Новые райские кущи

– Давай, бабуль, жги! – махнула рукой широким жестом Дашка и хохотнула: – Теперь тебе точно никто не помешает. Забоятся!

Ну да, Дашку каким угодно голосом и гневливыми громыханиями не проймешь, для нее авторитетов не существует напрочь. Современный ребенок восемнадцати годов, что вы хотите? У них концепция мира и жизненная установка: все равны и в принципе имеют право на все, – не удержавшись, улыбнулась Софья, посмотрев на развеселившуюся сестрицу.

– Сокровища были похищены. – Эльвира Аркадьевна одарила строгим взглядом Дарью и продолжила: – При обнаружении пропажи я немедленно известила начальника службы безопасности компании Павла Егоровича. Посоветовавшись, мы обратились в охранное агентство, с которым много лет сотрудничает Павел. Они помогут провести предварительное расследование, по результатам которого мы примем решение о дальнейших действиях и шагах.

По столовой прокатилась сдержанная волна недовольства, но все вмиг замолчали, когда Эльвира Аркадьевна продолжила:

– Изложу факты. За сутки до отъезда Павел завершил оформление своих деловых вопросов и документов и, как обычно, когда он отбывает надолго, для моего душевного спокойствия проверил и показал мне содержимое всех футляров с драгоценностями, а также некоторые важные документы, касающиеся недвижимости и находящиеся в сейфе. Весь следующий день он провел в сборах и подготовке к отъезду и сейф более не открывал. Утром же следующего дня он уехал. Через сутки после его отъезда я легла в клинику для проведения планового обследования и прохождения курса укрепляющих процедур, откуда вернулась через двенадцать дней. На следующий день после моего возвращения у нас была назначена запланированная с нашим ювелиром обычная процедура осмотра и чистки драгоценностей, составляющих сокровища Октябрьских. Юлий Маркович прибыл в усадьбу, я отрыла сейф, и… мы обнаружили пропажу всех футляров с сокровищами, а также валюты, завещания Павла и некоторых важных документов о собственности и недвижимом имуществе. Первым моим порывом было сообщить в полицию, но, посовещавшись с Евгенией, – легкий пасс ручкой направо, в сторону невестки, сидевшей рядом с ней, – с Юлием Марковичем и Дмитрием Васильевичем, начальником охраны Павла, мы пришли к общему мнению, что не стоит спешить с обращением в органы. На данный момент специалистам охранного агентства (как выяснилось, имеющего еще и розыскное направление) и Дмитрию Васильевичу удалось установить со всей достоверностью, что ни взлом, ни проникновение в усадьбу посторонних людей не имели места. Это первое.

– Обалдеть! И первого более чем достаточно. Но, оказывается, есть еще и второе? – не удержалась от реплики тетя Маша.

– Второе, – проигнорировав возглас Марии, продолжила Эльвира Аркадьевна. – Евгения, – снова легкий пасс рукой в сторону молчавшей все это время невестки, – не захотела оставаться одна в усадьбе на время отъезда мужа и меня и приняла решение пожить в Москве вместе с дочерью. Дарья, как вам известно, постоянно проживает в московской квартире, поскольку учится в институте. Таким образом вышло, что на период моего отсутствия на участке постоянно находились только охранники из службы безопасности нашей фирмы, которые проживали в гостевом доме, в саму же усадьбу не заходили.

– А Людмила Аристарховна и горничные? – поинтересовалась Глафира.

– За несколько дней до отъезда Павла Людмила Аристарховна слегла с гриппом и все это время проболела, находясь у себя дома. Горничным мы с Евгенией дали короткий отпуск, в связи с чем всю обеспечивающую жизнедеятельность усадьбы аппаратуру перевели в экономный режим работы, а усадьбу – закрыли и, можно сказать, практически опечатали. Единственный, кто заходил в дом, – это Федор Петрович, наш разнорабочий и помощник, и даже не в сам дом, а в бойлерную пристройку, для проверки оборудования. Всем вам известно, что на участке установлена глобальная система безопасности. Но вряд ли кто-то из вас знает, как именно она устроена. Дело в том, что весь приусадебный участок «простреливается», как говорят специалисты, камерами видеонаблюдения. То есть на участке вокруг дома, а также на прилегающей к забору территории на расстоянии тридцати метров нет ни сантиметра, который бы не попадал в зону видеонаблюдения. Но в доме оно отсутствует везде, кроме прихожей и гостевого холла. Даже в кабинете, где находится сейф, наблюдения нет. Таково было твердое решение самого Павла Егоровича.

– То есть увидеть, кто потырил ваше сокровище, не получится, – с ехидцей усмехнулся Леонид.

– Нет, – Эльвира Аркадьевна недобро посмотрела на него, – в самом кабинете увидеть вора не получится. Зато можно пересмотреть все записи с видеокамер и отдать их на экспертизу, которая подтвердила бы их подлинность, отсутствие монтажа и вмешательство сторонних компьютерных программ или иного взлома.

– И что это значит? – поинтересовался дядя Валя, поутратив блеска в глазах и задиристости настроения.

Эльвира Аркадьевна с ответом не поспешила, а, обведя тяжелым изучающим взглядом всех сидевших за столом, помолчала, несколько театрально затянув паузу и нагнетая атмосферу. Видимо, почувствовав тот предел, за которым начнутся вопросы и негодования, она все же оповестила:

– А это значит, что украсть сокровища Октябрьских мог только тот, кто побывал в усадьбе за те трое суток. Между моментом, как Павел Егорович закрыл сейф, и до момента моего отъезда и консервации усадьбы. – Снова помолчала, обведя очередным свербящим взглядом родственников, и внесла главное и основное уточнение: – Это три. И это плохое три, потому что люди, побывавшие в усадьбе за этот период, сейчас здесь присутствуют. И, чтобы выяснить, кто именно украл сокровища, не вынося при этом сор из семьи, я и собрала вас.

– Ну ни хрена себе у нас тут трабл замутился… – ошарашенно протянула Дашка и резко заткнулась под строгим взором бабушки.

– Дарья! – не удержавшись от назидания, резко осадила внучку Эльвира Аркадьевна. – Оставь, будь любезна, неуместный сленг для своей подростковой компании. Человеку, уважающему русский язык, сентенции из американизмов и завуалированной ругани режут слух.

– Да кому сейчас до политесов! – возмутилась Дашка. – Все сидят и матерятся про себя, поверь, еще и позаковыристее! – И напомнила форсированно-наигранно: – Але, ба! Нас обокрали! На минуточку, скоммуниздили охренительное семейное добро-богатство! А ты тут топишь за чистоту языка!

И именно после этой отповеди Дашки, произнесенной бесшабашным, почти веселым голосом, попавшей в «крутой замес-интерес», как она любит выражаться, все собравшиеся в полной мере осознали то, о чем именно сообщила им Эльвира Аркадьевна.

И тишина заполнила собой столовую…

В юности Софья была уверена, что классификация тишины, как то: «гробовая», «давящая», «тяжелая», «звенящая», «легкая», «романтическая», «многозначительная» или еще какая-то там – все есть чистой воды литературный (как правило – заезженный) штамп и не более того. Но как показал дальнейший опыт ее жизни, это мнение девочки Сони было ошибочным. Тишина на самом деле имеет разные свойства и по-разному воздействует на человека. Одно дело, когда в абсолютно пустом помещении просто покинуто тихо, и совсем другое – когда в нем находятся ошарашенные люди.

В данный же момент над столом повисла напряженная, странная и какая-то… растерянная, что ли… неопределенная, но ощутимая плотная тишина.

– Подожди, мама! – разбивая давящее на нервы затянувшееся молчание, первым возмутился Алексей. – Ты что-то путаешь. Этого просто не может быть, поскольку сейф у Павла известной швейцарской фирмы и закрывается на специальный код, буквенный пароль и ключ в придачу. И никто из нас даже близко никакого пароля вместе с тем кодом не знает.

Он обвел присутствующих вопросительным взглядом в ожидании поддержки, которая не преминула последовать практически мгновенно.

– Конечно, не знаем! – возмутилась тетка Мария с горячей убежденностью. – Да и на кой нам эти пароли и коды? Павел – хранитель, он отвечает за сохранность ценностей. И никому и в голову не придет ни за каким надом открывать его сейф!

– Да, мам, – поддержала старшую сестру Глафира, – как-то ты поспешила с такими чудовищными обвинениями. Не секрет, что ключ от сейфа только один, а код и пароль известны лишь Павлу и тебе. Мы же не медвежатники какие-то, чтобы взламывать сейфы. Ужасно неприятно слышать, что ты числишь всех нас потенциальными преступниками.

– Домушниками, – хохотнул дядя Валя, поддержав Глафиру.

– Да, – ровным, холодным тоном подтвердила высказанные претензии и факты Эльвира Аркадьевна, – вы правы. На самом деле есть два ключа от сейфа: один у Павла, а второй хранится в банковской ячейке, как и код с паролем на непредвиденный, самый ужасный из возможных вариантов случай: гибель Павла и Константина, в результате которой сын Константина Левушка наследует статус хранителя. Истина и то, что в данный момент код и пароль известны только Павлу и мне. Но при всей чудовищности, как сказала Глафира, выдвинутых мной обвинений, правда еще и в том, что кроме присутствующих здесь людей никто иной открыть и украсть ценности и документы не мог. Это установленный и доказанный факт. И нам придется разобраться в этой истории, сколько бы времени это разбирательство ни заняло. Надеяться на то, что совершивший это деяние человек раскается и признается, я бы не стала.

– То есть мы для тебя тут все мутные пассажиры, бабушка? – звонким, в меру возмущенным голосом разбила Дашка гнетущую напряженность, повисшую после отповеди Эльвиры Аркадьевны, расставившей все по четким и конкретным местам.

– Именно так, Дарья, – невозмутимым тоном подтвердила Эльвира Аркадьевна.

– Вона оно ка-а-ак… – растерянно протянул дядя Валя и с тоской посмотрел на закрытую дверь, явно прикидывая, как бы ему смыться, чтобы раздобыть лечебного коньячку и подлечить нервишки.

– Ну, классно! – воинствовала без огонька, просто в силу характера и ставшего уже привычным для всех противостояния с бабушкой Дарья. – Типа каждый из присутствующих может быть ворюгой, осталось самое простое: выяснить, кто именно. И мы вот так посидим рядком, побуравим друг дружку взглядом с подозрением, устроим массовый перекрестный допрос, и эта плохая «редиска», не выдержав мук совести, тяжести раскаяния и эмоционального накала, признается во всем! – И хрюкнула провокационным смешком, которым любила донимать бабушку, демонстрируя той свои вульгарные манеры.

Иногда Дашка, воспитанная той самой бабушкой, позволяла себе переходить с молодежного сленга (порой полуматерного, а то и откровенно матерного, лишь припорошенного легкими эвфемизмами), на вполне приличный, почти литературный русский язык, которым прекрасно владела, а сейчас продолжила троллить ситуацию как таковую и бабушку в частности:

– А что, это прям сильно, прям мощно. И атмосферненько так получилось, реально, как у Агаты Кристи. Типа «Десять негритят». – И, разведя руки полукругом, перебирая растопыренными пальцами и изображая паучьи лапы, заговорила замогильным низким голосом, растягивая слова: – И будет нас Эльвира Аркадьевна всех души-и-и-ить по очереди…

Повернулась к Софье, ухватила игриво ту за горло и начала трясти, продолжая наговаривать тем же низким басом:

– Признайся, ты украла сокровища…

– Дарья! – одернула своим особым голосом-лязгом внучку Эльвира Аркадьевна. – Прекрати балаган!

– Я так понимаю, – решила уточнить Анастасия, заинтересованно-оценивающим взглядом осмотрев незнакомого мужчину, – Ярославу Олеговичу так же, как нам, не повезло оказаться в числе тех, кто появлялся в усадьбе в эти три дня?

– Нет, – ответила дочери Эльвира Аркадьевна, – он не посещал усадьбы в это время и не имеет даже косвенного отношения к этому происшествию. Ярослав Олегович занимает высокую должность в «Центре стратегического планирования, исследований и прогнозов» и является уникальным аналитиком и очень занятым человеком…

– Аналитические способности Ярослава Олеговича, без сомнения, весьма полезная и хорошая опция, – с неприкрытой язвительностью в тоне, перебив мать, выступил Алексей Антонович, – но я решительно не понимаю, зачем посвящать постороннего человека в дела семьи?

– Я обратилась к Ярославу Олеговичу как к выдающемуся ученому, умеющему решать логические задачи любой сложности, и смогла-таки уговорить его помочь нам разобраться в этой истории, поскольку совершенно уверена в его порядочности и точно знаю: все, что здесь произойдет, что бы ни открылось и ни было здесь сказано, не будет предано огласке с его стороны за порогом этого дома.

«А вот в этом ты сильно ошибаешься, бабуля, – усмехнулась про себя Соня. – Ярослав Олегович, конечно, скала. Из него инфу клещами не вытащишь, хоть пытай изощренно, особенно если эта инфа секретна и закрыта для общего доступа. Только служит наш разлюбезный Ярослав Олегович не в «Институте статистики», как они сами изволят шутить о своем месте трудоустройства, а в весьма-а-а закрытой и настолько нигде и никак не отсвечивающей организации, что простым гражданам знать не положено. Зато о своем участии в расследовании кражи драгоценностей крутого как денежного, так и культурного уровня Ярославу Олеговичу доложить положено, как бы даже и обязательно. Он и доложит, и инфа обо всех нас, о сокровищах Октябрьских и самом происшествии осядет где-нибудь в секретной папочке. А вот где и у кого будет находиться та самая папочка, это уже вопро-о-ос. Так что, перехитрила ты, Эльвира Аркадьевна саму себя».

– Беседовать с вами, изучать, сопоставлять факты и данные будет Ярослав Олегович, а проводить оперативно-розыскную часть расследования – Дмитрий Васильевич, его подчиненные и следователь охранного агентства. Все они прекрасные специалисты и сведущие в своем деле люди и втроем составят что-то вроде следственной группы и, будем надеяться, быстро разберутся в проблеме, – продолжила вступительно-организационную речь Эльвира Аркадьевна.

– Ну да, – и не думала сдерживать себя в пикировке с бабушкой Дашка. – Чтобы изба наша осталась грязной и засоренной, к полицейским специалистам мы обращаться не станем, это ж не по-барски, вы что!

– Дарья, хватит! – строго осадила ее мать.

Соня подивилась: надо же, молчала все это время, с того самого момента, как вошла в малую гостиную. Нет, что-то Евгения, конечно, говорила Людмиле Аристарховне и горничным, пару раз обращалась в Эльвире Аркадьевне, но очень тихо, а тут вдруг высказалась.

Впрочем, надо признать, дочь она окоротила весьма деятельным окриком. По крайней мере, Дарья замолчала, не преминув красноречиво изобразить всем своим видом и живой мимикой видимость подчинения и покорности. Но, насколько Софья знала сестрицу, это ненадолго. Не умеет та сдерживать свои порывы. Да и не считает это нужным.

Эльвира же Аркадьевна, проигнорировав выступления внучки, посмотрела на приглашенного гостя и поинтересовалась, бросив на Софью короткий, но острый взгляд:

– Ярослав Олегович, вам известна история сокровищ Октябрьских?

Ну да, оно и понятно: рассказать господину Ладникову о семейных сокровищах могла только Соня.

– Ну так, в самых общих чертах. Я бы сказал: пунктирно, – ответил Ярослав. – Только то, что в семье хранятся некие очень ценные вещи, которые переходят из поколения в поколение по отцовской линии старшему сыну, когда тот становится главой рода. И эти драгоценности следует хранить и ни в коем случае не реализовать никоим образом, отчего наследующего и называют хранителем. Это все, что мне рассказали.

– Собственно, если не вдаваться в детали, эти сведения являются базовой сутью явления под названием «сокровища Октябрьских», – подтвердила достоверность фактов Эльвира Аркадьевна. – Ну, а если вдаваться в подробности, то в тысяча девятьсот семнадцатом году Прохор Храмов и Агриппина Добружинская, поженившись, основали новый род. Прохор Поликарпович был из простой рабоче-крестьянской семьи, но сумел получить образование, закончив церковно-приходскую школу и проучившись два года в земских учительских классах. Поскольку началась Первая мировая война, он был призван в армию, вернее, во флот, до достижения призывного возраста (проще говоря, в восемнадцать лет вместо двадцати положенных). И, как человек умный, очень смелый, решительный и смекалистый, к тому же считавшийся хорошо образованным для простого парня, уже за год сумел дослужиться до звания боцманмата, то есть помощника боцмана, что соответствовало званию унтер-офицера. В семнадцатом году, в составе экипажа корабля, на котором он служил, Прохор Поликарпович принял сторону большевиков и вступил в их партию. Агриппина же Александровна, барышня восемнадцати годов, происходила из дворян, принадлежавших к одной из ветвей графского рода Шуваловых. Правда, ветви, скажем так, далеко отошедшей от известной фамилии и уже давно сильно обедневшей. Еще в гимназии, в пятнадцать лет, Агриппина увлеклась революционной идеей и принимала активное участие в этом движении. А к семнадцатому году уже состояла в партии большевиков, работая телефонисткой и занимаясь агитацией.

– Ребята нашли друг друга на почве политического согласия, – усмехнувшись, неожиданно вставил реплику Леонид.

– Прохор и Агриппина встретились в октябре, в Петрограде, в самый разгар революционных событий, – проигнорировав неуместную репризу зятя, продолжила Эльвира Аркадьевна, ни на секунду не сбившись с ритма и тона повествования. – На третий день после встречи они повенчались в церкви. Но, поскольку оба были убежденными большевиками, к тому же партийными, а Великая Октябрьская революция в прямом смысле их соединила, они решили отказаться от всего старого и начать новую династию, сменив фамилию. Что и проделали на третий день после венчания в Совнаркоме, зарегистрировавшись как молодая семья уже в новом государственном органе власти под фамилией Октябрьские. Впрочем, Ярослав, если вам интересна история образования семьи и судьбы ее членов, вам лучше расспросить об этом Софью, она обладает самой обширной информацией и даже документами. Что же касается сокровища, то доподлинно установить, как, когда и каким образом оно появилось у Прохора и Агриппины, невозможно. Разыскать хоть какие-то сведения об этом не удалось даже Софье, а это значит только то, что таких сведений нет. Считается, что драгоценности были своего рода приданым Агриппины. Вернее, в качестве такового ее родные намеревались сохранить ценности, принадлежащие Добружинским, надеясь, что у большевички товарищи по партии их не отнимут. Не отрицается и версия о том, что они каким-то образом попали к Прохору. Так или иначе, но вещи оказались в семье. Сокровищем Октябрьских Прохор Поликарпович обозначил несколько ювелирных шедевров, в число которых входят подлинные работы ювелирного дома Фаберже (включая и одно из пасхальных яиц, сделанных им для семьи Романовых), ветка сирени из темно-фиолетовых редких рубинов и бриллиантов и еще несколько уникальных произведений ювелирного искусства «Дома Фаберже». Все эти вещи прошли экспертизу, их подлинность установлена. И они внесены в российский реестр культурного ювелирного наследия страны. Полную опись вещей, входящих в сокровища Октябрьских, я вам предоставлю.

– Да натырил-помылил предок у кого-то ювелирку во время этих их пролетарских экспроприаций, верняк. А вы носитесь с ней, как с тухлым яйцом в кармане, – выступила недолго отмалчивавшаяся после материнского окрика Дашка. – Лежит годами, хранится… На кой фиг, спрашивается? Никому никакого толка от нее.

– Побольше уважения, Дарья! – одернула внучку очень недовольным тоном Эльвира Аркадьевна. – Семейные сокровища – наследство вашей прапрапрабабушки!

– Ой, да не свистите, а то улетите! – скривившись, как от кислого лимона, эмоционально отмахнулась Дашка, с огромным удовольствием отрываясь своей правдой-обличением: – Предок был революционным на всю голову матросом. Боевитым, смелым и героическим, никто не спорит, но экспроприацией занимался с преспокойной душой и во весь рост. И наверняка насобирал не только то, что у тебя в списочке перечислено. А иначе как бы они пережили Гражданскую войну и голод-нищету того времени? А лютую блокаду Ленинграда, разруху и голод после войны? Мне Сонечка Пална понарассказывала такие жуткие ужасы про блокаду, что зомби-апокалипсис отдыхает. Зашибись какая хрень у нас тут творилась. А они выжили и всех детей сохранили, да и потом семья не бедствовала. Ну, а мы на кой, спрашивается, его храним? Оберегай, видишь ли, но руками не трожь – ни-ни. Да и вообще все это давно минувшие дела и глухая лютая архаика. Жизнь уже сто раз изменилась и давно пора продать хотя бы ту часть, что не произведения искусства, за нее наверняка охапку денег дадут. Вот ее и разделить на равные доли и раздать всей родне. Семья большая, народ бы свои проблемы порешал. А ценную ювелирку давно пора отдать государству, чтобы ее в музее выставили, чтобы люди видели и любовались. А то лежит мертвым грузом, ни два ни полтора: ни полюбоваться, ни покутить и шикануть с размахом и от души. Может, и хорошо, что его стырили, к делу какому пристроят.

– И как ты предлагаешь поделить? – коротко рассмеялась на пламенное эмоциональное выступление внучки Эльвира Аркадьевна. – Всем поровну? Но среди родственников имеются люди, которые не принадлежат к семье Октябрьских. А в завещании Прохора Поликарповича четко указано, что сокровище переходит только по мужской линии, по старшинству, а наследник обязан его сохранять, беречь и ни в коем случае не продавать.

– Ну-у-у… – задумалась Дашка, – можно поделить между прямыми наследниками. А те пусть поделятся с теми, кто не наследники и пришлые со стороны, – предложила она вариант.

– Видишь ли, Дарья, – наставительно-назидательным тоном пояснила ей бабушка, – компромиссы в коллективе всегда ведут лишь к возникновению недовольства и вражды. И, как итог, к распаду самого коллектива. Один хочет что-то свое, очень ему нужное, другой хочет совсем другого, нужного уже ему, кто-то вообще желает чего-то такого, с чем никоим образом не могут согласиться первые двое, и так далее. В результате обязательно настоят на голосовании и примут такое решение, тот самый компромисс, из-за которого начнутся свары, дрязги, все в дребезги перессорятся до лютой ненависти, считая себя несправедливо ущемленными и обойденными. Коллектив способен отлично функционировать и работать, только если существует в четко прописанной и установленной доктрине, в законах и правилах. Вот почему, прежде чем вступить в этот самый коллектив, человек должен быть ознакомлен с ними, дать свое согласие на их соблюдение и подписаться касательно их исполнения.

Все разом начали обсуждать, перебивая и заглушая друг друга, но разом замолчали, как по команде, когда бабушка продолжила, укоризненно постучав ладонью по столу:

– Как ты предполагаешь заставить наследников делиться с не-наследниками? Как определять, кому и в каком процентном соотношении от общей суммы выделять часть? По степени приближения к роду или удаленности от него? Или по степени вклада своих сил и участия в делах рода-семьи? А как распределять между родными? По той же оценочной категории или по чувствам-эмоциям? – И резким жестом руки остановила Дашку, собравшуюся что-то возражать: – Вот-вот, никакая демократия не катит, как ты выражаешься. И хочу тебе напомнить, что прямых и настоящих наследников не так уж и много. И только они и лишь они имеют полное право глубоко наплевать на все жгучие желания, потребности и, как нынче принято говорить, «хотелки» остальной родни. И если они решатся реализовать сокровища, то точно договорятся, как сделать это наилучшим образом. На этот случай, кстати, в завещании Прохора Поликарповича имеется прямое указание, в котором четко прописаны и учтены различные возможные ситуации в жизни рода.

Обведя строгим взглядом притихшую за столом родню, Эльвира Аркадьевна обратилась уже ко всем сразу:

– Все, что касается семейных сокровищ, находится в определенном порядке и постоянстве, не нами, а основателем династии установленном, и таковым этот порядок и останется, – произнесла она жестко-холодным тоном, закрывающим всякие обсуждения и споры на эту тему.

– Так! – решительно поднялась со своего места Мария Егоровна. – Я не собираюсь принимать участие в этом балагане. Никакого отношения к пропаже ни я, ни Валентин и дети не имеем. Разбирайтесь с этим происшествием сами, а мы немедленно уезжаем! Володя, Лена, уходим, – отдала она распоряжение сыну с невесткой и дернула мужа за рукав: – Идем, Валя.

– Да-да! – Радостно поддержав инициативу жены, Валентин Константинович вскочил с места, узрев перспективу на скорую встречу с целительным «полтосиком», получившую возможность состояться гораздо раньше, чем он предполагал.

– Никто никуда не пойдет, – ровным тоном оповестила Эльвира Аркадьевна. – И не поедет. Все калитки, ворота и выходы с участка заперты, ключи находятся в надежном месте, а охрана нанята не для отдыха за городом, а имеет четкие указания никого не выпускать без моей санкции, согласованной со «следственной», так сказать, группой.