Запах крови

Глава 1. Лимоны

Солнечный летний вечер, к перекрестку подкатывают две машины. В одной сидит миловидная моложавая блондинка, в другой – брутальный брюнет, слегка похожий на Джереми Айронса. Оба напевают. Причем, судя по движению губ, одно и то же.

Опустив стекло, брюнет что-то говорит блондинке. Та переспрашивает:

– Что?

– Я говорю, мы с вами на одной волне!

И медленно-медленно басом через замершее, замерзшее, не до конца опущенное стекло в бледнеющее лицо блондинки:

– Паркуйся вон там, выпьем чего-нибудь.

* * *

В темной спальне с зашторенными окнами на смятых простынях голое с пушком плечо блондинки, сидя на кровати к ней спиной, брюнет натягивает трусы, потом брюки, при этом продолжает говорить:

– Если уж говорить про зависимость, у меня была одна девушка, я никогда не знал, будет у нас с ней сегодня что-нибудь или нет. Она этого не любила. Была холодна как лед. Зато у нее была большая горячая грудь. Однажды, когда она впала в депрессию, я к ней месяц приходил, и она меня не подпускала ближе чем на расстояние вытянутой руки. А я отпаивал ее чаем и вином и говорил разные покорные слова. И что же? Благодаря вот этому драйву, будет, не будет, я с ней не мог никак расстаться, пока она сама меня не бросила. Потом появилась другая, она так смеялась, когда я ей рассказывал про свои мучения. Надо же, говорила, быть такой дурой. Если любишь, нельзя мучить любимого человека. Ну и что ты думаешь, очень скоро у нас с этой второй стали происходить странные вещи. Я как-то стал постепенно исчезать из ее жизни. Знаешь, как в кино бывает, в ужастиках – смотришь на свою руку, а она прозрачная. Или смотришь в зеркало, а тебя там нет. Мы жили в одном городе и не виделись месяцами. И все это время я ее терзал, и она очевидно терзалась. И говорила, что любит и жить без меня не может. А я продолжал таять. Чуть она меня не прикончила, сука… Ты меня слушаешь вообще?

Брюнет оборачивается к блондинке. Та равнодушно лежит щекой в луже крови. За окном в хрустальной синеве загораются белые и желтые лимоны.

Глава 2. Комендантский час

Все тот же перекресток, но уже заметно опустевший. В серых сумерках стремительно, не зажигая фар, проносятся серые автомобили. Над зданием Дома печати, качнув на пробу воздух вправо-влево, страстно и грозно взревывает сирена. Вслед за первой, близко и далеко, начинают завывать другие, и воздух становится резиновым. Опускаются металлические жалюзи на витринах. На городские перекрестки выезжают и фыркают, остановившись, БТРы с пулеметами на башнях. В желтых внутренностях бронетранспортера, откуда сквозь тусклое смотровое стекло вся улица кажется помойкой, разговаривают два черных бойца:

– А в собак-то зачем стрелять?

– Затем, что приказ.

– Люди хуже собак.

– В людей стрелять приказа нет. Только в массовые скопления и в случае угрозы.

– Собачья работа у нас.

– Задолбал. Сиди, смотри кино.

* * *

За металлическими ставнями полоски света, ныряя в них, мы попадаем в просторное помещение со множеством комнат, где много смеха, шума, платьев, и сквозь беспечную болтовню едва пробивается заведенное каким-то хипстером Blue Sunday Билли Холидей.

Двое молодых людей с шарфами под горлом на майках под пиджаками обсуждают у стойки бара проблемы вампиризма:

– Так-то, если вампиры – геи, они должны пользоваться айфонами!

– Почему это вампиры – геи?

– Стильно выглядят, стильно одеваются, ходят в черном, спят днем. Конечно, геи!

– Занимаются искусством…

– Любят кожу, латекс…

– И вообще сосут.

Дружный гогот. Мимо проходит давешний брюнет, останавливается, весело смотрит одному из спорщиков в глаза, и тот перестает смеяться. Следом и второй.

– Да, – задумчиво говорит брюнет, – но зомби им милей, чем кровопийца… Время не подскажете? У меня айфон сдох.

* * *

– Может, вы меня все-таки выпустите? Але! Молодой челове-ек! – женщина с сокрушительной улыбкой подходит к стеклянной будке охранника. Тот устало, уже в который, видимо, раз, повторяет:

– Женщина. Я же вам говорил, комендантский час, поторапливайтесь. Вы меня слушали? Не слушали. Теперь я вас не слушаю.

– Вы думаете, мне охота с вами до утра тут торчать?

– Я не знаю, что вам охота, и мне неинтересно.

– А если я вам тут разнесу сейчас все?

– Разносите. Приедет полиция. Я скажу, что вы пытались выйти на улицу после комендантского часа. Дальше знаете, что будет.

– Ну пожалуйста, выпустите меня. У меня машина вон там стоит. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Я сразу же – вот так – быстренько! – уеду! И никто не увидит! А?! Ну меня дома жду-у-ут!!!

Охранник начинает колебаться.

***

Деликатно утирая рот платочком, брюнет выходит из мужского туалета и с ходу цепляется к компании девочек слегка за тридцать, вклинивается в стайку, улыбается одной, прижимается к другой, исчезает в отдалении, весь такой обласканный вниманием дам.

В туалет заглядывает нерусскоговорящая уборщица. Видит два трупа с вязаными шарфами на шеях на майках под пиджаками. Усатые губы уборщицы недовольно шевелятся. Она беззвучно закрывает дверь и, переваливаясь, отправляется в подсобку переодеваться.

***

– Смотри, какая идет, – говорит один другому в бронетранспортере. – Ловим?

По улице летящей походкой несется из магазина домой уже знакомая нам покупательница.

– Тетка же! – отвечает второй и, присмотревшись, добавляет: – так-то прикольная…

– Пошли.

– Мальчики, вам чего? – улыбается она, когда двое вибрирующих солдат выскакивают на нее из темноты. Один наводит на нее автомат. Второй улыбается:

– Ты моя девочка!

Внезапно его лицо, выступающее из мрака как желтое масляное пятно, странно морщится, как будто выпускают воздух из воздушного шарика, он задирает руки к горлу и опрокидывается назад в темноту. Первый успевает нажать на спусковой крючок и протатакать в ночное небо из автомата, прежде чем его лицо превращается в кубик Рубика из мяса и косточек.

– Не люблю, когда они смеются, – жалуется брюнет, протягивая руку опешившей женщине из магазина. – Я провожу?

– Д-да, – говорит она, с усилием кивая головой, – да, конечно!

Когда женщина с брюнетом уходят, из темноты, мелко дрожа, выступают две уличных собаки. Они несмело нюхают кровь солдат. Вид у них очень больной.

Глава 3. Тихие дни клише

Жаркий день. Под печальное рэгги группы 10СС по узкой улочке пригорода медленно едет рейсовый автобус ПАЗ. Вильнув задом, сносит щит социальной рекламы о вреде наркотиков и въезжает в забор. Вокруг неспешно собираются жители. За рулем сидит труп. Над ним вьются мухи.

Из задней двери автобуса, матерясь и причитая, выползают пассажиры.

Один из них ушибся сильнее других, это мужчина лет сорока, в мятой рубахе, расписанной под стилизованную марихуану, и светлых летних брюках. Пару раз он падает, поднимается, кое-как отряхивает себя и продолжает идти.

– Мужчина! Подождите, я скорую вызову! – пытается остановить его тетка предпенсионного возраста. Он мотает головой и упрямо идет дальше, в одному ему известном направлении.

Из-за заборов заливаются лаем, душат себя цепями псы.

***

Брюнет и женщина в постели. Женщина курит, периодически разгоняя дым рукой. Между грудей ее течет тоненькая струйка пота. Голова на сгибе его руки.

– Скажи, почему я? Есть моложе… Сиськи больше… Ты же мог просто мимо пройти.

Некоторое время он молчит. Она поворачивается к нему лицом, смотрит в глаза доверчиво и прямо. Он улыбается:

– Потому что только таких, как ты, и стоит защищать, – морщится от собственного пафоса, но добавляет: – Только ради таких, как ты, и стоит жить.

– Ну что ты вре-ошь! – она фыркает и утыкается в него лицом. Ее волосы щекочут его нос, и он счастлив.

***

Мужик в мятой рубахе задумчиво изучает собаку, сидящую на другой стороне улицы. Собака задумчиво изучает мужика. Между ними проезжает колонна бронетехники. Когда пыль рассеивается, собаки уже нет.

***

– Снимаете?

Суетливый мужичок в комбинезоне, обвешанный оружием, в очках с сильными диоптриями, отчего глаза кажутся плавающими пиявками в маленьких аквариумах, выбирает позицию, позволяющую встать между трупами так, чтобы были видны выбитые мозги и его амуниция одновременно. Оператор кивает:

– Начинайте, Федор Иваныч.

– Эти мирные люди, – показывает коротким жестом вокруг себя Федор Иванович, – просто стояли на остановке, ждали автобуса, когда по ним шарахнула исламистская сволочь. Посмотрите, девушка даже не успела вытащить руки из карманов.

У девушки с карманами в руках, лежащей поперек проезжей части, кровавый обмылок вместо головы.

Вокруг в безопасном отдалении стоят жители окрестных домов, с непонятным выражением поглядывая на Федора Ивановича и стоящий невдалеке БТР.

– Уже третий день исламисты стреляют по городу, убивают мирных жителей. Несмотря на всю их похвальбу, им не удалось убить ни одного нашего военного. И мы обещаем, – голос Федора Ивановича начинает опасно звенеть, – что за эту кров, святую кров невинных жителей мы прольем в десятки раз больше крови! Мы будем убивать, убивать и убивать исламистов, наемников Госдепа и Саудовской Аравии! С нами Бог! И пощады вам не будет!

– Сняли? – спрашивает он у оператора. Оператор показывает большой палец. Люди начинают расходиться.

Глава 4. Замок вампиров

Рифленое стекло, за которым слышится невнятный шум. В матовую дверь со стоном страсти упирается и размазывается розовым пятном по стеклу пятерня. Следом – выше – губы, волосы. Камера отъезжает. На двери табличка «Управление социальной защиты Туруханского края». В гулком коридоре никого. Внизу между ампирными лестничными пролетами замер бдительный часовой. Дальше, дальше по коридору, в закоулок и в темноту – глухая невнятно покрашенная дверь с табличкой «Главный специалист Логан О.Е.»

За дверью в тесном кабинетике с круглыми окнами-иллюминаторами наш старый знакомый брюнет пьет чай каркаде из большой кружки со стилизованным в духе «Игры престолов» портретом Достоевского и надписью «Mother Russia».

– Так что ты думаешь? – спрашивает его умудренный тремя созывами визави в сером пиджаке и черной рубашке. – Где они, твари, сидят?

– Да прямо здесь,– ухмыляется Логан. – Через стенку. Этажом выше. Этажом ниже. В соседнем корпусе. Какая-то часть на Ленина. Слева. Справа. Сбоку. Какая разница?

– Я тебя, Олег Евгеньевич, очень уважаю, и мы все тебя уважаем, но ты иногда сказанешь, как в лужу пернешь, – сердится визави. – Мне надо что-то решать с семьей, с делами, со всем остальным.

– С Нонной, – тонко улыбается Логан.

– И с ней, и не с ней одной! А что ты думал, это цена ответственности. Легко говорить тем, у кого ничего нет и отвечать ни за что не надо. И ни за кого. Сидят в своем говне и ноют, то плохо, это не устраивает. Я таким всегда говорю – иди вешайся. Даже во время выборов, ко мне такие приходят, дай денег, купи квартиру. Да иди работай! Найди работу и иди работай! Что ты ноешь, что ты, сука, скулишь, жена беременная, детей пятнадцать штук. Я тебя заставлял их рожать? Или я виноват, что ты пальцем деланный и от рождения кривой, косой и пучеглазый? Почему общество должно тебе платить за то, что ты плод пьяного зачатия? Вот и докатились! Докатились в пропасть! Ну ты подумай, еще год назад можно было себе представить… такую ситуацию?! И нету ничего и никого, нет власти, нет силы, нет экономики, и вся эта нищая сволочь теперь требует нашей крови. Как все перевернулось, а?! Кто был ничем, тот станет всем. А теперь еще и непонятные движения у нас здесь. Ну, если мы друг за друга не будем глотки грызть, нас ведь самих на колья посадят всех. А мы что? Расселись по углам и сидим. Ждем, когда нефть спасет, а Путин выручит. Прежде чем нас эти твари прикончат хитровыебанные. И ты мне говоришь, что они вокруг. Может, и ты из них? Или я?

– Юрий Николаевич, ты не нервничай, дорогой, – улыбается Логан. – Скажи, что тебя конкретно пугает. Боишься стать, как они? А что в этом плохого?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.