Непростые истории 2. Дороги звёздных миров

Глупо винить себя в смерти андроида. Да и не смерть это: Элсси начнёт заново заполнять каталоги и подкаталоги памяти, накапливать воспоминания, и когда-нибудь…

Нет уж. Это будет другая Элсси. Та Элсси, что просила его передумать, взвесить последствия… её нет.

«Вообще-то, ты сдал напарницу, – безжалостно подумал он, и тут же мысленно взвыл, зажмуриваясь: – У-у, дурак!»

Нелогично, но Славке захотелось вернуться в пояс астероидов: искать проклятую пирамиду. Ведь именно с неё всё началось.

4

Отпуск тянулся, как сопля из носа. В другое время Славка непременно слетал бы в кратер Холдена или на Элизий, но теперь словно что-то мешало.

Вечером он засыпал как убитый, но посреди ночи просыпался от одного и того же: кувыркалась перед глазами изъеденная кратерами пирамида, прорастала чёрными щупальцами. Щупальца двигались, свивались жгутами, трогали катер, будто пробуя на вкус, и наконец отталкивали. Тогда наступала темнота. И в этой подёрнутой рябью, с пробегающими искрами тьме прохладный голос Элсси произносил: «Я просто хотела жить».

Славка вставал, шлёпал в кухонный отсек выпить тепловатой рециклированной воды и переключал вентиляцию на бóльшую мощность. К раме вентиляционной отдушины был подклеен жёсткий лист пластика, изрезанный на полоски. Сухой бумажный шелест напоминал шуршание других листьев, настоящих.

После третьего посещения штатного психолога Славка перестал рассказывать о снах. В его представлении психолог был человеком, который вытаскивает мозги из черепушки, встряхивает их и кладёт на место – а парень очень не хотел, чтобы кто-то копался в его мозгах. К тому же был риск не успеть до конца отпуска – и Славка врал, говорил бодрым голосом, шутил.

На медкомиссии он старательно дрыгал ногой «как надо» в ответ на постукивания молоточка по сухожилию, но врач всё же углядел что-то своё в коленном, локтевом и чёрт знает каких ещё рефлексах.

И Славку не допустили.

Уже через неделю пилот понял, что действует неправильно. Следовало чем-то забить дни. Старый принцип – «экипаж должен быть занят» – работал и здесь.

Он связался с Марсианским филиалом Лётной Академии и узнал, что на кафедре высшей математики есть вакансия ассистента. Вот когда пригодилось старое увлечение.

Он включился в подготовку занятий, проверку курсантского бреда – под таким кодовым названием шли домашние и контрольные работы.

Ещё во время отпуска Славка, подчиняясь скорее накатанному шаблону, окунулся в общение, и сейчас пытался продолжить. Вокруг были люди – те, о которых мечталось в космосе, и далеко не сразу парень заметил, что разговоры перестали его удовлетворять. Внутри сидело нечто, отделявшее его от собеседников, нечто, о чём он молчал, нечто, делавшее его другим.

Общение свелось к обмену репликами, месседжами.

«Лидия Петровна, мы не могли бы поменяться аудиториями на третьей паре?»

«Здравствуйте, Вячеслав Андреевич!»

Но ведь и раньше, там, в поясе астероидов, общение сводилось к репликам, посланиям, да ещё и приходящим с задержкой.

«Всем вернуться в свои сектора!»

«Всем постам. Код ноль один».

Почему-то теперь эти короткие разговоры – всё по делу, ничего личного – уже не казались одиночеством.

«Об-щение», – мысленно произносил Славка. Становление частью общего. Объединение. Не «коммьюникейшен», а «коннекшен».

Славка больше не был частью общего.

Ещё полгода спустя на Марс вернулся Виктор. Витька-в-рубашке. Cлавка и не узнал бы об этом, если бы кореш не ввалился к нему в жилблок. Был вечер, неотличимый под поверхностью планеты от утра и дня. Славка как раз вернулся с работы, принял душ и апатично размышлял, чему отдать предпочтение: дурацкому сериалу «Пространство-5» или незамысловатому боевичку «Пиранья в космосе». С души воротило и от одного, и от другого. Когда раздался переливчатый сигнал дверного звонка, он даже обрадовался, но тут же внутренне сжался: видеть кого-либо хотелось ещё меньше. Тем не менее, он нажал кнопку пульта.

А за порогом стоял привет из прошлого. Соломенные лохмы, не подчиняющиеся Уставу, торчали в точности так, как два года назад, когда Славка в последний раз видел приятеля вживую. И лягушачий рот растягивался до ушей так же. И серые глаза щурились по-прежнему насмешливо.

– Картина Репина «Не ждали», – возвестил Витька и вдвинулся в помещение, с ехидным изумлением озирая обстановку: полуоткрытую дверцу посудомоечной машины, рассыпанные по полу фильмокристаллы и разверзнутую постель. – Горообразовательный процесс в завершающей стадии.

Он протопал в кухонный отсек и водрузил на стол многозначительно звякнувшую сумку.

Видеть Витьку оказалось, как сдирать корку с поджившей ссадины: больно, но приятно.

– Ну уж и в завершающей, – откликнулся Славка, стараясь попасть в тон. – Так, небольшие тектонические подвижки.

Витька извлёк из сумки шесть бутылок пива, вытянул из-под стола табуретку и с видимой осторожностью доверил ей свою задницу.

– Витьк, а, Витьк! Тебе никто не говорил, что перед приходом надо звонить? – с возрастающим удовольствием спросил Славка. Виктор нахально сощурился:

– Так я и позвонил, – простодушно заявил он. – В дверь.

– Зараза.

Он достал кружки и тоже сел. Витька свинтил пробку. Пальцы левой руки оказались гладкими, обтянутыми синтекожей. Славка с мимолётной неловкостью вспомнил: точно, ведь в диспетчеры приятель перешёл после травмы.

– Рука как рука, – легко сказал Витька, проследив за взглядом пилота. – Ну, за нас с вами и хрен с ними. Давай, рассказывай. Ребята говорят – Славка, мол, совсем запропал.

И Славка, к своему изумлению, начал рассказывать – всё то, о чём глухо молчал последние месяцы.

– Глюк или не глюк – а для тебя-то это было по-настоящему, – резюмировал Витька. – Но уже всё, проехали, надо жить дальше.

Славка поник.

– Она была живая, – через силу сказал он. – Я потом уже думал, думал – аж мозоль на мозгах натёр. Разум – это… в общем, по науке это способность систематизировать, обобщать и принимать решения. Любой компьютер это может.

– Тогда почему «живая»? – Витька подался вперёд. – И при чём тут пирамида?

– Да пойми ты… Она чувствовала. Не просто имитировала. Вот в чём дело. И я понял, что и раньше… до пирамиды этой. Просто замечать я стал, когда вгляделся. А вглядываться начал после пирамиды. Василий Иванович сказал – «после не значит вследствие». Вот…

Он помолчал, покачал жидкость в кружке и допил, не чувствуя вкуса.

– И знаешь, что погано? Я не знаю, как поступил бы в следующий раз. Если бы он был, этот раз – он был бы другим. Это каждый раз заново, и каждый раз наугад.

– Ладно, – Витька решительно сменил тему. – Сейчас-то ты как? Я слышал, преподаёшь? Где?

Он вскрыл новую бутылку и долил приятелю и себе.

– В Академии, – вяло ответил Славка. – На инженерном, матан у перваков.

– А почему на пилотское не пошёл? Всё-таки своё, родное.

Славка недобро усмехнулся. Вялость как рукой сняло.

– Чтобы видеть каждый день таких дураков, как я? – яростно спросил он. – Только необлётанных? Знать, что космос ломает, знать, что с ними может быть – и пудрить им мозги? На инженерном – группы наземного обеспечения, лучше уж им.

– Жизнь ломает, не космос, – глухо откликнулся кореш. Он глядел не на Славку, а на пальцы протеза, медленно сгибая и разгибая их по очереди, словно недоумевал: чья это рука? – А жизнь – она там, где мы.

– Как ты сказал? – Славка замер, не донеся кружки до рта.

– Жизнь, говорю, ломает.

Славка выдохнул, откинулся на спинку стула и наконец отхлебнул. Напиток слегка горчил, но это было приятно.

– Жизнь, говоришь? – медленно повторил он, пробуя слово на языке вместе с пивом.

– Точно, она, проклятущая.

– Ну, раз жизнь – тогда ничего, – неловко пошутил Славка. – Ей можно.

И улыбнулся – невесело, но в первый раз по-настоящему.

– Ты вот что, – сказал Витька. – Я тут прикинул… Вот ключ. Перебирайся ко мне. Ты один и я один. Вместе перекантуемся.

И положил на стол пластиковую карту.

– Включи тормозные, Витёк. Дай с мыслями собраться, лады?

– Лады. Собирайся – с мыслями, с вещами. Я не тороплю.

– Спасибо.

Славка не уточнил, за что благодарит: за предложение или за то, что друг не торопит. Он не притронулся к карте, но, когда Витёк ушёл, всё же поднял её со стола. Повертел пластиковый прямоугольник в пальцах и собрался было переломить пополам, но остановился. Снова повертел, вглядываясь в эмблему: белый овал орбиты на синем фоне и красную загогулину – стилизованную ракету.

А затем подошёл к стулу с висящим на спинке кителем и спрятал ключ в нагрудный карман.

Чёртова каменюка. Иногда он уже сам сомневался, не приглючилась ли она. И ведь теперь никак… Хотя нет, есть одна возможность. Противостояние! Может, кто-то из транспортников, толпившихся тогда у Весты, засёк на своём пути маленький камень, безопасно пролетавший мимо. Может, старые логи систем слежения ещё не стёрты. И тогда – по двум-трём точкам – можно рассчитать орбиту. Работка та ещё, шансов ноль целых хрен десятых, да и репутация законченного психа тут некстати… И всё-таки, раз он зачем-то придумал это – попробует сделать. Иначе будет знать, что даже не попытался.

Земля неслась по своей орбите.

Далеко-далеко от неё и ещё дальше от Солнца мчался Марс. Планеты расходились, чтобы вновь сблизиться через два года.

И уж совсем далеко, у чёрта на рогах, крутили вечный хоровод астероиды. Попавший в ловушку жёлтого карлика беспилотный зонд кружил и кружил среди них, словно бесполезный и неразумный камень. Выведенные из строя двигатели не позволяли продолжить путь. Зонд не мог остановить даже собственное вращение.

Он был один – настолько, насколько это возможно. Космический обломок, кусок мусора, который никогда не будет подобран. Он не подавал сигналов, чтобы не выдать себя. Если к жёлтой звезде прилетят создатели, зонд откликнется, но вероятность такого события давно уже стала исчезающе малой.

Зонд не умел надеяться, но не умел и отчаиваться. Всё, что он мог – выполнять предназначение, копить информацию. Система жёлтой звезды оказалась заселена разумной расой. Не так давно один из кораблей аборигенов даже обнаружил его.

Информация в памяти двоих аборигенов, составлявших экипаж корабля, оказалась записана с помощью экзотического троичного кода. Зонд скачал её, и сейчас медленно, но верно расшифровывал.

Третьего он классифицировал как сложное белковое устройство.

Встреча с местным кораблём была несомненной удачей, но следовало позаботиться о том, чтобы его не раскрыли. Зонд стёр часть памяти у двоих, но не разобрался, как сделать то же с белковым устройством, и просто отключил его.

Он обошёлся минимальным воздействием. Время для контакта ещё не наступило.

Тим Яланский

Совладелец литературного сайта, автор-составитель сборника «Странники» (2018, «АСТ»). Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, «Дятловы горы»), неоднократно становились победителями в сетевых конкурсах.

Пишу прозу, преимущественно, фантастику и фэнтези, статьи. Любимые темы – приключения, о дружбе и любви.

Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html

Наследие богов

Берек хотел убить напавшего снарпа, да помешал песок. Ступня провалилась, и взмах лизякой ушёл в сторону. Охотник дёрнулся, увернулся от падающей дубины – слишком медленно – и провалился по колени. Кроваво-хрустящей пеленой ударило выше уха, падения Берек не почувствовал.

***

Зря он вчера после поисков смотрел на звёзды. За день он облазил несчётное количество каменных комнат, обнюхал заросшие грязью лестницы и исследовал балки бывшей крыши. Даже пару раз взобрался по кучам из обломков и мусора к маленьким комнаткам у потолка и обнаружил лишь старые снарпячьи гнёзда. Раз вспугнул стайку горлушек – круглые белые птички с мурлыканием разбежались из-под ног, и Берек вяло махнул лизякой, слишком сосредоточенный на поисках, чтоб охотиться. Вечером замешкался с возвращением – неудача только распалила мысли.

Берек лежал на спине и пытался разглядеть – что там, в небе? Звёзды не похожи на глаза чудовищ – скорее, на маленькие дыры в шкуре неба, и там, по ту сторону, кто-то движется, небо подрагивает и дышит. Просто смотреть – что в этом плохого?

Берек просунул руку за отворот рубахи, почесал грудь, потом достал сложенный вчетверо лист и, наверное, десять по десятый раз развернул его. На картинке существо летело над крышами домов. Несмотря на то, что ветхий лист потёрся, и на кресте сгиба светилась прореха, не дававшая толком разобрать фигуру. Можно было различить летательную машинку, которую оседлало существо, а ближе к краям изображения тёмный фон усеивали звёзды. Всем известно, что летать невозможно, а на звёзды даже смотреть запрещено. Берек, когда нашёл эту картинку в груде мусора, почувствовал, что мир изменился. Появилось много вещей, которые стоило обдумать. Можно ли найти такую машинку в той самой комнате или рядом? Жаль, что он не запомнил места – тогда он был слишком ошеломлён. Неужели старейшины ошибались?

Закутанный в одеяло Диндиль нашёл Берека, лежащего у проёма двери. Диндиль боялся невзначай увидеть проклятые огни, и край одеяла нависал надо лбом, как платок старухи.

Береку эти страхи казалось смешными. Он уже четыре весны не ребёнок, и сказки о монстрах, смотрящих со звёзд, стали просто сказками.

«Это к несчастьям», – ныл и дёргал за полу Диндиль. Он считал, что поиски – ересь. Люди не могут летать, никто не может. Небо – дом Богов и чудовищ.

Пришлось уйти в дом – не хватало, чтобы все узнали о проступке, и община, осуждающе качая головами, назначила три по десять Дней очищения.

Утром пришли снарпы.

Они прыгали с крыш соседних домов, и солнце светило сквозь складки полётной шкуры на боках, слепило зрачки часовым. Снарпы – твари, которые не летали, но уже ловили шкурами ветер – пришли, следуя проклятию звезды, ранили, убивали и пили горячую кровь.

Зря он смотрел на звёзды и призвал несчастье.

Теперь Берек это понимал.

Он дрался, то отступая, то гоняясь за рычащими тварями по пыльным каменным комнатам. А потом упал.

Охотник лежал на дне пещеры. Бок онемел, песком запорошило нос и губы. Берек раскаивался, что был самоуверенным и гордым, что сомневался в мудрости общины. Кто будет смотреть вверх, тот падёт на самый низ.

Нужно выбираться!

Берек сел и ощупал череп над ухом. Пальцы коснулись влажной корки слипшихся волос. Проклятый снарп.

Сколько времени прошло, Берек не знал – вверху сияла дневным светом дыра, было тихо, бой кончился. Охотник подвигал ушами, вгляделся в просвет – пролом, куда он провалился, высоко, не допрыгнуть. Дно пещеры усеивал песок, который продолжал искрами сыпаться с края отверстия – в луче света виднелась вмятина от тела, окружающее поглотила густая тьма. Пальцы наткнулись на шершавую стену. Камень ровный – не взберёшься. Нога ударилась о твёрдое, звякнуло… Лизяка! Берек упустил её при падении, но не потерял. От стука лизякой по стене темнота стала осторожной. Подняться бы по стене, но никак. Если бы он успел найти секрет полёта, выбрался бы в два счёта.

Берек вздохнул и углубился в тёмный ход – чтобы глаза привыкли к темноте, нужно уйти от света. Отблески дня в дыре пропали, как только коридор вильнул в сторону. Ну и хорошо.

Если долго идти, то обязательно куда-нибудь придёшь, Берек это знал. Чтобы прийти куда нужно, следует выбирать лучший путь. Пахло сыростью, мокрой глиной, в горле щипало, будто тронул языком лизяку. Ход тянулся и тянулся бесконечно, не поднимаясь, но и не опускаясь. Берек заглядывал в боковые ответвления, а потом возвращался. Он несколько раз взбирался на огромный, толщиной в рост, корень, жи́лой тянущийся вдоль коридора, ощупывал жёсткие отростки, что уходили от основного ствола вверх, в норки. Оттуда тянуло холодом, но Берек не мог пролезть – слишком узко.

День сейчас или ночь? Под землёй всё одно. Это место не для людей.

Усталость сморила спустя вечность. Берек отчистил, насколько смог, глину с пальцев и волос и уснул, свернувшись на огромном корне и поджав рыжий пушистый хвост. Снилось, что он внутри звёздного чудовища, и жилы, которые тянутся вдоль пути, пронизывают огромное тело, бьются жизнью, а впереди – страшное пульсирующее сердце.

Сердце билось в небе, посылало красный жар на землю, отчего становилось тяжко дышать, а ветви деревьев казались чёрными. Берек смотрел, смотрел в багровые небеса, зная, что скоро всё умрёт, что Боги покинули этот мир и никого не спасут.

Проснулся Берек от движения. Он открыл глаза и дёрнул ухом. Голова болела. В одном месте у стены сгустилась тьма, и Берек понял, что там кто-то есть. Небольшой и живой, а, значит, добыча, подземная еда. В животе разлился едкий жар, казалось, будто требуха усохла старыми листьями. Этот кто-то пах сладким ароматом кожи, волос, дыхания.

Берек упёрся ладонями в жёсткий корень, на котором лежал, затем прыгнул.

Он сшиб добычу, ощутив под ногтями мягкость плоти. Чужак завизжал, стремительно вывернулся и полоснул острым по плечу. Удар, ещё удар – противник зашипел и пребольно ткнул в Берека палкой, пришлось отскочить и потерять контакт.

Охотник прижал уши и наморщил нос – добыча испугалась, запах страха витал в затхлом воздухе. Невысокое горбатое создание с мясистым носом раздвинуло губы и показало Береку оранжевые изогнутые резцы. Вот чем оно рассекло плечо! Берек покосился – лизяка осталась на месте лёжки, без неё сложно убить добычу… Или не стать ею самому! – он едва увернулся от стремительного рывка существа, рогатая палка просвистела на уровне глаз, Берек крутнулся, изгибаясь, попытался вцепиться в противника. Тот подскочил и бросился бежать, показав голый хвост – в ладони остался пучок серых волос.

Лизяка лежала там же, где Берек её оставил. Стук по корню вызвал странное эхо, словно он внутри пустой. Берек не знал, зачем Боги создали эти коридоры и корни. Они делали понятные вещи – дома, в которых удобно жить, полезные – разные лизяки – могучее оружие, и странные – груды трухи на бесконечных рядах ветхих полок, слишком большие окна в домах и прочее, как вот эти коридоры под землёй. Они сделали это для себя и своих детищ, а потом исчезли. Берек залез рукой за пазуху и проверил: картинка с летающим человеком и звёздами была на месте.

Он спрыгнул вниз, повёл усами и двинулся за убежавшей добычей. Живот подвело, если сейчас не поесть, то и не выбраться из тёмного мира. Запах чужой кожи и дыхания ещё держался в коридоре, к нему примешивалась нотка крови, и Берек заурчал. Он мягкими скачками помчался по следу, задерживаясь у поворотов. Ближе и ближе. Носатый его заметил. Аромат страха в воздухе будоражил – Берек слышал частый топот чужих ног впереди. Вот мелькнула фигурка – хвост на излёте, замерла, парализованная ужасом.

Берек прыгнул, лизякой метя в голову, обречённая добыча упала, толкнула его ногами, продлевая полёт, и охотник рухнул в коридор – в вязкую сеть ловушки.

Он бился, стараясь вырваться из липкой пелены, нити оплетали сильнее – не только ноги и хвост, но уже и плечо. Сердце захлестнуло первобытным ужасом, но Берек не выпустил лизяку. Он махал, стараясь сокрушить вязкие тенета, лизяка застряла, и пришлось дёрнуть изо всех сил, чтобы прорвать удерживающие её пряди.

Остро пахнуло насекомым. Берек отчаянно забился: вход в ловушку рядом, нужно напрячься изо всех сил, иначе не будет больше ничего… Он видел такие тенета наверху, только маленькие, и видел их создателей, впускавших соки в ещё живую жертву.

Стало нечем дышать, нити задрожали, Берек чуть не закричал. Что-то жёсткое упёрлось под рёбра. Невысокий носатый никуда не убежал – он стоял в коридоре и тыкал рогатой палкой в место, где под рубашкой хранился заветный рисунок – подталкивал к смерти. Однако палка перестала двигаться и, когда Берек вцепился в неё, потянула наружу. Думать было некогда, Берек рванулся, крепко держась за спасительный предмет. Позади треснуло, Берек высвободился и упал на пол.

– Беш-ш-шим, – шепнул голохвостый. Он был низеньким, и хотя больше не горбился, попытки помочь подняться выглядели смешными.

И они побежали.

***

– Почему ты меня спасла? – спросил Берек у Мии.

Он очистил от клейкой дряни усы и уши и теперь занимался хвостом.

Она посмотрела на него выразительными чёрными глазами, улыбнулась. Стали видны оранжевые острые зубы.

– Потому что нужно жить, – ответила непонятно.

Жирных мягких червей было немного, но они притупили чувство голода.

Мии, заманившая Берека в ловушку и затем спасшая, попыталась сначала накормить его зеленоватыми светящимися грибами, что росли в скопище мусора, принесённого сверху водным потоком. Когда Берек отказался, она нашла для него отвратительных на вид личинок. Если оторвать головы со жвалами, то есть их не так страшно… Берек решил идти вверх, к истокам реки, что несла мусор к грибнице. Почему Мии взялась его сопровождать, он так и не понял.

Мии была странной. Выпуклые чёрные глаза, полупрозрачные уши, серые волосы и следы от ногтей на плече и правой щеке. Голый щетинистый хвост. Она шипела и щёлкала так, что иногда он с трудом её понимал. Берек никогда не слышал о детях подземелья и не видел никого из этого странного народца. Мии утверждала, что Боги создали тоннели для её народа, который тоже называется людьми. Охотник недоумевал: какие же это люди?.. Её Боги были жестокими и страшными. Берек пытался объяснить, что на самом деле они великодушны – создали настоящих людей по своему образу и подобию, оберегали и заботились. Естественно, люди – это соплеменники Берека, с нормальными хвостами и глазами, а не как у Мии. Мир был раем, пока добрые Создатели не ушли.

Мии не соглашалась, недоверчиво складывала уши и рассказывала истории о жестокости и чуждости. Её Боги создали мир, они давали пищу и тепло, но и убивали. Страшно и жестоко, целые народы. Когда Создатели ушли, предки Мии остались жить под землёй, не завися от божьих благ, но по-прежнему ценя каждого соплеменника.

– Твои Боги добрые и заботливые, потому вы легко убиваете и не волнуетесь друг о друге, – в конце концов заключила Мии. – Наши – жестокие и беспощадные, потому нам нужно держаться за жизнь, потому я не смогла бросить и тебя.

«Интересно, какие Боги у снарпов?» – подумал Берек. Он никогда не задумывался, кто создал других существ, и, может быть… Тут мысли начинали путаться, они повисали беспомощно, и Береку показалось, будто его снова засасывает песком, под которым нет опоры.

Перед сном охотник показал Мии заветную картинку. Та крутила её и переворачивала, веер усов ощупывал воздух. Она пожала плечами и вернула сокровище Береку, и тут он понял, что Мии никогда не видела звёзд.

– Летать! – с жаром пояснял он, размахивая руками. – Туда, к небу, где крыши кончаются и в маленьких дырочках светится другой мир! Я обязательно найду летательную машину и узнаю что там, выше звёзд!

Мии опасливо косилась на распалившегося Берека и дёргала носом. Губа приподымалась над оранжевыми резцами, и охотнику казалось, что Мии смеётся над ним.

– Не понимаю, – качала она головой. – Зачем тебе это знать?

– Потому что я не могу не знать, понимаешь? – Берек и сам не мог объяснить, почему в груди что-то ныло, будто тосковало по чему-то давно забытому.

***

Они спали в нише у стены, на берегу заросшего грязью канала. Мии свернулась доверчивым клубком рядом со своей рогатиной, а Берек ворочался. Запах тёплой шерсти будоражил сознание. Он сглатывал слюну и старался думать о доме, о непроверенных комнатах, о том, далеко ли он отошёл, и что случилось с Диндилем и остальными. Может быть, не стоило уходить от той дыры, куда он провалился? Листок с крестообразной прорехой по центру шуршал в пальцах и пах домом, далёкое журчание убаюкивало…

Приснилось, что он мчится по коридору следом за удирающей тенью, мелькает голый длинный хвост, пальцы хватают живую плоть, а во рту сладко от горячего мяса. Кровь брызжет, брызжет в лицо – отчего-то холодная, Мии смотрит чёрными неживыми глазами, ноги сковывает липкая пелена – Берек вскинулся от ужаса и проснулся. Плеснула вонючая волна – грязная вода вышла из берегов канала и затапливала коридор.

– Мии! – закричал Берек. Он вцепился ногтями в трещины в стене, сопротивлялся потоку прибывающей воды.

Где-то ниже послышался отчаянный писк, и Берек прекратил цепляться, отдался на волю волн. Он загребал, стараясь не попасть в стремнину, вглядывался в несущийся мимо мусор.

– Мии! – кричал он, отплёвывая воду. – Мии!

Он нашёл её чуть живую от ужаса. Водоворот утягивал серое тельце, отрывая маленькие пальцы от кружащейся путаницы ветвей, и Берек лёг на живот, пополз по мусору.