Война под терриконами. Донецкий сборник

Булат Ареал

Война под терриконами. Донецкий сборник

Имена и позывные персонажей вымышленные. Основано на реальных событиях.

© Булат Ареал, 2023

© Интернациональный Союз писателей, 2023

Обыкновенная история одной батареи

Вместо пролога

Изрытая блиндажами и окопами, всклокоченная воронками от мин и снарядов, располосованная траками танков и самоходок донская степь далёкая готовилась встречать своё третье военное лето…

Батарея самоходных артиллерийских установок с ласковым цветочным названием «Гвоздика» всю ночь при слабом, еле заметном освещении ручных фонариков занимала новую дислокацию огневой позиции на ближайшие три месяца. Сквозь гул дизелей и командные крики офицеров отчётливо слышался незамысловатый и привычный в армии русский мат. Даже шум плотного ливня, не останавливавшегося уже третьи сутки и превратившего свежую чернозёмную пашню в непроходимую, липучую и затягивающую массу, не мог заглушить ни звука моторов, ни голосов командиров, ни крепкую ругань уставших и озлобленных батарейцев.

Ближе к рассвету, когда ливень сменился мелкой моросью, а над изрытой гусеницами пашней образовалась тонкая шаль белого утреннего тумана, все боевые машины уже находились в укрытиях, а в заранее вырытых блиндажах солдаты приступили к растопке печек-буржуек. В наскоро организованной полевой кухне расторопно начал хозяйничать батарейный кашевар Ванька Рябой, про которого острослов и балагур мехвод Ринат из Макеевки сочинил едкий стишок:

Жизнь пошла почти как в сказке,Нету масла, нет колбаски.Яйца видим только в банеМежду ног Рябого Вани…

Как и за год до этого, батарея самоходного артиллерийского дивизиона лейтенанта Константина Котова встала на левом берегу извилистого и быстротечного Кальмиуса, внутри угла его крутого изгиба. Густые заросли ивы и прибрежного кустарника с высоко сплетёнными между собой ветвями служили хорошей маскировкой для боевых машин и расположения личного состава. Правый берег представлял собой гряду крутых гранитных скал и пригорков небольшой высоты, не позволявших их называть горами или даже холмами, но дававших боевым расчётам очень хорошую фору при ведении огня по противнику. Скалы служили звуковой стеной, когда эхо от выстрелов орудий при любой розе ветров эхом раскатывалось где-то далеко позади, за спиной ополченцев. Стрельба, как правило, всегда велась по ночам, когда на позициях противника начиналось подозрительное движение. И в этом случае скалы скрывали вспышки стволов орудий, вводя в полный ступор украинских артиллерийских разведчиков, усиленно искавших место дислокации батареи Котова.

Командир

Было известно, что незадолго до войны Костя освободился из заключения, где провёл несколько лет за грехи студенческой молодости. Бывший зэка и офицер в одном лице совмещались малоубедительно. Но война на то и война, что не ранжирует людей по их гражданским заслугам в мирное время. На войне человек рождается заново, переходя из мирной среды в агрессивную. Именно война, как зеркало жизни, может показать человеку, кто он такой на самом деле и на что он способен ради своей семьи, оставшейся в разрушенном городе, ради матери, потерявшей покой на исходе лет, ради Родины, оказавшейся такой маленькой перед грозной и чёрной силищей, нависшей над ней. Только на войне мы видим чёткую грань между жизнью и смертью, и только война ответит тебе на вопрос: человек ты или червь навозный?

Орден «За воинскую доблесть» лейтенант Котов получил ещё за Дебальцево, когда через позицию, состоявшую из трёх самоходных гаубиц, буквально летела на прорыв армада из семи украинских танков. Был получен приказ: «Пропустить. Не ввязываться в бой!»-но командир некомплектной батареи, искусственно создав помехи в рации, выкатился тремя машинами на прямую наводку и открыл беглый огонь, отправляя навстречу вражеской броне фугасы 122-миллиметрового калибра. Первый выстрел-и башня головного танка со шлейфом тёмно-красного огня и перекатывающимся грохотом оторвалась и, взлетев метров на десять вверх, воткнулась стволом в рыхлую землю. Выстрел второй гаубицы порвал в клочья правую гусеницу соседнего танка, и когда машину развернуло вокруг своей оси, подставив левый бок с бортовым номером, в него прямо перпендикулярно врезался снаряд, выпущенный из третьего орудия.

На удивление артиллеристов, это не сказалось на скорости движения вражеских оставшихся пяти танков. Казалось, они просто бешено рвались из кольца, куда их загнало бездарное украинское командование. Они, погоняемые страхом плена и справедливого грозного возмездия за расстрелянные города и сёла Донбасса, готовы были любой ценой вырваться и бежать подальше от того ада, который сами же и принесли в мирный край. Они мчались на всех парах, что не давало им возможности вести прицельную стрельбу и попадать в ответ. Этим-то и воспользовался лейтенант Котов, а военная удача его не подвела. Следующие три выстрела также легли точно по быстродвижущимся мишеням, которые моментально охватило пламя, а из одной машины начали выскакивать, выползать, вываливаться люди в чёрных горящих комбинезонах. Тут же рядом с танком взлетел высоченный столб земли, и вся бегающая туда-сюда компания, разлетевшись по полю, осталась лежать в странных раскультяпистых позах.

Оставшиеся два танка чуть сбавили скорость, неуверенно дёргаясь то в левую, то в правую сторону, видимо, пытались зигзагами увильнуть от возможного попадания. Но Котов дал команду всем трём экипажам поразить одну общую цель и чётко приказал: «Огонь!». Остался последний экипаж, который уже не имел шансов, но и сдаваться не был намерен. Танк остановился, закрутилась башня в поиске вражеской огневой точки… Ещё мгновение – и какая-то неведомая силища подняла многотонную махину над землёй, перевернула в воздухе и, уронив жёстко на левый бок, страшным трёхкратным грохотом и всполохом огня разбросала груду металла, как стог соломы в ураган…

Поговаривали, что после боя Косте прислали два приказа по рации. Один гласил, что он освобождён от занимаемой должности за невыполнение приказа, другой – что представлен к ордену «За воинскую доблесть» и к очередному званию «старший лейтенант». И как всегда бывает в штабных крысиных норах, первый приказ стыдливо замяли, орден, правда с задержкой, вручили, хотя звёздочку на погон добавлять не стали.

Со временем о комбате Косте Котове среди артиллеристов бригады и корпуса начали ходить легенды как о виртуозе по уничтожению вражеских батарей. Но легенды не строятся на вольных и пустых выдумках. Это предания о былых событиях или подвигах, облечённые завесой романтики и определённой долей домысла.

Ранним утром одного из жарких деньков в десятых числах августа пятнадцатого года батарея получила сигнал о прорыве войсками противника участка в районе Белокаменки Старобешевского района. Техника и орудия были отведены от линии соприкосновения согласно договорённостям с ОБСЕ – организацией, которая, как стало известно позже, откровенно работала в интересах украинской армии и националистических батальонов. Но наша армия выполняла честно правила Минских соглашений, и когда стало известно, что враг на пороге, батарее самоходных гаубиц пришлось совершить скоростной переход в несколько десятков километров и буквально с ходу открыть огонь по наступающей вражеской технике. Совместно с мотострелковой ротой самоходчики Котова в течение четырёх суток удерживали постоянно нарастающий напор противника и победили. Уже в первую ночь была уничтожена целая батарея реактивных систем залпового огня БМ-21, работавшая со стороны Старой Игнатовки. Через сутки в этом же районе украинцы развернули в боевой порядок новую батарею из шести «Градов» для поддержки наступления своих войск, однако и здесь удача оказалась на стороне Кости и его пацанов. Первым точным залпом из шести машин было уничтожено четыре РСЗО, но и оставшиеся две не успели уйти далеко, разлетевшись в клочья буквально в ста метрах от позиции.

Тот август был действительно жарким и по погоде, и по интенсивности боёв, последний из которых состоялся уже в конце месяца, перед самым школьным перемирием, когда шесть «Гвоздик» Котова совместно со смежниками из тягловой артиллерии Д-30, реактивщиками и танкистами бригады давали прикурить в течение суток очередным смертникам, пытавшимся пробить оборону ДНР и перерезать единственную дорогу, соединявшую центр и юг республики.

Ходили слухи, как однажды корректировщики доложили Котову о работе похоронной команды противника на поле боя. Есть неписаные правила войны, и не всегда открывается огонь по врагу. Особенно если на горизонте появляется машина с красным крестом или люди с белыми флагами, собирающие останки своих бойцов. Но на этой войне все правила были перечёркнуты самой украинской армией, бомбившей изо дня в день тяжёлой и реактивной артиллерией мирные кварталы Донецка, других городов и посёлков республики, где каждый день погибали мирные жители и, самое страшное, маленькие дети. В общем, похоронная команда была похоронена сама там же, где и возилась с трупами. Одного залпа из шести стволов хватило за глаза. Сам Костя никогда не подтверждал этих слухов, но и не отказывался открыто, уходя от разговора с игривой лукавостью в глазах. Слухи слухами, но именно после этого случая во вражеских окопах Котову дали позывной Кот Палач.

Батарея

Батарея гаубичного самоходного артиллерийского дивизиона, а в народе просто ГСАДН, представляла собой довольно пёстрое сообщество, состоявшее из бывших заключённых, как и сам командир, а также простых шахтёров и металлургов, людей с высшим образованием и молодёжи, которая только-только встала из-за школьной скамьи. Служили в батарее и бывшие милиционеры, с которыми в одном экипаже в бой ходили «джентльмены удачи» с татуированными перстнями на пальцах. Бывший учитель математики мог подчиняться в расчёте сержанту, не имеющему за спиной ничего, кроме аттестата зрелости. Молодого учёного-серпентолога война поставила заряжающим, а бывшего офицера Госавтоинспекции посадила за рычаги механика-водителя в звании сержанта.

Но у всех было одно общее обстоятельство, ставившее три десятка разновозрастных мужчин в единый строй равных среди лучших, не из-за наживы, а по совести взявших в руки оружие, дабы защитить Родину. И обстоятельство это называется – добрая воля.

Коляныч

Большим авторитетом среди уже бывалых ополченцев пользовался водитель «Урала» Николай Николаевич. Позывной ему дали также с уважением – Коль-Коля или Коляныч. Человек он был безотказный в любой помощи. Когда-то задолго до войны он отбил от наркоманов соседскую девчонку и в порыве ярости отправил в мир иной одного из ублюдков, потерявших всякий человеческий облик. Несмотря на то что Коля был из бывших зэков, в батарее вёл себя достаточно вежливо и часто усмирял блатные и камерные закидоны некоторых сослуживцев. Татуировок Николай Николаевич не имел, кстати, как не имел их и Котов, хотя оба отсидели достаточно длительные сроки и среди «сидельцев» были в большом авторитете.

Воробей

Редко, но на войне встречаются люди, которые не отменяют свою интеллигентность даже в окружении грубости и нарочитого хамства. Таким был старший офицер батареи лейтенант Воробьёв Александр, которому не надо было придумывать позывной нарочно. Воробьёв – значит Воробей. К любому старшему по возрасту он обращался на «вы», и его трудно было переиначить. Командирская деликатность его выражалась в вежливой настойчивости, когда солдат понимал, что другого повторения приказа лучше не допускать, – дороже выйдет. Высшее образование, полученное незадолго до войны, оказалось кстати, когда он пришёл в военкомат, где срочно набирали курсантов в Ростовский учебный центр для подготовки офицерского состава.

Самой главной головной болью, кроме войны, конечно, у Саши был родной отец, живший одиноко в Макеевке после смерти жены. Ещё не совсем, казалось, старый человек, овдовев, очень быстро начал терять интерес к жизни и бытию, сузив каждодневное общение дворовыми собутыльниками, потихоньку пропивая вещи из квартиры. Воробей какое-то время навещал отца в свободное от службы время, но когда батарея выдвинулась на огневую позицию, ему ничего не оставалось, как забрать родителя из дома прямо на службу. Ему была предоставлена отдельная палатка со спальным мешком и рабочее место на кухне, где всегда могли пригодиться дополнительные руки для заготовки дров, чистки картофеля, мойки посуды и тому подобного.

Так они и жили на позиции – лейтенант Саня Воробей и его отец Сан Саныч Воробьёв. И не было в этом ничего необычного или предосудительного. Просто сын оберегал отца.

Чалый, или Как страшно на войне

Не так часто к началу третьего года войны на Донбассе в пёстром личном составе Народного ополчения встречались добровольцы из России. В батарее Котова такой был один – с позывным Чалый. В подразделении он появился недавно и пришёл в него из тягловой артиллерии Д-ЗО, успев побывать в тяжёлых боях 2015 года на том же участке, который сейчас занимали «саушки» первой батареи ГСАДН. Всегда опрятный внешний вид, неподдельная выправка и по уставу выдержанная речь сеяли в сослуживцах подозрение об офицерском происхождении этого заряжающего. Однако время, солдатский быт и постоянная боевая обстановка выравнивают всех на этом клочке земли, не только ведущем губительный огонь по врагу, но и всегда открытом для поражения не менее страшным и смертоносным огнём противника.

Страшно ли на войне? Страшно! Но и страх притупляется, когда понимаешь всю его бессмысленность или просто устаёшь бояться. Как устаёшь от всего обыденного, повторяющегося изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Такова парадигма войны как одного из отрезков человеческой жизни. Не каждому этот отрезок выпадает, но кому «повезёт», ценят жизнь намного дороже. Война даёт очищение… Очищение от грехов, как после исповеди перед Всевышним, как покаяние перед Вечностью, когда грешник сверх всякого чаяния становится благочестивым праведником.

Белый и Синий

Серёга с позывным Белый относился именно к этой категории мужчин. Три-четыре отсидки ещё с малолетнего возраста-вся его «трудовая» биография, разбавленная войной, которая началась для него сразу за воротами колонии весной четырнадцатого. Не раздумывая долго и не имея более-менее порядочных альтернатив, Сергей отправился вслед за Котом и прошёл с ним к лету 2016-го бок о бок все мыслимые и немыслимые тяготы и перипетии. В быту скромен, в общении сдержан, в бою профессионален, к спиртному почти равнодушен. Семьи, в смысле жены и детей, у него не было, поэтому в увольнения не очень рвался, предпочитая лежать в тенёчке или на кровати в расположении с первой попавшейся книжкой. Почему он носил такой позывной, никто никогда его не спрашивал, и даже Кот, пролежавший с ним на соседней шконке в одном бараке не один год, ничего не рассказывал. Люди такого сорта не выносят секретов друг друга без надобности и без разрешения.

Зато командир батареи хорошо знал и ценил в Сергее настоящее чувство товарищества и ответственности за порученное дело, которое он показал в боях под Дебальцево в феврале и в сражении по сдерживанию крупного прорыва со стороны Гранитного в жарком августе того же пятнадцатого года. Тогда они неуловимым образом для себя перешли из положения тюремного приятельства в состояние боевого товарищества. Это ценили оба, но командир первого орудия САУ 2С1 «Гвоздика» Серёга Белый особенно.

Однако не все принимают трансформацию жизненных обстоятельств одинаково, и не каждому суждено преобразоваться согласно новым реалиям. Другому Серёге с позывным Синий подобные эволюционные перепады были не под силу, и он не очень стремился вслед за Белым «переобуться» из тюремных ботинок в солдатские берцы, хотя переход от лагерной баланды к армейской тушёнке с гречкой они совершили вместе в один день. В целом Синий также слыл хорошим бойцом и ловким заряжающим в расчёте Белого, но бессильное пристрастие к алкоголю и нежелание отказаться от понятий тюремной жизни в пользу законов боевого братства становились часто поводом для всякого рода канительных заварух, после которых Сергей Синий долго ходил с опущенной головой, словно стыдясь собственных дурачеств и синяков вокруг глаз, которые не успевали проходить. Синий – он и есть Синий.

Грек

В один день с Чалым в батарею был зачислен Виктор Грек, успевший побывать в концентрационном лагере в мариупольском аэропорту под названием «Библиотека». Его взяли ранней осенью четырнадцатого, когда город был оставлен ополченцами и туда вошли нацисты «Азова» и «Айдара». Подполье было быстро раскрыто, а многие активисты «Русской весны» арестованы по навету соседей, участковых милиционеров и даже родственников. Линия фронта в гражданскую войну часто проходит прямо внутри семей, разделяя братьев, сестёр и даже родителей с детьми. Пережил подобное и Витя, но год концлагеря не смог его надломить, лишь укрепив в осознании собственной правоты. Конечно, его склоняли к сотрудничеству, конечно, предлагали свободу в обмен на работу провокатором в нашем тылу, но вспоминая все эти «беседы» и потирая перебитое колено, Виктор начинал один и тот же анекдот: «Сидят хохлы за столом, борщ с салом и пампушки с чесноком жрут. Вдруг встаёт сын и громко заявляет: “Усё, батька, не хочу бути хохлом. Буду зараз русским!” Батя встаёт, срывает с малого одёжу и с голой жопой на мороз выгоняет. Ну, стоит тот пять минут, десять, а на пятнадцатой стучит в дверь. Весь дрожит. Отец заводит того в дом и спрашивает: “Ну, шо надумал, придурок?” А тот в ответ: “Надумал, надумал. Только пятнадцать минут русским побыл, но понял всё”. Батька: “А что ты понял?” А сын ему: “Какие же вы, хохлы, все пид…сы!”».

Боевое пополнение

Через неделю после выхода батареи на позицию прибыло пополнение из мотострелкового девятого полка из-под Новоазовска. Все знали, что в «девятке» служить «не фонтан». Частые вылазки нацистов в районе Широкино и в Безыменном, наглые захваты заброшенных сёл в серой зоне вынуждали выдвигать навстречу зарвавшимся вражеским группам наши боевые отряды. Не всегда подразделения возвращались в полном составе, а в некоторые дни завязывались тянувшиеся несколько суток стрелковые контактные бои с большими потерями с обеих сторон. Даже весной шестнадцатого года в разговорах на перекурах, когда упоминали новоазовский полк, часто возвращались к посёлку Широкино, более пятнадцати раз переходившему из рук в руки только в одном июне 2015 года. Парней тогда полегло немерено. А разве есть мера трагедии каждой семьи, потерявшей близкого человека: отца, сына, брата, сестру и даже жену? Да, уважаемый читатель, в донецкой ополченческой армии женщина с оружием в руках, за фракционами танков или за рулём военных «Уралов» была явлением прозаично обыденным и заурядным, хотя и не лишённым некоторой задымлённой поэтичности.

Прибыло их двое: Артём и Дёма. По двадцать восемь лет каждому. Оба засидевшиеся холостяки. Оба механики от бога, но и настоящие бойцы, пропахшие насквозь и порохом, и кровью, и гарью сожжённой кабины самоходки и множество раз отравленные трупным зловоньем павших товарищей, которых приходилось вытягивать ночами из серой зоны, куда снова и снова отправлялись бойцы дэнээровской пехоты, чтобы в очередной раз взять пресловутое Широкино и в очередной раз стоять там до последнего солдата.

Артём до начала революционных событий на Донбассе служил на границе и даже носил звание прапорщика. Странное дело, но новой власти опытный страж границы оказался не нужен, и Тёма прямиком отправился в девятый полк, КПП которого располагался напротив ворот его дома, где он к тому времени проживал с мамой и бабушкой. Ростом высок, волосы чёрные, с завитушками, глаза карие, с озорным блеском. На смуглом лице всегда лёгкая усмешка уверенного в себе первого парня на деревне.

Дёма был скромнее и на роль сельского Дон Жуана со своим рябым лицом и щербатой улыбкой явно не тянул. Но доброты Дёма был широченной, раздавая зарплату в долг всем просящим, не успев отойти от кассира. Долги ему возвращали, как правило, дорогим коньяком или хорошей водкой, потому лицо у парня часто лоснилось красным блином, а осоловелые глаза с хмельным прищуром выдавали собеседнику всю праздность армейского бытия младшего сержанта Саши Демидова с позывным Дёма.

Бырик

Командир второго огневого взвода лейтенант Денис Бырик не только производил впечатление, но и был на самом деле парнем разудалым и даже иногда чрезмерно лихим. На войне с первого дня, ни одной царапины и ни одной контузии. Два «Георгия» на груди, и молодая жена – сержант Валентина Бырик – старший повар дивизионной столовой. Детей у семейной пары пока не было, хотя старались молодые как проклятые. Валя ради мужниных ласк не боялась приезжать даже на огневую позицию, и тогда Бырикам бойцы специально устанавливали палатку подальше от назойливых комаров, любопытных глаз и навострённых ушей изголодавшихся по бабам солдат.

Ещё в первые месяцы развёртывания Первого армейского корпуса и Славянской бригады, когда профессиональных бойцов было днём с огнём не найти, Бырик умудрился показать на учениях фантастический трюк, управляя на марше, стреляя точно в цель и маневрируя между холмами и озерцами на самоходной установке 2С1 «Гвоздика». По всем показателям орудие получило второе место из десяти участников, а когда командир корпуса на построении решил поздравить бравый экипаж, то удивлению его не было предела… Вся работа Быриком была произведена в одиночку. Штат расчёта был пуст за отсутствием людей. Так было, и не все из вольных ополченцев запросто переходили в контрактную армию, где уже начиналась муштра, уставные ограничения, командирские заскоки и вводилась система наказаний за всякие «нехорошести» в поведении военнослужащих. Появились и старшины…

Старшина Михалыч

В первой батарее самоходок старший прапорщик Михалыч слыл знатным старшиной, не пропускавшим мимо своего кармана ни полкопеечки. Разбросанные по всей территории расположения абрикосы он приказывал собирать каждый день «для обчего порядку и для радования глаз» не в мусорные баки, а в заблаговременно подготовленные для этого пластиковые ящички, которые он бережно укладывал в багажник белой 29-й «Волги» и периодически увозил на рынок в Комсомольское, где толстенная тётя Груня реализовывала солдатский урожай по пять сотен рубликов за ведро. Семейное дело было поставлено на поток.

Справедливости ради, Михалыч был действительно полезным старшиной, и никогда ни один солдат не мог сказать что-либо в упрёк ему на предмет обмундирования, сухпайка, обуви не по размеру и тому подобного. В отличие от соседних дивизионов и батарей подразделение Кота было обеспечено под завязку, а в увольнение домой Михалыч умудрялся отпускать каждые десять дней даже с передовой позиции. В общем, во всём стройный порядок, ровный жизненный уклад и честное распределение труда и отдыха. А начинал армейскую службу старшина ещё в 1980-м в горах Афганистана… Видимо, ещё там решил связать жизнь с армией и, как настоящий старшина, был уверен, что все армейские неприятности оттого, что верхняя пуговица у солдата расстёгнута. Помнится, что чувством юмора Михалыч обладал отменным. Как-то решил шутник Ринат над старшиной подшутить и задал вопрос: «Почему автомат можно разобрать и собрать, а человека нельзя?» Старший прапорщик знал эту шутку и сразу же нашёлся с ответом: «Вот ты, Мухаметов, представь себе, что развинтил себя перед сном, а тут тревога. Свинтил себя второпях, а вместо головы жопу насадил. И что получается? Кепка не налезает, гимнастёрка не застёгивается, все кричат “ура!”, а ты?».

Макс каптёр

Там, где старшина, там и каптенармус… Максим Мишин был тёртым калачом и если отличался от старшины, то исключительно возрастом и комплекцией, то есть был и в три раза тощей, и на тридцать лет моложе. Войну встретил вместе с отцом, тоже прошедшим афганские перевалы. Парень в большей степени воспитывался папой и имел достаточно закалённый характер, который проявился в первые дни революционных событий в Донецке. Выбирать между службой в армии и безработицей, наступившей вместе со свободой от нэньки Украины, особенно не пришлось. Несмотря на скудное жалование, солдат всегда одет, обут, имеет крышу над головой и трёхразовое питание с обязательным мясом, яйцами и сладким чаем. Не сразу Максим стал заместителем старшины по обмундированию, тушёнке и оружейному хранилищу. Сначала повоевал у Кота в заряжающих, а потом афганское братство отца и старшины помогло молодому Мишину перейти на более чистую, но не менее ответственную службу ключника батарейных закромов.