Кренер

Роши славились умением приручать кулисов. говорят, что они умели даже укротить взрослого ящера, пойманного на воле. Еще они мастерски выделывали кожу и жилы. Стеганные кожаные куртки кочевников трудно было пробить хорошим клинком.

На пленнике были сильно заношенные кожаные штаны и жилет. На ногах – стоптанные мокасины. Если бы Юкону дали больше времени, он бы снял обувь перед тем как связывать ноги.

Сейчас, когда отец ушел, Юкон понял, что рош довольно высок и крепок. На фоне отца, который даже среди кренеров считался великаном, он казался хлипким. Но этот взрослый мужчина средних лет был почти в два раза тяжелее Юкона, и заметно сильнее.

Кожа вора была обветренной, лицо покрывала щетина. Сальные волосы заплетены в короткую косу. Затягивая петли, Юкон заметил, что мужчина довольно мускулистый и жилистый.

Если пленник освободиться от пут, Юкону придется нелегко. Звать на помощь он не станет. Это – позор. А справиться с противником, который вдвое тебя больше, без оружия очень непросто.

Оставалось ждать. Ждать юный кренер умел. Он сел на охапку соломы и начал перебирать в голове основные удары топором, которые показывали старшие братья.

Настоящий кренер начинал обращаться с топором, едва научившись разговаривать. Частенько дети кренеров погибали в поединках на игрушечных топорах в пятилетнем возрасте. Игрушки были деревянными, но удар по голове вполне мог стать для играющих в воинов мальчишек последним.

Зато в десять лет кренер уже уверенно мог защищаться и уклоняться от ударов. Да и кости черепа в этом возрасте становились куда крепче. В десять лет уже разрешали тренироваться с железными топорами. Отрабатывали основы защиты малым и большим щитом, учились наносить рубящие и режущие удары.

Резать топором учились, заготавливая рогоз. Рогоз, как и камыш можно срубить топором, если рубануть очень быстро. Юкон так и сделал, когда его в первый раз взял отец на заготовку.

Рогоз шел на кровлю и циновки. Также мог служить подстилкой для кулисов. Поэтому за ним время от времени ходили на реку. И вот Юкону дали топор и предложили набрать рогоза.

Заготовка и рубка дров уже были мальчику знакомы. Он привычным ударом сверху наискось срубил пару стеблей. Но топор, легко разрубив рогоз, пошел дальше, разбрызгивая воду и ил.

Вытянув из речной жижи грязное топорище, Юкон со второго раза ударил слабее и больше в сторону. Топор проскользил по стеблям, слегка их царапая и сминая, но ни одного не перерезал.

Тогда Юп махнул с силой с права налево. Рогоз перерубился, но тяжелый топор едва не вылетел из руки, разворачивая за собой тело. Чтобы избавиться от инерции Юп попробовал бить по кругу. С равновесием стало лучше, но топор перерубал только часть стеблей, а остальные мял.

– Остановись, – сказал отец. – Мирон, покажи Юкону, как режут рогоз.

Старший блат подошел к зарослям, взял топор двумя руками и выполнил движение, которое Юкон со спины не совсем понял. Стебли перед Мироном наклонились и упали, срезанные на уровне чуть выше колен.

– Не ленись, Мирон, из короткого рогоза хорошую циновку не сплетешь.

Мирон вздохнул, расставил ноги пошире и, пружиня на полусогнутых ногах, плавно качнулся справа налево. На этот раз упало вдвое больше рогоза. Срезан он был на палец выше уровня воды.

– А ты, Юкон, запомни, рубят не руками, а ногами. Руки они слабые, хороши для ножа. А чтобы резать топором, работать нужно коленями и стопами. Поставь ноги чуть шире, немного присядь. Спину выпрями. Теперь смотри на меня и попробуй перенести вес с ноги на ногу. Попробуй срезать рогоз, двигая ногами и корпусом.

Юкон развернулся к зарослям, стал на полусогнутых, и, спружинив правым коленом, повел всем телом по дуге, передавая импульс в топор через руки. В начале движения топор легко перерубил стебли, обрадовав Юпа, но потом он пошел дальше и вернул импульс телу, которое не устояло и хлюпнулось боком и спиной в речной ил.

–– Ха-ха-ха! Ты как детеныш кулиса, который попытался сбить хвостом бабочку! – Рассмеялся Мирон.

–– Ты сам был не лучше, – одернул отец. – Тебя после первой заготовки нужно было выковыривать из засохшего ила, как орех из скорлупы. А ты Юкон давай, учись. И говорю сразу, быстро не получиться.

Отец с Мироном начали заготовку, а Юкон продолжил попытки. Через час, грязный и покрытый ссадинами, он закричал:

– Этот тупой топор ничего не режет. Вы специально надо мной пошутили.

После этого крика отец повернулся и пошел к Юкону. Юкон испугался. У отца была тяжелая рука и дерзости от детей он не терпел.

Но на этот раз отец не рассердился. Он подошел к иве, растущей на берегу и срубил с нее довольно толстый сук.

– Юкон, скажи , что острее: твой топор или этот сук?

– Этот сук единственное, что здесь тупее моего топора, – пробормотал вымотавшийся мальчик.

– Тогда смотри.

Отец, взяв сук двумя руками, пошел зарослям. Подойдя вплотную, он сделал движение, похожее на то, что показывал Мирон, но двигался он заметно плавней и резче. Продолжая движение, он повернулся к сыну и шагнул в сторону. За его спиной упала срезанная стена рогоза.

У Юкона отпала челюсть. Сук точно был тупым и толстым. Топор свой отец оставил у ивы. Он срезал рогоз тупой деревяшкой без замаха, стоя к стеблям вплотную.

– Как ты думаешь, почему мы режем рогоз топорами, а не серпом или ножом, как другие? Рогоз научит тебя чествовать оружие. Если ты сможешь перерезать рогоз, то сможешь и перерезать ноги противнику. И неважно какой у тебя будет топор. Но если ты настоящий кренер, то когда вырастешь, топор у тебя будет хороший. Можно не уметь ухаживать за женщиной и выбрать плохую жену. Но топор нужно выбирать правильно и ухаживать за ним как за лучшим кулисом. Теперь хватит разговоров. Сегодня ты режешь рогоз с нами. А следующую неделю режешь его сам, пока не нарежешь столько же, сколько сегодня нарезали мы с Мироном. Пока не нарежешь, будешь спать в шалаше у реки. Шалаш сделаешь из рогоза.

Вечером они сложили связки рогоза на волокуши и пошли домой. На следующий день Отец выдал Юкону хлеба и вяленой рыбы и проводил до забора.

– Когда сильно устанешь, слушай реку. И вот держи, острым топором действительно резать легче, особенно поначалу. – отец протянул точильный брусок и мусат, завернутые в ветошь. – Заодно потренируешься следить за оружием.

Юкон положил инструмент в мешок с едой и одеялом, закинул поклажу на плечо и пошел к реке. Идя по тропинке, он пытался срезать топором амброзию. Это неприятное растение при прикосновении стряхивало пыльцу, от которой зудела кожа. Скоро мальчик понял, что лучше тренироваться на рогозе, и поторопился к речке, чтобы смыть едкую гадость с рук.

Подбежав к воде, скинул рубаху и с удовольствием ополоснулся. Сняв мокасины, зашел на мелководье, заросшее рогозом. Взялся за кончик топорища и крутнул топор, легко перерубив пару стеблей. Движение было знакомым, обработанным на деревянных игрушках, которыми он срубил несчетное количество травинок. Железный топор был тяжелее, и если такое движение повторить раз десять, то кисть заболит, а после двадцатого он уже не сможет держать топор.

Да и задание было другое. Нужно научиться резать рогоз почти без замаха прямо перед собой. Юкон попробовал повторить вчерашнее движение. Топор в его руках прошел по дуге, поцарапав стебли. Ни один не был разрезан даже до половины.

Повторив движение несколько раз с похожим результатом, Юкон сменил тактику. Он вышел на берег, достал инструмент и с любовью начал точить топор. Топор был из плохого железа, отобранный отцом в схватке у грабителя неудачника. Но это все равно было настоящее железное оружие, первое, которое доверили Юпу.

Поработав около часа точилом и заработав мозоли в непривычных местах, он решил, что результат приемлемый. Опробовал топор на засохшем дереве, убедился, что он неплохо рубит. Потом достал мусат и провел несколько раз по режущей кромке, выравнивая ее.

Полный решимости, снова зашел на мелководье. Взмах справа налево.

– Да что же это такое! – Юкон чуть не заплакал. Топор явно резал лучше. Но если раньше он царапал стебли, то теперь надрезал до половины.

Сцепив зубы, он начал повторять движение снова и снова. Рогоз страдал, качался, мялся, но не сдавался.

Но упрямство – врожденная черта любого кренера. Юкон резал и рубил, рубил и резал. С небольшими передышками он проработал до полудня. Но из всего срезанного рогоза нельзя было связать даже небольшого тюка. Мальчик выбрался на берег, очередной раз поправил лезвие топора мусатом и положил его на свою рубашку. Достал вяленой рыбы и кусок хлеба. Пока он не научиться, ему придется питаться только такой едой и спать не в теплом доме, а в шалаше.

Перекусив, он сел, прислонившись к дереву, и попробовал слушать реку, как учил отец. Он услышал кваканье лягушек, стрекот кузнечиков и даже кряканье утки. Но как это может помочь в обучении он не понял. Но то, что рядом может быть утиное гнездо запомнил – пара утиных яиц могут разнообразить его рацион.

После отдыха было еще несколько часов работы. Если бы мальчик не был кренером, он бы уже забросил это мучение. Но он кренер. А кренеры всегда слушаются отца и никогда не сдаются из-за какой-то там усталости. То, что мышцы болели, его даже радовало. Он знал, что если руки и ноги болят, то они становятся сильнее. Если, конечно, не голодать. Но, если упрямство было чертой его характера, то смирение не было. Кренеры не терпели обид. А Юкону казалось, что рогоз его очень сильно обижает.

Каждый стебель, отклоняясь или сгибаясь под топором, выражал явное неуважение. Когда солнце уже садилось, Юкон стоял на коленях в воде. Ноги уже не держали. Но он не позволил рогозу себя унизить. Он взял топор за обух правой рукой и, хватая стебли левой, срезал весь рогоз рядом с собой. Он не позволил остаться стоять тем растениям, из-за которых он упал. Затем ползком выбрался на берег и, передохнув, пошел на дрожащих коленях к шалашу.

Как дошел он не запомнил. Ночью он проснулся от холода, достал из мешка одеяло и завернулся в него. Проверил рядом ли топор и уснул уже до утра.

Утром тело болело и не хотело идти к реке. Тогда Юкон начал думать об утиных яйцах, и урчавший желудок помог ему встать. Подойдя к воде и хорошенько умывшись, он вернулся к своему мешку, чтобы позавтракать все той же рыбой и хлебом. Искать утиное гнездо в зарослях можно долго, он это прекрасно знал. А яйца на завтрак представлял, чтобы легче было подняться.

Прежде, чем продолжить свою пытку, он решил немного поупражняться в ударах топором.

Он подошел к сухому дереву и несколькими взмахами срубил с него все нижние сучья. Топор слушался хорошо, хотя руки и болели.

Потом Юкон взял один длинный сук и воткнул его в землю, набрал охапку рогоза и обвязал им сук. Для лучшего подобия прикрепил охапку поменьше сверху и вставил пару веток, изображающих руки. Получилось чучело, напоминающее человека, а точнее – вражеского воина.

Хорошенько размахнувшись, Юкон рубанул его топором. Палка не удержалась в земле и чучело завалилось. Но Юкону хотелось его разрубить. Он помнил рассказы односельчан о том, как умелые воины перерубали противников надвое.

Он снова установил свое творение вертикально, вставив сук поглубже в землю. Еще один молодецкий удар. На этот раз чучело не упало. Оно просто наклонилось. После десятка попыток Юкон понял, что ничего у него не получиться и пошел срывать зло на ненавистном рогозе.

Вначале резал со злостью, потом уже спокойнее. Через пару часов вошел в определенный ритм. Слегка пружинил ногами, покачивался, менял наклон корпуса и хват топора. Постоянно пробовал двигаться иначе, но результат был тот же.

После правки лезвия мусатом удавалось надрезать перед собой большую часть стеблей. Те, что были на середине замаха, иногда даже перерезались. Но дальше дело не шло. Большая часть рогоза отделывалась царапинами. Через несколько минут лезвие из плохого железа притуплялось, и рогоз уже не резался, а гнулся или отклонялся. Тогда Юкон доставал мусат, и все повторялось по кругу. К вечеру весь мир для мальчика превратился в стену шелестящего рогоза.

После очередного взмаха топором Юкон услышал громкий всплеск. И только через несколько ударов сердца понял, что это он упал в воду от усталости. Оказалось, что лежать в мелкой воде очень удобно. Под спиной мягкий ил, в сереющем небе проплывают облака, а чуть заметные волны что-то нашептывают на ухо. Вставать совершенно не хотелось. Хотелось покачиваться на этих волнах, как качается сухой кленовый листок.

Полежав немного, Юкон начал раскачиваться. Чуть в лево, чуть вправо, удерживая пойманный умиротворяющий ритм. Постепенно он раскачался так, что смог сесть, а потом и встать на полусогнутые ноги. Почему-то захотелось петь. Так же, наверное, чувствует себя волк, когда смотрит на луну и понимает, что должен излить странное, возникшее внутри чувство.

Юкон начал напевать. Певцом он никогда не был. Поэтому у него получалось что-то среднее между мычанием и уханьем.

Мы-мы-ух! Мы-мы-ух! Мы-мы-ух-ха! – выдал он в опустившуюся на реку темноту.

Слова были так себе, поэтому он начал помогать себе жестами, выпуская песню руками, ногами и даже копчиком. Застывшие от перегрузки мышцы во время танца вообще не ощущались. Казалось, что он продолжает лежать, а водяные волны раскачивают его тело, снимая боль и усталость.

Тело стало легким, а мысли – приятными. Так же тепло и празднично в голове было, когда что он тайком от старших братьев выпил кружку крепкого сидра. Танцуя, он мимоходом понял, что искать утиное гнездо не надо. Он точно знает, что оно под корягами напротив дуба шагах в пятидесяти от него.

Мысль о утке пришла и ушла, а Юкон продолжал танцевать.

Если бы он увидел себя со стороны, то сильно удивился бы зрелищу. С ног до головы покрытый речным илом он скользил по мелководью, периодически ухая. В руках был топор. Он держал его бережно, но крепко, как держат девушку за руку во время танца. Вот его фигура качнулась справа налево и при свете луны можно увидеть, как падает подкошенная стена рогоза.

Но Юкон не видел себя. Он чувствовал себя счастливым. Но неожиданно сказка кончилась. Виной всему желудок. Молодое тело хотело есть и, не понимая, что рвет нить редкой гармонии, брюхо громко заурчало, требую чем-нибудь его наполнить.

Наверное, виной всему те самые утиные яйца, которые подсознание уже поджарило на сале и съело с краюхой свежего хлеба.

Юкон пришел в себя и осмотрелся. За несколько минут он срезал больше рогоза, чем за два прошлых дня. Пока тело помнило танец, он попробовал повторить движение. Получилось совсем не так как несколько мгновений назад.

Вернулась тяжесть в мышцах, легкости не было и в помине. Но повторив попытку раз сто, он смог срезать больше половины стеблей перед собой одним движением. Остальные же были заметно подрезаны.

А главное – появилась вера. Он, Юкон – настоящий кернер, он услышал реку! И он научиться резать топором, как настоящий воин!

Довольный собой он пошел к утиному гнезду, аккуратно раздвигая заросли. Утка заметила его, когда он уже был на расстоянии одного шага. Она испугано взмахнула крыльями, но Юкон качнулся по дуге вперед и сделал то, на что способен только кренер. Он тяжелым топором срубил голову взлетающей птице практически уже в полете.

Его оружие взяло первую кровь не на войне, а на охоте. Юкон вернулся на берег с яйцами и добытой птицей. Обмазал тушку глиной с илом и оставил так до утра. Сил разводить костер сейчас у него уже не осталось. Поужинав вяленой рыбой хлебом и яйцами, он закутался в одеяло и уснул в шалаше.

Утром, после умывания, он занялся своим будущим обедом. Выкопал небольшую ямку, положил в нее обмазанную глиной утку и присыпал землей. Набрал сушняка и развел небольшой костер прямо над закопанной птицей.

Когда пламя хорошо разгорелось, он подкинул несколько веток покрупнее и пошел резать рогоз. Пойманное вчера движений давалось не сразу. Приходилось повторять снова и снова, чтобы хотя-бы половина стеблей при взмахе падали срезанными. Постепенно тело разогрелось, и двигаться стало легче.

Через час тренировок мальчик вернулся к костру подложить дров на тлеющие угли. И снова пошел в реку. Он не будет ночевать в шалаше всю неделю! Он согласен провести так еще максимум одну ночь. Поэтому нужно резать рогоз снова и снова.

К полудню навалилась усталость, в висках четко слышались удары сердца. Слушая как бьется кровь, он попробовал вспомнить, что за мелодия его вела вчера, когда он услышал реку.

Он стал и прислушался. Стоял так несколько минут, но ничего не ощутил. Тогда присел к воде и прислонил ухо к поверхности. Стало лишь прохладно и щекотно.

– Ты не тем слушаешь, – голос за спиной не на шутку испугал Юкона, и он, разворачиваясь, хлюпнулся задом в воду.

На берегу стоял отец. Он решил проверить, как идет обучение. За сына он особо не боялся. Это место у реки было безопасным. Попасть к нему можно либо через селение кренеров, либо через непролазные болота. Но воин решил посмотреть, получается ли у Юкона работать топором. Если в двенадцать лет не научиться двигаться, то хорошим воином уже вряд ли станет.

– Встань, выпрями спину. Немного присядь. Глубоко вдохни и свободно выдохни несколько раз.

Юп слушал отца и делал, кок он говорит.

– А теперь расслабься и попробуй слушать реку ногами. Уши не подскажут тебе как нужно двигаться. Они могут только подсказать, что враг к тебе приближается. В бою они могут видеть то, что не видят глаза, но реку они не услышат. Доверься своим ногам, они подскажут что делать.

Мальчик перестал напрягать слух и пошевелил пальцами ног, чувствуя мягкость прохладного ила и твердость камней под ним. Попробовал покачаться, пружиня в коленях и почувствовал отголосок ночной песни. Как будто ноги хотели танцевать, и поэтому им слышалась мелодия.

Сохраняя настрой, Юкон пошел к зарослям рогоза. Бедный рогоз! Топор сеял месть за три дня мучений, а стебли падали, словно это была пшеница, срезаемая острой косой.

– Получается у тебя, конечно крях знает что, но основу ты понял. Продолжай резать и вязать, а вечером я пришлю к тебе Мирона с волокушами. Отвезете рогоз к загону.

Вечером, когда они с братом все погрузили, Юкон с гордостью разделил с ним приготовленную утку. Его добыча запеклась в коконе из глины и ила, как в керамическом горшке.

Когда Юкон разбил эту скорлупу камнем, то у братьев от запаха потекли слюни. Хорошо пропеченное жирное мясо отваливалось от косточек и таяло во рту.

А еще, очень приятно было заметить в глазах всегда насмешливого старшего брата что-то похожее на уважение.

Перед отъездом Юкон подошел к чучелу, которое пробовал рубить в первый день. Приблизившись вплотную, он, копируя отца, не останавливаясь, спружинил коленями и качнулся справа налево. Топор описал дугу, а чучело слегка наклонилось.

Юкон не смог лихо перерезать своего игрушечного противника пополам, как ему хотелось. Но топор рассек пучок рогоза и оставил глубокий порез на палке.

После этого дня Юкон почти не расставался с топором, постоянно прося братьев поучить воинской науке

Глава 3 ЮП Бабочки в его голове

– Так что, теперь нельзя никого убивать? – спросил обычно молчаливый Юп.

В столице ходили слухи, что он становился кровожадным к середине недели, если ему не доплачивать за человеколюбие.

Слухи конечно ерунда, но скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы чаще всего были связаны с Юпом. Он предпочитал решать вопрос с нарушителями в традициях своего народа. Ему, в принципе, платили не за гуманность, а за насильственные навыки, к которым располагало его происхождение и богатый жизненный опыт.

Сержант ответил на вопрос подчиненного резко.

– На ком будет еще один труп до конца месяца, вычту дневное жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты, Юп, любишь, то сниму с довольствия на неделю.

Юп недовольно хмыкнул, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры на поясе и накинул на рукоять петлю. Чехол для тесака Юп сам сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на лезвие немного бараньего жира и теперь тесак всегда был защищен от сырости.

Кренер достал из кошеля на поясе несколько сушеных рыбьих хвостов и начал их не спеша грызть.

Сержант же по долгу службы продолжил портить подчиненным настроение.

– А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.

Ругался сержант без огонька, чувствовалось, что выполняет рутину. Выудив из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге, он прокашлялся.

Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.

Поэтому отношение к бумаге у командира патруля было не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:

«Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!

Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.

Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья личину кровожадного зверя, не чтущего законов гостеприимства.

Посему, всем стражам и патрульным отныне приказываю избегать кровопролития. Оружие применять только в крайнем случае. Проявлять человеколюбие и гуманность.

Нарушителей по мелким провинностям поучать добрым словом. За нарушение порядка взымать штраф, а если виновный платить откажется, то направлять его в долговую тюрьму для исправительных работ.

При всяком убийстве во время исполнения службы командирам писать пояснительные письма и передавать в канцелярию.»

– Поняли, обалдуи? Из-за того, что вы контрабандистов режете, а не штрафуете, у нас торговля хиреет и казна пустеет. Поэтому, если еще кого-нибудь прикончите, мне придется письмо в канцелярию писать.

Писать сержант очень не любил. Ему проще пол дня орать на подчиненных или бить их по мордам, чем написать одну страницу.

– А если письмо им не понравиться, то жалование порежут и мне и вам. Понятно, дуболомы?

– Оно то понятно – пробурчал Юп. – Но скажи, командир, если поймаем перебежчика с запретными артефактами за перевалом, то что с ним делать то? Денег у них ни шиша не бывает. Штраф не возьмешь! Что нам этих кряховых выродков до тюрьмы конвоировать? Может их еще и кормить по дороге?

– Ты дураком не прикидывайся! Если кого одного за за перевалом поймаем, то можно и в расход пустить. Никто о нем не узнает. А если целая шайка попадется, или торговцы рядом идти будут, то придется конвоировать. И блюсти при этом все требования гуманности!

Тут уже заворчал весь отряд. Никто не хотел вести пленных контрабандистов через горы. Те постоянно будут пытаться сбежать. Могут и подрезать кого из конвоиров или порчу навести, если какой-нибудь артефакт припрячут.

– Тихо, растопчи вас крях! Сейчас идем в казарму. Ярго, получишь у интенданта пайки на неделю. Остальным собраться. Пойдем в дозор к Мокрому ущелью. Там похоже огнелюбы новую дорожку натоптали.

Ярго, низенький сбитый ветеран с седыми усиками, кивнул и отправился за довольствием. Он был доверенным сержанта по всем материальным вопросам. У интенданта ему не втюхают плохие продукты или обмундирование.

Ярго знает, какую часть пайка можно продать, чтобы и на кормежку хватило и сержанту денежка сверх жалования перепала. Себе он тоже долю оставлял по чину. Если сержанту за месяц могло прилипнуть к рукам пять или шесть серебряных монет, то себе Ярго оставит одну или две.

При этом ветеран был честным человеком. Он жил по законам, которые никто не писал, но все патрульные их знали. Из того что выдавалось казной на содержание службы часть оставлял у себя бригадир патрульной службы, часть – интендант, и часть прибирали к рукам сержанты.

Если у контрабандистов конфисковали товары, то они также не все передавались в казну. Часть оставляли себе рядовые патрульные, которые поймали нарушителя. Часть брал себе сержант. Остальное сдавалось интенданту по описи. Но в опись тоже включали не все, чтобы интендант и бригадир поимели свою часть.

Через Ярго проходило все, что интендант выдавал отряду и все, что отряд сдавал интенданту. Патрульные его уважали, так как он всегда придерживался неписанных правил о честном дележе.

Но ценили усатого ветерана не только за это. У него был нюх на контрабанду. В прошлом охотник, он чуял, где спрятан запретный товар или артефакт, как раньше чувствовал, где прячется зверь или где под прелыми листьями вырос белый гриб. Без его таланта отряд не поймал бы и половины нарушителей.