Кангюй. Три неволи

Собравшиеся поддерживают стратега шумно-довольно.

– Что здесь происходит? – шёпотом осторожно вопрошает Иалис у Стасиппа.

– Глупцы губят полис, – ему отвечает Стасипп.

Два товарища покидают симпосий недовольными. Магистраты не замечают их ухода. Шум в андроне поднимается до уровня гвалта. Стасипп оглядывается на открытую дверь андрона, в сердцах говорит Иалису:

– Как изменился полис за три года! Близкие люди стали чужими. Ничего мне тут не добиться. Выставлю на ближайшие торги дом свой. Продам за цену любую первому охочему, подамся-ка в Мараканду, подальше от этих глупцов!

– Ой, не стоит, дружище! Ты в гневе, а гнев – плохой советчик. – Хозяин постоялого двора принимается многословно отговаривать Стасиппа от «ужасно скоропалительной затеи». Стасипп успокаивается, отходит на десяток шагов от шумного места.

– Стасипп, погоди! – раздаётся со спины. Стасипп и Иалис одновременно оборачиваются на голос.

Их нагоняет знакомый по утренней встрече чиновник, топарх.

– А, это ты, топарх, – Тянет с усмешкой Стасипп. – Что, и тебя выгнали злобные магистраты?

– Нет, не выгнали, я сам их покинул. Они и вправду злые. Делят меж собой новые должности военного времени. – Топарх улыбается Стасиппу добродушно. – Что будешь делать, тайный посланник?

– Дом буду продавать, – грустно тянет Стасипп. – Продам и уеду.

– Перестань мелочиться, товарищ, – машет рукой топарх. – Про дом позабудь! Я вот свой заброшу, с семейством примкну к отряду сатрапа. Никакие мины серебра не спасут ни тебя, ни меня от смуты. С сатрапом, согласись, всё ж будет вернее. Должность свою сохраню.

– Так и забросишь? – недоверчиво прищуривает глаза Иалис.

– Так и заброшу! – уверяет без тени сомнений топарх.

– Отдай мне скотину на сохранение? – предлагает весело Иалис. – Приплод будет оплатой?

Но веселье его исчезает с ответом чиновника.

– И ты про приплод! Скотину родне оставлю на попечение. Лучше тебя за нею присмотрят. А ты, дорогой, подумай лучше о варварах. Пораскинь головой. Заведение твоё прибыльное стоит далеко от стен полиса. Кого первым разграбят варвары? Правильно, угадал, таких, как ты. От них дёшево не откупишься, всё заберут у тебя, да и жизни лишат напоследок. Им развлечение славное – тебе пытки и смерть.

Иалис мрачнеет.

– Не упусти, тайный посланник, отличный момент для спасения. Момент может оказаться последним. Нутро меня никогда не обманывало. Давно мне тревожно. Не знал, как поступить. Благодарю тебя, Стасипп, за новости. Разрешил ты все мои сомнения. Гелиайне, Стасипп! Разумность твоя для меня очевидна. Очень надеюсь завтра увидеть тебя среди отряда сатрапа.

Топарх развязывает кошель, отсчитывает на ощупь монеты, вручает Иалису плату за постой, удаляется в темноту ночи. Чуть позже до Стасиппа и хозяина постоялого двора доносится лошадиное ржание и стук копыт.

– Думаешь, варвары доберутся до Александрии? – Иалис берёт Стасиппа за локоть.

Из андрона доносится дружный хохот. Стасипп поднимает голову к звёздному небу и ему печально изрекает:

– Доберутся или нет, не имеет никакого значения. Этой ночью, Иалис, боги определят победивших и проигравших. Смута синих и красных – уже не словесная забава. Эти старые, выжившие из ума глупцы вот-вот нанесут смертельную обиду обидчикам. Помутнение разума у буле. Не под силу мне изменить гибельное положение дел. Полис потонет в крови. Топарх прав. Неглупый малый этот попечитель комы. Надо спешно бежать! Брошу я дом. Жизнь мне дороже.

Иалис тянет к себе Стасиппа за локоть.

– Не могу я взять и бросить полис! Постоялым двором я живу. От отца он мне достался. Столько сил я вложил в заведение! Крышу недавно обновил. Ничего с потолка не течёт. Справил новую конюшню на два десятка лошадей. Вот уеду, кому это хозяйство достанется? Бродягам? Всё растащат воры, ничего не оставят. А мне нищим-голодным слоняться без дела в Мараканде? Нет, извольте! Буду тут, никуда не уйду. Как-нибудь обойдётся! Щедрые жертвы и молитвы беды отвратят. Боги услышат, внемлют, заботу проявят. Смута и варвары мимо неприметно пройдут.

Стасипп молчит, молчат и звёзды. Иалис, ничего не добившись от приятеля, уходит к магистратам в андрон. Гость из столицы остаётся стоять один под сияющим небосводом. Но недолго стоит в раздумьях отвергнутый Стасипп. Подозвав к себе работника постоялого двора, дав ему два обола, он получает во владение бронзовый заступ и окованную медью деревянную лопату. Пообещав удивлённому работнику «вернуть поутру, ничего не сломав», столичный гость скрытно уезжает куда-то по извилистой тропе в сторону заснеженных гор.

Глава 4. «Милый дядюшка»

На рассвете Эхем с руганью открывает ворота.

– Сейчас открою и надаю тебе тумаков, попрошайка, ох и поплачешь ты за стук в мои ворота… – Обещания возничего обрываются. За воротами стоит усталый Стасипп в мокрых грязных одеждах. Держит хозяин за узду лошадь. Эхем уступает дорогу Стасиппу.

– Помой заступ и лопату. Намажь их маслом лампадным. Пусть выглядят без употребления.

Стасипп снимает с лошади некий тюк размером с тушку козы.

– Хайре! Вы с охоты, хозяин? – Эхем пытается перехватить ношу, но Стасипп отстраняется. Возничий радостно сообщает новость: – Еды раздобыли вчера на агоре.

– Много лишнего не болтай, – устало произносит Стасипп, несёт ношу в кухню. – За мной не ходи, у ворот оставайся.

– Не болтай? Лишнего? Да я только его поприветствовал, он же сразу обидел меня. У кого-то впотьмах украл козу. Ну и дела! Разбойник. Ничем не гнушается. И на мелкую кражу способен. А мне говорил «Я магистрат», – бормочет под нос Эхем, затворяет ворота. – У кого я служу? И зачем?

Закончив с лошадью, Эхем подкрадывается тихо на цыпочках к кухне, но дверь распахивается прямо перед носом любопытного слуги. Эхем вздрагивает от неожиданности. На пороге кухни стоит абсолютно нагой Стасипп. В руки Эхема без промедления переходят грязные одежды.

– Ты же за ними пришёл, а, услужливый малый? – вопрошает насмешливо Стасипп.

– Пойду к прачкам, хозяин, – выдыхает печально Эхем. – Денег мне не дадите? Вдруг прачки в кредит не возьмут?

– Ступай-ступай. Ворота не отворяй. Через них перелезь. Некогда мне, ванну себе я готовлю.

– Перелазить через ворота? Я не мальчишка, хозяин.

На жалостливые причитания Стасипп даёт две старинные почерневшие драхмы возничему.

– Сдачу от прачек мне принеси. Себе удержи за поход три обола. – Стасипп грозно насупливается, Эхем удаляется к воротам. Ему в спину раздражённо летит: – Пусть незаметно поштопают там, где порвалось. Поторопи их. Долго ждать я не буду. Отглаженное завтра принесёшь.

Эхем складывает грязное в мешок, перелазает с помощью лестницы через ворота. За воротами раздаётся громкий крик «Вора поймали!». Следом за криком вопит и кто-то голосом Эхема: «Не бейте меня, я не вор!». В ворота отчаянно барабанят. На стук спешит Алкеста. Дева вся в чёрном, в её правой руке короткий кинжал. Открыв ворота, Алкеста застаёт порядком избитого возничего в окружении трёх незнакомых людей. Точнее, двух незнакомых мужей седовласых, в возрастах почтенных, и улыбчивого Фаэтона позади них.

– Хайре, дева! Этот субъект и в самом деле ваш слуга? – обращается вежливо к Алкесте один из седовласых мужей, тот, что слева.

– Эхем, наш возничий, – подтверждает Алкеста. – Не вор он!

Эхема отпускают. Возничий отряхивается, взваливает на спину мешок, со словами «Брошу службу постылую» хромает по пустой улице.

– Хайре, Алкеста! – машет рукой Фаэтон. Выдаёт скороговоркой загодя заготовленное: – Дочь Стасиппа, ты прекрасна сегодня, впрочем, как и вчера.

На юношу недовольно оглядывается муж седовласый, тот, что справа.

– Ты откуда знаешь девицу столичную? – строго спрашивает Фаэтона муж.

– Филострат познакомил вчера на агоре, отец!

– А Филострат откуда знает девицу? – продолжает распрос муж, тот, что слева.

– Ой, а этого я не знаю. Вы у него сами спросите, – не растерявшись, отвечает Фаэтон.

Родитель Фаэтона находит нужным представиться Алкесте.

– Капаней, магистрат, пришёл за Стасиппом.

– Магистрат Пиндар, отец Филострата, – называется муж, тот, что слева. Указывает взглядом на кинжал: – Убери, он не пригодится.

Появляется босой Стасипп в простом белом экзомисе. Поприветствовав сухо пришедших, предлагает магистратам пройти в дом.

– Что привело вас ко мне? – по дороге в андрон обращается Стасипп к Капанею.

– Так я и знал! – Капаней жестом педотриба берёт Стасиппа за левое ухо. – Ты позабыл про обещание?

– Обещание? Примирение с Менесфеем? Не позабыл. – Стасипп со второй попытки высвобождается от хвата Капанея.

– Кто тебе этот дом вернул? – Капаней останавливается у домашнего алтаря и укладывает правую руку на алтарь.

– Ты, – тихо признаётся Стасипп.

– Оденься в приличное. Немедля пошли примиряться, – властно распоряжается Капаней. – И вот что, Стасипп. Был я вчера у Менесфея. Поговорил о тебе с умирающим. Сжалился Менесфей, готов тебя принять. – Капаней играет глазами. – А если ты как следует подготовишь речь примирения, покаешься в нужных словах, то, возможно, Менесфей подобреет, изменит завещание, включит тебя в число наследников.

– Не может быть! – восклицает Пиндар. – Менесфей так прямо и сказал?

– Не сказал, но дал мне понять. – Капаней поглаживает рукой алтарь. – Умирающий как узнал про твою дочь, попросил её привести. Понимаешь, к чему всё это?

– Понимаю, ты хочешь награды, Капаней, – улыбается во весь рот Стасипп.

– У Менесфея из прямых наследников только ты и остался. – Пиндар по-заговорщицки недобро усмехается.

– Одна десятая часть от того, что тебе перепадёт по завещанию, – твёрдым голосом быстро выговаривает Капаней.

– Можешь и не мечтать. – Стасипп смеётся. – Мне ничего, кроме ужасных унижений, от Менесфея не перепадёт. Речь готовить? Ха-ха! Уже представил, как он меня проклянёт и будет глумиться. Менесфей очень острый на язык. Вам от него тоже немало достанется.

– Вы все свидетели! – Капаней укладывает обе руки на алтарь. – Стасипп пообещал мне одну десятую часть от наследства Менесфея.

– Только от той его части, что достанется мне, старый плут! – разумно поправляет утверждение магистрата хозяин дома.

– Одевайся и пошли, а то он помрёт и не изменит завещания. – Капаней указывает рукой на экзомис Стасиппа. – Смени это рубище. Напомадься. У тебя есть масло приятно-пахучее?

Стасипп оглядывает себя со стороны.

– Чем вам не вид просителя примирения? Таким я скорее вызову сострадание. А маслом приятно пахучим пусть пахнет моя дочь. Она молода и красива.

Стасипп обувается в башмаки, накидывает поверх экзомиса потрёпанный серый гиматий. Все ожидают Алкесту. Дева выходит надушенная, как того потребовал отец. Оставив Фаэтона охранять пустой дом, магистраты, Стасипп и Алкеста направляются к умирающему. По дороге Стасипп шепчет дочери:

– Я откопал спрятанное сокровище. Сегодня вместе с отрядом сатрапа отбываем в Мараканду. Тут делать более нечего.

Алкеста удивлённо поднимает брови, но ничего не произносит.

До Менесфея идти оказывается долго. Умирающий разместился не в городском доме, а в поместье, в ближней хоре полиса. Позади крепостные ворота, слева остаётся порт и маяк, дорога идёт вдоль широкого, в полёт стрелы, полноводного Танаиса в сторону заснеженных гор. Алкесте нравится прогулка, дева вполголоса напевает весёлую мелодию, в то время как магистраты и Стасипп живо обсуждают «несметные богатства» умирающего. Наконец где-то после десяти стадиев, пройденных от крепостных ворот, показывается добротный каменный двухэтажный дом с черепичной крышей. Правильный квадрат сплошь до самой крыши увит плющом. Окна, а точнее, бойницы в решётках благоразумно расположены только по второму этажу. Очертаниями жилище богача очень напоминает цитадель, для полного сходства не хватает башни на входе и парапетов. Вокруг дома-цитадели разбит правильный, в линиях, фруктовый и малиновый сад. В удалении от поместья видны ухоженные поля. Привычных серебристых стройных тополей рядом с домом нет.

– Где александрийские тополя? – интересуется Алкеста у Пиндара.

– Менесфей их вырубил. Ненавидит он тополь, – неодобрительно качает головой Пиндар и указывает на обочину дороги. – Раньше, давным-давно, здесь была приятная тенистая аллея. Его отец посадил, тополя поднялись, отец умер, сын, Менесфей то есть, срубил дерева. Я ещё застал ту замечательную аллею.

– Причина порубки проста. Не переносит тополиного пуха наш Менесфей, – поясняет деве магистрат Капаней. – Плачет, пухнет от пуха. Странно, не правда ли?

Мужей ждут. Слуга, из рабов, с грустным лицом встречает гостей у ворот дома. Предлагает какой-то горячий тёмно-зелёный напиток, разлитый в деревянные скифские кружки. Никто, кроме Алкесты, не принимает предложенного.

– Что это? – Стасипп заглядывает в кружку в руках у Алкесты.

– Сладкий настой травяной. – Алкеста делает глоток. – Очень приятный. В нём мята и горный мёд. Будешь?

– Нет, извольте, – морщится брезгливо Стасипп.

Умирающего мужи застают во внутреннем дворе, лежащим на кровати, укрытым несколькими одеялами. Белый лицом измождённый муж лет шестидесяти неподвижно смотрит на безоблачное зимнее небо. Капаней обходит кровать, встаёт у изголовья, поднимает голову к небу и ему громко отправляет:

– Отличная погода сегодня, Менесфей!

– Не кричи, – тихо приказывает умирающий. – Кого ты привёл ко мне, Капаней?

Появляется солидного вида управляющий из несвободных. Властного вида рослый широкоплечий муж приподнимает с кровати Менесфея, подкладывает тому подушки. Умирающий полулёжа огладывает гостей. На Алкесте взгляд Менесфея останавливается надолго. К изголовью кровати подходит Стасипп.

– Хайре, дядя!

– Хайре, племянник. – Менесфей вновь и вновь возвращается взглядом к Алкесте. Стасипп его не интересует. – С чем пожаловал?

– Прощения твоего хочу испросить. – Стасипп снимает с головы белый петас. Прижимает дорогой убор к груди. – Не держи на меня обид. Прошлое давай позабудем.

Умирающий обращает взор на Стасиппа, разглядывает его наряд, тихо скрипит:

– Что ты обрядился под нищего?

– А я нищим и стал. – Стасипп утирает слезу. – В Бактрах меня разорили люди коварные. Македоняне проклятые!

– Ну, так тебе и надо, племянник. Есть справедливость в мире. – Голос умирающего становится заметно бодрее. – Ты примером своим это и доказал.

Стасипп с раздражённым видом оборачивается на магистратов.

– Говорил я вам, будет он надо мной насмехаться. Так и вышло!

Менесфей на кровати не то смеётся, не то кашляет. Магистраты сурово смотрят на Стасиппа, тот вынужденно продолжает «речь примирения»:

– Прости меня, дядюшка. Это я во всём виноват. Не стоило мне тебя оскорблять.

Менесфей находит в себе силы обрадоваться. На его лице появляется кривая саркастическая улыбка.

– Я тебе денег не дам, не старайся, Стасипп. Можешь идти, я тебя не держу. Кто ты, дева?

Алкеста подходит к Менесфею. Во взгляде умирающего появляется интерес.

– Я Алкеста, дочь Стасиппа. – Дева высоко поднимает скифскую кружку с напитком. – За ваше здоровье, милый дядюшка! Выздоравливайте.

Алкеста скидывает с головы шаль. На свет появляются чёрные волосы, старательно уложенные в высокую причёску. Вокруг девы витает благоухающее невидимое облачко. Умирающий делает глубокий вдох, улыбается, но теперь нежной, искренней улыбкой.

– Лай! – подзывает к себе управляющего Менесфей. – Вынеси меня в сад. Хочу поговорить с красавицей наедине.

Волю Менесфея исполняют проворно. Трое рабов осторожно перекладывают костлявое длинное тело на носилки. Умирающего укрывают одеялами и куда-то бережно несут. Алкеста вопросительно оглядывается на отца, тот машет рукой, шепчет: «Иди-иди». Дева послушно следует за носилками, следом за ней шагает Лай. Во фруктовом саду обнаруживается любимое место хозяина поместья – полукруглая, с резными колоннами беседка. Рабы ставят носилки на деревянный стол и удаляются прочь за колонны. Лай остаётся стоять в ногах Менесфея. Алкеста с кружкой в руках подходит к изголовью.

– Покажи мне руки, – просит умирающий.

Дева передаёт кружку Лаю, послушно исполняет просьбу. На запястьях Алкесты позвякивают серебряные и бронзовые браслеты работы эллинских и варварских мастеров.

– У тебя следы от пут. Я не ошибся? – шепчет Менесфей.

Алкеста сдвигает браслеты. Браслеты раскрывают тайну девы. Появляются легко узнаваемые красные полосы. Дева улыбается.

– Отчего ты радуешься? – Менесфей прищуривает глаза.

– Точно такие же на моих ногах. Радуюсь я краткому мигу свободы. Пришла к вам с визитом, в поместье и заточенье моё прервалось… на краткое время, конечно.

– Ты меня не обманываешь? – Менесфей сомневается в правдивости услышанного.

Алкеста снимает короткий девичий сапог, поднимает подол, щиколотка подтверждает её слова. Умирающий тягостно вздыхает:

– Мерзкий тип мой племянник.

– Не буду жаловаться на горькую долю свою. С вашего разрешения подышу благодатью в прекрасном зимнем саду.

Но умирающий настроен на откровенность.

– Ты ведь ненавидишь этот город, Алкеста? Я угадал?

– Ненавижу! – искренне и честно отвечает дева. – Верно вы угадали.

– А почему? – вдаётся в расспросы «милый дядюшка».

– Страстно я влюблена. Избранник мой остался в Бактрах. Отец выкрал меня с празднеств, увёз в эту богами забытую глушь, чтобы замуж меня выдать насильно. Как я могу любить этот или какой-нибудь иной город? Мечтаю сбежать к своему любимому.

– Как зовут твоего избранника?

– Вы сейчас мне подмигнули. Не ошиблась ли я? – Алкеста прислоняется бедром к столу. Наклоняется поближе к лицу умирающего. – Аргей, сын Ореста. Македонянин. Аристократ. Отец его служил главным казначеем при базилевсе Деметрии. Мой возлюбленный лично спас десять тысяч эллинов из парфянского плена. Вывел их из Маргианы.

– Хорош твой избранник Аргей. Правильный выбор. Одобряю. – Менесфей улыбается. – На что ты готова ради своей любви?

– Готова я сжечь этот город дотла, только чтобы сбежать из неволи к Аргею. – Алкеста серьёзна, в её лице решимость.

– Сожги. Прошу тебя. – Менесфей подзывает к себе Лая, что-то шепчет на ухо. Дева отходит деликатно в сторону. Лай смотрит на Алкесту, часто кивает головой. Закончив с управляющим, Менесфей взглядом подзывает к себе гостью.

– Лай – надёжный человек. Он поможет тебе во всех твоих начинаниях. Дай мне слово, что ты отпустишь его на свободу после того, как обретёшь свободу сама.

Сложное предложение даётся легко умирающему. Алкеста вглядывается в глаза Менесфея, тихо шепчет:

– Лай станет свободным. Знаю я, как правильно оформлять парамане. Какая причина вас заставляет мне помогать?

– Эти завистливые мерзавцы делали мне больно всю мою жизнь. Исключительны они в душевной гадости. Их подлости нету границ. Всюду мне подставляли подножки. Капканы на меня расставляли. Смерть детей и жены – их дело рук. Горе моё не измерить! – Менесфей смотрит враждебно в сторону поместья. – А вот теперь, когда я умираю, мои мучители заявились за моими богатствами. Радуются смерти моей, предвосхищают. Мечтают делёжкой заняться. Вечно голодные псы! Ничтожные шавки, подхалимы лживые, отравители и убийцы, вам ничего от меня не достанется.

– Милый дядюшка, вы же знаете старинную мудрость: завидовать – признавать поражение? Вы победили врагов их завистью.

Умирающий от слов Алкесты улыбается широкой довольной улыбкой. Продолжает, однако, как прежде, зло и раздражённо:

– Пусть же прах врагов витает над моей могилой! Выполнишь моё последнее пожелание, прекрасная дева? Сожжёшь этот полис?

– Вы мне из царства мёртвых поможете? – Алкеста странным вопросом не думает шутить с «милым дядюшкой». – Я одна не смогу такое грандиозное провернуть. Я же слабая дева! На деяние сие мне от вас высшая сила нужна.

– Ты меня не отпустишь в Аид? – Умирающий громко цокает жёлтыми зубами.

– Как сожгу этот полис, уходите покойно в царство мёртвых. До того славного момента оставайтесь со мной, мне помогайте. – Алкеста прикладывает правую руку к груди умирающего. – Головёшки Александрии Эсхаты станут вам погребальным костром.

Умирающий улыбается очень блаженно.

– Тень моя пребудет с тобой до победы. Обещаю, дева! Можешь смело рассчитывать на помощь призрака. Призраки, говорят, могут и духов на помощь к себе призывать. Ну, тогда и местные духи встанут на нашу с тобой сторону. Духов и призраков надо кормить особыми жертвами. – Менесфей под одеялами находит пальцы девы. – А теперь иди, мой мститель. Мне надо выправить напоследок завещание.

Полдень

– Куда это ты собрался, Стасипп?

Два неразлучных товарища, магистраты Пиндар и Капаней, застают гостя из столицы за окончанием сборов. Столичная повозка нагружена до самого верха домашним скарбом, а Стасипп пакует последний мешок. Рядом с отцом стоит печальная Алкеста.

– Уезжаю надолго, проведать друзей в Мараканде. Сатрап зачислил меня интендантом в обоз. Должность ответственная. Отвечаю я за рацион воинства. Буду всякому мил я по животу. Так-то! – Стасипп удачно пристраивает мешок по левому борту повозки. Протягивает руки магистратам. – Будем прощаться? Обид у вас на меня, надеюсь, нет?

– Повремени, товарищ, с отъездом. Новости у нас к тебе весьма благоприятные. – Пиндар, проговорив, смотрит неучтиво-пристально в сторону Алкесты.

– Новостей с меня уже предостаточно, – зло отвечает Стасипп. – Доброту вашу вчера сполна оценил. Счастливо оставаться!

– Твоя дочь обворожила Менесфея. – Капаней улыбчив и добродушен. – Твой дядюшка, Стасипп, полностью переписал завещание в её пользу. Деве достанется всё! Знаю точно, текст не читал, жрецы из храма Зевса мне сообщили по секрету. Менесфей обставил наследство условиями странными, сумасбродные прихоти мне его непонятны. Алкесту можно по его завещанию выдавать замуж не иначе как только по её согласию. При чём тут вообще Менесфей? Алкеста твоя дочь, не его.

Стасипп поворачивается сначала к изумлённой Алкесте, потом к Эхему.

– Так мне выводить повозку, хозяин? – Возничий пропустил появление магистратов, по прибыванию в андроне в его руках сложенный коврик.

– Стасипп, мы тут с буле, – Пиндар добавляет в голос торжественности, – вчера, когда ты нас покинул, решили восстановить тебя в прежней должности магистрата. Завтра получишь у храмов полагающиеся тебе регалии.

– В полночь у Иалиса назначили тебя… – Капаней потирает себя по лбу, словно пытается что-то вспомнить. – …Вот беда! Много выпил вина за своё назначение. Ты мне не поможешь, Пиндар?

– Как не помочь? Помогу! – охотно приходит на помощь товарищ. – Стасипп назначен смотрителем арсенала сатрапии.

– Вспомнил! – Капаней ударяет себя по лбу. Выходит звонко. – Главный… да, главный ты смотритель арсенала сатрапии. Должность, как ты понимаешь, ответственная, хлопотная, почётная, хоть и невысоко оплачиваемая.

– Ты не шутишь? – вопрошает Капанея изумлённый Стасипп.

– Не понял тебя. Ты про должность? Или про несметные богатства Менесфея? – уточняет после лёгкой заминки магистрат.

Столичный гость молчит, не поясняет. Капаней и Пиндар переглядываются между собой.

– Конечно-конечно, Стасипп, ты не беспокойся. Оформим письменно твоё восстановление в правах полита и на должность магистрата одним указом. – Пиндар прикладывает обе руки к груди. – Указ выйдет при печатях и подписях. Огласим на агоре. Порядок старинный соблюдём до мелочей.

– Нет, я про наследование богатств Менесфея. Ты не шутишь? – Стасипп густо краснеет, на его лбу выступает пот. – Что-то мне жарко стало. Эхем, принеси-ка мне воды.

Магистраты принимаются поздравлять счастливого Стасиппа. Эхем приносит остатки вина. Трое магистратов пьют неразбавленное вино прямо из кратера40. Алкеста поднимается на второй этаж. Дева, обняв руками колонну, тихо шепчет в голубое небо:

– Благодарю тебя, милый дядюшка Менесфей! Хоть и незнакомый ты мне человек, добрая у тебя душа. Жалко, что застала тебя, мой спаситель, только при смерти. Но встреть я тебя в лучшее время твоё, подружились бы мы? Не узнать мне ответа. Несчастья нас породнили, Менесфей. Как взглянул ты на меня, так душу родную увидел. Чудно то. Никогда не говорил мне отец про кровное родство. Знакомство наше неслучайно. Верую, то богини надоумили тебя вызволить меня, несчастную, из неволи. Именно так, не иначе. В божественном провидении кроется тайна твоего внезапного предрасположения. Боги нам покровительствуют. Ну так выполним же замышленное, дорогой мой Менесфей! Не уходи в царство Аида, повремени, будь рядом со мной. Пусть воля твоя и моя вместе сольются. Призраком встань за спиной. Советы мудрые подавай. Веди к победе меня, Менесфей! Совместно, усилиями общими, город этот, неволю твою и мою, превратим в головёшки.