Егорьевские тайны

– Гляди-ка, Варенька, – говорила Никитишна, – какие у тебя славные ребята! Я думала, городская молодежь только на танцульки бегать будет, а они – вон чего! Как избушку-то твою преобразили, и не узнать!

Варвара Дмитриевна гордо улыбалась в ответ, тайком утирая слезы. " Эх, внученька моя, кровинушка, не довелось родителям на тебя радоваться-любоваться. Толковая да добрая выросла, ещё немного – и улетишь птахой от меня своё счастье строить! Лишь бы судьба не подвела, доброй была". А коварная судьба уже готовила Динке испытание.

С недавних пор стали Динке сниться странные, а то и страшные сны. Часто просыпалась она среди ночи в холодном поту и, несмотря на усталость после долгого, наполненного работой дня, не могла уснуть до самого рассвета. Снились девушке болота, лес густой, изба большая, темная, окружённая рвом. Снился старик с густой бородой, холодными глазами, черной душой. Хохоча, он тянул руки с крючковатыми пальцами к девушке, будто хотел задушить ее. Жутко становилось Динке, она металась в постели, пыталась спрятаться от тяжёлого взгляда старика и просыпалась, едва сдерживая крик. Ещё снились Динке молодые мужчины, которых она принимала за своих братьев. Они тонули в болоте, протягивали к ней руки, то прося помощи, то умоляя бежать подальше от этих мест. Снилась длинноволосая красавица, истерзанная, обессиленная, с синими как море, горящими ненавистью глазами. Тогда и Динка, просыпаясь, чувствовала жгучую злобу, сдавливающую, будто тисками, сердце и опустошающую душу. Забывалась Динка только за работой, а о своих снах даже и думать боялась, не то, что говорить о них с бабушкой или Михой. Варвара Дмитриевна замечала, что внучка иногда растерянная, грустная, будто сама не своя, но списывала все на усталость. "Бедная девочка моя, такую заботу на себя взвалила! Почитай, месяц уж с Михой без отдыха с утра до ночи работают. Вон, какую красоту навели!" – жаловалась бабушка своей подруге Никитишне.

Наконец, ремонт был закончен. Динка с Михой по этому случаю решили устроить праздник. Выяснив, что Иван в ближайшие выходные свободен, праздничный ужин решили организовать в субботу. Динка уже сбегала к Марьяне в магазин.

– Ждём вас с Иваном к шести часам, давайте без опозданий! – строго- настрого наказала Динка.

Миха был командирован в город с длиннющим списком.

– Здесь в магазине этого нет, – объяснила Динка. – Заодно и в квартиру нашу наведаешься, посмотришь, все ли в порядке.

***

К званному ужину Динка и Варвара Дмитриевна готовились как к большому и долгожданному празднику. Как только Миха доставил из города необходимые продукты, его выставили из кухни, наказав не мешать.

– Ты, Миха, иди во дворе вон чем-нибудь займись, – сказала Динка, цветочки полей, траву подергай.

– Там уже дергать нечего, – заметил парень, – ни травинки бесполезной не осталось!

– Тогда книжки почитай!

Миха только рукой махнул. С Динкой спорить – все равно не переспоришь. Он решил наведаться в кузницу к деду Трофимычу.

Два дня Варвара Дмитриевна с внучкой кудесничали в кухне.

– Вы что ли на всю деревню стряпаете? – удивлялся Миха.

– Иди-иди, не мешай, – отмахивалась Динка.

Наконец, наступила суббота. Динка проснулась с первыми лучами солнца, вышла, потягиваясь, на крылечко, прошлась по двору, любуясь уютным двориком. Раскинув руки, девушка зажмурилась и закружилась в танце. А открыв глаза, ахнула и замерла на месте. На крыше дома блестел золотом резной флюгер в виде корабля с натянутыми парусами. А в окошко из-за занавески выглядывала счастливая Михина физиономия.

– Миха, – взвизгнула Динка, – когда же ты успел такую красотищу сделать?

Парень, уже не таясь, выглянул в окно и застенчиво спросил:

– Тебе правда нравится?

– Не то слово! Это же просто, просто… – Динка не находила слов. – Ну, Миха, ну партизан! Бабуля, иди скорей, погляди, что Миха сделал!

Варвара Дмитриевна вышла во двор.

– Вы чего, заполошные, на всю деревню расшумелись?

– Да ты на крышу-то нашу посмотри! – показала Динка.

Варвара Дмитриевна всплеснула руками:

– Ну, парень, вот удивил – так удивил!

Вечером пришли Марьяна и Иван, а чтобы Варвара Дмитриевна не заскучала с молодежью, пригласили и Нину Никитишну. Во дворе за домом установили большой стол, натянули над ним тент. Стол прямо-таки ломился от угощений.

– Ну, хозяюшки, ну расстарались! – охнула Никитишна.

Гости и сами пришли не с пустыми руками. Никитишна принесла крынку парного молока, свежих огурцов со своего огорода, Марьяна явилась с вишнёвым пирогом, а Иван притащил целую корзину яблок и груш. Варвара Дмитриевна покачала головой:

– Да, ребятушки, теперь-то точно придется на помощь соседей звать! Что-то мы, кажется, переборщили!

– Бабуль, а мы завтра с Михой деревенских ребятишек позовём, – успокоила Динка, – думаю, они быстро избавят нас от лишнего!

– Эт точно, – одобрила Никитишна, – это ты, Диночка, хорошо придумала!

Прежде чем сесть за стол, гости прошлись по дому, оценивая работу Динки и Михи.

– Надо же, как вы здорово все отделали, – восхищалась Марьяна. – Будто и дом просторнее стал!

– Да, – улыбнулась Варвара Дмитриевна, – я и сама не узнаю свой домишко.

За ужином было весело. Динка с Михой наперебой рассказывали, как они делали ремонт.

– Представляете, – гордо говорила Дина, – я ведь впервые сама красила и белила! И не думала, что так здорово все получится! А все Миха! Это он меня научил!

Миха скромно улыбался и объяснял:

– Да я что, меня отец научил. Мы, когда в Новосибирск переехали, так в квартире с отцом сами ремонт делали.

– Какие вы молодцы, ребята! – похвалил Иван. – Очень у вас всё ладно вышло! – А ещё Миха флюгер на крышу установил! – восторгалась Динка. – Знаете, как красиво! Такой шикарный кораблик, будто настоящий!

– Да, – задумчиво протянула Варвара Дмитриевна. – Помню, когда я маленькая была, у нас тоже стоял флюгер – золотой петушок. Уж как я любила на него смотреть! Встану, бывало, пораньше, выйду во двор. И стою, как заколдованная, гляжу на петушка, а он будто живой – поворачивается туда-сюда…

– Бабуль, – удивилась Динка, – так ты что ли здесь родилась? Ты мне никогда не рассказывала!

Варвара Дмитриевна растерянно глянула на Динку:

– Да как то не пришлось. А ведь и вправду не рассказывала. Как так?.. А родилась и выросла я здесь, в Егорьевском, да. Вот с Никитишной с малолетства дружим, и родители наши дружили, и бабки.

– Да, – подтвердила Никитишна, – мы с Варварой старожилы здесь. От самых первых поселенцев наши корни тянутся-то. Да ведь и ты, Диночка, здесь родилась. А как годик тебе исполнился, так вы в город и перебрались.

– Как же так, бабуля? – обиделась Динка. – Почему же ты никогда не говорила мне об этом?

Варвара Дмитриевна пожала плечами:

– Не любила твоя мама об этом вспоминать, вот и вышло, что я молчала чтоб ее не тревожить понапрасну.

– Почему же она не любила? – допытывалась девушка. – Расскажи, бабуля!

Остальные с любопытством поглядывали на Варвару Дмитриевну. Та задумалась, глядя куда-то вдаль, будто вспоминая что-то. Потом махнула рукой, вздохнув:

– А и ладно, расскажу, чего уж… Родилась ты, Диночка, очень слабенькой. Мать-то, тобой беременная, до последнего с отцом по раскопкам ездила. Не досыпала, не доедала – у археологов-то жизнь не простая. Сколько уж я ее просила-умоляла поберечься, сколько ругала… Ей бы дома сидеть, сил набираться, а она все по лесам, да по горам… А уж перед самыми родами привез отец твой ее домой, ослабевшую, бродячей жизнью измученную. Вот и ты родилась хоть и в срок, а уж больно слабенькая. Мать еле выходили, а уж тебя и не чаяли… В то время жила у нас здесь бабка-ведунья. Старенькая, лет под сто, поди, было ей. От безысходности я и пошла к ней помощи просить. Вот она и поведала мне об одном старинном обряде. Ведунья рассказала, что в старину обряд этот применяли к детям, которые родились недоношенными или больными, чтобы у младенца появились силы. Для этого ребеночка обмазывали ржаным тестом, замешанном на воде из трёх колодцев. Оставляя открытыми только ноздри и рот, младенчика привязывали к хлебной лопате и три раза отправляли в тёплую печь без огня. Вот так-то! – тут Варвара Дмитриевна замолчала, вспоминая прошлое и тайком утирая слезы.

Варвару Дмитриевну все слушали, затаив дыхание. Лишь Никитишна, подперев щеку рукой, тихонько вздыхала, да охала. Когда молчание затянулось, Динка не выдержала:

– Ну, бабуля! Ну что же ты? Расскажи, что потом было?

Варвара Дмитриевна ласково поглядела на внучку и заметила:

– Вот торопыга нетерпеливая! Дальше-то? А дальше пошла я домой, да и рассказала мамке твоей о своем разговоре с ведуньей. Ох, и ругалась же моя Верочка! Кричала, что спалить тебя хочу, живьем изжарить.

Варвара Дмитриевна тихонько засмеялась и удивленно качнула головой:

– Как она меня тогда из дому не выгнала – уж и сама не знаю. Но ругалась на чем свет стоит, дремучей старухой называла. Почитай, неделю буйствовала. А потом тебе совсем плохо стало. Врач с района приезжал, осмотрел – только руками развел. Мол, на Бога уповайте, ничего не поделаешь, медицина тут не поможет. Говорил, что среди младенцев часто такое бывает, статистику приводил, опять же – кочевую жизнь археологов… Так, Диночка, у нас и вовсе надежды не осталось. Вот тут-то мать твоя и призадумалась. Велела мне привести ведунью. А что я? Я уж готова была хоть сама на метлу садиться, лишь бы тебя, кроху невинную, спасти. В тот же вечер привела я старуху-знахарку. Чего уж она шептала над тобой, чего творила – один Бог ведает. Мы с Верочкой и дышать боялись, только молились про себя.

Варвара Дмитриевна снова замолчала на минутку и снова же удивилась:

– Моя Верка-безбожница, атеистка и комсомолка, молилась, слышь, Никитишна? Вот как припекло-то!

– Бабуль, дальше, дальше давай! – Динка от нетерпения заерзала на скамье. – Что потом было?

– Ну, что было? Сделала знахарка все, как положено по обряду и велела тебя, кроху, ей в окошко подать. Я и отдала тебя. Унесла ведунья тебя, велела за ней не ходить, дома сидеть, ждать. Мы с твоей матерью, с Верочкой, всю ночь проплакали, все глаза в окошко-то проглядели. А с рассветом принесла ведунья тебя, сама в дом занесла, сама перепеленала. С того дня ты и пошла на поправку. Вес быстро набрала, в рост потянулась, и глазом моргнуть не успели, как сверстников своих по всем показателям обогнала. Врач районный снова приезжал, дивился на тебя. А как годик тебе исполнился, бабка ведунья пришла. Сама пришла, не звали. Сказала, что судьба твоя с Егорьевским неразрывна теперь, что доля тебе достанется нелёгкая. Если вырастешь с чистой душой, то со всеми напастями справишься. Сказала и ушла. А мамка твоя очень испугалась тогда. Вот и решила тебя навсегда увезти в город. А мне наказала, никогда о знахарке не вспоминать, чтоб чего не накликать. Только судьбу-то не проведешь. Видишь, пришлось все же сюда тебе вернуться.

Варвара Дмитриевна закончила рассказ, и за столом надолго воцарилась тишина. Наконец, Миха не выдержал:

– Ну и чего притихли? Все хорошо же! Ну, вернулась Динка в село, так и что? Бабка та ведь не говорила, что нельзя сюда возвращаться?

– Не говорила, – подтвердила Варвара Дмитриевна.

– Может, так и надо было – чтобы Динка приехала в Егорьевское родовое гнездо в порядок привести, да о рождении своем узнать, – предположил Иван, переглядываясь с Марьяной.

– Может и так, – задумчиво протянула Варвара Дмитриевна. Потом встряхнулась и уже веселее сказала: – А чего ты, внученька, чаем гостей не угощаешь? А ну, неси чего-нибудь сладенького, давай! Будем чай пить.

Тут все засуетились. Миха с Динкой в дом побежали. Марьяна чай свежий заварила.

– А вот и торт! – весело сказала Динка. – Смотри, бабуль, твой любимый!

– Никак «Наполеон»? – ахнула Варвара Дмитриевна. – Ну угодила, так угодила! Когда же успела? Мы ж все время вместе на кухне?

– А я, бабуль, ночью, пока ты спала! – весело расхохоталась Динка. – Сюрприз для тебя готовила! И Миха помогал!

В этот вечер никто не торопился домой. Не спеша пили чай, говорили о том и сем, но больше всего Динку заинтересовало прошлое Егорьевского. Она попросила Варвару Дмитриевну рассказать что-нибудь еще.

– Ну, что же еще?

– Например, кто мои предки? Кем они были?

– Ох, ну это уж совсем древние дела, – засмеялась бабушка. – Об этом я сама знаю только по рассказам моей прабабки, поэтому за достоверность не ручаюсь. Но рассказать – расскажу, если тебе интересно.

– Да нам всем интересно, Варвара Дмитриевна, – тихо сказала Марьяна. – Я так вообще обожаю старинные истории слушать!

– Ну, хорошо, расскажу все, что вспомню, – согласилась Варвара Дмитриевна, – а что забуду, так вот Нина Никитишна подскажет. Она не хуже меня все знает.

– Да уж, – улыбнулась Никитишна, будто отвечая на немой вопрос ребят, – мы с Варенькой так дружили с малолетства, не было у нас тайн друг от дружки. Что одна узнает, то и другой тут же скажет.

***

– Так вот, – завела рассказ Варвара Дмитриевна. – Что тут правда, что неправда – не знаю. Как запомнила, так и вам расскажу. В одной семье первых поселенцев росла дочка-красавица. Звали ее Ульяной. Веселая, трудолюбивая, добрая была девушка, только гордая очень. Село наше тогда еще как следует на ноги не встало. Работы было много, людей – мало. А молодежи – и того меньше. Пришла пора – выросла Ульяна, расцвела, пора и замуж. Женихов-то хоть – раз-два и обчелся, а все парни ладные, статные, рукастые, до работы жадные. Да только ни один не нравился Ульяне. Мать с отцом ее уж и просили, и ругали, и стыдили – а ей все нипочем. Парни-то и разобиделись – мол, ишь, королевна выискалась! Так один за другим и переженились, без невест не остались. А Ульяна осталась счастье свое дожидаться в родительском доме. Шло время. В деревню приходили новые люди, кто-то оставался жить, кто-то не выдерживал трудностей и уходил. Потихоньку золотишко стали находить люди – то там крупинку, то тут слиточек. И все по берегу речки, матушки-Суенги. Найдет так кто, и потихоньку в город снесет, деньжат выручит, для дома чего прикупит. Со временем-то, конечно, все равно прознали. Случилось это в 1830 году. Считалось, что обнаружил золото на берегу реки в шихтмейстер Мордвинов. Сам поселок-то – Егорьевское наше – возник после того, как прознали люди, что на берегах Суенги есть золото. Видно, кто-то из поселенцев проговорился по простоте душевной. Полетела молва по миру, что богата Маслянинская земля золотом. Долетела и до царя Николая 1, и началась добыча золота.

– Я читала, – краснея, перебила Марьяна, – что, по легенде, прииск и село были названы в честь министра финансов Егора Канкрина. Он подарил Николаю 1 слиток золота, добытого на прииске.

– Верно, дочка, – улыбнулась Варвара Дмитриевна, – говорят, так и было. Сначала село называлось Георгиевским, а уж после переименовали в Егорьевское.

Позже стали сюда отправлять ссыльных, каторжан для работ на прииске. Работали они в тяжелейших условиях, случались и побеги, и ЧП. Это сегодня здесь трудятся и экскаваторы, и драга вон на реке, и прочая техника, и специалисты разные. А в то время неспокойно было честным жителям. Хотя приходили на эти земли в поисках лучшей жизни и добрые люди. Так пришли однажды в село два парня и девушка с ними. Оказалось, что сироты они, между собой – кровные братья и сестра из села Болотного Томского уезда. Дом их сгорел, вот и пошли ребята долю свою искать в наших краях. Звали братьев Матвей да Василий, а девушку – Глаша. Хорошие, говорят, были старательные да добродушные, особенно девушка. Хохотушка, за любое дело с песнями да со смешком бралась. Очень сдружилась Глаша с Ульяной. А там и Матвей гордой девушке приглянулся. Прошло время. И вот посватался Матвей к Ульяне, она и согласилась. От счастья девка пуще прежнего расцвела. Да и родителя рады были такого трудягу-парня в семью принять. И все бы хорошо было, но решили Матвей с братом перед свадьбой в свое село сходить. Вроде как у Василия там невеста осталась, вот и захотел он ее сюда привести, чтобы две свадьбы разом сыграть. Прихватили с собой немного золотишка, добытого тайком от надсмотрщиков, чтоб по пути повыгодней выменять и отправились в путь. И Глаша за ними увязалась, не захотела без братьев оставаться. Так вот ушли они, обещались за месяц обернуться, да только больше никто ни Василия, ни Матвея, ни Глашу не видел. Пропали, как будто и не было их никогда. Ульяна все глаза выплакала. Три месяца спустя отец. Не выдержав слез Ульяниных, отправился на поиски Матвея. Хотел в глаза подлецу, обманувшему дочку, посмотреть. До самого села дошел! Там и узнал, что в Болотное ребята не приходили. Васильева невеста тоже от горя почернела, как узнала, что пропал жених. Куда девались – так никто никогда и не узнал. А вскоре Ульяна ребеночка родила Матвеева. И назвали новорожденную Глафирой Матвеевой, в честь Глаши, сестрицы Матвея. Сама Ульяна недолго прожила. Замуж больше не пошла, хотя женихи были, готовые с дитем взять. Тосковала очень по Матвею, все ждала, что одумается парень, да вернется. Так и сгорела девка от печали. Десяти годков дочку сиротой оставила. А Глафиру дед с бабкой вырастили. Вот, выходит от Ульяны и Матвея и пошел наш род. Глафира, их дочка – это и была моя прабабка, которая мне всю эту историю поведала, а она от своей бабушки узнала.

– Выходит, бросил Ульяну Матвей? – грустно спросила Марьяна.

– Ох, девонька, вздохнула Варвара Дмитриевна. – Кто ж знает, что между ними произошло, почему он так поступил… Всякое люди говорили. Мне бабка Глафира, помню, рассказывала, что слухи разные ходили по селу. Кто говорил, что Матвея в Болотном невеста дожидалась, и они вместе ушли счастье искать, кто-то твердил, что волки задрали в тайге…

Иван с сомнением спросил:

– Если Матвей сбежал с другой невестой, то куда пропали Василий и Глаша? И почему их никто не видел в Болотном?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.