Умные мысли, которые делают тебя дурой

– Мама! Ты думаешь, Котик совсем идиот?

Мама плакала и умилялась, какая все-таки у нее выросла скромная, чистая девочка.

– Наивный мой ребенок… Твой Котик умница! Он все поймет! Ты главное не сомневайся. Молитва матери поможет.

Тур по монастырям был забронирован, Котик вопреки опасениям Настюхи с радостью согласился съездить к товарищам на Соловки, но забеременеть от тренера Настюха не успела.

Бестолковый Вася надумал жениться, у него ведь тоже была мама, и мама не хотела, чтобы он скакал на побегушках у набалованной бабенки, мама не хотела, чтобы сын возвращался домой выпивши. Пусть эта блатная страдает и дальше в своей золотой клетке, а Вася будет жить спокойно в обычной трехкомнатной квартирке, которой она, его мама, между прочим, гордилась. Сын у нее непьющий, добрый, с профессией, с жильем – так она говорила подругам, подыскивая себе невестку. И тихо в сторону еще про Настю добавляла: «Зачем ему эта старуха? Ей уж под сорок, пусть приведет мне молодую, я внучков хочу». Вася… Нет, Васенька, разумное дитя, послушал маму и привел ей молодую, работящую девушку, маникюршу из того же клуба, где сам работал.

– При чем тут ревность! – орала на меня Настюха, хотя я слова не сказала. – Че ты мне сразу ревность? Какого-то Васю я ревновать буду? Ты че мне говоришь?

Разоралась и снова кинулась ко мне на груди и начала рыдать:

– Айфон!.. Ты понимаешь… Мы сегодня с ним встречались… Чисто так уже… На автомате… А он берет айфон, последний, который я ему купила, и показывает мне… Мне! Он мне показывает свою бабу на моем айфоне! Как будто я ему сестра! Я че, сестра, я не пойму? Нашел, блин, старшую подругу, мамонтенок. Еще и спрашивает у меня, куда ему с этой коровой поехать в свадебное путешествие! Сколько времени я потратила на этого дурака! Я бы сейчас уже с пузом ходила! Я из-за этого теленка с мужем поругалась!..

Прощание с тренером и скандал с мужем случились именно в тот день, за несколько часов до нашей аварии. Раны еще кровоточили, поэтому Настюха снова зашлась в рыданьях, и я почему-то тоже начала ее утешать. Эта наглая баба забила мне голову, она не сомневалась ни секунды, что я ужасно счастлива смотреть на ее пьяную морду и слушать ее бред.

– Пей кофе, Настя, не рыдай, пей кофе, зачем тебе этот Вася? Что вы все схватились за какого-то Васю? Вася серость, Вася ленивый, нет… я бы его в отцы ребенку выбирать не стала. Ты молодец, что от него не родила.

Да? – удивилась Настя, – А от кого тогда?..

– Ну… Тут возможны варианты… Но если так, навскидку… Беременеть надо от сына! У Котика два сына, Котик всем нравится, выбирай любого сына, и это будет почти что Котик.

Настюха замолчала на минуту, оценивая про себя упущенные или еще не упущенные возможности, но потом снова взвыла, видимо, решила, что вариантов не осталось.

После разговора с Васей она приехала домой, пожарила от злости вредную яичницу, с копченым салом, которое у нас на местном рынке продает один мужик, достала контрабанду из-за дивана и начала ругаться с Котиком, уверенная в том, что он сейчас все бросит и, как раньше, побежит ее утешать.

– Мы что тут все изображаем? – запела Настя. – Кому мы врем? Бухаем в одиночку! Спим отдельно! Я хочу нормальную семью! Голодного мужика! И ребенка! Да, я хочу ребенка!

И вдруг! А как еще? Именно «вдруг» любимый Котик точно так же, как Вася, открывает айфон и показывает Настюхе фото. Племянница первой жены, кобыла из райцентра, беременная, с убедительным животом… Кто бы мог подумать! Настюха почему-то была уверена, что в любовницы рвется разведенка домработница, которая работала у второй жены, на племянницу с надутыми губами Настюха и не думала.

– Подвел девчонку, – улыбался Котик. – Сказал, что от меня не залетит. А ты смотри как получилось… Пятый месяц… И опять мальчишка!

Сначала Настя ничего не поняла. Что Котик хочет от нее? Чтобы сейчас она смеялась вместе с ним?

– Что происходит? Я не пойму, ты что мне говоришь?.. Что эта шлюха забеременела от тебя?

– Да, от меня, – ответил Котик.

Настюха нервно засмеялась.

– Это что, чудесное зачатие? Пень расцвел?

– Да, точно, – согласился Котик. – Как раз мой случай.

Он улыбался, он был всем доволен, и эта детская шкодливая улыбка на лице матерого мужика показалась Настюхе настолько неприятной, отвратительной, тупой, она не выдержала и метнула в Котика тарелкой. Котик увернулся. Поставил на стол сковороду с яичницей, разлил по бокалам свой невозможный ром, достал оливки, кивнул Настюхе, чтоб тоже присоединялась.

Настюха выпила, но алкоголь ее не успокаивал, ее трясло.

– А он сидит, хихикает! – она мне рассказала. – Ты понимаешь… Меня трясет, а он сидит хихикает! Старичок-лесовичок… Яичницу мою пожрал… Соскучился, говорит, по яишенке!

Настюха пыталась докричаться, напомнить Котику про результат его обследования, про то, что у него сейчас детей не может быть в принципе…

– Это не твой ребенок! – она кричала, некрасиво выпучив глаза и опускаясь до совсем уже несексуальных мелочных дешевых провокаций. – Неизвестно еще, от кого твои сыновья! Первый еще ладно, первый на тебя похож… А второй под вопросом! Твои бабы тебя разводили всю жизнь! Я одна тебя не обманывала! Я могла бы сто раз… Я могла забеременеть – да хоть каждый день! Мне даже мама говорила, чего сидишь – рожай …

– Мама… – нежно улыбнулся Котик, – золотая теща… Твоя мама – моя лучшая теща. Эх, Настюха, что ж ты мамку свою не послушала?

– Я не хотела врать! – кричала Настя, пожалуй, слишком театрально. – Я не хотела тебе вешать чужого ребенка! Сделай ДНК! Можно сейчас уже сделать! Проверь ее! Щас это просто все! Щас даже родов ждать не надо, щас отцовство в животе определяют…

– Подкованная! – усмехнулся Котик. – Собирала, значит, информацию…

– Сделай ДНК! – завыла бедная Настюха. – Я сейчас к ним поеду! В этот ваш бордель! Морду набью этой суке!

Котик наелся. Закурил. Лицо его мгновенно поменялось, как бывает с серьезными мужчинами, когда они хотят закончить разговор. Властный, проницательный человек, который видел ложь за километр, все для себя давно решил и потому жену не слушал.

– Скотина ты тщеславная! – визжала Настя. – Я тебя раскусила! Ты хочешь бегать и хвалиться всем, какой ты жеребец! Не выйдет, дорогой! Я всем расскажу про твою спермограмму! Пусть все узнают, что ты бесплодный старый идиот!

Котик обиделся и зарычал, как в лучшие безумные времена:

– Заткнись! Ты достала уже! Тоска у нее! В золотой клетке! Истосковалась, дура! Я хочу трахать довольную бабу! Ты поняла? Я хочу, чтобы у бабы была довольна морда! Чтоб никакой тоски! Мне надо, чтоб у бабы было настроение! И мне плевать, как она это сделает! Хочет рожать – пусть рожает! Прокормлю!

– А как же я? На меня наплевать?

– И тебя прокормлю! Ты меня знаешь…

– Мне не нужны твои деньги! – разрыдалась Настюха, и так красиво, так натурально у нее это получилось, и так приятно ей об этом было вспоминать, что для меня на бис она еще раз повторила: – Мне не нужны его деньги! Я его любила! Я не хотела ему врать! Я не терплю ложь в отношениях!..

– Да, да… Конечно…

Я где-то это слышала, от старых проституток, вот эту фразу: «Я не терплю ложь в отношениях», она гуляет сейчас активно в сети на разных бабских сайтах. Мне захотелось придумать рифму к слову ложь, но ничего приличного на ум не приходило.

Настюха, бедная, на Котика кидалась, рожу ему царапала, кулаками лупила, кусаться пыталась. Котик оттащил ее в ванную, запихнул под холодный душ, поэтому она и прыгнула в машину в банном халате. Она замерзла на улице и скулила как побитая собачка, повторяла все время, как ей обидно и больно, как больно и обидно, ведь ладно бы Мэрилин Монро какая-нибудь или Моника Белуччи ее опередила, а то какая-то племянница, колхозница, корова, просто дурочка, настолько глупая, что не побоялась втюхать серьезному мужику чужого ребенка…

Полиция не любит наш райончик. Точнее, любит, к нам на вызов приезжает особая бригада, с повышенным уровнем лояльности к пьяным женщинам. Мы ждали три часа, глушили мерзкий кофе, выкурили пачку. Я жутко захотела есть, яичницу мне захотелось после этих всех рассказов. Когда приехал наш патруль, Настюха завязала свой халат потуже, вывалила сиськи на капот и бойко объяснила ситуацию:

– Я, – говорит, – спокойно тихо ехала, а эта женщина взяла и резко затормозила!

Турецкая бабулька

Как-то раз по весне в выходной день я очутилась в Стамбуле, пошла гулять в старом районе, вниз от Святой Софии, где мощеные улочки выходят к морю. Все как в русской провинции, те же колоритные развалюшки, подвал кирпичный, деревянный верх, только вместо наших тополей пальмы, море и турки.

Вообще-то я думала погулять в тишине, по набережной, но там оказалось полно народа, весь район вывалил на пикник, своими покрывалами турки застелили весь газон прибрежного парка. Я не знала тогда, что на Средиземном побережье есть такая мода – по субботам на пару часов всей семьей выходить на пикник.

Люди принесли с собой перекусить, кто-то жарил кебаб на маленьких решетках, пришел мужик со сладкой ватой, горячую кукурузу в тележке возили, на маленьком старинном примусе колоритный дедок варил кофе… Все было очень спокойно, тихо, только одно явленье напомнило Россию – белый кабриолет и, конечно, с музыкой. Он был набит молодыми пацанами, они выкатились прямо на пешеходную часть, погремели немного, сделали круг почета и выключили свою балалайку. В остальном все было по-домашнему. Нарядные женщины, сбившись в пестрые кучки, беседовали. Мужчины пили пиво, но не по-русски, совсем немного, пару банок было у каждого покрывала, не больше. Я считала пивные бутылки и заметила, что почти никто из мужчин не сидел, не валялся с сигареткой, все занимались детьми, кто в шахматы, кто в бадминтон, один папаша молодой на велике учил кататься своего…

Компания детей лет десяти играла в надувной воздушный мяч на самом берегу у больших черных камней, и этот мячик улетел у них в море. Дети смотрели, как уплывает мячик, как волны его быстро-быстро относят все дальше от берега, и вдруг одна девочка начала махать и кричать рыбакам, которые сидели в лодке неподалеку:

– Мой мяч! Мой мяч! Мой мяч!

Она так долго, громко и настойчиво повторяла: Мой мяч! Мой мяч! Мой мяч!.. И у нее сомнений даже не было, у этой турецкой Танечки с мячом, что взрослые ей обязательно помогут, когда ее услышат. Ей удалось перекричать прибой, рыбаки услышали и повернули к берегу. Я сидела совсем у воды, на большом валуне, и удивлялась, какая же это упорная девочка, как она темпераментно следила за спасением своего мяча. Я вспомнила свои улетевшие мячики, утонувшие кораблики и прочий детский караул, и не могла припомнить, чтобы в моем советском русском детстве посторонние взрослые относились серьезно к детским проблемам.

У каждого семейного покрывала сидела старуха, турецкие бабки разной степени дряхлости, замотанные кто в цветные, кто в черные платки, вышли к морю вместе со всеми. У них с собой были маленькие чайнички, которые грелись на маленьких спиртовках, я представляю, какой был вкусный у старушек чай, они разливали его в маленькие фарфоровые стаканчики и… и… и! молчали! Я первый раз такое видела, чтобы на пикник вытаскивали трухлявых старушек, и первый раз наблюдала, чтобы старушки сидели молча, блаженно улыбаясь то на внуков, то на море. Ни одна бабка не лезла командовать, хозяйничать, одергивать детей… Ни одна не полезла ругать эту Танечку: «Не шуми! Что орешь! Лахудра! Мячик уронила»…

Почему турецкие бабки такие скромные? Исламское воспитание? Не факт, не факт… И в доисламские времена, и в допотопные, при любой религии в любом народе хорошая бабушка была тиха, скромна, трудолюбива и так же молча радовалась солнцу, как старые турчанки. Иначе они себя вести просто не могли, это было рискованно. Ведь еще лет триста назад любую вредную старушку, типа моей бабушки, можно было отвести в глухую лесную чащу и оставить там на съедение волкам. Геронтоцид, я уточнила умное словечко, обычай избавляться от стариков назывался геронтоцид.

Как, как…

Принято считать, что этот дикий обычай пошел от древних людей, от кочевников и охотников. Так принято считать, а как уж там на самом деле было, мы не знаем точно, свидетельств очень мало. И все равно кое-что просочилось. Намеки страшные доходят в виде шуток и до наших дней. Все знают поговорку про саночки – Пора тебе на саночки. Так говорили старикам, когда выпроваживали их на мороз. На саночки сажали и спускали в глубокий овраг замерзать. А в горных районах наоборот, стариков уносили повыше и оставляли с духами предков. Традиция зависела и от рельефа, и от ситуации, смотря какая бабушка кому досталась.

Как это выглядело? Если хотите посмотреть, есть фильм японский. «Легенда о Нарояме», режиссер Имамура, 1983 год, Золотая пальмовая ветвь, фильм шикарный, очень хочу показать его своей бабушке. А впрочем, моя бабушка скорее всего этот фильм смотреть не будет, она обычно притворяется мертвой в тех случаях, когда информация ей не нравится. Я ей недавно анекдот пыталась рассказать на ту же тему, она сказала, что не слышит ничего. Веселый черногорский анекдот, как раз про то, как сын понес своего старого отца в горы.

Посадил он отца себе на спину и несет. Идет и страдает, не знает, как признаться отцу, что оставит его на горе умирать. Поднимаются они все выше и выше, гора становится круче, сын устал, и вдруг перед ними совсем отвесный подъем и узкая скользкая тропинка. Сын остановился, устал, задыхается… И тут отец ему говорит:

– Хватит, сын, оставь меня тут. Дальше меня нести не надо, я своего не носил.

Конечно, сейчас все страны отрицают свое дикое прошлое, концов не найти. Говорят, что это все легенды древней Греции, что это миф о Геркулесе. Там был забавный эпизод, когда стариков решили сбросить с моста в момент голосования, чтобы деды не мешали выдвигаться молодым и сильным. Чтоб не мешали! Ключевое слово тут – «мешали». Не хочешь на саночки – молчи и улыбайся как турецкая старушка.

Я хотела объяснить это бабушке, но, честно говоря, у меня уже нет сил с ней разговаривать. Моей бабушке девяносто, слуховой аппарат она принципиально не надевает, ей нравится, когда мы все орем возле нее, кричим ей в ухо, надрываемся, только тогда она тихо сидит и блаженно улыбается.

Кричать, топать ножкой, спать на узелке с деньгами, искать врагов повсюду, стравливать семью, соседей – все это стариковские методы борьбы за выживание, за статус в стае, я понимаю, понимаю, и потому на свою бабушку не обижаюсь, я просто от нее прячусь, когда она начинает провокации. Если бы наша старуха вдруг оказалась с турками на покрывале, она бы всех там научила жить, а заодно свернула бы их коврики и спрятала, чтоб не запачкали, а постелила бы там что-нибудь немаркое. Но даже это сделать тихо она бы не смогла, ибо ей для ее вампирского счастья нужно довести до белого каления всю деревню.

Смогла бы я оттащить свою старуху в гору? Не знаю, в гору вряд ли, а вот спустить на саночках нам всем ее хотелось, и неоднократно. Нашей бабушке повезло, она родилась после рождества Христова, и ее охраняет пятая заповедь. Старушка знает свои права, она убеждена, что старших нужно слушаться. Не придерешься, ведь такой расклад в России был всегда, даже в те времена, когда в стране все были атеистами и пятую заповедь не вспоминали, все равно – послушание старшим воспитывали с детского сада. Слушаться, слушаться, нужно слушаться старших! – в садике, в школе и дома мне говорили.

До некоторых пор я верила этому на слово. Потом, лет в двенадцать, мне в руки попала Библия. Я нашла там пятую заповедь в Синодальном переводе. «Почитай отца и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». Где тут «слушайся»? В пятой заповеди я не увидела «слушайся старших», и потому решила проверить по словарям, что означает «почитай».

Моя бабушка была учителем русского языка, в доме нашлось три толковых словаря – Даля, Ожегова и Ушакова, я просмотрел все три, и везде было примерно одинаково. Чтить, почитать – это значит, проявлять уважение. Про «слушайся» ни слова.

Тогда я уточнила, что такое уважение, без словаря тут тоже не разберешься. У нас в народе считается четко: боятся – значит, уважают. Ничего подобного, согласно словарям, страх и послушание никакого отношения к уважению не имеют. Уважать – означает признавать достоинства, помогать, беречь.

Что получается в итоге? «Почитай отца и мать», а именно: помогай, учитывай интересы, береги… И где вы тут видите «слушайся»? Никакого послушания в первоисточнике не было, в том-то и дело, этот вагон прицепили потом!

Казалось бы, какая разница? Оставим тонкости перевода филологам и будем жить спокойно. Не тут-то было, спокойно не получается. Потому что сразу же за этим поддельным вагоном потянулась тележка с наказанием за непослушание и с чувством вины, которое внушается с детства и так раздувается иногда, что уже не лезет ни в какие габариты.

Вот вам примеры, маленькие человеческие трагедии, которые случились не на Марсе и не в Древней Греции, а у меня на улице, с моими соседями.

Один мужчина, добрый, отлупил однажды свою дочь. Девочке было двенадцать, она прогуляла школу, обманула родителей, и он не знал, что делать. Вдруг она и дальше будет втихую прогуливать? Мужчина слышал, что детей нужно наказывать за обман, что дети должны слушаться родителей… После отцовской порки девочка сесть не могла некоторое время. Он сам не знал, что с ним случилось, просил прощенья у ребенка, сказал, что так его учили в детстве.

И че? Да, в принципе, ниче. Семья хорошая была, в том и дело, не садисты, я же говорю вам – человек душевный очень был тот отец. И девочка послушная росла. Вышла замуж удачно. Родила. Все хорошо было. Только спилась. Нет, разумеется, не после той порки она пить начала, вероятно, это просто случайное совпадение. У нас в стране многих учили ремнем уважать старших, не все же после этого бухают, есть и непьющие.

У других соседей в семье раскол. Жена считает, что муж слишком много заботится о своей матери, которая такого сына недостойна. То есть? Бросила она его, его и брата, в интернат сдала, когда была молодая и устраивала личную жизнь. Младший в тюрьму попал после интерната и умер. А старший вышел в люди, бизнес, дом, семья.

Сейчас мама старая и болеет. Лежит весь день в кровати, читает детективы, в вечном дыме своей папиросы, она журналистка была, стихи любила, сейчас в основном Устинову читает, как многие пенсионерки, чтобы уснуть. Кофе, сигареты и новый детектив – нетрудно маме завезти после работы, а жена ругается.

– Твой брат погиб из-за нее, если бы она вас голодными не бросала, он бы не стал воровать. Она сдала вас в интернат, и ты ее сдавай.

Муж отвечает, что ему неважно все, что было, ему важно, он говорит, что заботится о матери не для нее, а для себя, так ему спокойно.

Еще одна красотка, рассекала у нас в новой шубе. Норка до пят, дочка ей подарила на семьдесят пять, поздравила маму. Сама в зипуне бегает, говорит, что ей не нужна шуба, что она все равно на машине. Да-да… Эта дочка, мы в школе с ней вместе учились, живет на севере, работает как лошадь, приезжает раз в год к маме в отпуск, с подарками, считает себя виноватой за то, что живет далеко. И тут такая мама, звезда района, впадает временами в роль Дюймовочки, хватанула шубу, холодильничек двухкамерный, плазму побольше купите ей, «чтобы лучше видеть, дитя мое»… Со зрением у нее, действительно, не очень, мамочка не видит, что дочери уже полтос, она устала, ей пора в нормальный отпуск, и нечего толкаться с мамой в квартирке целый месяц… В общем, шубе маман была рада, хвалилась подружкам, а потом скинула эту шубу с барского плеча снохе, снохе нужнее.

И анекдот вам напоследок, из жизни млекопитающих. Недавно одна знакомая учительница похоронила свою мать, девяносто шесть маме исполнилось, крепкая была старушка, фронтовичка, очень сильный характер. Когда прошло сорок дней, учительница успокоилась и говорит:

– Ну вот… Теперь я смогу выйти замуж.

А было этой дочке шестьдесят пять годиков.

И после этого мы удивляемся, почему у нас весь интернет на ушах, все обсуждают токсичных родителей, все вспоминают до седых волос свои детские травмы, на детских травмах пасутся все психологи мира… Откуда эти пациенты? Это же все пассажиры того самого прицепного вагона – вагона с послушанием, вагона с наказанием, вагона с враньем и садизмом.

Его давно пора отцепить, этот дряхлый фальшивый вагончик. Тем более что скоро и стариков уже никаких не будет, все будут вечно молодые, здоровенькие, бровки, зубки, ноготочки, ботокс, все морды подтянут и в пляс. Вот про такую заводную бабку и будет следующая история.

Гроб среди квартиры

Гроб был куплен заранее, лет семь назад, и все это время он стоял в коридоре, на лестничной клетке старого многоквартирного дома, рядом с детской коляской, с деревянными санками, со старым медным тромбоном, по соседству с искусственной елкой, которую скрутили веревками как буйную женщину.

Гроб всем мешал, он занимал место и заслонял небольшое оконце, потому что старуха, которая его сама себе заказала, была еще не готова. Противная старушка Лидь Иванна, склонная к экспрессивным жестам, заказала этот гроб, чтобы подействовать на нервы всем соседям, а заодно своей собственной дочери, и все соседи это понимали, а дочка нет.

Дочь старушки, Галина Петровна, каждый раз как наивный ребенок летела к своей мамочке по первому звонку, как только мамочка объявляла о своей смерти. И это было странно, ведь дочь старухи, Галин Петровна, была бухгалтером, то есть человеком практичным, у нее был какой никакой жизненный опыт, она и сама давно была бабушкой, но в отношении мамочки проявляла детскую наивность и сентиментальность.

Мы с мужем снимали тогда соседнюю квартиру на той же лестничной клетке. Мне сразу понравился этот старый дом в тихом центре, среди таких же колоритных, правда, совершенно запущенных особнячков. Старухин гроб меня ничуть не раздражал, после мусора, после разбитого асфальта во дворе, после ржавых скрипящих качелей, после страшной бомжихи, которая бинтовала гниющую ногу на лавочке, гроб погоды не делал. Для меня было важно, что дом находится в центре, и эта поэтика исторических развалюх, всего в одном квартале от центрального проспекта, мне очень даже нравилась в те далекие времена. Еще мне нравилась квартплата, цену нам снизили, потому что многие наемщики нашей квартиры убегали, как только до них доходило, что гроб в коридоре надолго.

Старушку просили перенести гроб в сарай, но, разумеется, она не соглашалась. Не для того она его поставила посреди дороги у всех на виду, чтобы так просто капитулировать. Спотыкайтесь о мой гроб, бейтесь головой о крышку моего гроба, прищемите себе пальцы, зацепитесь колготками… Лидь Иванна считала себя хозяйкой всего подъезда, и вообще всего дома, а, может, и всей земли, кто знает, что в ее голове творилось. Она тут поселилась еще черт-те когда, в советские времена, когда все комнаты были норами одной большой коммуналки, и двор был завален дровами, перетянут веревками, на которых сушилось белье всех размеров, во дворе была куча детей, а сама она была молодой прошмандовкой и заведовала районным Домом культуры.

Никто не жаловался на Лидь Иванну, в смысле, никто не жаловался вслух, роптали только про себя. Постоянные жильцы очень быстро к гробу привыкли, перестали его замечать, сосед электрик прятал за крышкой бутылку водки, девочка-подросток из квартиры напротив прятала сигареты, ее брат пятиклассник прятал в гробу свой дневник с двойками. Я воровала сигареты у девочки-подростка, листала дневник двоечника, водку не трогала, насколько мне помнится. Если кому-то нужно было оставить ключ от квартиры, все спокойно вешали на гвоздик за гробом. И только дочь старухи, Галин Петровна, перед всеми за гроб извинялась и пыталась его занавесить покрывалом с оленями.

Мне было по фигу. Я слышала истории про то, что раньше крестьянские мужички строгали себе гроб уже лет в сорок и держали его до поры на чердаке. Ну… строгали и строгали. Мысли о смерти в те времена меня совсем не посещали, мне было всего двадцать три, и я была уверена на сто процентов, что смерти нет, что все мы будем жить вечно, даже противная старуха Лидь Иванна, которая регулярно приставала ко мне с глупыми просьбами.

Купи ей хлебушка, принеси ей газетку, сколько время, а то часы стоят, помогите сапог застегнуть… Какой сапог? Май месяц на дворе, какой тебе сапог? Куда ты навострилась, лежачая больная? Мне было сразу ясно, что эта пиковая дама – типичная вампирша, и потому я игнорировала ее просьбы. «В магазин не иду, мне сейчас некогда, захвачу вам потом по пути»… Парацетамол, пакет молока или стаканчик мороженого… Старуха Лидь Иванна всегда просила о разной ерунде, без которой никто еще не помирал. Морожница ей захотелось! Подумаешь, какая прихоть, пойди ей принеси… «Перебьетесь, Лидь Иванна, сладкое вредно», – так я думала и отвечала ей: «Да, да, конечно, чуть попозже, я вам постучу». За мою неучтивость она прозвала меня «молодая нахалка». А я ее дразнила Панночкой за любовь к гробам.