где мне тепло. А сегодня… душно.

– Что с вами? – обеспокоенно спрашивает Маиса, закончив расшнуровывать тугой корсет и коротко приложив тыльную сторону ладони к моему лбу. – Вы обычно куда холодней, не простыли? У вас будто жар.

– Нет, – глухо отвечаю я, с наслаждением выпутываясь из нелепого платья. – Это просто… вино. Мне лучше лечь сегодня пораньше.

Вино, как же. Я и выпила всего половину бокала. Вот только мне действительно непривычно жарко: даже переоблачившись в тонкую сорочку, не получается вдохнуть как следует. Каждое касание к самой себе оставляет след, словно кожный покров невозможно истончился. И прореха эта растёт от запястья, которого касался Анвар. Словно всё ещё хранит искрящее тепло его пальцев.

Пока Маиса развешивает в шкафу одежду, подхожу к столу в углу спальни и рассеянно наливаю в стакан воды из медного кувшина, стоящего рядом с вазой, наполненной антилийскими фруктами. Но жажда остаётся, нет – она нарастает, как и приятные импульсы в животе. Не понимаю их природу и сильней напрягаю бёдра, будто это может погасить странные ощущения.

Да что это всё значит, в самом деле? Какая-то лавина незнакомых реакций, подминающих меня без возможности снова собрать мысли воедино.

– Маиса, можешь, пожалуйста, оставить открытым балкон?

– Конечно. Миледи, вы точно здоровы? Позвать лекаря?

Она удивлённо смотрит на меня, но после короткой заминки пожелание исполняет. Да, с моей-то уникальной способностью мёрзнуть рядом с зажжённым камином просьба о прохладе выглядит дико. Вдыхаю поток освежающего ночного воздуха и принимаюсь распутывать причёску, освобождая длинные пряди. Они волнами спадают и щекочут ключицы, из-за чего дыхание то и дело прерывается. Я словно бежала без остановки, только эта тяжесть в мышцах куда… приятнее.

– Спасибо, не нужно. Я просто… прилягу. Спокойной ночи, – мягко спроваживаю я фрейлину, пока она не задалась ещё большими вопросами.

Она слишком проницательна, и точно может заподозрить лишнее. Пусть я ей доверяю абсолютно, но не до такой степени, чтобы судачить о том, как южанин-граф предполагает мою связь с магией. За такие разговоры при дворе и впрямь можно заплатить слишком дорого.

– Добрых снов. – Робко улыбнувшись, Маиса подхватывает приговорённые к сожжению туфли и покидает комнату, прикрыв за собой двустворчатую дверь.

Свистящий выдох. Бросив попытки распутать косы, хватаю кувшин и пью воду прямо из него, пытаясь смочить саднящую сухость в горле. Бесполезно. Вода отвратительно тёплая. Зло покусав губы, подбегаю к камину, утопая босыми пятками в густом ультрамариновом ковре, и выплёскиваю остатки воды на огонь. Пламя затухает с шипением, заполняя комнату дымом, который уносится через распахнутую балконную дверь в сад. Почему мне всё ещё жарко?! Болотные духи, мне никогда в жизни не бывает жарко! Прикладывая ладонь ко лбу, собираю капли испарины и смыкаю веки, пробуя восстановить прерывающееся дыхание…

Насмешливые прозрачные глаза, в которых золотым хороводом сияют огни бального зала. Они врезаются в сознание острым копьём, вышибая опору под ногами. Колкая дрожь волной пробегает по телу, скапливается внизу живота и нестерпимо тянет. Воздушная батистовая сорочка скользит по бедру, от чего становится ещё хуже. Колени подгибаются, и я с трудом доползаю до кровати, рухнув на неё поверх одеяла.

– Болотные духи…

Снова вспышка. Теперь это музыка, каплями дождя осевшая на теле и медленно стекающая по позвонкам, отчего я чувствую себя как струна – натянутой до предела. Хочется раздеться, содрать с себя собственную кожу, которая саднит даже при соприкосновении с постельным бельём, но я упрямо сжимаю челюсти и зажмуриваюсь. Что бы со мной ни происходило, это нереально. Помешательство, наваждение…

Древесный запах еловой смолы и свежескошенной травы. Стон в подушку, заглушаю порочный звук, чтобы не услышала стража в коридоре. Участившийся пульс бьёт где-то в горле, жар нарастает, и я сама не замечаю, как проваливаюсь в забытьё – не то сон, не то горячечный бред, не то… грёзы?

Бугристая от ожогов тёмная рука ложится на плечо, мягко скользит к линии ключиц. Моё тело льнёт к ней, будто глина в ладони гончара – само желает обрести форму. Длинные обожжённые пальцы касаются груди, выписывая незнакомые узоры. Не дыша, смотрю в подчиняющие глаза, и от одного только искрящего в них вожделения между ног усиливается покалывание. Он придвигается ближе, рывком притягивает к твёрдому торсу. Терпкий древесный аромат щекочет горло. Кончиком носа, игриво скользит вдоль скулы, и я жалобно выдыхаю:

– Анвар…

Он вдруг перехватывает мои запястья, крепко, до дрожи. Поднимает вверх руки. А затем впивается поцелуем, раздвигая языком дрожащие губы и заставив глухо простонать от удовольствия.

Резкий, грубый рывок прекращает сонные блуждания разума и возвращает в реальность. Вскрикнув от неожиданности и полной дезориентации, распахиваю глаза и застываю в ужасе. Руки и впрямь заведены за голову, а запястья обвивает тугая, грубая верёвка, стирая кожу. Передо мной, в моей спальне, стоит Анвар и одним лёгким пассом руки направляет второй конец верёвки вверх. Будто живая, она сама перелетает через балку для балдахина и вздёргивает меня, заставив встать на колени.

– Какой кхорры3?! – взвизгиваю я, возвращая дар речи. Одновременно и немея от страха видеть магию воочию, и в бешенстве переходя на брань.

– Ох, как некрасиво выражается Ваше Высочество! Продажных женщин я точно сегодня не жду, – с откровенным весельем оскаливается Анвар, перебирая пальцами воздух, и верёвка завязывается на балке мёртвым узлом, что я тут же проверяю, отчаянно дёргая руками. – Сразу чувствуется: есть плебейская жилка под всеми этими высокомерными ужимками.

Он будто одобряет мою вульгарность, жарким взглядом пробегая от ворота полупрозрачной бежевой сорочки вниз. Страх становится ещё гуще, мурашками по коже. Я как подвешенный кролик, готовый к свежеванию. Но точно не сдамся этому грязному еретику и не позволю себе краснеть от стыда, который печёт изнутри как язва.

– Ты – маг, – уже безо всяких сомнений констатирую ужасающий факт. – Пусти сейчас же! Какого болотного духа ты со мной сделал?!

Анвар вздыхает и лениво огибает кровать, осматривая меня со всех сторон. Понимаю, что он видит все очертания моего тела, едва прикрытого батистом, и тревожно сглатываю. Проблема в том, что и пульсация в крови никуда не исчезает, между бёдер мокро и липко, грудь налита тяжестью. Но это совершенно точно не мои желания… Или я пытаюсь в этом себя убедить, потому что взгляд буквально застревает на мужском прессе за краями небрежно расходящегося чёрного халата. Впервые мне не плевать. Впервые я хочу, чтобы меня коснулись, и это окончательно сбивает с толку.

– Надеялся, что принцессы всё же умнее. Если не заметила, я тебя связал… И, кстати, можешь не пытаться кричать, потому что твоя стража спит мирным сном. – Лёгкий кивок на дверь и беглый осмотр спальни, который Анвар заканчивает, подходя к дверям на балкон, закрывая и их: это я понимаю только из звуков, потому как не могу вывернуть шею сильнее, чтобы продолжать следить за каждым его шагом.

– Не сейчас, а на балу! – раздражённо выплёвываю я.

К собственному ужасу, больше боюсь не присутствия мага в комнате или своего беззащитного положения, а того, как тревожно колотит сердце. Шершавая верёвка на запястьях почти жжёт. Почему-то вспышкой представляю, как она бы скользила по телу, вдоль ложбинки груди и живота, и колени отчаянно дрожат, расшатывая единственную опору. Мутное сознание добавляет и образ Анвара, чьи губы прошлись бы следом за верёвкой, и чтобы не захныкать, приходится прикусить щеку изнутри.

Меня одурманили. Это же абсолютно очевидно. И он даже этого не отрицает:

– О, всё-таки принцесса не глупа. Ты платишься за свою неприветливость: поверь, когда ехал сюда, я собирался быть для будущей жены ласковым и заботливым супругом… Но ты сама вынудила меня кусаться.

В глубине глаз Анвара вновь вспыхивает чёрная искра, от которой сжимается в страхе горло. Он невозмутимо кладёт руки на спинку кровати, слегка прищуриваясь. Лихорадочно проматываю в голове весь бал, сознавая, что меня свела с ума не только музыка. Она просто лишила бдительности, чтобы я проморгала момент, когда в моём бокале оказалась какая-то отрава. Кхорры раздери! Как говорит лорд Белларский, если крайне нужно обсчитать казну на пару сотен обленов – чем внимательнее за тобой смотрят, тем меньше видят.

– Так значит, теперь ты меня заколдуешь, вынудишь выйти за тебя, и я буду послушно выполнять твою волю? Учти, как только этой верёвки не будет, то сразу же доложу о тебе. Готовь зад к кострам жрецов Сантарры, маг, – практически выплюнув последнее слово, вздёргиваю подбородок: моя отчаянная необходимость сохранять королевское достоинство, даже будучи практически в неглиже перед мужчиной, от одного запаха тела которого стучит в висках.

Смех. Он смеётся, почти задорно и не издевательски, качая головой. Низкий, немного странный звук, но я больше не доверяю своим ушам.

– А ты девочка с характером. Но я не верю, что о магии ты знаешь настолько… ничего. Я бы преподал пару уроков, но только после того, как кое-что проверю. – Анвар медленно и шумно выдыхает, словно на что-то настраивается, и в его радужке играют голубые всполохи. А затем он вскидывает изуродованную правую руку, и вместо ногтей у него на пальцах появляются короткие серебряные когти, вызвав мой испуганный и поражённый писк. – Я же сказал, что успею надкусить.

Пытаюсь отшатнуться, вновь безуспешно дёргая верёвку, пока он тянется вперёд через спинку кровати. Зажмуриваюсь, понимая, что мне некуда отползать, рваными огрызками разума прокручиваю в голове варианты, как воспользоваться свободой ног и ударить в ответ… Поздно. Один из когтей коротко чиркает кожу на сгибе шеи, через острую боль оставляя царапину. Всхлипываю, замираю в ожидании новой раны, но этого не происходит, и я позволяю себе открыть глаза.

Анвар с любопытством смотрит на порез, склонив голову набок: кажется, это его любимая, будто птичья, повадка.

– Что, никогда не видел голубой крови? – хмыкаю, тоже останавливая взгляд на капле, повисшей на когте его указательного пальца, которую он торопливо слизывает. Это не метафора. Это единственный верный способ проверить принадлежность к королевской династии – увидеть кровь, отличную от алой.

Кровь самой Сантарры.

– Ты… быть не может, – потрясённо выдыхает Анвар, будто не услышав моего вопроса. Отшатнувшись от кровати, он в растерянности проходится всей пятернёй по торчащим иголками коротким волосам, и я замечаю, что когтей на пальцах уже нет, только перстень для оттиска родовой печати.

– Может, ведь я – законная кронпринцесса! Думаешь, ты первый, кто…

– Духи песков, да помолчи ты уже хоть немного!

Он рассекает комнату широкими шагами, взъерошенный как запертый в клетке ворон. Понятия не имею, что ему дала капля моей крови, но точно лишила раздражающей невозмутимости. Уже хорошо. Пользуясь тем, что Анвар слепо смотрит себе под босые ноги, пытаюсь устроиться как-то более прилично, без выпячивания груди из-за поднятых рук, но ничего не выходит. Зато от нового трения верёвки о кожу будоражащий импульс удовольствия уходит до самых пальцев ног. Всё ещё неправильно, чувствительно и жарко. И, богиня! – я и правда отношу свои ощущения к какому-то новому, греховному наслаждению…

Если бы не обстоятельства, это было бы любопытно. Так непривычно живо. Ярко.

– Ты – полукровка, – уверенно выдаёт Анвар, наконец-то останавливаясь напротив меня и нервно растирая собственную шею. – Это ерунда, смешанных союзов в истории было предостаточно, но ты… Ты же мертва, совершенно точно, это кровь покойницы. Однако ты дышишь, ходишь, говоришь и возможно, даже имеешь разум…

– Что значит – возможно?! – взбешённо огрызаюсь я, с нарастающим гулом в ушах понимая, что напоказ выставлены не только мои скромные женские формы, но и главная тайна.

Анвар не замечает моего протеста, рассуждая вслух: будто меня тут вовсе нет или я какая-то диковинка на столе придворного механолога.

– Значит, когда родилась – не ела и не спала, но дышала… У меня лишь один вариант, как это могло случиться. Виола, твоя мать была магом, очень сильным магом. В общем-то, я и сам догадывался, что легенда притянута за хвост. Уж очень многое играло леди Эббет на руку: и королевская охота, и кабан, едва не порвавший принца на куски, и удобная кончина предыдущего короля. И всё только ради твоего рождения, чтобы у магов появилась надежда, полукровка в священной династии. Ход конём, забраться в систему изнутри. Но какая-то ошибка убила тебя ещё в утробе, и пришлось отдать жизнь за жизнь: все силы леди Эббет стали твоими. Они уходят на поддержание жизни в мёртвом теле, не дав ему способностей к колдовству. Невероятно…

В потоке источаемого им бреда я внезапно слышу настоящее благоговение, вижу его вспышкой в фанатично горящем взгляде. Анвар подходит ближе и не в пример бережнее хватки на балу касается моих растрёпанных волос самыми кончиками пальцев. Вздрагиваю, настороженно наблюдая за тем, как он берёт одну волнистую прядь и подносит к своему лицу, а затем прикладывает к щеке, прикрыв веки. От странного жеста снова тянет в животе приятной истомой, и в желании скрыть неловкость спешно отстраняюсь, насколько хватает верёвки.

– Что. Ты. Несёшь, – только и отчеканиваю я стальным тоном, смотря в его сверкающие любопытством глаза. – Какая к болотным духам полукровка и надежда магов? Я – кронпринцесса. Будущая королева Афлена. А не предводитель горстки отверженных безумцев, чьё место всегда было только на костре.

Отрицать факт своей не-жизни можно и не пытаться. Слишком прямая ложь.

Значит, мама была колдуньей и умерла ради меня? Наверное, вдобавок она была чокнутой, потому что любая нормальная аристократка погоревала бы о мертворождённой пару месяцев, а потом просто родила другого ребёнка. Всё это полная чушь.

– Жаль, что ты даже не сознаёшь глубины этой жертвы, а главное, её смысла. – Анвар грустно улыбается, отпуская мои волосы и делая шаг назад. – Я бы тебя развязал, если бы ты не была такой избалованной, капризной выскочкой. Но тебе нужен урок хороших манер, так что постой немного на коленях, пока я растолкую, кто ты и в чём твоё настоящее предназначение.

– Я и без сумасшедших графов, вдобавок ещё и еретиков, прекрасно знаю это самое предназначение.

– Тут я поспорю…

Он складывает руки за спиной, отчего полы халата расходятся сильнее, обнажая торс с хорошо развитыми, рельефными мышцами бойца. На левой стороне груди, над сердцем, замечаю чёрную татуировку: изображение раскинувшей крылья птицы, у которой вместо перьев – острые кинжалы. Родовой герб, сокол Иглейских. Но изучить рисунок лучше не удаётся, Анвар отходит к моему столу и широким жестом разворачивает к себе стул, чтобы затем усесться с грацией чёрного сервала на охоте.

– Итак, о магах ты, похоже, не знаешь ничего, – тоном начинающего лекцию учителя заводит он, на что я закатываю глаза, чувствуя, как руки уже довольно неприятно затекают.

– Всё, что мне нужно, я знаю. Что вы – отродья Харуна, злобного брата Сантарры, который стережёт врата в безвременье. Он дал магам часть своих сил, чтобы вы утащили во мрак как можно больше людей…

– Магия – это естественная сила природы, – тут же перебивает меня Анвар, заткнув одной чёрной искрой в глазах. Неуютно ёжусь от пронёсшейся в воздухе силы, так напоминающей былую хватку отца. – Она сама выбирает носителя и идёт с ним от рождения до смерти. От неё нельзя отказаться, нельзя заглушить – сожжёт изнутри. Один младенец на несколько сотен. Едва дитя сотворит первое чудо, как его дом крушат жрецы Сантарры. Знаешь ли ты, будущая королева, как по твоей стране прокатываются крики и плач всякий раз, когда загорается костёр, и в него бросают ни в чём не повинного ребёнка?

– Это цена за мир. – Я опускаю глаза, с лишним вниманием рассматривая узоры ковра на полу. Заученные, вдолбленные в голову слова кажутся как никогда пустыми. – Столетия назад велись непрерывные войны из-за бесчинства магов, которые поработили все континенты. Но люди избавились от этой заразы.

– И теперь за грехи прошлого платят невинные. Конечно, у тех магов, которые рождаются в… правильной семье, шансов на выживание больше: к примеру, мой отец и не собирался сдавать неудачного первенца жрецам, да и в Манчтурии к этому вопросу более лояльны. Теперь я вижу, насколько удачным решением было отправить меня в Велорию, – он приглушает голос, будто если говорить тише, то есть шанс пробраться глубже в нутро, и в этом абсолютно прав. Замираю, не дыша смотря в завихрения прозрачной радужки его топких глаз. – Это что-то большее, чем отдельно я и ты, Виола. Твоя мать воскресила тебя, чтобы положить конец вражде, соединить голубую кровь с магической, и она умерла за это. Ты ведь и не живёшь по-настоящему! Вся сила, которую в тебя влили при рождении, уходит на поддержание жизни, чтобы ты росла и развивалась, не отличалась от живых. Но твоя кровь тебя не греет, тебе недоступны радости тела, потому что для этого нужна ещё капля магии извне. И тебе никогда не будет дано управлять этим, чувствовать нити в воздухе, которыми можно сделать вот так, – он громко щёлкает пальцами, и верёвка, наконец, сваливается с моих запястий.

С облегчённым шипением я опускаю руки и кулем падаю на кровать, не в силах унять дрожь в коленях. Волосы белым покрывалом рассыпаются вокруг. Не сразу понимаю, что пульсации в висках больше нет, моё тело свободно, в том числе изнутри, и только влага между бёдер напоминает, что с моим восприятием реальности жестоко поиграли.

Нужна капля магии извне? О чём он вообще? Болотные духи… Не охватить всё разом. Не осознать.

– Обязательно было травить меня и связывать, чтобы поболтать? – обречённо шепчу я, прикладывая тыльную сторону ладони к мокрой щеке. Испарина или слеза потрясения?

– Я не травил. – Анвар открыто усмехается. – Это… так. Небольшая месть за высокомерие. Хотелось посмотреть, как ты будешь изнывать по тому, кого презираешь.

– Я не изнывала!

– Ох, а мне показалось, что когда я зашёл в спальню, ты ёрзала по кровати и выстанывала моё имя, едва не прогрызая подушку. Но это, наверное, послышалось?

– Ещё слово – и я точно тебя ударю, – шиплю я сквозь зубы, спешно садясь на кровати через покалывание в затёкших конечностях. Не дождётся вида моей слабости, шакалий выродок.

– Даже не представляешь, как возбуждает мысль, что ты на меня накинешься с кулаками, – ехидно тянет он, поднимаясь со стула. – Но тебе есть, что обдумать сегодня. А завтра я хочу знать ответ: выйдешь ли ты за меня замуж и готова ли менять мир вместе со мной. Закончить то, что начала твоя мать: освободить магов от гнёта.

– Завтра твои кишки будут украшать мой сад, – я стараюсь придать голосу уверенности, вот только звучит это так, будто вру вслух самой себе.

Кажется, Анвар тоже легко это улавливает. Подхватив из вазы на столе крупное красное яблоко, он демонстративно откусывает от него и жуёт, пронизывая меня колким взглядом. Хочется пить. И дико хочется это самое кхоррово яблоко.

Почему, если щелчок избавил меня от магического давления…

– Милая принцесса, давай я тебе напоследок ещё кое-что скажу о магии. Это природа, по большей части алхимия и тонкое восприятие, а не фокусы. Если бы верёвка не была вымочена в особом отваре, она бы не подчинилась. Если бы ты сама не стремилась к этому, музыка бы не отправила тебя в фантазии. И если бы я не вызвал у тебя самой хоть толику интереса, никакой порошок усиления влечения не помог бы: значит, было, что усиливать. Я могу воздействовать на тело, бренную оболочку, но не подчинять разум, не управлять волей и чувствами. Так что продолжай тут лежать, врать самой себе, как я тебе противен и какие греховные мысли породил – но всё, что ты почувствовала и увидела, рождено только тобой. Мой прощальный подарок невесте: стража проспит до утра. Никто не услышит, если ты поможешь себе расслабиться. – Он кидает мне надкушенное яблоко, которое я рефлекторно ловлю, сглатывая слюну.

– Ты лжёшь. И явно слишком высокого мнения о себе, – фыркаю ему вслед, пытаясь выглядеть безразличной, пока Анвар проносится мимо кровати к двери, на ходу плотнее запахивая халат.

– Это наш общий грех.

Он бросает на меня последний колкий взгляд, и кажется, что в нём есть сожаление. О том ли, что открылся мне как маг или о том, что уходит, не коснувшись? Узнать уже не суждено, потому как Анвар покидает спальню, оставив меня в полном беспорядке чувств и мыслей.

Едва в коридоре стихают его глухие шаги, как я тут же прикладываю яблоко к губам, вдыхаю поглубже его яркий аромат… И кусаю с противоположной стороны столько, сколько помещается во рту – лишь бы кусок вышел больше, чем у него.

3. Магия

Цокот копыт по мощёной улице приятно отдает в живот. Мне десять, и я уже уверенно держусь в седле, наслаждаясь прогулкой по Велории и видом кирпичных домов плотной рядовой застройки, покрытых плетьми жёлтых и алых роз. Даже пара стражников за спиной не могут омрачить солнечного дня. С шумной ярмарки, куда мы и направляемся, доносятся запахи печёных яблок и свежего хлеба.

Как же приятно выбраться из замка! Сменить платья на брюки и нетерпеливо ёрзать в предвкушении замечательного выступления бродячих карликов, шутов и моих любимых акробатов в пёстрых нарядах.

И тут сверху, с балкона, летит вниз нечто неясное, закутанное в тёмную ткань. Безвольным мешком падает передо мной, вызвав ледяную оторопь. Жуткий, пробирающий до дрожи хруст…

– Ваше Высочество! – вскрикивают стражи, тут же выхватив мечи и направляя своих лошадей вперёд, закрывая меня собой, но полностью лишить обзора не могут, а опасности и нет.