Хищные зеркала. Сборник страшных историй

Даша ныла, что зеркала сильно ее пугали, поскольку девочка слышала странный шепот. Шепот мешал спать, отвлекал от дел и – что самое страшное – подстрекал сделать всякое. Марк почти полностью поседел за мгновение, когда увидел, как Даша с размаху вонзила себе в руку цыганскую иглу. Ни секунды не колебалась. Осознание пришло после, как и дикая истерика. Марка потом долго дразнили в школе из-за цвета волос, только Саша поддерживал.

В-третьих, если бы Марк добрался-таки до книги, он совершенно точно ее сжег. И тогда либо молчаливый отчим вовсе перестал бы с ним общаться, либо искромсал бы лицо пасынка, как искромсал ножницами подушку. Ему не понравилась новая наволочка, которую сшила мама.

Иногда Марк жалел, что закрасил лицо отчима на фотографиях, ведь у него не осталось ни одной нетронутой. Марк всем сердцем любил маму, прежнего отчима, и Дашу, но простить то, что произошло, не мог.

Надо было не закрасить, а искромсать.

На улице темнело, а на кухне так хорошо и тепло, что Марк понемногу отвлекся от событий в квартире Зои Петровны. Саша понемногу изучал тетрадь, перелистывая страницу за страницей, останавливаясь на уж очень необычных зеркалах. То рама привлекала внимание, то сама форма рамы. В списке имелся цельный зеркальный шар.

– Око, – хмыкнул Саша, прочитав название. – Кто вообще додумался такие зеркала изготавливать?

– Это и не зеркала, а куски единого целого, похожие на зеркала, – тихо сказал Марк. – Зоя Петровна называла их живыми, а я знаю, что в них спрятались чудовища. И это имена чудовищ, вовсе не имена зеркал.

Щелк!

В квартире погас свет.

– Опять что ли? – недовольно буркнул Саша.

Независимо от того, сколько электроприборов работало, пробки вышибало регулярно.

Марк ощутил, как кожа покрылась мурашками. Парень вскочил, опрокинув табурет, на котором сидел, побежал в спальню, где ожил Костолом.

Зеркало задребезжало.

И на этот звук из-под матраса отозвался Птицелов легким звоном.

Марк нервно сглотнул. Парень видел, что в Костоломе появился оранжевый глаз. Глаз моргнул, посмотрел направо, налево, вперился в Марка, который тут же перекрыл половину лица рукой. Начисто забыл про маску и, вероятно, сейчас было уже поздно.

– Фонарик! Фонарик! – что есть сил завопил Марк.

Глаз моргнул, исчез. Точнее не исчез, не растворился, а ушел наверх, словно некто огромный распрямился во весь рост.

Сквозь зеркало в комнату проникла длинная когтистая рука. Зажегся фонарь за окном, и желтый свет попал на лоснящуюся черную кожу Костолома. Рука дернулась назад, обогнула световое пятно и двинулась дальше ощупывать спальню. Рука тянулась к матрасу, под которым Птицелов зашелся в оглушающем звоне.

– Фонарик!

Рука замерла, и выпросталась вперед, словно намереваясь сцапать Марка. И тут же резко отползла назад, поскольку луч фонарика, который принес Саша, попал на зеркало. Снова клубящаяся темнота и больше ничего.

Марк подошел к зеркалу и поставил его так, чтобы ночью на него падал свет фонаря, если вдруг снова выбьет пробки.

– Верни свет обратно, – попросил Марк, повернувшись к Саше.

Тот испуганно смотрел на зеркало.

– Это не пробки. Наверное, свет выключили.

Марк почувствовал, как в желудке заворочалось неприятное ощущение. Даже не страх, не тревожность.

Беспомощность.

Марк забрал у Саши фонарик, попросил друга сходить на кухню за телефонами, свечами, запасными батарейками – чем угодно, лишь бы свет был до восхода солнца. Желтоватый свет из окна вселял надежду. Странно, что фонарь не вырубился.

Саша вернулся, напуганный пуще прежнего.

– В соседних домах горит свет. Под нами тоже свет горит, я высунулся из окна, посмотрел.

Марк схватился за голову.

Ситуация становилась хуже. К мысли о том, что Птицелов захотел быть найденным, присоединилась еще и мысль о том, что Костолом создавал для себя темноту самостоятельно.

Марк сжал кулаки. Не может быть, тогда бы в квартире Зои Петровны всегда была кромешная тьма. И тогда бы свет у Саши отключился бы куда раньше.

В ушах все еще стоял звон Птицелова.

Марк достал первое зеркало и унес зеркало в ванную, положил в таз и накрыл грязным бельем.

НАБЛЮДАТЕЛЬ

Саша заснул очень быстро.

Не стал уходить в свою спальню, свернулся калачиком на полу возле дивана, на котором теперь спал Марк. Друг укрыл его одеялом, сам же ложиться не стал, сидел с фонариком у Костолома и видел только тьму. Нацепил маску, сделал кофе, чтобы протянуть до рассвета.

Как только дома стало больше зеркал, то у отчима тоже начались проблемы со сном. Он не называл их живыми, не говорил, что у них есть имена. Просто в тех зеркалах иногда скользили тени, или отражение показывало не квартиру, а разрушенные дома или могильные холмы.

Маме это надоело, она долго копила на море и в один вечер радостно сообщила, что всей семьей они уезжают к солнечному берегу, к горячему песку и соленой воде, которая если не залечит раны на теле, то уж точно вылечит души. Марк уговорил отчима согласиться и оставить ненадолго свое увлечение, занавесить зеркала, отвлечься. В мужчине накопилось много агрессии и напряжения. Возникало ощущение, будто это скоро все лопнет и выйдет наружу самым неприглядным образом.

Сам Марк не слышал шепота, ему не хотелось втыкать в себя иглы или подолгу сидеть перед зеркалами, как стала делать Дашка. Марк однажды обнаружил ее перед своеобразным алтарем в кладовке, которую отчим освободил именно для зеркал. Даша не хотела никак выходить из кладовки, брыкалась, даже укусила Марка. Парень тогда разозлился, пошел к отчиму поговорить.

– Ладно ты, взрослый человек, сам в это вляпался. Дашку не пускай в кладовку, запирай на ключ!

Отчим невидяще уставился на Марка, потом отвесил пасынку затрещину. Марк полез бы даже в драку с ним за сестру, но мама вмешалась. Усадила поговорить, позвала ужинать. Марк видел, что маме самой ужасно страшно. Сон нарушился, она много раз жаловалась на галлюцинации, вызванные сонным параличом.

Накануне отъезда на море, Марк дождался пока все заснут, прокрался в зал, где на полках пылились книги, добрался до «Сердец в зеркалах», умыкнул к себе в комнату и спрятал в рюкзаке, под вещами. Он планировал вывезти книгу к морю, сжечь или разорвать на части, засыпать песком на пляже. Марк верил, что проблемы закончатся, едва книга исчезнет. Засыпал он с чувством облегчения. Крепко заснул, сладко.

А проснулся от воя мамы.

Марк открыл глаза. Парень задремал под утро и действительно услышал разбудивший его вой, только выл Саша. Марк заозирался по сторонам. В спальню заглядывало солнце, перед Костоломом горели свечи. Ни глаза, ни руки, вроде бы все в порядке. Марк вспомнил о Птицелове, встал и, пошатываясь, пошел к ванной комнате, проверил на месте ли зеркало. На месте.

Саша выл на кухне.

– Что случилось?

Саша продемонстрировал красную руку – обжегся кипятком, пока наливал в чашку воду для кофе. Марк почувствовал, как дышать стало ощутимо легче: первой мыслью было то, что Птицелов сделал больно.

Марк полез за аптечкой, помог Саше с рукой, приготовил завтрак на автопилоте. Парню становилось хуже без сна. Он честно не понимал как вытянет до конца и вытянет ли вообще.

Пока Саша за обе щеки уплетал яичницу с жареными сосисками, Марк вяло ковырялся в тарелке, перебирая в уме возможные локации с нужными зеркалами. Он жалел о том, что все-таки сжег книгу отчима, не удосужившись толком перевести большую часть информации на неизвестном языке. Память угодливо подкинула воспоминания про Пересмешника и Марка затошнило от накатившего ужаса. Он почему-то считал, что когда все закончится, то и все неприятности рассосутся сами по себе.

Марк достал телефон.

Еще множество пропущенных от Зои Петровны.

Тошнота стала сильнее, поднялась до самого горла. Пересмешник не успокаивался. Неужели существо не понимало, что однажды ускользнувшая добыча не вернется, чтобы стать обедом? Наверное, не понимало. Наверное, просто не умело мыслить такими категориями. Сидело себе в зеркале, время от времени подглядывало за Зоей Петровной и ее дочерью. Марк был на сто процентов уверен, что Зоя Петровна нередко смотрелась в живые зеркала, не всегда занавешивала их, просто запретила это делать ему.

Марк едва успел добежать до раковины, прежде чем небогатое содержимое желудка выплеснулось на грязные тарелки.

– Извини за это, – пробормотал Марк, виновато пряча глаза от Саши. – Уберу, не переживай.

Включил воду, прополоскал рот, принялся мыть посуду. Саша расстроенно вздохнул.

– Я говорил уже много раз. Извиняться не за что.

– Где искать остальные зеркала? – глухо произнес Марк, старательно натирая тарелки губкой с моющим средством.

Нужно быстрее, как можно быстрее. Если его не сожрут уже найденные два, то точно сведут с ума. Марк положил тарелки на полотенце, вытер руки о штаны. И снова вырвало. В глазах потемнело.

Мама выла, поглаживая лицо мертвой Дашки. Сестра лежала перед кладовкой. Пол кладовки сплошь усеян мелким крошевом зеркал, на стене нарисована дверь. Пустые рамы. Зеркала не разбили, а словно попытались истолочь в пыль.

Марк осел на пол, протянул руки к сестре. Из глаз у нее торчали зеркальные осколки. Марк подобрался поближе, ласково убрал мамины ладони от Дашкиной головы, приподнял тельце над полом. В затылке был еще один осколок, самый крупный из трех. Марк поранился об него пальцем, когда укладывал голову сестры на пол. Парень тогда не знал, что в ранку попал крохотный кусочек зеркала.

Тошнота понемногу отступила.

– Где искать остальные зеркала? – повторил вопрос Марк, глядя на чашку с крепким сладким чаем, который заварил Саша.

Марк сидел на полу, прислонившись спиной к кухонному шкафчику. Чашка стояла перед ним, друг сидел рядом. Марк снова прокручивал в голове беседу с коллекционершей.

– Из города их не вывезли, они не любят перемен, – прошептал Марк.

Было бы неплохо снова в квартиру к Зое Петровне попасть, но там бродил Пересмешник.

– Не любят перемен, – Марк потер подбородок.

Птицелова нашел на вокзале. Вдруг зеркало хотели вывезти, но каким-то образом Птицелов решил нарушить планы?

– Кто не любит? – подал голос Саша.

– Зеркала, – пробормотал Марк.

Раз то, что в них сидит, своевольное и может сделать так, чтобы отыскали, значит, может и повлиять на то, чтобы зеркала оставили в определенном месте. Или бросили и больше никогда не беспокоили. Палец снова заныл, как тогда, когда Марк впервые рассматривал тетрадь. Марк сделал глоток чая. Опять звон Птицелова вспомнился. Парень посмотрел на Сашу, чувствуя как волосы на загривке встали дыбом.

– Что такое? – Саша приподнял брови в удивлении.

– Я знаю как искать, – Марк хлопнул себя по коленке, встал с пола.

Совершенно дурацкая мысль, но чем черт не шутит?

Марк направился в ванную, достал Птицелова из-под вороха одежды. Зеркало задребезжало. Вчера Марк посчитал, что Птицелов звал Костолома на помощь и поэтому начал звенеть. А вдруг зеркала посильнее могут пожирать другие зеркала? Нет, нет, нет, такого точно быть не может. Они же части одного целого. Не пожирать, Костолом хотел слияния.

Марк не стал надевать маску и, собравшись с духом, взглянул прямо на свое отражение позади птичьего скелета.

– Я дам крови, а ты расскажешь где искать Наблюдателя, Зубоскала и Мару. Не расскажешь – скормлю Костолому, – отчеканил Марк и замер: отражение улыбнулось частоколом черных зубов во рту.

Птицелов зазвенел.

Марк приложил руку к отражению и закричал: кожи на ладони как не бывало. На зеркале остался след крови, который моментально впитался в него. Из-за ослепляющей боли Марк даже сразу не понял, что на вопль примчался Саша.

– Что такое? – ахнул Саша и тут же рассвирепел:

– Что ты творишь? Совсем из ума выжил?!

Зеркало же тихо зазвенело и явило глазам изумленного Марка сотки полок с книгами и подшивками, пыльные коробки, сотни картонных карточек. Саша тоже вгляделся в изображение.

– Похоже на библиотеку, – Саша сощурился, чуть натянул правый уголок глаза, чтобы лучше видеть.

– Или на архив, – покачал головой Марк. – Детали бы не помешали, конечно.

Саша поджал губы.

– Знаю это место.

Марк с надеждой посмотрел на него.

– Детская библиотека, там рядом еще бывший Дворец пионеров.

– Как ты узнал?

Друг указал пальцем на огромные окна позади стеллажей.

– Я эти окна узнаю из тысячи. Из них было видно школу. Нина позже меня заканчивала занятия.

Саша покраснел.

– Я шел в библиотеку, возился с докладами или еще с чем, высматривал ее и потом выходил, как бы ненароком с ней пересекался, а дальше дело в шляпе. Мороженым угостить можно, в кино сходить.

Марк глупо заулыбался.

– Не знал, что тебе Нина нравилась.

Саша почесал в затылке.

– Да уж, было время. Ладно. Давай руку забинтуем и поедем за третьим зеркалом.

Марк закусил нижнюю губу. Он боялся оставлять Костолома без присмотра. Саша прекрасно понял, о чем запечалился товарищ, поэтому заверил:

– Брось, тут недалеко, за час управимся. Два, если искать зеркало будет сложно.

Конечно, сложно. Там же сотни полок, стеллажей, море книг.

Когда машина остановилась перед библиотекой, то Марк не поверил своим глазам.

– Я не знал, что ее закрыли, – Саша удивленно хлопал глазами, глядя на выбитые стекла в окнах.

Друг погрустнел. Марк же напрягся. Как будто каждое место, где парень находил зеркала, начинало разрушаться. Что вокзал, что… Марк нервно сглотнул. О квартире коллекционерши он старался не думать.

– Тем проще, – Марк выбрался из автомобиля, подошел к зданию.

Краска на фасаде потрескалась, на скульптурах мальчика и девочки, державшихся за обложку книги, появилась черная плесень. Марк дернул на себя одну из створок входной двери. Та поддалась со скрипом.

Библиотека встречала запахом плесени и сырой бумаги. Марк миновал холл, где располагался гардероб, с печалью взглянул на собственное отражение в неживых зеркалах на стенах. Парень с тяжелым вздохом пригладил торчащие в стороны седые волосы, похлопал себя по щекам. Он очень скучал по прежнему себе. Скучал по сестре, скучал по маме.

Марк прошел дальше, через стеклянные двери, ведущие в читальный зал. Ряды тяжелых столов с неработающими лампами. На полу валялись тетради, ручки. Как и на вокзале, у Марка возникло ощущение, словно те, кто тут находился, покидали библиотеку в спешке, бросив все, что имели с собой.

В библиотеке было ужасно холодно, подтекала крыша.

Марк дошел до стола, где велся учет книг, где сидели библиотекари. Парень окинул взглядом книги на стеллажах. К ним десятилетиями стремились за знаниями, и теперь они покоились в одиночестве, среди сырости. Книги не продали, не раздали, не подарили детским домам.

Бросили гнить.

Дело с вокзалом обстояло куда проще. Марк грустно усмехнулся, прошелся вдоль рядов стеллажей. Внимание привлекла книжка в красной обложке, которая валялась возле одного из стеллажей.

– «Чем отличаются люди и нелюди: анатомическое пособие», – прочитал Марк.

Все внутри сжалось.

Марк открыл книгу. Первая страница пустая. Вторая, третья. На четвертой была черно-белая фотография вскрытого человеческого тела на металлическом столе. Голова лежала рядом, лицом вниз. Марк отвернулся, потом сделал глубокий вдох.

Перелистнул страницу.

Палец заныл.

Еще одно тело, только стол другой. Конечности вывернуты под неестественными углами, шея сломана, голова так же лицом вниз.

Перелистнул страницу.

Затошнило. Странное существо, отдаленно напоминавшее собаку, с выпущенными внутренностями.

Перевернул страницу. Одна единственная надпись.

– «Ничем», – прочитал Марк.

Следующая страница.

«Ничем».

Еще одна.

«Ничем».

Еще одна.

Фотография кого-то еще.

Лицом вниз, в брюшной полости пусто. Видно только обломки костей. Марк захлопнул книгу и открыл еще раз. Последний стол оказался уж очень знакомым. Парень похолодел.

Стол с лампой, один из тех, которые он миновал, чтобы дойти до стеллажей.

Стало не по себе, будто Марка макнули в помои.

Он обернулся на столы и замер. Посреди читального зала стоял человек. Черное пальто, черная шляпа-цилиндр на голове. Марк почувствовал, как страх начинает понемногу окольцовывать внутренности.

– Вы кто? – пробормотал Марк.

Человек сделал шаг по направлению к нему.

Второй.

Третий.

Шаркающей походкой, волоча правую ногу, человек медленно, но верно приближался к окаменевшему от ужаса Марку.

– Сам сделал! – заклекотал голос, похожий на голос ребенка.

– Ч-что? – переспросил Марк.

Человек остановился.

– Сам сделал! – на этот раз голос был женским.

– Книгу! – голос старика.

– Сделал! – снова детский.

– Могу тебе главу посвятить! – снова женский.

Марк выронил пособие из рук, попятился. Человек снял цилиндр, сделал неловкий поклон, выпрямился. Голова усеяна маленькими глазками. Голубые, карие, желтые, красные, белые и черные. Глаза вращались беспрестанно, таращились, щурились.

– Марк, – послышался голос Саши со стороны холла, – слушай…

Человек резко повернулся к выходу из читального зала.

– Нет, нет! – истошно заорал Марк. – Уходи! Уходи немедленно!

– Что? Почему? Нечестно тебя бросать наедине с зеркалом, – в голосе Саши слышалась улыбка.

Человек с глазами кинулся к холлу, но Марк закричал:

– Тронешь хоть пальцем – я найду твое зеркало и следующим в книге станешь ты сам!

Ответом Марку послужил смех, сотканный из тысяч голосов. И Марк понял почему зеркало называется Наблюдателем. Марк видел, как Саша появляется за стеклянными дверьми.

– Я нашел его, – Саша выставил вперед руку с зеркалом. – Оно висело у гардероба. А это кто?

Друг увидел человека в пальто и побелел.

– Глазки необычные, – прогудел человек густым басом, отогнул ворот пальто. – Хочу себе такие, еще больше всего смогу увидеть!

Огромная пасть с частоколом острых зубов.

Марк не мог пошевелиться.

Если Птицелов и Костолом уже находились внутри зеркал, то как туда отправить Наблюдателя?

Палец заныл сильнее, чем раньше.

Словно начинал нарывать.

– Осколочник! – прошепелявил Наблюдатель голосом старухи, шумно втянул воздух через дыры на том месте, где мог бы быть нос. – Осколочник! Кого ты ищешь?

Марк переводил взгляд с Наблюдателя на Сашу и обратно.

– Не твое дело! – выпалил Марк. – Полезай обратно в зеркало!

Наблюдатель захлопал глазами.

– Сгинешь, сгинешь! – гаркнул Наблюдатель, однако не торопился нападать.

Невольно вспомнился Пересмешник.

Зеркало в руках Саши задребезжало и, спустя секунду, Наблюдатель испарился. Саша моментально обмотал зеркало шарфом, спрятал за пазуху.

– Что это было? – пробормотал друг, оглядываясь по сторонам. – Почему он тебя Осколочником назвал?

– Понятия не имею, – покачал головой Марк, спрятав руки в карманы, испугавшись, что Саша вдруг почувствует боль в пальце.

Они вернулись к машине, уложили зеркало на заднее сиденье.

– Пригодилась бы сейчас та книга, да? – спросил Саша, поворачивая ключ зажигания.

Марк промычал в ответ что-то нечленораздельное, пристегнулся, откинулся на спинку кресла.

Книжку отчима, о сердцах в зеркалах, Марк долго не вытаскивал из рюкзака, собранного на море. Собственно, и сам рюкзак не разбирался. Помимо гибели Дашки, на Марка с мамой свалилась пропажа отчима. Просто как сквозь землю провалился. Плюс гибель сестры была крайне необычной. Так выражались сотрудники следственных органов, которые первое время в квартире просто поселились.

Мама очень сильно переживала, начала много курить, хотя бросила сразу после университета. Она могла подолгу не принимать душ, частенько даже не умывалась. Волосы на голове превратились в сплошной непрочесываемый колтун, и мама усугубляла ситуацию: она постоянно его еще больше запутывала пальцами.

Однажды утром Марк проснулся, встал, пошел на кухню, готовить завтрак и увидел на кухне маму. Она кардинально отличалась от женщины, которую Марк накануне уложил спать. Мамины глаза блестели. Перед ней на столе лежали сигареты, зажигалка, пепельница, та книжка и машинка для стрижки волос.

– Я немного в твоем в рюкзаке похозяйничала, извини, – мама произнесла это очень виноватым тоном.

Марк осмотрелся. Кухня была вылизана до блеска. Мама встала со стула, расстелила на полу газеты, поставила табуретку в центр комнаты, вручила сыну машинку.

– Очень прошу, – только и сказала она, щелкнула кнопкой на пластиковом корпусе машинке.

Машинка зажужжала. Марк послушно взял инструмент и принялся состригать мамины волосы.

– Давай позавтракаем, – после того, как стрижка была окончена, мама посмотрела на себя в отражении экрана мобильного телефона. – Знаешь, вот как раньше, собирались вместе. Ну, посидим вдвоем, блинчики будешь со сгущенкой?

Сын кивнул, не сводя глаз с книжки.

– Мам, – протянул Марк, – а тебе книжка-то зачем?

Мама взяла сигареты, чиркнула колесиком зажигалки, закурила. Сначала помолчала, глядя на волосы на газете, на блики солнечных зайчиков, прыгающих по стенам.

– Ты ж понимаешь, что муж мой пропал не просто так.

Марк напрягся.

Мама впервые так говорила об отчиме. Раньше просила и Дашку, и Марка называть его папой. И они так и делали, тем более, что отношения сложились теплые, по-настоящему родственные.

Мама сняла обручальное кольцо, с которым не расставалась со дня свадьбы. Марку тогда было семь лет, а Дашке едва исполнился год. Родной папа разбился в аварии: пьяный водитель выскочил на встречную полосу.

– Что такое говоришь? – Марк чувствовал себя крайне неуютно.

Мама чуть улыбнулась, и у уголков ее голубых глаз собрались морщинки.

– Знаю я что он с Дашкой сделал. Знаю зачем, – мама стряхнула пепел. – Я Дашку так любила. И люблю. А он взял и забрал ее.

Марк понурил голову, к горлу подступил комок.

За окном цвела сирень, синее-пресинее небо без единого облачка. Ребятня бегала по двору, в догонялки играли. Теплый ветер шуршал яркой зеленью деревьев.

– И я найду. Заставлю ответить за то, что натворил.

У мамы покраснели глаза, она вытерла выступившие слезы рукавом толстовки.

– Где ж его искать-то? – совсем растерялся сын.

Ему хотелось плакать, но он не смел. Не перед мамой, это расстроит ее еще больше.

– За зеркальными дверями ходит, – отозвалась мама, открыла книгу и поднесла к лицу Марка схематичное изображение двери, собранной из осколков разбитых зеркал. – Нужно найти пять зеркал, из которых соберу обратно дверь, открою ее и позову.

Марку стало нехорошо.

– Мам, а как же я? Неужели меня оставишь? – прошептал Марк, облизнув пересохшие губы.

Мама потрепала сына по волосам.

– Ни в коем случае. Все это – никак не означает то, что тебя кто-то бросит.

– Что за зеркала?

Мама погладила книжку.

– Хищные зеркала. Питаются плотью, радуются чужой боли, становятся от нее сильнее.

– А что за зеркала были в кладовке? – Марк сам взялся за сигареты, думал, что мама будет ругаться, но она только подала зажигалку. – Какие-то другие?

– Да, – мама кивнула. – Зеркала с могил. Умеют только открывать двери. А вот хищные, если напоить их своей кровью, еще и откроют дверь именно там, где находится то, что нужно.

– Нос не откусят? – нервно усмехнулся Марк.

– Не откусят, – мама чуть улыбнулась.

Впервые за последнее время.

– Почему именно пять? Или их существует всего пять?

– Нет, существует их очень и очень много, – мама встала, скомкала газеты вместе с остриженными волосами, выбросила в мусорное ведро.

Провела рукой по голове. Марк нахмурился. Соберу обратно дверь.

– Что значит «соберу обратно»?

Мама полезла в холодильник, достала упаковку яиц, молоко.

– Как я поняла из книги, – мама вытащила муку из шкафчика, – раньше существовало множество зеркальных дверей, которые могли привести в невообразимые места, открыть путь к богатствам, знаниям. За этими дверьми прятались пути. И эти двери охранялись страшными чудовищами, которые не каждого пускали к путям.

Марк приоткрыл рот от изумления.

– Двери были разбиты, из каждой собрали по пять зеркал. Чудовища, охранявшие двери, тоже разделились на пять сущностей. Конечно, есть и другие зеркала с другими тварями, прячущимися в них.

– Как же их тогда различать? – растерялся Марк.

Мама погладила по голове, а затем легонько толкнула.

Марк открыл глаза. Саша жевал шаурму, запивая горячим кофе, порция Марка лежала перед ним, в открытом бардачке.

– Не стал будить, – сказал Саша с набитым ртом, шумно отхлебывая из стаканчика. – Взял тебе тоже перекусить. Попить вот.