Танец осени

– Нет! Не угадала! Это… пирог, и он с тыквой и яблоками! – и девушка горделиво выпрямилась, предвкушая как они соберутся за столом и отрежут по куску. – А у Тота угольки.

Тот выпрямился, смерив ее скучающим взглядом, перемешанным с легкой осенней хандрой. И единственное что ей всегда удавалось распознать в его взгляде, так это скуку от презрения всех вокруг. Следом он театрально прислонил худую руку ко лбу, мысленно призывая богов избавить его от идиотов вокруг. А затем, смиловавшись и сделав скидку на откровенный идиотизм сестры, даже не повернувшись в ее сторону, ответил таким тоном, словно это был совершенно очевидный факт:

– Это была твоя идея.

– Не обращай внимания, – Амбри неловко улыбнулась, поглаживая косички. – он сегодня не в настроении. Впрочем, как и всегда.

Вздохнув как учитель, понявший, что нерадивый двоечник после часа объяснении все равно ничего не понял, Тот уныло направился к печи и (а может ей и показалось) толкнул недовольную девушку. Печка вновь разинула пасть, подобно драконам, выдыхая клубы огненного пара. На столешнице оказалась противень со стеклянной тарой в которой втискивались синабоны.

Камин затрещал и завился дымом.

– Ну-ка, ну-ка, – Каспер дымком выскользнул из камина, направившись в сторону стола, но врезавшись во что-то невидимое. Нахмурившись, он не отступил, рассматривая с дальнего расстояния выпеченные угощения. – Надеюсь в этот раз у Тота все получилось! – хихикнув, сероватый туман взвился и осел у ограды, с интересом поглядывая на дегустацию.

Кейсп попробовала сначала кекс, просто потому что он был значительно безопаснее. Затем взяла скрученное угощение с корицей и, предварительно осмотрев на наличие черных отметил, откусила его. На зубах что-то прохрустело, рассыпаясь в порошок, отдавая горьким деревом. Снова?

Амбри не сиделось на месте. Она вскочила, подошла к девочке, покружилась, перед тем как задать свое:

– Ну как? – словно эти синабоны принадлежали ей.

Девочка помолчала. Она знала, магия и способности Тота нуждаются в доработке. Да что говорить? Они всегда в ней нуждались. Вот только сам брат, возвышаясь худощавым эверестом, никогда бы этого не признал. Она с трудом проглотила, чуть не застрявший в горле кусок и попыталась улыбнуться, не показывая зубов. И лишь только взглянув на брата, чуть сощурившись, кивнула.

В один момент на нее посмотрел небольшой, суженный глаз, обрамленный белыми пятнами чешуек, перемешивавшимися с темно-синими. Кейсп отшатнулась. Казалось, это сон. Она взглянула на пол. Да, там все еще стояли туфельки, застегнутые на ногах и подол темной юбки все так же колыхался.

– Кейсп, все в порядке? – слышалось где-то отдаленно.

Она вновь подняла взгляд. Перед ней в темных брюках и коричневом рубахе стояла знакомая, вытянутая фигура. Из горла одежды вытягивалась длинная, синяя шея, переливающаяся в зеленоватый цвет. Завершалась она небольшой головой с хохолком из трех перышек и острым клювом. Клюв открылся и заговорил знакомым голосом, а широкие крылья недовольно уперлись в бока:

– Да что с ней сегодня?

К собеседнику повернулась птичья голова сестры, обрамлённая бело-голубыми перьями

– А угадай! – она ткнула в него черно-голубым крылом. – Ей уже скоро плохо будет от твоей выпечки! Я говорила тебе – делай вручную, – она растопырила перья с черными линиями. – Нет! Я же всемогущ! Я гоняю стадо туч!

– Так это я виноват? – маленькая голова на длинной шее повернулась в ее сторону, открыв клюв, предупредительно зашипев и щелкнув. Позади на метр, если не больше, волочился длинный хвост из сотен тонких перьев с глазками. – Это была твоя идея. «Давай испечем что-нибудь, порадуем маму, она ведь скоро уезжает!» Ты меня затолкала сюда, пригрозив что Кейсп будет голодной, – тонкие перья воинственно поднимались, распушались, вставали в ряд, подробно армии солдатиков с глазами вместо лиц. Они выстроились в длинный, широкий веер, загораживая путь и столешницу, собирая на себе весь свет комнаты. – Вместо всего этого, – огромная птица медленно надвигалась на голубую сойку, воинственно выставившую яркий хохолок. – я мог бы заниматься более важными делами, а теперь, когда я постарался, ты еще называешь меня идиотом?

– Не переворачивай слова, Тот. И не строй из себя жертву, ты выл от скуки и хотел чем-нибудь заняться!

– Не может быть, – только прошептала девочка, но ее никто не услышал в шуме ссоры. Тогда, она медленно положила синабон с серой, от золы и копоти, серединой и осторожно сдвигаясь, к лестнице, скрылась за углом.

Туфельки аккуратно прошлись по ступеням. На втором этаже бабушка, покачиваясь в кресле, в своей комнате, спала с вязаньем в руках. Девочка шустро забежала к себе и закрыла дверь. Маленькая комнатка, окутанная шерстяной темнотой. На деревянном полу кровать со сползающим кремовым одеялом. У окна, за которым виднелись деревья, окрасившиеся в цвета тыкв, стоял столик с книжками и свитками. У стены размещались деревянные шкафы с одеждой и полками, и ящиками. Чуть подальше полки с книгами и маленькая палатка из стульев и темно-зеленого покрывала. Внутри висели гирлянды, потухшие в заботливой уберегающей темноте.

Кейсп прошла к шкафам и с шорохом открыв, достала свечку на подставке, серебряную ручку которой образовала змея. Чиркнув спичкой, девочка подпалила бежевую свечу и закрыв дверцу шкафа, установила подсвечник на столе, разбираясь в свитках. Все бумаги уложились в полки и ящики на свои места и Кейсп рухнула на деревянный стул, рассматривая потолок. Нужно будет принести в комнату торбу, показать всем грибы и тоже что-нибудь с ними сделать. Она вспомнила Тела и его добродушное выражение лица. Почему они не виделись раньше? Даже смешно, она знает почти всех в деревне, как же могла упустить его из виду? И птицы на кухне. Странное дело. Да, его нужно записать! И через мгновение, она выскочила из комнаты.

Бабушка всегда открывала дверь в своей комнате, чтобы слышать Тота, Амбри и прийти, когда нужна помощь, то есть, когда можно будет еще что-нибудь изменить до глобальной ссоры. Так и сейчас, сняв туфельки, чтобы не стучать по полу, девочка шустро проскочила в комнатку и убедившись, что бабушка продолжает спать, медленно открыла ящик одного из шкафов. Внутри валялись тканевые мешки с пчелиным воском, связки суженых трав для окуривания, спички и коробки, маятники и редко находились руны на аметистовых камнях. Из ящика тянулся запах елки с примесью сушеной лаванды. Да, именно так и пахла ее книжка, объемная, с кожаной обложкой и потрепанными страницами. Бабушка всегда хранила ее там. Кейсп медленно закрыла шуршащий и стукнувший деревянный ящик и замерев, поняв, что все в порядке, выскользнула из комнаты, забежав с свою, затянув туда туфельки и прикрыв дверь.

На пожилом лице медленно расцвела легкая улыбка, подобная улыбке учителя, понявшего, насколько старания и время вложенные в ученика были не напрасны. И в такие моменты казалось, даже бусы из можжевельника сияли в темноте и пахли смолянистее чем обычно. Бабушка приоткрыла глаза, взглянув на чуть не закрытый ящик, проблема которого всегда оставалась в тугом закрытии до конца. И вновь качнувшись на, прошуршавшей соломой, кресле, она прикрыла глаза, продолжая вслушиваться в стук посуды и поругивания брата и сестры на кухне. Но вскоре эти звуки утихли. Послышался деревянный стук закрывшейся двери и шорох залетевших на порог листьев.

Перо усердно скребло бумагу, разбрызгивая чернила, вычерчивая острые буквы. Птицы. У меня дома птицы в рубахах. Птицы в платьях. Они же птицы! Может я что-то наколдовала? Ну да, Тота я всегда хотела превратить в курицу, но не в буквальном же смысле! Хотя, не далеко ушло. Может не только я вижу птиц? Или это выпечка брата? Что он туда напихал?

С низу послышался оглушительный восклик Амбри: «Мама!», – и можно было не сомневаться, она кинулась на порог, стаскивая с нее накидку. Да, нужно тоже спуститься! Кейсп тут же закрыла чернильницу, отложила перо и застегнув туфельки, сбежала по лестнице. Действительно, Амбри кружилась вокруг мамы треща, размахивая коричневыми косичками и путаясь в темно-зеленом платье, перетянутым корсетом в цвет дубовой коры. Тот, скрестив руки, высокой веткой возвышался у столешницы, рассматривая костер у диванов. Все как обычно. Ну и хорошо, больше она никогда не попробует выпечку Тота!

– Да, да! – девушка подскочила к столешнице и схватила кекс, протянув его «гостье». – Я сделала кекс, а Тот отравил Кейспер!

Слушатель лишь протяжно вздохнул.

– Никого я не травил.

Но беспокойство на лице мамы не исчезло. Разуваясь, она только и спрашивала:

– Что значит отравил?

– Значит, – вторгся паренек. – моя сестра любит придумывать небылицы.

– Ничего я не придумываю, – Амбри подскочила к столешнице, указав на синабон с серединой, из которой высыпался пепел. – У него опять угли! А Кейсп потом еще минуту шептала о сойках и павлинах, пошатываясь!

Мать, отложив обувку, взглянула на синабон и тут же взглянула на сына.

– Тот!

Парнишка только медленно поднял руки, уставши от неразберихи вокруг, закрывая глаза. В общей суете Кейсп просочилась к порогу, перехватив торбу, выкладывая горсть грибов, протягивая их столпившимся.

– Вот и ответ, почему ей было плохо, – ответил наконец Тот, выходя на кухню.

– Нет, – девочка положила подарки на столешницу, взглянув на него. – Не от этого. Просто нужно заняться работой! – посмотрев на то, как сестра скачет вокруг матери, кивающей ее рассказам, девочка решила подняться наверх.

Еще час, посвященный записям и мыслям, и мозг уже вскипал от переизбытка информации, бешено выпуская пар из трубы, как несущийся по рельсам паровоз. Птицы и одежда, одежда и птицы, перья и лица, пирог, порох, прах, зола и кекс из тыквы. О чем ты думаешь! Ты хоть представляешь, насколько ты скучна сверстникам, сидя только за этими свитками и книжкой, Кейсп! «Она права, – слышался голос. – мы действительно скучны для остальных. Ну что с этим поделаешь? Я согласен! Пойдемте повеселимся! Подышим воздухом! Мы совсем недавно вышли из леса, о чем ты? Нет, он прав, нам нужно прогуляться. Вот-вот! Слышите? Кто-то идет?», – как они определяют приближение кого-то? И тишина. Конечно, никто не даст мне ответа. Стук в дверь.

Из-за двери послышалось пофыркивание. Девочка развернулась на стуле.

– Продолжаем сходить сума?

– Зачем сходить сума? – мама. Это всего лишь она.

Только она стучится три раза. Тот и Амбри врываются сразу. Бабушка всегда бросает в дверь всего лишь один требовательный стук. А папа… Обычно он собирался сразу входить, но всегда вспоминал что нужно постучать и вскоре щелчок ручки закрывшейся двери, даже до стука, стал его особенностью, отпечатывающейся на древесине.

Да, ему не всегда нравилась медленная сельская жизнь и мамино дело – пасека. Она неизмеримо гордилась ей, и папа даже создал для нее еще один домик в самом селе, чтобы продавать янтарный мед с двух сезонов. Даже семейное дело, передающееся по наследству, не должно было пропадать. У него «всегда все шло в ход», как он любил выражаться. «Ничто не должно стоять без дела!», – громогласно заявлял он, просматривая гнездовые рамки в своем смешном сероватом защитном костюме. И все могло бы быть замечательно, если бы новая семья не переехала в поселок. Кому понадобилась эта, забытая богом, деревушка! Да, глупое чувство. Он полюбил прекрасную девушку с двумя сыновьями и дочуркой. Чем ему не понравились мы? «Тебе следует быть чуточку взрослее, Кейспер», – какое милое пожелание на прощальный конец. Многое ли это изменило? Это изменило все. Общение со сверстниками, времяпровождение, отношения с семьей. Теперь она училась, не играла с Каспером в прятки и больше не боялась леса, считая его своим домом. Здесь изменилось многое и многие. Все перевернулось: Амбри ссорилась с Тотом, бабушка все чаще звала Кейсп учится бестолковым вещам, не выходя в лес, не соединяясь с ним, не танцуя со звуком, теперь она вязала. А мама реже посещала пасеку и наняла в тот домик продавца. Более они не делали вощину, лишь закупали нужное под конец зимы и снова гнали мед. Как ей хотелось вернуть все назад, в дни, когда она не думала о прошлом и не сожалела о произошедшем, не сумев ничего сделать. Но теперь поздно, отец с новой семьей уехал из села. Теперь им пройдётся самостоятельно справляться. Ничего, у них все получится.

– Послушай, – слышалось из-за двери. В тишине послышалось фырканье. Кейсп вновь взглянула на дверь, всмотревшись в нее и в один момент заметила, как из-за нее медленно пробиралась пушистая, крепкая мордочка с носом.

– Подожди, – она вскочила со стула, распахнув дверь. Перед ней возвышалась массивная лошадиная морда в мамином льняном платье.

Бежевые копыта деликатно постучали друг об друга.

– Кейсп, – голубые глаза медленно поднялись из-под оборки пушистых ресниц. – все хорошо?

Хлоп.

Бледные пальцы проплелись сквозь темнеющие нити волос.

– Это сон!

– Послушай, – деревянная доска сотряслась от стука. – если что-то не так, это нельзя оставлять без внимания!

– Минуту! – задвижка щелкнула. Ручка окна дернулась, чуть не вывалив девочку на улицу. Прохладный ветер ворвался в комнатку, раскидывая шуршащие листья по полу. Она резко подняла голову, откинув волосы, всей грудью вдыхая воздух с осенней улицы. – Уже лучше, – защелка вновь щелкнула. – Да мам!

Женщина с сомнением на лице, аккуратно заправила темную прядь хвостика.

– Ты, наверное, знаешь, я уеду на ярмарку всего на два дня. Ребята решили приготовить что-то вечером и было бы не плохо, если бы ты заглянула на рынок…

– Хорошо, – она отошла в сторону, выискав в шкафу карандаш и кусок бумаги, ожидая.

– Но про список лучше спросить их.

Тогда она кивнула, подхватила торбу, запихнув туда листочек с карандашом и кинулась к лестнице, лишь взмахнула рукой.

– Я скоро!

Тот и Амбри как ни в чем ни бывало убирались на кухне. Парнишка жаловался на потерю своей рабочей тетради, которую не нашли даже предки. Вот ему повезло. Он мог устанавливать связь с мертвыми, общаться с духами и он безгранично гордился своим даром, ну, по крайней мере он создавал такое впечатление. Теперь никто не знает как часто во сне он проваливается в мир духов и как часто снятся ему кошмары, навеянные существами оттуда. Появляются ли еще ссадины от ненужной встречи, как часто сущности и «черти», как их называют в церкви, претворялись ему близкими?

Девушка же, укрывая обеденный стол яркой праздничной скатертью, шуточно предлагала ему поискать предметы маятником. Убедиться, что тетрадь дома и ее брат-потеряшка не забыл ее где-то еще. Да, если бы у Кейсп была такая способность она бы пользовалась ей постоянно. Амбри повезло больше. Ей были доступны и руны, и маятники, и карты. Она могла знать будущее, прошлое и творить настоящее, искать незримое и слышать неслышимое. Но у всего есть минусы. Если неверно прочтет руну, карту или маятник, будущее покарает. Если не ее, так человека, которому гадала. Так, еще когда ей было десять, она нагадала что две мамины сковородки находятся совсем не дома. Через час бабушка, загоревшись идеей из газеты, навела ревизию на кухне и две сковороды оказались совсем не дома. Тогда они около часа искали их сначала по дому, а затем, после признания Амбри, вышли на улицу. Сковородки они нашли в мусорке за домом.

Кейсп потом спрашивала, почему она не изменила судьбу отца. «Не все в мире подвержено изменениям. Есть вещи, которые я не в силу изменить». Этот урок она усвоила надолго. Уход его из семьи было чем-то важным. Без этого они бы не жили здесь и сейчас. Эта мысль грела, как потрескивающий костерок камина в гостиной. Да, без прошлого не было бы настоящего.

– Так, – девушка, закинув за спину две косы, с усердием выписывала ингредиенты на листке. – почти все, – она вновь перечитала написанное и обернувшись, крикнула: – Тот, нам нужно еще что-то?

Брат смерил ее недовольным взглядом и соизволив отвлечься от вытирания посуды, выдернул из ее рук листок, осмотрев. После осмотра, он вновь впихнул ей в руки лист.

– Нет. Сегодня у тебя получилось запомнить все что нужно.

– Грубиян, – Амбри вновь осмотрела листок, силясь понять, что начиркала, но вскоре отдала его девочке. – Да! Это все что нужно, но поспеши! Вернись к ужину! Или… или раньше. Нам нужно сготовить на стол!

Кейсп накинула плащ и вышла на улицу. В торбе так и бултыхалась маска. Она вытянула ее оттуда, осмотрев. Сколько ей уже лет, а выглядит так, словно и не старела. Когда-то они делали ее с бабушкой, и она рассказывала, что вскоре эта маска пригодится. С помощью нее люди скрывали себя от прохожих в лесных рощах. И у каждого маска была своей. У кого-то это была птица, у кого-то бабочка, кто-то выбирал рысь. Времена меняются и Кейсп внесла свою лепту в их создание. Это будет первая с изображением дракона. Когда-нибудь и ее маска будет лежать в архиве бабушки и у нее будет имя хозяина. Когда-то и она будет рассказывать свою историю.

Бережно одев ее на лицо, девочка накинула, шуршащий теплой кожей, капюшон и поспешила по протоптанной тропе в деревушку. Лес редел, ели становились все мельче и светлее, трава желтела и вытаптывалась. Скоро свет лучей, выбравшись из пелены неба, уже виднелся среди стволов. Тогда девочка свернула плащ с маской и побежала, выйдя на поляну. Золотистая трава колосилась как грива сотни игреневых лошадей и мелкие листки и сухие иглы неслись на поляну с ветром, искрясь словно перья жар-птицы. На поляне, чуть сбоку пожилой пастух с зеленоватой кожей, изрытой морщинами и на удивление хлюпкими клыками на нижней челюсти, приветственно взмахнул ей рукой.

– Здравствуйте, Лурбук! – ответила она, всмотревшись в картинку, которую видела много раз.

Посередине поляны, привязанные к деревянному столбику, возились, бегали, жевали траву и взлетали, удерживаемые веревкой, браштераны. В детстве она очень любила играть и скакать на этих добрых существах, большое напоминающих помесь овцы с драконом. Имея крылья и поедая все, что ни увидят, они стали любимчиками жителей деревни. С них они собирали шерсть, с их помощью ловили мышей и грызунов, бабочек и пауков и всякую надоедливую тварь, что шла на прекрасный корм этим милым существам с массивными, бараньими рогами, изогнутыми клювами и глазами-бусинками на пол мордочки. Цокая копытцами, они в огромной кучке толпились бело-серыми пятнами издавая рокочущее, мурлыкающе и переливающееся то ли рычание, то ли мяуканье звуки.

Но, не став задерживаться, она поспешила спуститься с холма, откуда виднелась сама деревня. Кейсп шустро пробежала по пыльным, земляным улицам, мимо толпы ребят играющих с черной кошкой. Они не позволяли хищнице догнать спешащую с цыплятами, курицу. Грядки и домики стелились друг за другом. На свежей земле мотыгой пропалывали грядки старушки. Она прошла мимо аллеи, наполненной разнообразными лавками со спящими колокольчиками у дверей. Дальше шел рынок, где лавки продавцов, в несколько рядов, заключались в круг, делясь по половинам.

Здесь всегда царил шум: шуршали льняные мешки, сыпался на пол картофель, кричали торговцы, лаяла собака в поисках мослов у мясной лавки. Тут всегда кипела жизнь и не было дня, когда площадь была пуста. Сверившись со списком, Кейсп прошла к овощной лавке, ожидая небольшой очереди, выискивая монетки. Общий шум здесь всегда был, но ей показалось что она слышала что-то новое, незнакомое и это было правдой.

– О боже! – теперь она расслышала эти слова четче. Послышался цокот копыт, свойственный только одному известному ей человеку. – Кейсп, это что, ты?

Она наконец обернулась и увидела именно то, что ожидала увидеть. Это была невысокая девочка с рыжими недлинными волосами, заплетенными в косу, перекинутую через плечо. Казалось, локоны в этой косичке превращались в еще несколько таких же маленьких косичек, вступающих в плетение. На некоторых из них были нанизаны деревянные и металлические бусины со своим собственным орнаментом, словно каждая из них пыталась передать свою уникальную историю. Девочка одернула голубоватую рубашку, подергав шнуровку у горла и стукнув копытом от тела небольшой лани, с цокотом подскочила к Кейсп.

– Привет Вейн.

Глава 3

Монеты звякнули о деревянную стойку.

– Спасибо, – Кейсп стянула морковь, уложив ее в торбу.

– Да, да! – Вейн веселым олененком проскакала у продавщицы, смерившей ее недовольным взглядом, отчего девочка, еще выше поднимая тонкие копытца, отчеканила новую дробь по мощенной площади, радостно повиливая коротким хвостиком. – Сейчас так цены возросли! Морковь стоит уже три медных!

– Все верно, – собеседница подошла к новой лавке, сверившись со списком, указав на кусок мяса. – Можно килограмм.

Кейсп вновь всмотрелась в список, вычеркнув мясо.

– Да, цены кусаются как драконья пасть.

– Да ну, – перед ней возникла довольное лицо. – ну что ты какая хмурая? – Вейн отскочила, пробежавшись кругом, но поняв, что атаки не произойдет, вернулась на место.

– Просто веду подсчеты.

– О, Кейсп! Тебе тогда надо было родиться обычным человеком, а не…

– Всего хорошего, мы уходим! – лист метнулся в торбу. Схватив Вейн за локоть, она поспешила от лавки.

– Эй! – девочка лишь только обернулась, взглянув на высокого продавца с недоумеваем провожающего их взглядом. – Не могу поверить, что тебе не понравился продавец.

– Боже! – она наконец отпустила локоть, обернувшись к девочке-лани, встерся руками, прошипев: – Не-е-ет!

Короткие ушки медленно опустились. Вейн отогнулась назад, предупредительно цокнув, сделав несколько шагов. После некоторой тишины она наконец чуть наклонилась в сторону собеседницы.

– Могу предположить, что я сделала что-то не так?

Кейсп только вздохнула.

– Спокойно!

– Это ты мне или себе?

– Давай, – они наконец тронулись в путь, выходя с ярмарки. – расскажи, что он делает? – ведьма указала в сторону сероватого мальчишки-кота на площади.

– Он? Ну… газеты раздает.

«Падение цен! Драконы мирно спят или уже вымерли? Какого количество людей, проживающих в Вуйфраме и отдаленных городах! Все это в утренней газете! Свежие газеты «Тени дракона»!»

– Нет! – Кейсп выбежала перед девочкой. – Он рассказывает о количестве людей в Вуйфраме! Знаешь какая тут храниться проблема?

– Нет?

– Уменьшение количества совершенно обычных людей в городах!

– Да! – она яро закивала, размахивая длинными ушами. – Это всем известно!

– И именно поэтому тебе не следует говорить об этом.

– Да просто знаешь, – Вейн поправила ремни сумок на спине. – мне вот все равно кто ты и как выглядишь. Считаю и всем должно быть все равно, – они медленно свернули в одну из оттененных улочек между лавок. – Потому, какая разница, человек ты или ведьма?

– Коситься будут. Нас же давно выгнали.

– Ну и что?

– Мне не нравиться, когда на меня косятся. Еще выследят, потом заявятся и сожгут нас всех!

– О нет! – Вейн выбежала перед ней, продолжая путь спиной вперед. – Сожгут? Как так? Не смеши меня! – она отмахнулась, повернувшись лицом вперед, поворачивая за угол. – Инквизиции не существует уже… век, если не два! Да и какая разница как на тебя смотрят? Мне вот наоборот нравится, когда все смотрят на это, – и она обернулась, указав на небольшое тело с пятнышками на спине. Вейн вновь направилась по невиданным тропкам мимо домов, вскинув руку. – Это называется индивидуальность!

Кейсп медленно направилась за ней.

– Лучше бы ее не существовало.

– Знаешь, – продолжала Вейн, слух которой славился особой остротой. – тебе нужно избавиться от своих убеждений. О! – и подскочив она шустро обернулась к собеседнице. – Я знаю! Если люди здесь бояться исчезновения людей, нам нужно заселить деревушку тварями! – и заметив испуг на лице подружки, девочка задумалась. – Ну на несколько дней, чтобы, когда эти дни и ночи прошли, люди поняли, что, если в их немногочисленной обители находятся крохотные остатки кентавров, людей-котов, ведьм, эльфов, орков и вампиров, в этом нет ничего страшного! По сравнению с тем днями. Нужно рассказать всем! – и она перешла на галоп.

Кейсп бросилась за ней, ловя лишь только отрывки рассуждений:

– Бежим! Ко мне, там… скорее! Нужно поспешить… Кардо… Возможно, хотя… неважно! Он будет согласен!

За бегом, бесконечные стены из камней и дерева исчезли, сменившись шуршащей сухой травой, корнями, словно темные змеи, мирно прячущиеся в подземные норы. Листва сбилась в один неясный, но теплый цвет, как краски на палитре искусного художника. Вороны разлетались, черными мазками взмывая к голубым небесам. В лицо летел легкий прохладный ветер, пропитанный запахом сырой листвы, поддающейся перегною.

Через некоторое время они наконец прибежали и Кейсп чуть не рухнула, врезавшись в тело Вейн.

– Мы здесь, – девочка обернулась, перекинув через плечо перестукивающуюся бусинками косу. – Помнишь это место?

Перед ними стелилась невысокая темная выкованная ограда из изгибающихся прутьев. В солнечных лучах поблескивали позолоченные шпили узоров. Вейн отогнула чуть скрипнувшую калитку, пройдя по дорожке из плит, засыпанной листвой. Мимо выстраивались небольшие квадратные площадки, огороженные уникальной и неповторимой изгородью. Где-то она напоминала вензеля, окрашенные голубоватой краской, словно волны моря. В другом месте ограда стояла как выросшие из сухой травы штыри темного цвета и частокол пересекался лишь одной поперечной, соединяющей их. У кого-то вход был открыт, словно приглашая присоединиться к трапезе или зайти в гости, где-то боязливо прикрыт калиткой. Иногда встречались деревянные столики и скамейки, но они были редки. У каждого камня росли свои пестрые огоньки увядающих цветов, недавно политых быстрым дождем. И покрытые зелеными вкраплениями мха, омытые зимой, пригретые летним солнцем, окутанные зеленью весны и накрытые желтым покрывалом осени, стояли квадратные, полукруглые камни с изображениями, словами, предметами и угощениями. Каждый раз всматриваясь в фарфоровые, керамические, высеченные на камне или мраморе лица, задумываешься эти люди гостеприимны? Что они предпочитают на завтрак? Какое у них дело и есть ли оно вообще? Чем они занимаются? Может этот молодой мужчина был ремесленником, чьи глиняные горшки и деревянные статуи каждый год обогревало солнце на витринах. А эта старушка любила готовить и каждый праздник пекла отменные пироги, угощая ими знакомых. Этот мальчик любил стругать игрушки из брусочков древесины и каждый раз топя печь, пачкался в золе. А кем они были? Вот близнецы. Может они являлись оборотнями и каждое явление полной луны снимали волчьи шкуры и бежали из леса домой, желая хотя бы в полнолуние забыть о волчьей жизни. А этому парнишке суждено было провести всю начинавшуюся жизнь эльфом. Вот этот человек сошел бы за кентавра. Половины портретов здесь никогда не раскроют своего нутра и только редкие не боялись демонстрировать недостатки. Мальчик с волчьими ушами, девочка-кошка, Кейвы и Сертаны здесь были редки, вырисовываясь мордочками ящериц и игуан. Как они относились к недовольству, если отличались от толпы? Но на этот вопрос они уже не ответят. Этот каменный лес, из срубленных пеньков вековых деревьев с изображениями людей, продолжался до бесконечности, далеко вдаль, где невиден конец золотистой ограды. Где невиден конец несметным полчищам сероватых камней и перетекающих друг в друга оград.