Вампиров не бывает! Дневник реалистки

Мы зашли в дом, который до этого украшала Надя. Преимущественно, дома в городе были двухэтажные с разными входами для соседей, хотя мне встречалось и несколько пятиэтажек. Этот не был исключением. Внутри Надиной квартиры оказалось чисто и уютно. Просторная светлая комната, служившая и кухней и залом одновременно, мебель сталинских времен, белые с цветочками занавески, фиалки на подоконнике. Кружевная скатерть на деревянном столе и толстая серая кошка, спящая на диване. В общем, никакой роскоши, но и признаков нужды я не заметила.

– Чай, кофе? – обернулась Надя, ставя на плиту чайник.

– Кофе, если можно.

Надя налила мне кофе, а себе чай, поставила на стол тарелку с печеньем и сахарницу.

– Извините, молоко я не успела купить сегодня.

Гостеприимная хозяйка. Наверное, и готовит она отлично, и шьет, и вяжет. Не то что некоторые.

– Ничего страшного, это не важно. Лучше расскажите о себе и о фестивале.

– Алиса… а можно мы перейдём на ты? А то ровесники вроде, как-то неловко…

Надя сильно смущалась и от этого выглядела очень мило.

– Конечно, не вопрос. Расскажи о своей семье. Давно тут живёте?

Я положила на стол и включила диктофон. Для страховки взяла блокнот и ручку. Техника иногда подводит в самый неподходящий момент.

– Мои родители родились тут, их родители тоже тут родились… Да здесь почти что все местные. К нам не особо кто-то рвётся приезжать. А вообще нашему городу около двухсот лет.

– Да ладно? Я думала, его при советской власти построили.

Я действительно удивилась, вот уж не ожидала.

– Ну, сначала это было большое село, а при советской власти тут всё перестроили и обнесли забором. А ещё название другое дали.

– А как раньше город назывался? Село, то есть?

– Мрачное. Ясно, почему поменяли название. А то звучало как-то…

– Мрачно, – резонно подметила я.

– Ну да, – улыбнулась девушка. – Говорят, во время Великой Отечественной Войны сюда перевезли какое-то лабораторное оборудование. Когда война кончилась, начали проводить эксперименты. Сначала на животных, а потом на людях.

Я терпеть не могу тему опытов на живых существах и то, какими методами они проводятся. Мне стало как-то не по себе от таких мыслей. Однако теперь этот богом забытый город начал казаться мне интересным. Ласточка шефа не наврала. У меня появилась мысль приукрасить свой репортаж парочкой баек.

– Так, а что за опыты, ты не знаешь?

– Нет, но папа говорил, что от них по городу пошла какая-то зараза, и народ начал уезжать. Чтобы не допустить распространения инфекции, всё обнесли забором и колючей проволокой, а ворота заперли.

– А зараза?

– Говорят, убили всех заражённых, здоровые люди боялись выходить на улицу несколько месяцев. Ходили военные в таких, знаешь, защитных костюмах, – она изобразила на голове то ли маску, то ли шлем, – и обрабатывали всё.

– А где проводились эти опыты на людях?

– На заводе. Там сейчас у нас лекарства сейчас делают.

– Надь, а ты совсем ничего не знаешь про опыты? Что пытались получить? Что стало с подопытными?

– Нет, но если тебе это интересно, спроси у папы. Он, наверно, скоро придёт.

В самом деле, минут через десять с работы вернулся Надин отец. Здоровенный рабочий дядька в форме слесаря, местами седой, немного обросший, с очень большими и грязными руками.

– Здрасьте, – буркнул мне он, направляясь к раковине.

– Здравствуйте, – кивнула я.

– Папа, это Алиса. Она приехала писать про фестиваль.

– С чего это вдруг? Кому мы нужны?

Кажется, хозяин не настроен беседовать.

– Я выполняю свою работу, – сухо ответила я. – Надя рассказывает мне о вашем празднике. Кстати, а как он называется?

– День памяти погибших от вируса, – прошептала Надя.

Я прикусила губу. Праздник, праздник… Вот что бывает, когда едешь совсем не подготовленной.

– Извините. В редакции мне сказали, у вас фестиваль.

– Ну да фестиваль. Каждый год в течение трёх дней мы вешаем красные тряпки на дома, чистим говно за нашими собаками, которых нельзя выпускать в это время, и носим серые смирительные рубашки начала прошлого века. И всё это, чтобы почтить память умерших от той херовой заразы, – вспылил Надин отец. – Об этом ты писать собралась? Или вынюхиваешь чего? Вы же считаете нас за дураков, да? Документы есть? Может, ты шпионка американская?

– Папа! – нахмурилась Надя.

Я не ожидала такой атаки, и обороняться мне было нечем, потому пришлось говорить первое, что пришло на ум.

– Да, кое-что мне кажется странным, но это не значит, что я отношусь к этому плохо. Я просто хочу написать правду о вашем пр… фестивале, а без знания прошлого вашего города, это невозможно. Извините, если причинила вам неудобства. Надя, спасибо за беседу и кофе. До свидания, – я встала из-за стола, сунула диктофон в сумку и направилась к выходу.

– Алиса, подожди, – вскочила Надя. – Папа, перестань! Так нехорошо! Алиса, не обращай внимания, он просто устал на работе. Обычно он гораздо гостеприимнее.

Уставший мужик умыл лицо холодной водой и выдохнул.

– Да, извините. Наверное… Просто к нам нечасто приезжают гости из других городов, тем более из северной столицы, – устало усмехнулся тот, садясь за стол. – Вы, журналисты, вечно перевернёте всё с ног на голову. У вас власть, а мы тут просто маленькие люди. Я сейчас что-нибудь скажу, а меня потом с работы уволят. Думаете, тут дохера работы? Нет.

– Всё нормально. Я понимаю. Поверьте, я напишу правду и ничего лишнего, – заверила я его.

– Пап, Алисе интересно, какие опыты проводились на заводе, – сказала Надя отцу, шустро накрывая на стол.

– Какие? Да я не знаю, сам тогда не родился ещё. Батька мне рассказывал, что там каких-то необычных людей пытались разводить.

– Каких людей? – не успевая найти в сумке диктофон, я снова начала записывать в блокнот.

– Батька видел одного такого, когда возил дрова туда. С него взяли подписку о неразглашении, но он как-то напился и разболтал всё нам с матерью.

– Так, а поподробнее о том необычном человеке можно? – я в ожидании присела за стол напротив, наконец-то найдя проклятый диктофон.

Надя поставила на стол перед отцом тарелку горячего супа, прислонила к ней два куска чёрного хлеба и села рядом. Отец Нади проглотил пару ложек и тогда продолжил:

– Он сказал, что, однажды, когда вез хлам мимо одного помещения, услышал стон. Дверь не была заперта, он заглянул и увидел бледного, как смерть, измученного человека, прикованного цепью к стене. Он сидел в одних штанах на бетонном полу под мигающей лампочкой, раскачивался и что-то шептал. Батька подошёл поближе, думал, наверно, помочь чем-то. Хрен его знает. А этот как бросится на него, зубами как щёлкнет!

При этих словах Надя вздрогнула.

– Батька потом говорил, что эти зубы, как у акулы острые, и глаза краснющие бешеные ему в кошмарах снились…

– Значит, тот на цепи не достал вашего папу?

Ну вот, началось. Любимые темы шефа. А может, он отправил меня фольклор собирать?

– Нет, на шаг вот прямо не достал! Батька так улепётывал, что и про хлам забыл тогда. Бросил прям там.

– Простите, как вас зовут?

– Василий Семёныч Захаров.

– Василий Семёныч, как вы думаете, правда ли вся эта история, рассказанная вашим отцом? – что ни говори, а реалистка она и в Африке реалистка.

– Да кто ж его знает теперь. Батька давно помер, монстры тоже куда-то делись, завод закрыли. Вон таблетки теперь делают от всего подряд. Я сам там работаю.

– Простите, вы сказали «монстры»? Их было много? А откуда они взялись, знаете что-то? – вот она фантастика, так обожаемая моим шефом.

– Батька потом узнал у кого-то, что того, который напал на него, привезли откуда-то издалека. На нем вроде ставили разные опыты. А ещё кормили сырым мясом. Вот он на батю моего и бросился. Наверно, за обед принял.

– А потом? – еле слышно подала голос Надя. Похоже, дурочка действительно верила в эти сказки.

– Потом вроде бы в лаборатории появился ребёнок, отпрыск этих монстров, – продолжал он.

Было это или нет на самом деле, но мне противна сама мысль об экспериментах на детях, кем бы ни был этот ребёнок. Пусть даже чудовищем.

– На нём тоже экспериментировали? – несмело спросила Надя.

– Наверно. Батька слышал пару раз его плач. Говорит, жалко. Но тогда лучше было не соваться, времена такие были. Это сейчас ругай, кого хочешь и как хочешь, а тогда с недовольными разговор был короткий. Приедет «чёрный воронок» и кирдык.

– Да, конечно, – вздохнула я.

Жаль не смогу опубликовать эти страшилки. Ну, разве что Деборе Сноук пошлю в Лондон.

– Ещё что-то вы можете про это рассказать?

– Пожалуй, могу только посоветовать. Не ходите в северную часть города. Там у нас давно никто не живёт, все дома заброшены.

– Почему не ходить? Там бандиты какие-то?

– Нее, бандиты тоже туда не суются, – глухо посмеялся хозяин дома, – если так можно назвать пару-тройку наших отморозков.

– Там люди пропадают, – прошептала Надя, словно, боясь, что её услышат те, кто к этому причастен.

Вот это уже интереснее. Надо сходить и пофоткать.

– А с гидом мне можно туда? Наверно, никто не будет нападать на нескольких человек сразу?

– Там пропала группа учёных пару лет назад, – продолжал Василий Семёныч. – Они зачем-то приехали, начали ворошить прошлое. Опрашивали местных, не видели ли они чего странного, к нам вот тоже заходили, кстати. Потом ушли в северный район и до свидания.

– Может, уехали просто? – резонно предположила я.

– Не могли они уехать. У нас из города одна дорога через КПП. Не выезжало их там. Можно, конечно, лесом уйти, но леса у нас дремучие, а до дороги далеко. Не зная местности, не выйдешь.

– Этих учёных искали?

– Да, несколько местных пошли за ними и тоже пропали. А в прошлом месяце охотник пропал. Дурак, думал, там зверь какой хищный орудует, подстрелить хотел.

– Это интересно…

Если эта история стоящая, то будет покруче фестиваля скорби.

– Это опасно. Туда даже бродячие собаки ходить боятся, – взволнованно пропищала Надя. Похоже, кто-то умеет читать мысли.

– За меня не беспокойся, я сама не подарок, – улыбнулась я. – Спасибо большое, мне было очень приятно с вами пообщаться. Пойду дальше работать.

Я вышла на улицу, размышляя над перспективой включения в материал этих баек.

– Алиса!

Я обернулась. В дверях стояла встревоженная Надя. Умоляющим взглядом она смотрела на меня. С чего ей так волноваться о почти незнакомом человеке? Странный народ здесь живёт.

– Не волнуйся ты за меня. Всё будет хорошо, – улыбнулась я ей и пошла снимать наряженных людей на торговой площади.

От других жителей я узнала, что красный цвет тряпок символизирует не что иное, как кровь. Во время эпидемии заражённых людей расстреливали прямо на улицах, а дома, где они жили, метили красными крестами. Животных не выпускают в память о днях заточения в домах. А вот почему именно три дня, никто мне так и не ответил. Попробую предположить, что это просто христианская традиция.

3 глава

7 часов вечера. Из окна своего номера я смотрела, как улица медленно наполняется людьми. На домах зажгли фонари, я почувствовала такую атмосферу уюта, которая бывает только в маленьких городках с малоэтажной застройкой, если отбросить проблемы и тоску по кипящей жизни мегаполиса.

Я оделась потеплее, так как заметила, что вечерами тут прохладно, и вышла на улицу. Джинсы, майка, пиджак. Простите, аборигены, но нет у меня серого балахона, да я и не обязана его иметь, ибо это не мой праздник. Хотя сегодня я уже обожглась на слове праздник.

Я ходила по торговой площади, где намечалось какое-то представление, и фотографировала людей. Молодёжь охотно позировала, в то время как старшее поколение старалось, мягко говоря, меня не замечать. Их право. Я собрала основную информацию, и больше мне от них ничего не нужно. Вдруг меня окликнули.

– Надя! Привет, – обернулась я.

Надя шла ко мне с двумя каллами в руках.

– Привет. Держи, сегодня все носят каллы в руках, – протянула она мне один цветок.

– Да уж, как символично. Цветы покойников, – усмехнулась я.

– Их вырастили в теплицах в Западном районе специально для фестиваля. Хотя мы, например, свои принесли. Так многие делают, чтоб не покупать.

Мы обошли площадь по периметру, наблюдая, как одетые в серые балахоны люди медленно и совсем не весело водят хоровод вокруг огромного костра.

– А что будет завтра? – спросила я. – То же самое или какая-то особая программа?

– Завтра мы пойдём на завод. По традиции, вокруг него делают цепочку из цветов. В общем-то, для этого и нужны каллы.

– Каллы ведь не дешёвые. Надь, объясни мне, почему нельзя принести, например, ромашки полевые? Я же представляю себе уровень местных зарплат.

Серьёзно, где логика? Для жителей забытого богом лесного городка тратиться на такие цветы только для того, чтоб выложить из них круг, а потом смести засохшими, по-моему, неблагоразумно. Проще уж сразу выложить круг деньгами.

Надя пожала плечами и с непосредственной улыбкой ответила:

– Да пускай! Иногда можно и потратиться. Так повелось, и мы соблюдаем. Но у кого совсем денег нет, те, конечно берут любые доступные белые цветы.

Прошло около часа, когда толпа на площади вдруг оживилась. Я стояла у навеса, под которым была установлена трибуна. Через минуту я поняла причину волнения людей. За трибуну встал градоначальник. Именно так его тут называли. Он произнёс пламенную речь о тех страшных временах, назвал примерное количество погибших – оказалось около трети жителей тогда умерли и были убиты. Выходит, горе коснулось каждой семьи. Тот, кто не потерял родных, потерял друзей.

После я побеседовала с градоначальником. Тут всё по классике – напускная любезность и желание показать город и себя лучше, чем оно есть на самом деле. Конечно, ему хочется, чтобы я написала как можно больше лестных слов о городе. Но я всё больше отчего-то сомневаюсь, что этот репортаж кто-то вообще будет публиковать.

Надя сопровождала меня повсюду. С ней было приятно общаться, редко встретишь таких позитивных людей. Меня забавляла её вера в сверхъестественное, а её мой скептицизм. В подростковом возрасте я сама увлекалась бреднями про магов и призраков, но, так и не встретив по сей день никого, кроме бездарных экстрасенсов, теперь следую принципам здравого смысла. Если существование чего-то невозможно доказать, логично предположить, что оно может не существовать вовсе. По крайней мере, пока кто-то не докажет обратное. Но Надя всё время подозрительно озиралась, рассказывая про страсти, творившиеся на заводе больше полувека назад.

– Надь, ты думаешь, на вашем заводе действительно сейчас делают лекарства? Может, какая-нибудь подземная лаборатория ещё работает?

Я говорила это только, чтобы немножко позабавиться, но Надина реакция мне нравилась. Вот я садистка…

– Нет, не думаю, – Надя уверенно покачала головой. – После эпидемии отсюда всё вывезли.

– О чём болтаем, дамы? – послышался за спиной мужской голос.

К нам подошёл молодой человек лет двадцати пяти. Блондин, среднего роста, клетчатая рубашечка, синие джинсы, волосы зачесаны набок, очки. Интеллигент, заключила я.

– О местных монстрах, – ответила я ему.

– Алиса, познакомься, это Антон, – представила нас друг другу Надя. – Антон, это Алиса.

– Алиса Стиль, газета «Петербургские хроники», – уточнила я.

– О… коллега, – он расплылся в улыбке.

– Правда? Здорово. А где вы работаете? – осведомилась я у него.

– Я – редактор нашей озёрской газеты, «Озёрские новости» называется.

– Мм, отлично.

Интересно, о чём могут писать «Вести вечернего Задрищенска»? У Ивановых корова отелилась, у Марьи Михайловны день Рождения. Не удивлюсь, если это он отстреливает народ в Северном районе, чтоб хоть как-то разнообразить материалы. Да уж. Подобный бред мог прийти только в мою дурную голову.

– Хоть что-то, – ответил он, вздыхая. – В нашем коллективе всего три человека: я, Димка Баранов и уборщица.

Я сочувственно улыбнулась.

– А что за монстров вы обсуждаете? – вдруг вспомнил он про нашу тему.

– Да тех, которых на заводе у вас выводили, – небрежно бросила я.

Неужели и этот туда же?

– Аа, это тема для спецрасследования, – он многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Да брось, это ж бред. Антон, ты ведь журналист, а нам нужно что? Факты. Где они?

– Я бы не сказал, что бред, Алиса. Не так всё гладко. Лично я слышал от одного старенького человечка на заводе, что мелкому как-то удалось сбежать.

– Кому это «мелкому»? – оживилась Надя.

– Детёнышу, на котором эксперименты проводили. В это же время и произошла утечка какого-то вируса. Всё это не просто так.

– И куда он мог деться? Ребёнок, один в городе, – скептически добавила я.

– Так это ж не простой ребёнок. А если принять во внимание убийства на Севере, связать их с побегом ребёнка, которого, кстати, не нашли, то картинка вырисовывается очень неоднозначная.

– Ты хочешь сказать, что малыш способен завалить несколько взрослых мужиков? Прям озёрский супермен какой-то! – я поражена, бывают же чудные люди.

– Я ж говорю, это не просто ребёнок. К тому же, ему сейчас может быть лет…

– Под 70, – засмеялась я. – Бойкий старикашка!

– Ну, может, он и не старикашка вовсе…

– Скажи ещё, что он не стареет!

– Может и стареет, но не так как мы, а медленнее. Понимаешь, Алиса, я несколько лет занимался этой историей и пришёл к выводу, что это не человек вообще.

– А кто тогда? – Надя поёжилась и боязливо окинула взглядом округу.

Видя её дрожь то ли от холода, то ли от страха, я усмехнулась и взяла её под руку. Надя вцепилась в меня покрепче. Пускай. Наверное, ей так спокойней.

– Нет. Похуже, я полагаю…

Антон, похоже, действительно верит в то, что говорит. Клинический случай. Ему бы к нам в редакцию. Был бы любимчиком у босса.

– Твой вариант? – улыбалась я. Интересно, что он сейчас выдаст?

– Вампир.

Мда, выдал. Не ту журналистку сюда отправили. Ох, не ту.

Тут я не сдержалась и немножко похихикала. Расхохотаться при всех было бы неудобно.

– А я тогда оборотень. Вон видишь, хвост расти начал, – развернулась я задом к нему, – скоро псиной запахну. Пока не чуешь, нет? А, забей, я просто хорошо помылась.

– Почему он не может быть вампиром? – не унимался коллега. – Все черты на лицо. Я изучал имеющиеся данные. Тех людей кормили сырым мясом, им приносили банки с кровью, они бросались на рабочих. Говорят, цепи были огромной толщины, потому что иначе вампиры рвали их. А ещё говорят…

При слове «вампиры» я снисходительно покачала головой.

– Говорят, кур доят.

Я смотрела на Антона снисходительно, чем ещё заняться в Тутуновке творческому человеку, как не поисками вампиров и призраков?

– Ясно, ты считаешь, что это бред, – Антон посмотрел на меня как на законченную атеистку.

– Честно? Считаю.

– В мире много непонятного. Нельзя сбрасывать со счетов мою версию.

– Я бы даже поспорила с тобой, если б задержалась тут немножко, но не смогу. А за два дня ты не найдёшь ни одного монстрика, чтобы мне предъявить.

– Ты веришь только в то, что видишь? – подала голос Надя, всё время лишь наблюдавшая за нашими дебатами.

– Конечно, и это очевидно, – улыбнулась я. – Ребят, честно, мне не интересно обсуждать эту муть. Без обид, хорошо? Мне и на работе от шефа этого дерьма хватает. Он у нас повернут на мистике, задолбал всех.

– Ладно, успокойся. Это я просто к тому, что если ты чего-то не видела, это не значит, что его нет.

– Закроем тему, – мне надоела эта никчемная дискуссия. Это как спорить, что появилось раньше: яйцо или курица.

– Закроем. Мне тоже это надоело, – добавила Надя.

Похоже свою норму страха на сегодня она уже получила.

Мы шатались по площади почти до полуночи, после чего Антон и Надя проводили меня до гостиницы. А не навестить ли мне завтра этот завод? Вдруг и нарою чего интересного…

Как и говорила Надя, сегодня мы пошли к заводу. Я приняла участие в возложении цветов и сделала несколько фотографий плачущих бабушек с каллами. Что ни говори про фантастику, а то, что на этом заводе творились страшные вещи, похоже факт. Я решила зайти внутрь.

Подошла к проходной, представилась, меня пропустили. Видимо, сейчас там действительно нечего прятать, кроме анальгина и марганцовки. Мне выдали халат и одноразовую маску, наверно, чтоб не надышалась. Или сама заразу не принесла.

Я беспрепятственно ходила по заводу, для приличия поспрашивала рабочих об условиях труда и тому подобном. Решив обойти здесь каждый угол, я спустилась на нулевой этаж. Там находился склад медикаментов. Охранник, естественно, задержал меня, но я показала ему пропуск, который мне выдала приветливая тётя на проходной. Охранник проворчал что-то себе под нос, но возражать не стал. Скрывать им, типа, нечего.

– Да… – вздохнула я, не обнаружив на складе ничего, кроме пыли и кучи ящиков, – только зря время трачу.

Вдруг из-под коробок в углу прямо мимо меня пронеслась здоровенная крыса. Я инстинктивно отшатнулась к стене. Хвостатая пискнула и исчезла за коробками, а я облегчённо выдохнула. Грызунов я не боюсь, но всё равно неприятно, особенно когда не ожидаешь, а крыса размером с лошадь.

– Делают лекарства, а у них тут крысы ходуном ходят, – ворчала я, отряхивая сзади свою блузку.

Вдруг браслет с моей левой руки расстегнулся и отлетел за ящики, откуда минуту назад выбежала крыса. Только я умею так тщательно отряхиваться. Прорычав на саму себя, я начала отодвигать их, не оставлять же тут браслет, который стоил мне целой зарплаты. Прощай, маникюр. Так, вот и браслет, сейчас дотянусь… Я перегнулась через ящик. Интересная картина, наверно, открылась бы тому, кто мог увидеть меня за этим занятием. Нога поехала, и я растянулась на скользком полу, как корова на льду. Проклятые каблуки! Выкину всё к чёртовой матери!

Опасаясь за свою репутацию, я в момент вскочила и испуганно огляделась по сторонам. Вздох облегчения – никто не видел. Продолжим. Я снова нагнулась над ящиками и продолжила тянуться за браслетом. Его закрывала какая-то доска. Я оттолкнула её кончиками пальцев, едва не поломав ногти, кое-как достала браслет и застегнула понадёжней. А это ещё что такое? Люк? Наверно, это не моё дело, и я не имею права соваться туда, но… С немалыми усилиями я отодвинула ящики с этого места. Хм, это и вправду люк. Никто не говорил, что внизу есть ещё один этаж. Лезть туда по-любому, противозаконно, но…

– Алиса? Ты что тут делаешь?

– Надя, чтоб тебя! – я с облегчением провела ладонью по лбу. – Напугала, блин.

– Ты что тут делаешь? – подошла она.

Как и на мне, на ней был надет белый халат.

– А ты?

– Я первая спросила.

– Вампиров ищу, – подколола я. – Но пока нашла только крысу.

– Дурочка, – улыбнулась Надя. Вдруг и она с удивлением уставилась на люк в полу. – А это что такое?

– Я думала у тебя спросить.

– Я не знала, что там есть ещё этаж.

– Сейчас проверим, что там есть, – и я принялась рассматривать замок. Обычная заржавевшая щеколда.

– Ты что! Нам нельзя туда лазить. Если про это не говорили, значит, это не наше дело.

– Если про это не говорили, – хитро посмотрела я на неё, – значит, есть, что скрывать. Значит, это что-то интересное, и я это проверю.

– Тебя не учили, что совать нос, куда не просят, не хорошо? – Надя сейчас напомнила мне мамашу, отчитывающую провинившегося ребёнка.

– Надь, не ссы! Извини за грубость. Если боишься, то иди, куда шла.

– Я не боюсь, просто это незаконно!

– Кто сказал, что мне туда нельзя? Табличек никаких нет, мне сказали ходить везде, где хочу. Какие проблемы? В случае чего прикинусь идиоткой, – Надя начинала меня раздражать своей осторожностью. – Кстати, ты не ответила мне, что тут делаешь.

– Работаю, я помогаю кладовщику.

– А где кладовщик?

– Попросил заменить на час.

– Это очень хорошо, – вслух подумала я, никто мешать не будет.

Старая щеколда будто срослась с полом и никак не поддавалась.

– Есть что-нибудь тяжёлое, чтобы ударить? – спросила я Надю.

Та, похоже, поняла, что спорить со мной бесполезно.

– Вот этим попробуй, – она протянула мне кусок кирпича.

Я начала бить им по замку. Кирпич рассыпался, но и щеколда поддалась.

– Ага, кажется, есть, – обрадовалась я. – Помоги.

Сзади послышался тяжёлый Надин вздох.

Вдвоём мы подняли массивную крышку люка и отодвинули её в сторону.

– Я вперёд, – решила я.

Конечно, если бы Надя возмутилась, я бы без проблем пустила её первой, но она не возражала.

По лестнице я спустилась вниз и коснулась ногами бетонного пола.

Тяжёлый спёртый запах и сплошная тьма. Вязкая, замогильная, безмолвная. Сердце забилось так, что казалось, пуговицы на блузке не выдержат. Что за дела? Спокойно, дыши. Бросило в жар. Темно и тихо, как в склепе, и подобно заживо погребённой я вдруг испытала панический ужас! Это было хуже, чем в том квесте. Там всё можно было прекратить, а кто спасет меня здесь? Я не готова спасать себя сама.