bannerbanner
70 лет в школе
70 лет в школе

Полная версия

70 лет в школе

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

70 лет в школе


Лев Соломонович Айзерман

Редактор Ольга Беспрозванная – Монахова

Фотограф Дмитрий Островский

Корректор Ольга Рыбина


© Лев Соломонович Айзерман, 2024

© Дмитрий Островский, фотографии, 2024


ISBN 978-5-0064-0525-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

…Школьные сочинения о времени и о себе – это, по словам Пушкина, сочинения, «где отразился век, и современный человек изображен довольно верно»…

Что и как отзывается в школьных сочинениях о жизни и самих себе

Меня как читателя волнуют четыре строки из стихотворения Тютчева – это навсегда мой верный компас для ориентации в своей работе:

Нам не дано предугадать,Как слово наше отзовется, —И нам сочувствие дается,Как нам дается благодать…

Что дают нашим ученикам уроки литературы в школе? Вы скажете: «Знания по литературе». Но знания по литературе излагаются в учебнике. На знания эти натаскивают репетиторы, хотя они, конечно, бывают разные.

Нет, нет, самое главное в нашем деле – как слово писателя отзывается в наших учениках. Это исходное для преподавания литературы в школе. Потому что с этого начинается и то сочувствие, о котором тоже говорит Тютчев. Увы, слово это мы часто упрощаем: «Заболела моя подруга, я ей сочувствую». Конечно, бывает и так, но главный смысл этого слова в другом. Откроем словарь Даля: «СОЧУВСТВОВАТЬ кому, чему, чувствовать согласно, сообща, заодно; понимать, мыслить одинаково; склоняться к кому по чувству, приязни, любви; сострадать». Работа в классе обогащает, потому что помогает понять, как слово писателя отзывается. И потому мы думаем сообща с Пушкиным, Гоголем, Блоком, Булгаковым.

Все это особенно важно, поскольку вокруг литературы в школе слишком много халтуры, спекуляций. Вот передо мной книжка из серии «Шпаргалка на ладони. Произведения русской классической литературы в кратком изложении». Тут пятнадцать произведений, в том числе «Капитанская дочка», «Пиковая дама», «Мертвые души», «Обломов», «Отцы и дети», «Преступление и наказание», «Война и мир», «Вишневый сад», «Собачье сердце». На обратной стороне обложки десяток других шпаргалок упоминаются, в том числе «Готовые сочинения». Тираж – 5000 экземпляров, цена – 240 рублей. Это действительно преступление без наказания… Мы еще обратимся к этому ширпотребу.

                                           * * *

Что касается сочинений о жизни и о себе – это то, что сегодня называют «работой в команде»: пишет весь класс. Тут важно вот что. В такой работе сами ребята учат друг друга и учатся у своих товарищей. Анализируя эти сочинения, публикуя в книгах и статьях большие выдержки из них, я никогда не называю ни имен, ни фамилий. Но обращаясь сейчас к этим сочинениям, я хочу рассказать об опыте русской дореволюционной педагогики и опыте советской школы.

Начнем с Льва Толстого, с его статьи «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят», написанной в 1862 году. В статье этой – вера в творческие силы детей, в их способность почувствовать «радость запечатления словом художественных подробностей». Здесь глубокое убеждение, что законы детского творчества и творчества писателя едины: «Каждое художественное слово, принадлежит ли оно Гете или Федьке, тем-то и отличается от нехудожественного, что вызывает бесчисленное множество мыслей, представлений и объяснений».

У меня есть третье издание книги А. Алферова «Родной язык в родной школе», вышедшее в 1916 году. Алферов пишет в ней, что школа может «породить ученика, который научается говорить гладко о чем угодно, не вдумываясь в вопрос, а просто прилично и шаблонно нанизывая фразы одну на другую» (мы еще увидим, что через сто шесть лет традиция эта будет широко плодоносить). Анализируя далее лучший опыт постановки сочинений в Германии, Франции, Америке, Алферов размышляет о том, какой может быть русская школа, «разделяя с германской школой примеры разумной выдержки, не забывая о французской ясности и особой точности и последовательности изложения, соблюдая экономию сил, подобно американской, но вместе с тем уже по-своему обратиться к ребенку и юноше в его человеческом целом без тяжелых немецких классификаций, без выдвижения на первое место отчеканенного литературного стиля, как во Франции, без услуг излишнего утилитаризма Америки. Она обратится к подрастающему поколению во всем объеме его естественных, все усложняющихся духовных запросов». Эти слова о «все усложняющихся духовных запросах» блистательны и должны быть взяты в нашу сегодняшнюю школу.

И тут не могу не обратиться к письмам Ушинского о воспитании наследника престола (в сокращенном виде они есть в интернете). Когда сыну императора Александра II исполнилось 16 лет, императрица Мария Александровна обратилась к Константину Дмитриевичу Ушинскому. Он написал лично ей четыре письма о воспитании цесаревича. Ограничусь несколькими выписками.

«Шестнадцатилетний возраст – именно то время, когда начинают формироваться в человеке убеждения… Только теперь настает пора воспитания идеи, мысли, таинственная формация взглядов на жизнь и убеждений. Юность… не любит ходить на помочах. Здесь уже возможны только свободные убеждения, овладевающие мыслью, пленяющие воображение и потому уже проникающие в сердце и характер. Тут незачем уже прикрывать и полуприкрывать всякие места жизни, а напротив, надо открывать их и понимать в таком виде, в каком они действительно существуют».

Согласитесь, что написанное Ушинским не только к наследнику престола относится. Это программа для нас самих. Отсюда вытекают и требования к сочинениям о жизни, и оценки таких сочинений.

Меня как учителя литературы сформировали работы выдающегося советского педагога Марии Александровны Рыбниковой. И когда я пришел на работу в Московский городской институт усовершенствования учителей, я начал с того, что разобрал архив кабинета русского языка и литературы. И обнаружил большую папку с лекциями Рыбниковой. Оказалось, что все они вошли в ее книгу, но там было еще ее выступление 12 марта 1941 года на встрече с учителями. Это выступление никогда не было напечатано: помешала война, Рыбникова уехала в эвакуацию. Я рассказал об этом выступлении в своей первой книге «Уроки, литература, жизнь». Приведу здесь несколько выписок из выступления Рыбниковой, которые и сегодня, спустя восемьдесят лет, звучат современно.

«Это желание воспитать средствами литературы осуществляется иногда, я бы сказала, методом коротких ударов: непосредственно от литературного образа сразу же после чтения расшифровывается его значимость. Сам образ не переживается, не осваивается, а просто показывается молодому читателю. Итак, мы воспитываем, мы учим мыслить на литературе, но подавая ее как искусство. Без самого важного – любви к литературе, умению читать, умению разбирать, умению мыслить с помощью писателя, радоваться ему и на нем расти. Без всего этого нет подлинного воспитания на уроках литературы».

                                           * * *

Мой школьный товарищ Юра Манн стал известным литературоведом. И он написал книгу о литературе, рассчитанную на молодого читателя. Она называется «ПОСТИГАЯ ГОГОЛЯ». Мне понравился такой подход: не штудируя учебник, не готовясь к экзаменам, не занимаясь с репетитором, а ПОСТИГАЯ ЛИТЕРАТУРУ, ПОСТИГАЯ ЖИЗНЬ, ПОСТИГАЯ СЕБЯ. Вот чем мы должны заниматься на своих уроках и вот что пробуждать в своих учениках: страсть к постижению.

В 1929 году Рыбникова публикует статью, название которой станет одной из самых точных педагогических формул в преподавании словесности: «ОТ МАЛЕНЬКОГО ПИСАТЕЛЯ – К БОЛЬШОМУ ЧИТАТЕЛЮ». Я приведу сейчас выписку из статьи, а потом и взятое из этой книги.

«Если из наших классов выйдут писатели и словесники, это хорошо, но не на это мы рассчитываем. Наше дело – подготовить ярко чувствующего, критически мыслящего читателя. Нужно прямо сказать, что ни один из приемов обучения чтению так не актуален, как систематическое написание сочинений. К живописи ближе всего подойдет тот человек, кто хоть сколько-нибудь рисовал. К музыке тот, кто как-нибудь играет. К литературе тот, кто хоть немного писал».

«Это раскрытие сил каждого из учащихся плодотворно для работы каждого из них. Это и есть задача школы: вливать самостоятельные струи».

«Сочинения сильнее, нежели устные высказывания, раскрывают внутренний мир ученика – они, следовательно, служат для учащихся методом их самопознания, а для учителя – средством обнаружения этого мира, а через это и раскрытие, и методику воспитания».

Я пошел по пути Рыбниковой. Первый шаг я сделал, когда преподавал в пятом классе. И вот в 1951 году в журнале «Русский язык в школе» была напечатана моя статья об этом опыте. Статья понравилась Корнею Ивановичу Чуковскому, который тут же об этом написал главному редактору журнала: «Очень мне понравилась статья Л. С. Айзермана „Творческие сочинения учащихся“. Статья умная, тонкая и при этом боевая. Сколько учителей у нас боятся творчества учащихся».

А в следующем году тиражом 750 000 экземпляров вышла книга Чуковского «Живой как жизнь». И в этой книге он тоже обратился к моей статье. Но что привлекло Чуковского в статье молодого учителя? В самой книге Корнея Ивановича об этом сказано однозначно: «Мне случалось бывать на многих уроках, где автоматизм речи доведен до предела, где ни оного слова свежего, живого, небанального. И с огорчением видел, что есть у нас еще учителя, которые сплошь и рядом питаются только шаблонами – и не могут не питать ими своих учеников. В том-то и заключается страшная сила этого автоматизма, что он убивает все, в чем есть задушевность, человечность, поэзия».

Вот почему Чуковский поддержал меня: «Автор статьи требует, чтобы в работах детей высказывались „свои“, а не „книжные“ мысли, чтобы ничто не сковывало творческую инициативу, не ограничивает рамками казенных требований».

Теперь мы можем перейти и к самим сочинениям. Я начал работать в единственной в Москве школе, где в старших классах мальчики и девочки учились вместе. Для литературы это очень, очень важно. Школа находилась на самом краю Москвы. Пограничная речка текла почти у стен школы. В одном здании была восьмилетняя школа для девочек и десятилетка для мальчиков. Окончив восемь классов, девочки переходили в мужскую школу. Но сам я много лет работал только в девятых и десятых классах (потом в десятых и одиннадцатых).

Уже шестнадцать

или еще шестнадцать

Не одно десятилетие, знакомясь со своим новым классом, я предлагаю сочинение на тему: «Уже шестнадцать или еще шестнадцать» (цифры, естественно, меняются под возраст). Предлагаю приблизительные и необязательные вопросы:

Взрослость – это…

Я дитя, ребенок или взрослый?

Как и в чем это проявляется?

Что особенно подействовало на мое взросление?

Взрослые (родители, учителя и другие люди) относятся ко мне как…

А хочется ли мне стать взрослым?

На протяжении всех лет большинство говорило о промежуточности этого положения между УЖЕ и ЕЩЕ. «Мои шестнадцать лет дают мне право ощущать себя взрослой, но они же и мешают этому». «Кто я? Думаю, что я ребенок, собирающийся со дня на день стать взрослым». «Мне и еще шестнадцать, и уже шестнадцать». «Для чего-то уже, для чего-то еще». «Мне еще не уже, но уже не еще».

Но в 2010-м преобладало все-таки «уже».

Что мешает почувствовать себя взрослым? Прежде всего, ограничение самостоятельности. Ведь «взрослый человек ни от кого не зависит, принадлежит только себе».

«У взрослых есть одно преимущество: им необязательно говорить, где и с кем ты бываешь и когда придешь домой». «Жизнь подростка – это две стороны медали. С одной, он уже взрослый и самостоятельный человек, вольная птица. С другой – у этой птицы подрезаны крылья».

И второе – материальная зависимость. «Мешает стать взрослым абсолютная невзрослость бытового существования. Я, как птичка, кормлюсь из рук родителей, если меня лишить этого корма, то вот я уже и растерялся, и не знаю, как жить дальше».

Во многих сочинениях – о пробуждении в девочке девушки и женщины, в мальчике – юноши и мужчины. Одна старшеклассница написала, что ощутила свое повзросление, когда ее фигура начала приобретать женские формы. Другая сказала о первых месячных.

«За свои пятнадцать лет я узнала, что такое счастье, первая любовь и горечь неудач». «Знакомые на меня смотрят уже не как на девочку, а как на девушку». «Парни не проходят мимо меня, обязательно смотрят». «Мужчины в метро обязательно на меня оборачиваются».

В литературоведении есть такой термин – ДЕТАЛЬ. Это частное, через которое становится понятным и некое общее. Грех многих сочинений школьников о жизни в том, что в них нет деталей. Здесь же на них-то все и строится. И в этом случае сочинения в чем-то становятся уже литературой. Я уж не говорю о сценах, эпизодах, картинах, которые входят во многие сочинения.

«Как-то, гуляя в парке, я присела на скамейку, рядом отдыхала женщина. В одной руке она держала книгу, другой осторожно покачивала розовую коляску, в которой беззаботно спал маленький крепыш. Неожиданно он проснулся и заплакал. Вроде бы, обыденная ситуация, но что-то дрогнуло во мне, и мне вдруг очень захотелось подержать в руках это маленькое беспомощное существо. Так хотелось прижать к груди, приласкать, пережить этот восторг от того, что это маленькое чудо – кусочек тебя. Наверное, это высшее блаженство, которое может ощутить женщина. Как назвать этот странный минутный порыв? Материнский инстинкт? Не слишком ли банально?» Это уже движение к литературе.

Меньше писали обо всем этом мальчики. Но писали – тоже очень живописно, конкретно, с деталями.

«Изменилось мое отношение к слабому полу. В шестом классе в дневнике у меня была запись классного руководителя: „Щипал девочек и резал им резинки“. Сейчас я не могу себе позволить обидеть девушку, женщину». «У меня появился интерес к слабому полу, стало интересней общаться с девушками». «Странно, у меня появилось желание нравиться противоположному полу. Иногда замечаю, что при близости девчат у меня чуть хрипит голос и выпрямляется спина».

Меня очень подкупает вот это, если так можно сказать, литературное восприятие и изображение жизни и себя лично. Честолюбие при этом из сочинения изгоняется.

Больше всего писали о том, что взрослость – это ответственность. «По-настоящему взрослой я почувствовала себя, когда моя мама лежала в больнице. Я стала собраннее. Ведь надо было большую часть домашней работы выполнять самой».

«Я очень взрослая для своей маленькой сестры. Когда она родилась, я впервые ощутила чувство взрослости, ответственности, превосходства. Я читала ей сказки, кормила с ложечки».

«Однажды мою матушку положили в больницу, я остался с отцом на хозяйстве. Я знал, что отец приходит поздно с работы, голодный и усталый. Я каждый день готовил завтрак, обед, ужин. Убирался в квартире, ходил в магазин. Тогда я понял, как трудно матери ухаживать за двумя мужиками. А раньше не задумывался об этом».

И другая тема: «Я думаю, что стала взрослой не по годам, потому что у меня были серьезные проблемы в семье. Именно после этого я сильно изменилась».

«До шести лет я жил у бабушки с дедушкой, потом мама вышла второй раз замуж. В девять лет у меня родился братик. Боже! Боже! Как я ему завидую! Вся ласка и забота, которых я столько ждал, достались этому человеку. Несмотря на то, что отчим ко мне хорошо относился, из года в год я стал замечать, что он моего братишку любит больше, чем меня. Даже разговаривая с мамой, он часто говорит: „Ты пойдешь со своим ребенком, а я со своим“».

Приведу выписку из очень большого сочинения. Сочинение это о смерти отца.

«Первое, что я хотела сделать, это броситься куда-нибудь и зарыдать. Но передо мной стояла мама, она была вся в слезах, в старой водолазке, которую я не видела на ней лет десять. Я видела ее глаза – глаза беззащитного ребенка. Она, как игрушку, прижимала к груди мокрый платок. Я поняла: все, что от меня требуется, это дать ей почувствовать: вместе с папой из дома не ушли уверенность, знания, верность. Я на время придавила свое „я“. Мгновение – и ты уже не тот, что прежде, уже по-другому говоришь, дышишь, видишь. Но страшно, страшно ощущать эти перемены».

Наши дети нередко проходят через драмы и трагедии. А теперь вернемся к последнему вопросу: почему многие из них так и не хотят стать взрослыми? «Я не тороплюсь взрослеть, успею еще». Это я прочел уже в первых сочинениях. Так и потом: «Взрослость наступает. Осторожно, незаметно крадется она к нам, и хочется ее остановить. Остановить и почувствовать себя ребенком, который еще не знает бед и разочарований». «Бывают дети, которые, оставшись одни в квартире, нацепляют шляпу, берут трубку и прохаживаются перед зеркалом. Если бы я мог, я бы приехал в школу в коляске». Эта тенденция увеличивается постоянно. В 1986 и 1987 годах лишь несколько человек думали именно так: не хотели взрослеть. В 1994-м каждый четвертый говорил о желании «еще немножко побыть детьми», «чуть-чуть задержаться на корабле детства». В сентябре 1996 года об этом говорили уже больше трети – 36%, в 1999-м – 40%. Почему сделан этот выбор?

«Не хочется расставаться с детством. Ведь жаль уходить из беспечности в мир ответственности». «Хочется жить без всякой ответственности и проблем». «Так не хочется быть взрослым! Взрослый – это работать, кормить, отдавать долги с процентами за годы детства».

Как война прошла

через мою семью

Осенью 1984 года я предложил своим ученикам в трех классах – двух десятых и одном девятом (одиннадцатого тогда еще в школе не было) – написать сочинение о том, как война прошла через их семьи. Только несколько человек сказали, что написать такое сочинение не могут.

Я читал эти сочинения, и не через исторические исследования, не из сводок Информбюро – со страниц школьных тетрадей, на которых запечатлено пережитое родными и близкими, вставали названия, вошедшие в историю: Москва, Яхрома, Ленинград, Пулковские высоты, Синявинские болота, Ельня, Ржев, Сталинград, Курская дуга, Кенигсберг, Берлин, Будапешт, Бухенвальд. За строками сочинений всего лишь трех классов – фронт, партизанский отряд, госпиталь, санитарный поезд, эшелоны, идущие в тыл, блокада, оборонный завод, лесозаготовки, эвакуация, плен, оккупация, фашистский лагерь. И трагическая цена войны оборачивается судьбами родных и близких: «погиб под Смоленском», «погиб при форсировании Днепра», «погиб в окружении», «умер в блокадном Ленинграде», «погиб в боях за Бухарест».

И еще один страшный счет: «был трижды ранен, контужен, всего за войну дедушка был ранен восемь раз», «в сорок третьем потерял руку», «ему ампутировали ногу выше колена, осколки прошли около сердца и вырвали ребро. Наши врачи спасли моего дедушку, но он остался инвалидом».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу