Глубина резкости

– Ну все, поставь меня на место, все смотрят!

– Пусть смотрят! Год назад ты устроила здесь такое же шоу. Ты кричала на весь кампус, что любишь меня, а потом повисла на мне, как коала, и тебя это совсем не волновало.

– Справедливо, – сказала я, когда он опустил меня на землю.

– Значит, у тебя свидание с футболистом?

– Это не свидание, а деловая встреча. Ник предложил мне работу.

– Ну конечно, а сестры Кардашьян не красят глаза. Клянусь, этот парень запал на тебя.

В ответ лишь пожала плечами. Конечно, Ник был привлекательным, к чему отрицать очевидный факт, но я не собиралась выходить с ним за рамки работы или дружбы.

Попрощавшись со Скоттом, отправилась домой, где целый вечер подбирала нужные снимки для завтрашней встречи.

Футболист, подумать только. В детстве мы не пропускали ни одного матча школьной футбольной команды «Кометы». Дэниел был лайнбекером, он жил футболом, мы часто приезжали вместе с родителями и друзьями в Чикаго на игры Национальной лиги. Потом выросли, Дэн уехал учиться, а я перестала интересоваться спортом, когда переехала в Чикаго, и по этой причине понятия не имела, кто такой Ник Каллахан. Этот факт меня более чем устраивал.

* * *

Днем позже я вышла на крыльцо корпуса цифрового дизайна, вынимая из рюкзака телефон, чтобы проверить сообщения от Ника. Ветер трепал подол темно-болотного плаща. Хорошо, что додумалась надеть белую толстовку и темные узкие джинсы вместо платья, ведь сегодня обещали дождь, а где дождь, там и ветер, это ведь Чикаго. Дополнили комплект грубые черные ботинки – в них было удобно гулять по городу в мокрую погоду.

Мы договорились встретиться на парковке перед зданием. Мое внимание сразу привлекла шумная толпа студентов возле серого «Кадиллака XT6», в центре которой стоял Ник, поочередно забирая что-то из рук вопящих от восторга парней и, спустя секунды, возвращая обратно. Было похоже на спонтанную автограф-сессию.

– Супер! – вслух проворчала я, не желая протискиваться через коридор тестостерона, потом поднесла телефон к лицу и написала:

Я: Не найдется автографа для меня?

Ник вытащил свой телефон из кармана джинсов, поднял голову, найдя меня взглядом, и улыбнулся. Он что-то напечатал.

Ник Каллахан: Иди сюда и получишь фото!

Я: Фото – это по моей части

С широкой улыбкой я подошла ближе, остановившись в пятидесяти дюймах от Ника:

– Привет!

– Привет, готова ехать? – спросил он, не обращая внимания на окружающих. Он был выше большинства парней, стоящих рядом, сегодня на нем не было кепки «Патриотов», и только сейчас появилась возможность получше его рассмотреть. Темно-каштановые вьющиеся волосы, стрижка не длинная, но пряди уже залезали на уши, завиваясь на концах; глаза цвета голубой стали и нос, который как будто уже был сломан однажды, потому что на переносице был тонкий белый шрам и едва заметная горбинка. Эта деталь совсем не портила его, наоборот, добавляла мужественности. Сегодня Ник был гладко выбрит и выглядел безупречно в тонкой кожаной куртке, белой футболке и простых синих джинсах. Я обвела толпу взглядом, стараясь перестать пялиться на этого парня.

– А сам готов? Похоже, ты тут немного занят.

Ник повернулся к студентам, засунув руки в карманы.

– Простите, ребята, нужно ехать! – В ответ послышались грустные вздохи и бормотание. – Приходите на матч в следующую пятницу, обещаю, что продолжим с этого же места! – Негодование сменилось одобрительным свистом и криками: «Ты лучший!» Ник улыбнулся мне, повернулся и распахнул пассажирскую дверь. Я проскользнула в салон, опуская рюкзак на пол, парень обошел машину и сел на водительское сиденье.

– К сведению, приглашение на игру распространялось и на тебя.

– Все будет зависеть от того, насколько хорошо «Файр» обещает сыграть, – сказала, притворно захлопав ресницами, но сразу осеклась. О господи, я что, с ним флиртую? Захотелось стукнуть себя по лбу.

– Вызов принят! – Что-то в его взгляде говорило, что он имел в виду другой «вызов». – Билеты скину на твою почту, можешь привести с собой парня. – На этих словах Ник сморщился, включил зажигание и тронулся с места. Пауза затянулась.

– А если нет парня, могу привести пару друзей?

– Конечно можешь. – Словно кто-то щелкнул выключателем, и Ник расцвел.

– Так куда мы едем?

– Есть одно кафе рядом с Миллениум-парком, в нем готовят лучшие вафли в городе. И там малолюдно в это время дня. Ты любишь вафли? – спросил он нерешительно.

– Звучит отлично и калорийно.

– Не то слово! – Задержавшись на мне глазами еще на мгновение, парень перевел взгляд на дорогу. – Мы могли бы обсудить все детали за обедом, я распечатал дизайн-проект квартиры.

* * *

Мы припарковались у Миллениум-парка и решили пешком прогуляться до кафе. Всю дорогу Ник рассказывал, как переехал в Чикаго чуть больше года назад и что его друг поделился, где готовят лучшие вафли в городе.

Внутри было на удивление тихо, витал аромат свежей выпечки и терпкого кофе, желудок сразу же заурчал, отвечая на зов угощений. Мы выбрали столик в середине зала у окна, и я принялась изучать интерьер, не глядя в меню. С потолков свисали простые ламповые светильники, обрамленные искусственной зеленью, которая переходила на стены и обвивала деревянные панели. Вся мебель в заведении была разной по цвету и фактуре, это гармонировало со спокойным дизайном и создавало атмосферу уютного сумасбродства, как будто хозяин ограбил блошиный рынок, прихватив все самое лучшее.

– Что-нибудь выбрала? – спросил Ник, привлекая мое внимание.

– Нет, – неловко пожала плечами. – А ты?

– Давай закажем все виды вафель, и ты просто попробуешь все, чтобы найти то, что тебе понравится.

Я опустила глаза на меню, считая количество вариантов. Глаза округлились.

– Но их тут больше дюжины! Разве спортсменам можно столько углеводов в разгар сезона?

– А мы никому не расскажем! Не дрейфь, завтра я утрою нагрузку в зале, – подмигнул парень, подзывая официанта.

Пока мы ожидали заказ, я вытащила из рюкзака папку с фотографиями и положила на сиденье рядом.

– Почему ты решила стать фотографом? – Интерес в его голосе был вполне серьезным.

– Как-то на Рождество я получила в подарок пленочную камеру. Мои бабушка с дедушкой много путешествовали и привезли ее из поездки в Европу. В нашем маленьком городе было не так много интересного, да и фотографировать я не умела, поэтому камера несколько лет лежала на чердаке, пока однажды мы с друзьями не пробрались на территорию атомной электростанции и не нашли там заброшенное здание, в котором была куча старой аппаратуры. Мы знали, что, если нас поймают, нам крупно влетит, но очень хотели все исследовать, поэтому я побежала домой за камерой и просто сфотографировала все, что вызывало вопросы, на пленку.

– И как продвигалось расследование? – Он не сдержал смешок, приложив кулак ко рту.

– Нуу, поскольку мы были еще детьми, забирать напечатанные снимки из салона должен был отец. Конечно, владелец показал ему результат и похвалил игру света и тени, но дома нас с братом ждали хорошая взбучка и домашний арест на месяц. Видишь ли, мой отец – директор АЭС, и такие вещи, как кучка детишек, шныряющих по закрытому объекту, не повышали его репутацию.

Тут уже Ник захохотал вовсю.

– Это очень мило и забавно. А что потом?

– Ну, как ты понимаешь, домашний арест – не лучший досуг для ребенка, поэтому фотоаппарат стал настоящим спасением. Изучала все, что связано с проявкой и печатью фотографий, чтобы больше не носить свои работы в салон к тому стукачу. – Я улыбнулась, вспоминая свое детство. – Весь месяц мучила брата, заставляя его быть моей моделью. Так и влюбилась в фотографию.

Ник грустно улыбнулся.

– Тебе очень повезло с братом, Элли.

– Да, это так. У тебя есть брат или сестра?

Что-то мрачное мелькнуло в глубине его глаз.

– Нет. – Он сглотнул, тряхнув головой, словно смахивая неприятное воспоминание. – Но у меня есть лучший друг, который мне почти как брат. Мы не росли вместе, но с университета я практически жил в доме его отца. Они – моя вторая семья. – Его лицо потеплело, морщины вокруг глаз разгладились.

Вспомнив про переезд Ника, я решила спросить:

– Тяжело было переезжать почти за тысячу миль от дома?

– Я скучаю по Бостону, но не могу представить свою жизнь без футбола. Это выгодный контракт, в старой команде условия были похуже.

Бостон. Точно. Я вытерла потные ладони о штанины.

– Так ты играл за «Патриотов»?

– Так точно! – Ник отсалютовал.

– Тебе не стоит расхаживать по Чикаго в кепке с их эмблемой, – шутливо предостерегла я.

– О, это не моя идея. Мой придурок друг каждую поездку в Чикаго привозит коробку бостонской атрибутики, «чтобы я не забывал свои корни». – Он сделал кавычки пальцами. – Сейчас в моей квартире стоит уже пять коробок, полных этого барахла.

– Смешной у тебя друг. Надеюсь, ребята из «Файр» не против, – хихикнула я.

Официант начал расставлять перед нами тарелки с ароматными разноцветными вафлями, и вскоре на столе уже не было свободного места.

– Попробуй вот эти! – Ник указал на тарелку оранжевых вафель в кленовом сиропе, присыпанных чем-то красным. Он наблюдал, как я отрезаю с общей тарелки кусок вафли, окунаю ее в сироп и отправляю в рот.

Во рту взорвалась сладко-острая смесь, вызывая на кончике языка покалывание, которое сменилось легкой кислинкой. Я слизнула остатки сиропа с губ, и Ник задержал на них взгляд.

– Ну как? – хрипло спросил он.

– Ммм, это восхитительно! Что это? Похоже на цитрусы с перцем.

– Так и есть! Ты чертовски проницательна. Это, кстати, мои любимые. Попробуй остальные, хочу услышать вердикт.

Мы принялись уплетать вафли, делясь впечатлениями от гастрономического разнообразия. Было что-то интимное в том, как мы ели их, деля на двоих. Когда не осталось сил впихнуть в себя хотя бы малюсенький кусочек, я откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула, для себя отметив черничные вафли со сливочным кремом.

– Поверить не могу, что мы съели всю эту гору вдвоем!

– Технически ты не съела и четырех, все остальные умял я. Тренер уже убил бы меня за это. – Беззаботность его тона контрастировала с заявлением.

– Ты часто тренируешься в Гайд-парке?

– Время от времени. Мне больше нравится бегать в городе, чем торчать на стадионе, это помогает прочистить голову или завести приятные знакомства. – Последнюю фразу он сказал, поиграв бровями и указывая в мою сторону вилкой.

– Та скамейка – мое особенное место, так что, пожалуй, начну взимать плату, если ты и дальше планируешь клеить там девушек, – съехидничала я, крутя пальцем в воздухе.

– Так ты думаешь, я тебя клеил? – игриво спросил Ник. – Хотя, знаешь, не отвечай! Так все и было. При всей странности твоего занятия ты была слишком загадочной, чтобы не подкатить к тебе.

Острая грань, к которой приближался наш разговор, уже была подозрительно рядом, и я, как обычно, надела на лицо выражение «не понимаю твоих намеков».

– Так или иначе, та встреча привела нас к проекту, который мы собирались обсудить, – объявила я с расслабленной веселостью, поднимая папку с кресла.

Ник секунду вглядывался в мое лицо, уловив перемену в голосе, затем кивнул и жестом показал официанту освободить стол. Следующий час мы обсуждали варианты декора квартиры Ника, не затрагивая других тем. Когда мы закончили и собрали все шаблоны со стола, он подозвал официанта для закрытия счета. Я вытащила карточку из рюкзака, но парень накрыл мою руку своей и коротко бросил:

– Не обсуждается!

Я скривилась, но, вспомнив о своей метафорической дыре в кармане, не стала спорить.

Когда мы покинули кафе, небо совсем потемнело, тучи нависли над вечерним городом, делая дорогу до машины немного мрачной. Пришлось накинуть капюшон и закутаться в плащ; порывы холодного воздуха заставляли его подол путаться в ногах. Ник положил руку мне на спину, прикрывая от ветра, из-за чего я напряглась, как гитарная струна, которая вот-вот лопнет. Должно быть, Ник это почувствовал.

– Никак не привыкну к городу ветров, – сказал он в оправдание, убирая теплую ладонь.

Так мы дошли до парковки, я назвала адрес, и «Кадиллак» двинулся в сторону моего дома. Тяжелая дождевая капля камнем упала на лобовое стекло, за ней вторая, и постепенно дождь забарабанил сильнее. Услышав адрес конечного пункта, Ник включил дворники и потянулся к проигрывателю. Тихо зазвучала песня о призраке женщины, которому при жизни вонзили нож в самое сердце, поэтому теперь он вынужден был слоняться, не зная покоя. Откинувшись на подголовник, я грустно улыбнулась этой иронии. Огромный острый клинок ощущался в моей груди так явно, что теперь, сидя рядом с чудесным парнем, я боялась подпустить его к себе ближе, чем на расстояние, равное разговорам о погоде и вафлях. Может, я снова думала слишком громко, но, когда машина остановилась у моего дома, Ник тихо сказал:

– Элли, я очень рад сегодняшней встрече, твои фотографии – это то, что вызывает в моей душе особенный отклик, и я готов украсить ими стены и пол в своем доме, но… – Он замолчал, вздохнул и продолжил: – Хочу быть честным с тобой. Все это – лишь предлог, чтоб узнать тебя ближе.

Маленький воображаемый Скотт, чтоб его, затанцевал румбу в моей голове. Ник продолжил:

– Я по-прежнему жду, что ты придешь на пятничную игру, но еще мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной на свидание. – Все это время я не поворачивалась к нему лицом, ощущая, как горит щека под сталью голубых глаз, лишь изучала свои руки, нервно втягивая согревающий воздух через нос, когда он снова заговорил. – Называй меня самоуверенным засранцем, но я знаю, что ты этого хочешь, хотя есть причина, по которой держишь дистанцию. Я это принимаю и не стану давить. Всю неделю, пока в городе, буду проверять телефон в надежде, что ты скажешь «да».

Теперь я повернулась к нему лицом, изучая парня несколько секунд, в салоне было слышно только уличный дождь и тихую мелодию из динамиков. Слова Карен Элсон давно сменились другой композицией, и я подумала, что это так легко – взять и переключить трек, сменить унылую песню чем-то новым. Можно сколько угодно цепляться за прошлое, но почему просто не попробовать?

Я потянулась и накрыла ладонью напряженную руку Ника, все еще лежащую на переключателе скоростей.

– Тебе не нужно проверять телефон, я пойду с тобой на свидание, – мягко сказала, надеясь, что не пожалею о своем решении.

Лицо Ника озарилось улыбкой, а плечи расслабились под кожаной курткой.

– Тогда позвоню тебе завтра!

Казалось, такой доброй улыбки, как у него, я не встречала за всю свою жизнь. Необъяснимое ощущение спокойствия наступало в душе рядом с этим парнем. Свет уличного фонаря освещал одну половину лица, оставляя другую в тени – эта двойственность была так красива, что мне захотелось сделать фото. Не дав себе времени подумать, я достала телефон и навела камеру. Ник не шевелился, уловив ход моих мыслей. Щелчок, и на дисплее навсегда остался этот улыбчивый парень. Довольная собой, я убрала телефон в карман плаща. Никто из нас не комментировал этот маленький странный порыв.

– До встречи, Ник, – сказала, повернувшись, чтобы открыть дверь, и шагнула под дождь, который заглушил ответ парня, но мне показалось, что я услышала что-то вроде «удивительная».

Глава 5. Райан

Я нашел отца стоящим на коленях в маленьком саду за домом. Ссутулив спину и напевая что-то под нос, он копался в земле. Я оперся плечом о косяк двери, ведущей во двор, и молча наблюдал эту умиротворяющую картину.

Брайан Донован был эксцентричным мужчиной средних лет, он легко брался за любую работу, будь то преподавание в Массачусетском технологическом или копание в грядках. Именно он дал деньги, чтобы я смог начать свое дело; с ним я переживал провалы и праздновал успех.

Он развелся с матерью, когда мне было шестнадцать, и переехал в Чикаго, чтобы преподавать право в местном университете. Тут и встал вопрос о моем поступлении, ведь меня приняли в Гарвард и Северо-Западный. Первый всегда был заоблачной мечтой, но улететь за тысячу миль от близких людей казалось кошмаром. И я подал заявление во второй, чтобы приезжать в Брейдвуд как можно чаще. Как раз тогда, перед началом учебного года, отцу вдруг предложили должность декана в MIT в Бостоне. Не знаю, было ли совпадением, что мой старик отправится жить и работать в город, который мог воплотить мой жизненный замысел, но тогда я счел это знаком и поспешил отослать документы в Гарвард. Новость разозлила и без того вечно недовольную мать: это было время долгих споров и решений, в результате которых мы с отцом улетели в Бостон, оставив ее одну.

Технически мать и без того жила одна после развода и моего переезда в Чикаго. Ее бесконечные претензии к нам двоим допекли меня еще в старшей школе, поэтому любой шанс свалить из дома был кстати. Есть много вещей в этой жизни, о которых мне следовало бы жалеть, но переезд тогда не входил в этот список. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, останься я с матерью.

– Райан, ты уже приехал! – вырвал меня из мыслей радостный голос отца. Он сбросил грязные перчатки на землю, наскоро вытер морщинистые руки о штаны и поспешил заключить меня в объятия, похлопывая крепкой ладонью по спине.

– Пап, мы договорились на два, сейчас половина третьего, – улыбнулся я.

– В самом деле? Похоже, я потерял счет времени. – Он поправил очки на носу и оглядел меня с ног до головы, будто проверяя на целостность, и довольно кивнул самому себе.

Мы прошли в дом. Отец купил этот маленький двухэтажный коттедж сразу после нашего переезда. Дом был светлый и уютный, всегда чистый, поскольку мы оба в отличие от матери не были неряхами. Здесь часто тусовались, а иногда и жили мои друзья. Папа был готов принимать в своем доме кого угодно, лишь бы его гость почувствовал себя нужным и в безопасности.

– Так когда ты летишь к Сидни? – спросил отец, оборачиваясь на пороге кухни. Долгие прелюдии – не его конек.

– В начале октября. Свадьба Дэна запланирована на седьмое. Рассчитываю пробыть там не дольше недели.

– Даже этого слишком много, – съехидничал отец. – Если мать не сожрет тебя раньше.

– Вообще то мы созванивались на прошлой неделе, и она показалась мне милой.

– Милой? – Отец посмотрел на меня будто на обкуренного.

– Она сказала, что очень скучает, я не был у нее уже… – Попытался вспомнить. – С прошлого января.

– Эта женщина ненавидит меня. Клянусь, она думает, что я удерживаю тебя в Бостоне силой.

– Пап, она так не думает и знает, что я по уши в работе. И она все еще моя мать.

Он с недоверием покачал головой, что-то вынимая из духовки. Аромат сладкого молодого картофеля и мяса, запеченного в травах, разнесся по кухне. Я подошел к холодильнику и вынул пару бутылок пива, открывая их об железную ручку кухонного гарнитура, пока отец раскладывал овощи по тарелкам.

– Хочешь отправиться на рыбалку в выходные? – спросил я, ставя на стол миску с салатом. – У Кея игра в эту пятницу, можем отпраздновать победу хорошим уловом.

– Ты так уверен, что они победят?

– Я всегда в нем уверен, – без тени сомнения сказал я, отсалютовав отцу бутылкой.

Он поддержал этот жест, и мы принялись за обед, обсуждая прогнозы на игру и новое место для рыбной ловли. Это было любимое занятие моего старика и, поскольку он раньше жил в городе, где рыбалка запрещена из-за атомной станции, следовательно, был лишен этой радости, в Бостоне отрывался на всю катушку.

* * *

После обеда я заехал в офис, чтобы поставить подписи в документах и провести пару встреч. До отъезда нужно было сделать кучу звонков и убедиться, что работа не рухнет без нас со Сьюзан. Последняя держала меня в узде с той пьяной ночи в «Убежище», будто из воздуха организовывая работу, лишь бы ее босс не сидел без дела, хотя я и сам не любил отлынивать от работы и часто засиживался в офисе до ночи, спасибо генам отца.

Телефон на столе зазвонил:

– Здесь человек из Boston Globe.

– Опять? Я ведь уже дал интервью пару месяцев назад.

Я ненавидел прессу, а эта газета уже полгода долбила мой офис своим предложением, но Сью уговорила меня, шантажируя поездкой в Чикаго. Она считала, что это полезно для имиджа компании.

– Да, и они совершенно точно говорили, что работа над статьей еще не закончена. – Неудивительно, что она это помнила, ведь мозг Сью каким-то образом запоминал и с точностью воспроизводил каждую мельчайшую деталь. – Просто дай парню сделать свое дело.

– Хорошо, впусти! – коротко велел, застегивая пиджак на верхние пуговицы.

Дверь кабинета открылась, и в помещение вошел тощий прыщавый подросток. Я оглядел его с ног до головы, поднимаясь со своего кресла.

– Здравствуйте, мистер Донован! Меня зовут Стюарт Лэнгдон.

– В Boston Globe теперь берут начиная со старшей школы? – с удивлением прервал я.

Парень покраснел, выдавливая:

– Мне двадцать. И я учусь в университете.

Пока я пожимал его потную ладошку, он пялился себе под ноги. Зашибись, сорок минут с недоучкой. Даже взглянул на часы, чтобы проверить свои расчеты, и вздохнул. Пятьдесят минут вообще-то.

– Садитесь!

Указал парнишке на кресло для посетителей, сам же отошел к панорамному окну, чтобы сосредоточиться на чем угодно, кроме предстоящего допроса. Которого, кстати, не последовало. Я обернулся. Журналист все еще стоял посреди кабинета, оглядываясь по сторонам и заметно нервничая.

– Можете начинать. – Парень подпрыгнул.

– Статья выходит в печать в конце октября. Нам нужны фото для первой полосы и разворота. Меня послали, чтобы я сделал кадры в непринужденной офисной обстановке.

Я прищурился. Не любил, когда меня снимали, эта информация не была новостью для журналистов. По всей видимости, Boston Globe было плевать.

– Можете взять в Сети любую фотографию и прилепить на свою обложку, – отрезал я.

– Мистер Донован… сэр… – Он снова покраснел, да что же это такое! – Все фото в нашей газете эксклюзивны, мы не можем брать снимки из других источников.

Я поморщился от внезапной головной боли. Чертова Сью.

– Ну конечно, – хмыкнул я. – Ладно, валяй. У тебя двадцать минут, потом у меня встреча.

Это была ложь. Не совсем искусная, но парень не подал вида, расчехляя свою сумку и устанавливая сборное оборудование. Он провозился добрых пять минут, направляя мне в лицо какой-то отражатель и навязчиво щелкая пробные кадры.

– Сэр, не могли бы вы расслабиться и представить, что меня здесь нет? Знаете, как будто вы просто прибыли в офис, чтобы делать свою работу.

Я бросил на него испепеляющий взгляд и уселся в свое кресло, продолжая вчитываться в договор, который оставил на столе.

– Прекрасно, только могу я попросить вас снять пиджак?

– Это еще зачем?

– Сделаем вид, что вы засиделись над документами, так будет естественней. Ну, вы ведь не можете целый день усердно работать при параде. Это сковывает движения и мешает.

– Тебе то откуда знать, Питер Паркер?

Губы фотографа скривились. Я закатил глаза и снял долбаный пиджак, погружаясь в работу. Не успел абзац, отпечатанный на бумаге, закончиться, как меня снова прервали.

– Отлично, просто прекрасно! Как насчет фото в полный рост у окна с видом на город? – Пришлось нехотя оторваться от договора.

– Знаешь, становится все трудней делать вид, будто тебя здесь нет. – Я повторил его фразу, при этом рисуя в воздухе кавычки, но затем встал и отошел к окну.

Двадцать минут давно уже закончились, как и мое терпение.

– Еще немного. Развернитесь лицом к Бостону! – Я сделал, как он велел, убирая руки в карманы брюк.

Весь этот процесс напоминал что-то давно забытое. Щелчки фотоаппарата за спиной въедались в мозг, методично докапываясь до моментов, которые я хранил глубоко в памяти, но боялся открывать. Была причина, по которой ненавидел фотографироваться, ведь каждый новый звук, издаваемый за моей спиной, пробуждал внутри отголоски старой боли.

– Думаю, достаточно. – Резко развернувшись, я протиснулся мимо фотографа, наскоро раскидал документы по папкам и подхватил пиджак; посмотрел на часы, всем видом намекая, что хотел бы закончить.

Фотограф недоверчиво уставился на меня. Цепкий малый. Понимаю, почему такая газета, как Boston Globe, наняла его.

– Большое спасибо, что согласились! – с восторгом сказал он, листая кадры.

Можно подумать, у меня был выбор.

– Моя ассистентка проводит вас. Всего доброго. – Я опустил взгляд на камеру в его руках и почувствовал, как комната вращается.

Я снова разозлился и вышел из офиса, попросив Сью взять оставшиеся дела в свои руки. Нужно остыть и прочистить голову, но на этот раз другим, менее губительным для себя способом, единственным, к которому я прибегал всю свою жизнь, – бег. Я всегда убегал.