Брошь с черным опалом

Елена Дорош

Брошь с черным опалом

Мусина жизнь

У Муси была хорошая жизнь – с имуществом, едой и Большой. Имущество было богатым. Много ценных и замечательных вещей, но главное – собственное кресло. Мягкое, с подушечкой. А рядом на диване всегда сидела Большая. На Мусино кресло с подушечкой она не претендовала. Даже если с него удобнее было смотреть на яркую мигающую картинку, Большая в кресло ни за что не садилась. Понимала, что это место хозяйское. С едой вообще проблем не было никогда. Тут тебе и молочко, и рыбка, и сухие вкусные кусочки, и мяско с любимой подливкой – словом, не пересказать. Слюной захлебнешься. Но главный подарок судьбы – Большая. Она служила Мусе преданно и самозабвенно. И то и се, и приласкать, и почесать. И подушечку взбить. Стоило Мусе только мяукнуть, как Большая тут как тут. Чего тебе, Мусенька-красавица, надо? Кстати, да. Муся еще и красавица. Большая ей каждый день говорила, но Муся и сама знала: прелесть ее удивительна и бесподобна! Вся черненькая и пушистенькая, а лапки и воротничок на шейке – белые. Вот какая!

Хорошая жизнь закончилась неожиданно и как-то так, что Муся ничего не поняла. Однажды утром она не нашла в своей тарелочке еды, пофыркала и пошла искать Большую. Та лежала на диване и готовить еду не собиралась. Муся сначала тихо, а потом все настойчивее стала требовать свое, но что она ни делала, Большая так и не встала. Потом по дому затопали какие-то чужие ноги, и Муся, чтобы не разозлиться окончательно, выскользнула на лестницу и сбежала вниз. Гулять Муся любила возле лавочки, на которой часто сиживала Большая. Непонятные и странные события утра немного напугали Мусю, поэтому подняться домой она решилась, только когда все затихло и ноги ушли. Сидя на коврике у двери, Муся долго просила Большую впустить ее. Но дверь так и не открылась. Это было неслыханно.

Ночь Муся провела на коврике, просыпаясь каждый раз, когда слышала шаги. Но это были чужие шаги. Большая не возвращалась.

Утром Муся еще долго звала под дверью. Дверь была родная и пахла восхитительно, за ней ждали любимое кресло, подушечка, тарелочка и другие чудесные вещи и запахи. Все находилось рядом, стоило лишь приоткрыть щелочку, но за дверью было тихо.

Муся не знала, что и думать. Куда подевалась Большая? Почему она не приходит служить, кормить и ухаживать? Муся злилась, фыркала, но постепенно ее существо заполнило другое, ранее не ведомое чувство. Оно было крайне неприятное. От него у Муси внутри все сжималось, а в животе становилось холодно и тоскливо.

Придавленная новыми ощущениями, Муся даже забыла на время, что голодна, но вечером ей все же пришлось отправиться на поиски пропитания. Стараясь не удаляться далеко, Муся побегала по округе. Найти еду было непросто, конкуренция была высока. Дважды Муся что-то находила, но ее прогоняли уличные коты. Муся не считала себя пугливой, но коты были такие страшные и злобные, что ничего не оставалось, как только пулей бежать и прятаться под спасительной скамеечкой у подъезда.

Вечером голодная Муся хотела вернуться на свой коврик, но входная дверь оказалась заперта. Ночь пришлось провести под лавкой. Было холодно, Муся дрожала, но не уходила, продолжая звать свою Большую. Она не могла поверить, что ее хорошая жизнь закончилась.

Много тоскливых дней и ночей провела Муся на улице. Становилось все холоднее, часто шел дождь. Землю усыпали разноцветные листья-шуршавчики, ветер шевелил их, они бежали по дорожкам, совсем как красивые бумажки, которые Большая привязывала к ниточке, и Муся ловила их, играя и резвясь.

Теперь было совсем не весело, но грязная и отощавшая от такой жизни Муся все-таки пыталась надеяться, что голод и тоска не навсегда. Не может быть, чтобы навсегда.

Довольно долго Муся училась находить еду. Даже пыталась ловить воробьев. Иногда это удавалось, но чаще приходилось довольствоваться объедками с помойки. Брезгливая Муся поначалу страдала, но все же хищник в ней постепенно пробуждался.

Хорошая жизнь отодвигалась все дальше, но цепкая память не отпускала. Несколько раз Мусе удавалось попасть в свой подъезд. Коврик был на месте. Дверь все так же закрыта. И все такое же холодное молчание за ней.

В один из неожиданно теплых дней Муся, выслеживая птицу, забралась по веткам на козырек своего подъезда. Наблюдая за добычей, она кралась по толстой трубе под окнами. Вдруг что-то словно толкнуло ее. Муся замерла. Нос втянул знакомый запах – сильный и совсем свежий. Муся перелезла на подоконник и заглянула в окно. Перед ней была ее комната. Там никого не было, но кресло все так же стояло у стены, и на нем лежала подушечка. Муся оторопела. Как могло случится, что ее дом так близко? Стекло было холодное. Муся понюхала его и осторожно поскреблась. Запах шел сверху. Муся пригляделась. Наверху в окне была дыра. Большая редко открывала окно, боялась сквозняков и воров, но сейчас вот она – возможность попасть домой, в свою полузабытую жизнь! Большая ждет внутри, поняла Муся. Напружинив тело, она вскочила в окно и спрыгнула на подоконник.

Все, буквально все было по-прежнему! Имущество цело. А еда? Муся бросилась на кухню к своей тарелке. Тарелка стояла на том же месте, полная молока!

Муся жадно пила, вздрагивая всем телом. Молока она не пробовала с того ужасного дня!

Вылизав блюдце, Муся поискала, нет ли чего-нибудь еще. Но больше ничего не было. И тут Муся почувствовала, как кто-то поднимает ее с пола. Большая? Нет! Чужой запах, другие руки!

– Попалась! – сказал незнакомый голос.

Муся замерла.

Беглянка

Всю дорогу до Питера Агата находилась в полуобморочном состоянии. Предполагалось, что без малого суток хватит, чтобы все продумать. Как ночью добраться до дома бабушки Наты, где Агата ни разу не была, раздобыть ключи, попасть в квартиру. Потом решить, что делать, потому как кто виноват, она знала и так. Вопрос, на что жить, тоже был весьма актуален, и подумать над ним опять же надо было в дороге.

Казалось, Агата весь путь напряженно раздумывала и что-то вроде придумала, но выяснилось, что мысли просто являлись перед ней в какой-то душной полудреме, потом исчезали, сменяясь другими, путаное сознание переключалось на воспоминания минувшего дня и как бешеное крутилось на месте вхолостую. Когда поезд втянулся на перрон, и Агата, старательно пересиливая боль во всем теле, вышла из вагона, стало понятно, что время потрачено бездарно. На автомате она дошла до площади Восстания и наконец просто застыла в ступоре на тротуаре.

Сознание включилось на десятой минуте великого стояния. Дальше Агата действовала быстро и, как ей казалось, довольно собранно. Таксист молча кивнул, ловко вырулил на Невский, уверенно и недолго покрутился по ночным улицам и остановился перед огромным каменным домом. Через арку Агата попала в маленький двор. Подъезд был закрыт.

В другое время Агата долго мялась бы, стесняясь будить людей ночью, но сейчас, издерганная и уставшая, мучаясь от боли во всем теле, решительно набрала на замке восьмерку. Пиликало так долго, что Агата начала впадать в отчаяние. Наконец хриплый голос спросил «кто?» и закашлял.

– Извините, пожалуйста, – проблеяла Агата, – я за ключом от пятнадцатой квартиры. Я Агата Вечер. Вам звонила бабушка Фая. Фаина Вечер.

– Кому вечер, а кому ночь давно, – просипел голос.

– Это фамилия. Мы родственники бабушки Наты. Я с поезда. Мне ключи нужны. Не пугайтесь, ради бога.

– По ночам звонят, а ты не пугайся! Заходи.

Дверь открылась.

На пороге восьмой квартиры стоял щуплый дедок в семейных трусах и фуфайке.

– Ты, что ли, добрый вечер?

Агата согласилась, что да, она – добрый вечер. Дедок прищурился и оглядел посетительницу с головы до ног.

– Держи ключи. Этот от подъезда, эти четыре от квартиры. Наталья воров боялась, дверь у нее запиралась, как Форт-Нокс.

– Спасибо большое, – кланяясь образованному дедку, Агата взяла увесистую связку.

– Ага, бывай, добрый вечер. А чего это ты стремная такая? – в спину ей просипел дедок, но Агата уже ковыляла вниз по лестнице, вдохновленная тем, что все получилось так гладко.

Дверь квартиры бабушки Наты на втором этаже соседнего углового подъезда оказалась закрытой всего на один замок. И тут ей повезло. Агата вошла и нащупала выключатель. Свет зажегся сразу в коридоре и на кухне. Агата прошла в полутемную комнату и, стараясь не делать лишних движений, села на диван. Счастье. И диван нормальный. Все. Доехала.

Это была последняя внятная мысль. Через секунду путешественница спала сидя, уронив голову на спинку дивана.

Утром оказалось, что ночью она все-таки легла и даже чем-то укрылась.

Агата долго лежала, разглядывая комнату. Большая, с высокими потолками, тесно заставленная разномастной мебелью, она казалась темной. Агата с трудом закинула голову, чтобы рассмотреть окно. Шторы были задернуты. Значит, есть надежда на солнце. А это хорошо, когда хоть на что-то есть надежда. Худо, когда уже не надеешься ни на что, даже на то, что останешься жива. Но об этом думать было страшно.

– Я подумаю об этом завтра, – в лучших традициях классической литературы сказала себе Агата, повернулась к стене и снова провалилась в сон.

Вот она поднимается по фанерным, наспех сколоченным ступеням на пьедестал. Это Олимп. Площадка узкая и шаткая. Она стоит, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие. Надо играть хорошо, ведь она на сцене, все смотрят. Опозориться нельзя. Помост шатается, но Агата видит, что к ней на выручку уже спешит Олег. Он поднимается по ступеням и встает рядом. Агата вздыхает с облегчением и с улыбкой поворачивается к нему.

– Нааа, – рычит Олег, и в лицо ей летит крепкий кулак!

– На тебе, сука!

Голова откидывается вместе с телом, и она летит вниз!

Оп!

Агата резко села, пытаясь отдышаться. Комната немного покружилась у нее перед глазами и встала на место. Тело ломило немилосердно.

Где это она? Несколько секунд ушло на то, чтобы сориентироваться. Ну, ясно. Она в Питере на диване. А сколько, интересно, времени? Агата поискала глазами часы. Часы обнаружились на трюмо, но они стояли. Надо было включить телефон, но это было так страшно, что Агата долго не могла решиться. Телефон – источник опасности, как только он заработает, ее вычислят, найдут. ОН найдет и убьет ее. Новая симка была куплена на вокзале, старая сломана и выброшена, опасаться нечего, мама сходит с ума от неизвестности. Надо звонить.

Агата набрала номер и замерла от страха. Вдруг ОН уже там, и сейчас она услышит его вкрадчивый голос?

– Доню, сердце мое, ты где? – мама сразу заплакала.

– Мама, все хорошо. Я доехала. Уже в квартире. Все хорошо. Ты в порядке? Ничего не случилось?

– Ничего, доню, никто не приходил и не звонил. Чем тебе помочь?

– Мамочка, не волнуйся. Давай долго говорить не будем. Я отдышусь и наберу тебя. Телефон этот не записывай, запомни четыре последние цифры. Будешь знать, что это я. После звонка сразу удаляй.

– У тебя деньги есть хоть сколько?

– Хоть сколько есть, ну, а потом найду работу. Ты, главное, не паникуй.

– Агатушка, как же так вышло? – мама рыдала в голос.

– Мам, давай не будем. Я в безопасности. Сейчас главное, чтобы ты была в порядке. Отпуск можешь взять? Если что, за свой счет. Поезжай к сестре. Поживешь там, пока все не утрясется. Все, мам, целую. Жди звонка. Соберись, прошу тебя.

Агата торопливо нажала на красный кружок на экране и прижала телефон ко лбу. Что делать? Как пережить этот кошмар? Бедная, одинокая мама!

Так. Стоп, машина! Даже не думай разгоняться! Знаешь ведь, что сама во всем виновата, чего ж ты тут распричиталась, доню моя? Давай начинай собирать себя по кусочкам для новой жизни!

Продолжая практиковаться в искусстве самовнушения, Агата с трудом, но встала и занялась делами. Первым пунктом значился осмотр квартиры. И тут ее ждал сюрприз. Ни душа, ни ванны в квартире не оказалось. Обнаружился набор разновеликих тазов и раковина на кухне. Где же мы моемся? А у ставка! А зимой? Та шо той зимы! Бормоча себе под нос, Агата попыталась включить газовую колонку. Удалось не сразу, но чудом было уже то, что в квартире все работало. Свет горел, батареи грели, вода шла. И почти горячая.

– Ура капитану Смоллетту! – провозгласила Агата как герой мультика «Остров сокровищ». – Попробуем помыться.

Помыться удалось, но как-то не очень. То стоя, то приседая в большом тазу, синюшное местами тело очистить получилось, несмотря на боль, но вымыть волосы не представлялось возможным. Их было слишком много. Даже дома на голову уходила уйма времени и сил. Агата всегда бесилась и ругала почем зря бабушку Фаю, которая под страхом самоубийства заставляла растить этот бесполезный сноп. В конце концов – «в оконцовке», как говорила бабушка – под краном Агата сперва намылила голову, а затем частями промывала длинные пряди. Сушить волосы без фена пришлось долго, потом, кривясь и охая, убирать огромную лужу на полу.

Возя тряпкой по линолеуму, Агата нашла возле батареи блюдце и маленькую мисочку. В квартире жила кошка? Где же она?

Следы пребывания животного обнаружились по всей квартире. Кошка явно была здесь хозяйкой. В кресле у окна лежала большая вышитая подушка с явными следами кошачьих игр. Интересно, кто забрал бедняжку после смерти хозяйки? Спросить у соседей?

Соседей как таковых не оказалось. На площадке была еще только одна дверь, заляпанная краской и закрытая наглухо. От целого этажа осталась только однокомнатная квартира Наты, бабушкиной сестры. Что скрывалось за закрытой дверью? Еще одна питерская загадка. Ладно, разберемся позже.

Выйти из дома Агата смогла только к вечеру второго дня, когда боль слегка притупилась и стало ясно, что внутренности все-таки целы. Страшно хотелось есть, кроме того, ее одежонка мало подходила к местной погоде. Надо было купить хотя бы свитер и теплые брюки. Было холодно, но солнечно. Для Питера неплохо. Поковыляв по окрестным улицам, Агата выяснила, что поселилась в исторической части города, в принципе знакомой всем, кто бывал в Петербурге на экскурсии. Дворцовая площадь, Адмиралтейство, Исаакий были от места ее нынешнего обитания, что называется, в шаговой доступности. Шаверма нашлась за углом, одежда – в переходе метро, аптека – в доме напротив.

Ну что ж, пока справляемся, похоже. Сплюнем через левое плечо и попробуем поискать работу. Денег на самом деле почти не осталось.

С пакетом продуктов, запасом обезболивающего и пачкой газет Агата вернулась в квартиру, выпила две таблетки анальгина и стала искать работу. Какую же работу мы можем найти? По специальности отметается сразу. Если муж будет искать ее здесь, то геммолога найти несложно. Их не миллион. Кроме того, нет ни диплома, ни трудовой книжки, а без документов получить приличную работу невозможно. Да дело даже не в этом. Долго свободно и без опаски разгуливать она вряд ли сможет, кто-то увидит и узнает, поинтересуется у Олега, что делает его женушка в культурной столице. Ну а что будет потом, даже представить страшно. Работа должна стать ее убежищем. Спрятаться, чтобы не нашли. Мыть посуду в общепите, полы – в офисе. Уборщица приходит, когда сотрудники разошлись. Рано утром или поздно вечером. Пришла, помыла, ушла. Невидимка. Никому не интересная. Моль. То, что надо. Только не очень далеко от дома, чтобы не мелькать на улице или в транспорте. А волосы можно убирать под платок или купить такую шапку, чтобы прижимала ненавистные кудри к голове, и они не привлекали внимание.

Однако Питер не хотел впускать к себе непрошеную гостью, приблудную беглянку. Время шло. Деньги закончились, уже три дня Агата голодала. Хлеб и кипяток – вот до чего она докатилась. Найти хоть какую-нибудь работу в этом огромном городе оказалось нереально. Ниша посудомоек и уборщиц была прочно занята братьями и сестрами из Средней Азии. Газетные объявления часто оказывались пустышками. Агата, осторожно пробегая по тротуарам и поминутно оглядываясь, заходила в магазины, кафе, офисы и просто спрашивала, нет ли работы. Какой? Да любой. Извините, нет.

И все же подохнуть с голоду она не успела. В один из дней Агата зашла в старинный особняк, на котором было до десятка табличек с названиями офисов. Она уже научилась пробираться мимо охраны. Лифт не работал, пришлось обходить шесть этажей, взбираясь по крутым лестницам. В здании было очень тепло, Агата взмокла, голова под вязаной шапкой немилосердно чесалась. Результат блиц-опроса о наличии вакансий был плачевен. На последний этаж она вползла около шести вечера, когда люди начали расходиться. Агата решила сначала зайти в туалет и хоть на минуту снять шапку. В дамской комнате было прохладно, приятно пахло, даже играла музыка. Агата посмотрела на себя в зеркало. Худое угрюмое лицо в черной траурной шапке, да еще со следами синяков показалось ей таким страшным, что слезы хлынули неожиданно для нее самой. Агата сдернула шапку, наклонилась и стала остервенело чесать голову, давясь слезами. Пучок размотался, волосы свесились до пола.

– Боже мой, что это?

Крупная женщина смотрела на ее гриву, прижав руку к груди.

– Какие волосы необыкновенные! Какая красота!

Пипец! Сейчас предложит продать на шиньон. Да, впрочем, все равно. Агата подошла к раковине и стала молча умываться.

– Вам плохо? – не отставала дама.

– Нет. Извините, я сейчас уйду.

– Вы кого-то искали?

– Искала. Работу.

– Какую, если не секрет?

Дама стала мыть руки, продолжая открыто любоваться черными кудрями.

– Я ищу любую работу, которую смогу выполнять.

И тут неожиданно услышала:

– Убирать офис сможете?

Агата уставилась на даму, не веря своим ушам.

– Мы вчера уволили уборщицу. Запила некстати. Объявление дать не успели. Что скажете? Такая работа вам подойдет?

– Не то слово. Только у меня… трудовая книжка осталась в другом городе. Пришлют позже. Это преодолимо?

– Если ненадолго, то да. Возьмем на испытательный срок по договору.

– А сколько у вас испытывают уборщиц?

Женщина засмеялась.

– Два месяца. Успеете решить свои проблемы?

Знали бы вы, какие у меня проблемы.

– Конечно, – твердо сказала Агата.

На следующий день в шесть утра Агата вышла на работу в офис юридической компании.

Агата вечер

Вся жизнь Агаты – это бабушка и мама. Фаина и Маруся. Отца она не помнила. Правда, иногда в памяти всплывало красное пальто, которое надевает на нее маленькую какой-то мужчина. У него большие руки. Он поднимает Агату и смеется ей в лицо. Ты мой камушек драгоценный, тяжеленький! Иногда ей даже слышался густой голос, зовущий ее по имени, но воспоминания не складывались в цельную картинку, образ оставался мутным и неопределенным. У мамы в кошельке была фотография. На ней двухлетняя Агата сидит у отца на коленях. Она таращит черные глаза в камеру. Отец наклонил голову, заглядывая маленькой дочери в лицо, его большие руки крепко держат ее.

Фотография ничего не проясняла, но другой не было. Отсутствие отца в их жизни мама объяснила коротко:

– Мы разошлись, и он уехал в другой город.

Ее лицо при этом становилось холодным и закрытым, а значит, дальше расспрашивать было нельзя. На том и остановились. Однако каждый раз, глядя в зеркало, Агата видела отцовские черты в своем облике. Она уже знала, что наполовину еврейка, и догадывалась, что глаза и нос унаследовала от отцовской родни. Украинка Маруся была типичной хохлушечкой: полненькая и круглолицая, вся такая сдобная и румяная с ямочками на щеках. Агата взяла от нее только голос. Марусино чудесное сопрано, когда-то пленившее известного геммолога, приехавшего консультировать местных специалистов, было самым ценным даром их дочери. Все остальное Агата считала неудачным.

Уже взрослой внучке бабушка сказала как-то, что на отца она тоже не очень похожа. Только черные кудри, которые Агате не разрешалось подстригать, все же были отцовские. Возможно, волосы были в самом деле хороши, но всю жизнь они досаждали своей хозяйке до такой степени, что избавление от этой копны всегда было самым горячим желанием.

Голос прорезался у Агаты довольно рано, быстро окреп и без всяких музыкальных школ звучал как хорошо поставленный. Начиналось все с напевных украинских песен с мамой на два голоса, но когда дочь начала щелкать как орехи оперные партии, Маруся решила, что быть Агате певицей.

Сперва были разговоры, потом уговоры, а закончилось все тем, что Агата стала геммологом. Как мама. Ждать славы оперной дивы долго и накладно, а кормиться надо было здесь и сейчас. Жили три женщины трудно. Помощи от отца не поступало. То ли он не желал, то ли мама отказывалась. Думать об этом было недосуг. Агата училась прилично, и после института ее без проблем взяли на ювелирный завод.

Жизнь текла своим чередом, перспективы виделись тоже вполне определенно. Найти мужа и нарожать детей не годилось. Джентльменский набор провинциальной девочки Агату не прельщал. Стать крутым первоклассным специалистом, много зарабатывать, ни от кого не зависеть. Это да.

Все изменилось на раз. Однокурсница родом из Ялты пригласила Агату к себе на каникулы. Только дурак мог отказаться от такого предложения. Агата с восторгом погрузилась в курортную жизнь. Море, пляж, ночная набережная, молодежные тусовки с пивом и жареной барабулей. Однажды вечером они познакомились с ребятами из Магарачского колледжа. Энологи впечатлили любознательную Агату. Они часами рассказывали о вине, его истории и особенностях, водили девчонок на закрытые дегустации, где в бокалы наливали не сладкую бурду, как туристам на массандровских презентациях, а настоящее выдержанное марочное и еще бог знает какое чудесное вино.

Так в жизнь Агаты вошел Олег, самый интересный собеседник, самый большой знаток, самый обаятельный, а очень скоро и вообще самый-самый.

Агату он не замечал. Она была довольно закомплексована, в компании не выделялась, пупок зря не оголяла, волосы вообще убирала под летнюю соломенную шляпу.

Но однажды все изменилось. Студенты репетировали спектакль, и Агата с девчонками, которых набралось человек пять-шесть, ходили на репетиции. Спектакль был в стиле греческих трагедий, но с сатирическим подтекстом.

В конце представления на сцене появлялся Олимп, на него поднимались Дионис и богиня. Звучала торжественная песнь, прославляющая виноделие, прекрасная небожительница наливала богам и людям вино из кувшина.

Агате нравился спектакль, но еще больше – Олег, играющий роль Аполлона – рассказчика эпической истории. Он был очень хорош! Ему шли туника и парик с золотыми кудрями, и играл Олег выразительно, обращая на себя внимание.

После спектакля предполагалась вечеринка.

За два часа до представления выяснилось, что девушка, исполнявшая роль богини, заболела. Роль была невелика, поэтому решили найти замену. Режиссер, высокий лысый дядька, стал рассматривать девушек, пришедших поболеть за актеров. Выбрав трех прелестниц, дядька отправился с ними в аудиторию проверять актерские и музыкальные способности соискательниц. Последней к режиссеру подошла Агата в соломенной шляпе.

– Гимн спеть сможешь? Пой! И шляпу сними!

Через час в белой тунике Агата взошла на Олимп.

Потом она часто вспоминала свою первую минуту славы. Как замолк зал, когда она поднялась на свой пьедестал, какие лица были у зрителей, когда она запела, и главное – какие глаза были у Олега. После спектакля он подошел к Агате и сказал:

– Богиня, я твой!

Потом все закрутилось, как в центрифуге. Через три месяца, не приходя в сознание, они поженились.

Вспоминая потом их совместную жизнь, Агата не могла понять, почему все хорошее и замечательное вдруг превратилось в плохое и страшное. Или это случилось не вдруг?

Больше года после переезда к Агате, Олег не мог найти работу, ведь он хотел трудиться по специальности. Но там, где не растет виноградная лоза, виноделы не нужны. Агата не упрекала, не требовала. Просто работала больше обычного и все время думала, как помочь мужу. Наконец Олегу надоело собственное безденежье, и он пошел работать в такси. Агате стало полегче, но крутить баранку – совсем не то, что было нужно Олегу. Он страдал. Иногда бывал грубым.

А потом в городе открылся новый ресторан, хозяин которого решил создать заведение европейского уровня. Потребовался хороший сомелье. Олег получил работу. Достойную. Интересную. По крайней мере, так думала Агата, ожидая, что теперь-то они заживут той жизнью, о которой мечтали.

Почему же этого не случилось?

Новая жизнь и старая боль

Работа уборщицы оказалась не такой простой, как ей казалось. Первое время она уставала ужасно. Офис занимал один этаж, площадь была небольшая, но Агата слишком уж старалась. Не убирала, а буквально вылизывала помещения. Надо было понравиться, чтобы не выгнали.

Через неделю стало полегче. То ли привыкла, то ли наконец вычистила все углы, исправила косяки своей предшественницы. Сначала Агата приходила рано утром, но затем перешла на вечерний вариант. Офис работал до шести. Агата появлялась в семь. К этому времени уходили даже самые старательные. Торопиться, чтобы успеть к началу рабочего дня, незачем. Темно и тихо. Остывают компьютеры. За окнами сияет Невский. Агата не спеша наводила порядок. Можно было даже попеть. После работы она с наслаждением мылась в душе. Обнаружив, что в офисе есть душевая комната, Агата была несказанно счастлива. Это было больше, чем она ожидала.