Полная версия
По стопам богов. Между двух миров
Процессия повернула, так и не дойдя до рынка, и двинулась к острову, на котором находился дворец Обсидианового Змея. Все, кто был в Теночтитлане этим утром, бросили свои дела, забирались на крыши домов и теокали, чтобы посмотреть на Воинов Солнца.
Крупная удача постигла тех, кто в этот день оказался рядом с дворцовой площадью. Они увидели, как шеренги воинов расступились перед паланкином, плывущим, словно большая лодка, к парадной лестнице дворца. Двумя ровными колоннами сотни воинов окружили площадь. Бог в золотой маске спустился к четырём тлатоани – правителям народа мешика, и они преклонили перед ним колени. Опустился к ногам бога даже могущественный Обсидиановый Змей, но он единственный из присутствующих не опустил лик перед воплощением солнца.
– Тысячу раз приветствую тебя, о, Светлейший Уицилопочтли, царь-солнце, владыка Тауантинсуйю! – вознёс к нему руки Ицкоатль.
Золотой человек не ответил ничего, только поднял свой перст, украшенный кольцом с изумрудами, и тут же перед ним оказался слуга в шерстяной накидке с булавой в руке.
– Сын Солнца требует, чтобы его не называли по-варварски! – угрожающе процедил переговорщик.
Ицкоатль обменялся взглядами с другими тлатоани и спросил:
– Как же нам называть Сына Солнца?
– Сапа Инка – почтительное обращение к владыке, – ответил переговорщик.
– О, светлейший Сапа Инка, – начал свою речь Ицкоатль. – Мы рады приветствовать тебя в нашем городе. Много лет прошло с тех пор, как твои люди вернулись в Толлан. Мы ждали тебя, чтобы увидеть твой божественный лик. Мы приносим клятву служить тебе во веки веков. Обещаем нести истинную веру туда, где будем ступать под твоим предводительством. Наши земли – твои земли! Наши жизни принадлежат тебе! Мы подкрепим это жертвенным договором. В твоём храме сегодня жрецы принесут тебе сердца невинных дев. В твою честь сегодня самые крепкие юноши сойдутся на площадке для игры в тлачтли. О, Великое Солнце, всё это во славу твою и твоих детей!
Сапа Инка отверз свои уста и быстро проговорил что-то на божественном языке.
– Сапа Инка спрашивает, готовы ли плоты для путешествия на Восток? – сказал переговорщик.
– Всё сделано, как вы просили, – ответил Ицкоатль, – но боюсь, что люди Востока ещё не готовы узреть вас. Слишком мало среди них ваших сподвижников. Многие из них отрекаются от истинного бога в пользу скрытых, богов загробных царств и незримых пространств. Они отрекаются от традиций и теократии, от свободы духовной в пользу материальной, живут во грехе и пороке.
Сапа Инка не выразил никаких эмоций, не пошевелился. Его голос стал грозным. Речь его была долгой. Переговорщик едва поспевал переводить:
– Сапа Инка говорит, он пришёл к вам, чтобы вести к истинной цели в новую эру. Всех тех, кто был не способен принять его как истинного бога, он очистил своим сиянием. Он предал забвению их прошлое, а их уака57 утопил в водах священного озера. Но всем тем, кто выразил свою преданность, Сапа Инка подарил вечное блажество в своём сиянии. Они получили право называться его сыновьями и сражаться вместе с ним. Поэтому Сапа Инка хочет, чтобы все, кто ещё сражается за истинный путь, узнали, что Великий Бог вернулся.
– Уверяю вас, они уже знают. – Поклялся Ицкоатль. – Они будут с вами, как и люди Теночтитлана.
Глава 5. Расследование
Водяное колесо корабля зачерпывало воду лопастями, распугивая речных хищников и птиц. Два воина у борта корабля громко переговаривались между собой, наблюдая за долетавшими до них брызгами.
– Вот чудо! – почесал подбородок широкоплечий воин. – Это же сколько железа ушло на эту махину?
– Миллион дебенов, не меньше! – развёл руками бородатый высокий воин с большим прямоугольным щитом на спине. – Говорят, такой только у господина Канехета и у градоправителя Шедета58.
– А откуда он у градоправителя Шедета? – удивился широкоплечий воин.
– Выменял на руку и сердце своей доченьки.
– Так это что получается, даром получил?
Воины рассмеялись нелепой шутке, но отчасти они были правы. Корабль с водяным колесом – истинная редкость в водах Та Мери. Конструкцию самого колеса придумал сотню лет назад никому не известный житель заморской Эллады, когда принимал ванну. К сожалению, эллин этот, по рассказам, был небольшого ума, и его изобретение быстро прибрал к рукам римский нобиль59 и путешественник Никколо, интересовавшийся корабельным делом. Он придумал конструкцию корабля с водяным колесом, которое приводили в действие животные. Однако, когда испытания его изобретения провалились и взбесившиеся быки уничтожили драгоценный прототип, за дело взялся его сын – Марко. Римлянин изобрёл первый паровой двигатель, с помощью которого и приводилось в действие водяное колесо. Всего дюжина кораблей с водяным колесом были созданы талантливым изобретателем и подарены важным персонам, в числе которых оказался Канехет, гостивший в ту пору в Риме. К сожалению, в году две тысячи пятисотом эры Ухем Месут Марко отправился в безумное путешествие на восток, в Дикие земли и не вернулся. Его записи и чертежи бесследно пропали вместе с ним, а судостроительная компания развалилась.
Из-за утраты чертежей и дороговизны производства пока никому не удалось воссоздать корабль Марко, а обладатели сохранившихся экземпляров ревностно охраняли их от посягательств тех, кто жаждал разобрать чудесные лодки на кусочки и посмотреть, что внутри. Этим уникальным кораблям не нужен был парус, они плыли по течению в два раза быстрее парусников. Единственный минус состоял в том, что для создания пара необходимо поддерживать высокую температуру, но с изобретением угольной печи и это неудобство стало незначительным.
– А где это подевался наш господин? – спохватился воин с щитом.
– В каюте сидит, ни с кем не разговаривает, никого не хочет видеть. Я хотел ему показать, как в трюме меха раздувают, а он будто девчонка обиженная отвернулся и ушёл.
– Оставь ты его, Аха, не до того ему сейчас. – Положил Кеми руку на плечо брату. – Видать, что-то дурное случилось. Без серьёзной причины чати нам корабль не дал бы. Старик Медути тоже молчит, как рыба.
Нахтамон действительно находился в дурном настроении. За последние несколько часов жизнь наследного принца перевернулась и кубарем полетела в огненную бездну. Его мать судят за ужасные преступления, стране грозит раскол, чужеземцы приносят в жертву его соплеменников, ему самому грозит опасность от жрецов Амона, а у него всего десять дней, чтобы отыскать свидетельства событий семилетней давности.
Нахтамон раздражённо ударил кулаком по столу, испугав сокола, сидящего в клетке на столе. Юноша зажёг лампу и осветил сундук в тёмном углу каюты. Повернув ручку замка, юноша поднял крышку и достал оттуда тяжёлый агрегат с огромным цилиндрическим барабаном и ручкой из слоновой кости, украшенной чёрным деревом. Поставив приспособление на стол, Нахтамон заправил один из кусков папируса в цилиндр и начал поочерёдно вращать кольца, надетые на него. Таким образом наследный принц отпечатывал символы на папирусе. Это изобретение – иероглифон – тоже появилось в последнем столетии. Оно использовалось только в канцелярии Её Величества Владычицы Юга и Севера и в казначействе. На кольцах цилиндра находился необходимый минимум знаков письменности для передачи коротких отчётов, официальных сообщений и математических расчётов. При должных навыках работы с иероглифоном на печать символов уходило меньше времени, чем на письмо от руки, и написанное легко читалось в независимости от почерка писца. Нахтамон умел пользоваться иероглифоном, но знал, что этот механизм не сможет передать всего, что он сейчас чувствует и о чём сожалеет. К сожалению, наследный принц не взял с собой своих письменных принадлежностей и пришлось обходится тем, что есть.
«Не сердись на меня. Я не должен был поступать так. Не хочу подвергать тебя опасности. Когда я вернусь, всё объясню».
Юноша свернул полоску папируса и засунул её в маленькую колбочку. Он открыл клетку и прикрепил послание к лапе сокола. Птица была не против. Этот сокол – ветеран почтовой службы, мог найти путь к резиденции чати в Уасет из любой точки Та Мери. Нахтамон вышел на палубу и выпустил сокола. Тот сделал один круг над кораблём и полетел на юг. Юноша печально посмотрел вслед улетающему посланнику.
– Это послание госпоже Меритшерит? – неожиданно за спиной юноши возник Медути.
– Следишь за мной? – грозно посмотрел на писца Нахтамон. – Извини… Слишком часто мне сегодня приходится извинятся.
– Я думаю, она поймёт тебя.
– Надеюсь, что так. – Произнёс Нахтамон, вспомнив своё расставание с Меритшерит.
Слишком грубо он себя повёл, слишком резкие слова произнёс. Он хотел, чтобы его возлюбленная поняла – ей сейчас не место рядом с ним.
Когда Меритшерит узнала, что случилось с матерью Нахтамона, она надела грубый плащ с капюшоном, собрала небольшую котомку с едой, мазями и бальзамами и, наплевав на запреты отца, отправилась к пристани, где стоял корабль. Она требовала пропустить её на борт, чтобы отправиться с Нахтамоном. Когда перед ней оказался возлюбленный, он раздражённо закричал, указал ей на её место, да и вёл себя так, словно не хотел её даже видеть. Нахтамон не смог объяснить Меритшерит, что он не хочет подвергать её опасности, не хочет вмешивать в это грязное дело. Он никогда бы не простил себя, если бы с ней что-то случилось, поэтому отверг. И хотя камень вины всё ещё давил ему на грудь, он знал, что поступил правильно.
***
Корабль, на котором путешествовали Нахтамон и Медути, покинул пристань Уасет в день тринадцатый первого месяца сезона Ахет. Поздним вечером пятнадцатого дня они уже пришвартовались в Хемену. Ни одно судно, кроме корабля Канехета, не смогло бы так быстро добраться до пункта назначения. Это означало, что у Медути и наследного принца оставалось семь дней, чтобы найти необходимые документы и вернуться обратно в Уасет до суда над Первой жрицей Амона Хентит Сатамон.
От Великой реки к городу Хемену вёл широкий канал, судоходный на протяжении почти всего года. Корабль Канехета прибыл после заката, поэтому не привлёк лишнего внимания. Естественно, слухи о том, что случилось в Уасет, ещё не дошли до Хемену, и Медути не желал привлекать к миссии лишнее внимание.
Как любой уважающий себя придворный, Медути имел связи во многих областях страны, но в Хемену жил особенный для него человек – старый друг, бывший сокурсник и товарищ по профессии. Этот человек и приютил у себя на ночь команду. Дом писца Тотмеса находился за пределами центральной городской стены среди особняков знати и административных служащих. Прямо посреди улицы проходил канал с мостовой, украшенной клумбами и высокими столбами, на которых с наступлением темноты зажигали огни. На этой улице часто звучала музыка. Бродячие музыканты любили посещать дома знати, которые иногда щедро платили за представления с песнями и плясками. Неподалёку находился элитный дом с развлечениями иного толка. Женщин, работающих там, называли жрицами любви, и чтобы провести с ними время, богачи порой отдавали половину месячного жалования. Может быть, именно поэтому большинство из них долгое время оставались холостяками.
Тотмес – друг Медути, был скорее исключением из правил. В его доме царила семейная идиллия. Жена принимала гостей обильным угощением, дети подавали блюда и помогали расположиться. Дом писца даже не нуждался в слугах. Его старший сын следил за хозяйством, средний и младший выполняли тяжёлую работу, а дочь помогала матери на кухне и поддерживала уют в доме.
Медути представил Нахтамона своему другу как ученика, но даже не упомянул о его статусе. Либо Тотмес уже знал о том, что перед ним наследный принц, либо даже не хотел знать. Два писца обменялись новостями и поговорили о минувших днях, а потом Медути обозначил цель своего визита.
– Не понимаю, почему ты не пойдёшь прямо к Шепси? – спросил Тотмес
– Наше дело слишком деликатно для этого. Да, он не откажет, но ты служишь ему не один год, сам знаешь, что услышал Шепси, то услышал весь Унут, – улыбнулся Медути.
– Это называется «гласность», – нравоучительно промолвил Тотмес.
– Мне всё равно, как он это называет, – отмахнулся Медути, – но в прошлый раз, когда я вскользь упомянул о плохом самочувствии правителя Юга60, он чуть ли не объявление вывесил в городе, что благородный господин помирает.
– Кто такой Шепси? – встрял в разговор Нахтамон.
– Градоправитель Хемену, наш старый друг. – Объяснил Медути.
– Как скажешь, брат, настаивать не буду, – встал из-за трапезного столика Тотмес. –Утром я проведу вас к архивам, а пока располагайтесь. Для тебя, Медути, моя жена приготовила покои на втором этаже, ну а твоим слугам, уж прости, придётся потеснится в комнате с мальчишками.
Нахтамон не стал задавать вопросов. Он вместе с Кеми и Аха отправился в комнату, где спали сыновья Тотмеса. Комната оказалась уютной, хоть и немного тесной. Все стены спальни были обклеены папирусами с цветными рисунками, рядом с кроватями стояли массивные сундуки из кедра и сосны и небольшие столики с бронзовыми статуэтками богини Нейт61, держащей в руках лук и стрелы.
Эти статуэтки принадлежали среднему сыну Тотмеса. Он получил их в награду на соревнованиях по стрельбе из лука. Другие сыновья тоже были талантливы. Папирусы, висящие на стене – картины старшего сына, а младший славился огородными навыками. Братья уверяли Нахтамона, что тот в одиночку за целый день способен вспахать, засеять и окучить все грядки поместья, тогда как пятерым работникам на это требуется как минимум два дня.
Ночь была спокойной, но Нахтамону никак не удавалось уснуть. Он постоянно ворочался с бока на бок на твёрдом полу. Принц, привыкший к дворцовому ложу, сначала не мог найти удобную позу для сна, потом в комнате раздался гулкий храп Аха. Юноша пытался закрыть уши, но понял, что это бесполезно. Тогда он выдернул небольшую соломинку из своей циновки и склонился над Аха, щекоча ей его нос. Могучий воин зашевелился, судорожно почесал нос, пробормотал что-то и затих.
Тишина не помогла Нахтамону уснуть. Через маленькое окошко под потолком прямо в лицо светила луна, а в голову полезли беспокойные мысли. Он думал о доме, матери, миссии. Что если их постигнет неудача? Неужели жрецы Амона посмеют причинить боль его матери? А что будет с ним? Он ведь ещё не прошёл обучение в храме Амона и не может претендовать на трон. Его просто изгонят из Уасет или случится что похуже? Обессиленный тяжкими думами, Нахтамон уснул лишь к утру, а как только первые лучи солнца коснулись восточных гор, его уже подняли на ноги.
Один день непривычного образа жизни уже выбил из колеи юношу, привыкшего к мягкой постели и комфорту. Если его мать всё-таки свергнут, такая жизнь станет обыденностью. Не смотря на боль в шее, Нахтамон взял себя в руки и с добродушной улыбкой встретил Медути в трапезной.
– Как тебе спалось, ученик мой? – спросил писец.
– Хорошо, господин, – через силу улыбнулся Нахтамон. – Когда мы уже приступим к делу?
– Как только позавтракаем, – осёкся Медути. – Хотя, конечно, мы можем взять завтрак с собой и перекусить по дороге к архивам.
Писец понял, что принц торопил не просто так. Медути должен забыть об этикете и попросить своего друга как можно быстрее провести их к архиву. Он объяснил Тотмесу, что время не ждёт, и тогда, снарядив экипаж и собрав с собой немного еды в дорогу, они отправились к архивам.
Хемену был древним городом, но это не мешало его жителям идти в ногу со временем. Будучи средоточием знаний и науки, он привлекал самых способных учёных и деятелей искусства со всей Та Мери. В столице, где больше чтили традиции и теократию, все новшества вводились позже, чем здесь. Недаром покровителем Хемену являлся бог знаний и мудрости – Тот.
В далёкие времена, когда богов изображали частично в зверином обличии, Тот носил на плечах голову ибиса, и именно поэтому многие крупные здания, библиотеки и учебные заведения украшала голова этой птицы. Теперь религия Та Мери постепенно отказывалась от изображений богов с головами животных, поэтому на главной площади Хемену новая статуя Тота представляла высокого мужчину в жреческом облачении со свитками в руках. Рядом с ним, доставая только до пояса, стояла богиня письменности Сешат в пятнистом платье. В руках она держала загнутый на конце посох и звездообразный лист папируса.
Не смотря на новые тенденции в священном изобразительном искусстве, при храме Тота, рядом с центральной площадью города, разводили животных, считавшихся воплощением бога – павианов. Они беспрепятственно сновали по улочкам города, облепливая фонтаны и фасады многоэтажных домов. Люди с удовольствием угощали обезьянок лакомствами, ведь это был один из способов снискать благословление бога.
Нахтамон смотрел вокруг и удивлялся вещам, которые никогда не встречал в Уасет. Хемену – один из первых городов, где появились регулировщики движения на улицах. Они стояли на специальных каменных островках на пересечениях улиц и флажками указывали, когда колесницам и повозкам следует остановиться и пропустить поток, движущийся справа или слева от них, а когда снова ехать. В столице движение колёсного транспорта было хаотичным и диким, здесь же всё подчинялось регулировщикам, и все соблюдали порядок.
Через весь город проходила сеть узких зигзагообразных мостиков, по которым передвигались маленькие вагончики. Эти вагончики приводились в движение специальными гидравлическими толкателями и силой гравитации. Они соединяли отдельные пункты города и являлись своеобразной почтовой системой.
Хемену также славился тем, что именно здесь находился первый питомник, где приручали отдельные виды гигантских ящеров. Здесь можно было посмотреть на невиданных существ и даже поучаствовать в их исследованиях, потому как существовало отдельное учебное заведение, специализирующееся на этом. Впрочем, в образовательных учреждениях и библиотеках в Хемену недостатка не было. Казалось, что каждый второй житель Хемену – писец, либо его ученик.
Колесница, на которой ехали Нахтамон и Медути, резко остановилась возле высокого здания, похожего на прямоугольную буханку хлеба. Аха так сильно натянул поводья, что лошади встали на дыбы. Двое писцов, едва не попавших под копыта лошадей, поправили очки и осуждающе посмотрели на возницу и его помощника.
– Хамы! – заключил один из них противным писклявым голосом. – Сразу видно, не местные.
– Сам-то чего рот раззявил, писаришка? – воскликнул Аха, но Кеми вовремя успокоил товарища.
Писцы лишь фыркнули и ушли восвояси.
– Мы приехали, – сообщил Медути Нахтамону, – это здание Большого Архива. Он называется так, потому что в городе есть ещё один архив – малый. Он предназначен для хранения исключительно городских документов, а этот служит для нужд всего септа Унут и Та Мери.
– Твой ученик впервые в Хемену? – спросил Тотмес.
Нахтамон кивнул.
– Ну что же, тогда не пугайтесь, когда окажетесь в архиве. Внутри всё не так плохо, как может показаться на первый взгляд. – Предупредил Тотмес.
Нахтамон не понял, чего ему нужно бояться, но был уверен, что писец преувеличивает.
Когда Нахтамон, Медути и Тотмес вошли в здание, их встретила женщина в зелёной квадратной шапочке и платье с широкими рукавами. Её бледное лицо покрывали редкие морщинки, а руки – странные татуировки. Она оказалась старой знакомой Тотмеса и с радостью проводила путников в нужное помещение архива.
Хранилище документов находилось глубоко под землёй. Дышать там было трудно, потому что воздух высушивали специальными печами. Подземные коридоры и залы были обиты деревянными панелями. Всё это – необходимые меры для сохранения свитков. Когда Нахтамон, наконец, узрел бесчисленные стеллажи, он понял, о чём предупреждал его Тотмес. Лабиринтам из многоярусных полок, тянувшихся до самого потолка и далеко вглубь хранилища, казалось, не было конца и края.
Тотмес удалился и оставил Медути и Нахтамона наедине со стеллажами, на которых хранились Книги жизни.
– Что ты надеешься найти здесь? – поинтересовался у своего учителя Нахтамон.
– Книга жизни – это летопись, где хранятся данные о каждом человеке Та Мери. – Ответил Медути. – Там записано, когда человек родился, поступил в учебное заведение, получил первую официальную должность и, конечно же, когда отправился к предкам. Если люди пропадают без вести, это тоже отмечается в книгах. Такое редко случается с младенцами. Что-то должно остаться в книгах об этом событии, какие-то зацепки. Если мы узнаем, где это произошло, то сможем отыскать свидетелей преступления, а если найдём свидетелей, то найдём и зачинщиков.
– Медути, ты представляешь, сколько свитков нам нужно просмотреть, чтобы найти эти зацепки? – надломленным голосом сказал Нахтамон. – На это могут уйти недели, а у нас нет столько времени.
– Не обязательно просматривать все свитки! – Подбодрил Нахтамона писец. – Мы знаем, что преступление совершили не в самом Хемену, а где-то в южных областях септа, значит, область поисков сокращается. Кроме того, договор о жертвоприношениях с мешика подписан семь лет назад, значит, нам достаточно осмотреть Книги жизни того года и, в крайнем случае, ближайших лет.
– Надеюсь, что ты прав, – тяжело вздохнул Нахтамон, в ожидании долгих часов рутинной работы с документами.
В подземельях Большого Архива время неумолимо спешило вперёд. Несколько часов кропотливой работы не прошли даром. Нахтамон наткнулся на свитки, согласно которым, семь лет назад в нескольких деревнях Унута в разное время пропадали дети. Он отложил их в сторону, чтобы показать Медути. Писец внимательно осмотрел их, потирая лоб.
– Странное дело, – сказал он. – Дети пропали в совершенно разное время, но нескольких из них связывает то, что они родились почти в один и тот же день.
– Ещё я заметил, что большинство из них родились в семьях работников каменоломен Хатнуба. – Показал писцу свои пометки Нахтамон.
– Прекрасная работа, – похлопал по плечу юношу Медути.
– Но есть проблема, многие из них уже давно покинули септ Унут. За исключением одной семьи…. – Нахтамон развернул старый свиток с именами. – Начальник носильщиков Чау и его супруга. У него есть сын и две дочери, но семь лет назад они потеряли ребёнка, его похитили. Сейчас они живут в деревеньке под названием Аэнра.
– Значит, отправляемся, туда. – Нетерпеливо бросил Медути и вернул свитки на их места. Учитель и ученик покинули хранилище и отправились на поиски Тотмеса.
Глава 6. Похищенные
Ветер сдувал горячий песок с раскалённых скал. Горизонт расплывался, создавая причудливые миражи на восточных склонах гор. Стадо длинноногих антилоп мчалось по растоптанной дороге к озеру, образовавшемуся после разлива реки. В этом небольшом оазисе росло несколько финиковых пальм и зелёный тростник. По берегу озера важно расхаживали цапли.
Нахтамон проглотил слюну и внимательно посмотрел на отбившуюся от стада антилопу. Сколько дней у него во рту не было ничего кроме хлебных лепёшек и фиников? Как хотелось ему хотя бы кусочек жаренного на углях мяса. Антилопа, словно услышав мысли Нахтамона, бросилась наутёк.
– Эх, жаль не взял свой лук, – разочарованно пробормотал Кеми. – Сейчас бы такой ужин устроили!
– Ничего, вот вернёмся и устроим настоящий пир, – облизнувшись ответил Аха, – с жареными гусями и говяжьим окороком. И всё это под бочонок славного пива.
– Ребята, не травите душу, – обернулся Нахтамон. – Медути, давай устроим привал.
– Хорошо, – произнёс писец, который уже и сам обливался потом.
Он повернул своего верблюда к оазису и мысленно поблагодарил Амона, что не ему пришлось просить о привале. Медути уже много лет не ездил верхом под палящим солнцем Та Мери, и этот поход давался ему труднее всех. Однако, он не мог позволить себе слабость перед лицом наследного принца, которому пообещал управиться в срок.
Верблюд Кеми неожиданно рванул вперёд, почуяв живительную влагу, а за ним побежали и остальные. Эти странные животные порой вели себя совершенно непокорно. Они распугали всех птиц и животных на берегу озера и жадно принялись лакать воду. Медути, Нахтамон, Кеми и Аха сняли с них сёдла и осмотрелись.
– Судя по моим расчётам, – тяжело дыша и обмахиваясь веером, произнёс Медути, – Аэнра уже за той грядой. Мы доберёмся до заката. Только нужно немного отдохнуть.
Писец бросил седло на землю и плюхнулся на него. Его большой живот вздымался над свежей осокой, покрывшей берега небольшого озера. Нахтамон, выпив немного воды, присоединился к писцу, пока Кеми и Аха бродили по берегу, высматривая птичьи гнёзда.
– Медути, верно ли мы поступили, оставив корабль на попечение Тотмеса? – промолвил Нахтамон, устремив взгляд на запад, куда медленно уплывало солнце.
– Конечно! – уверенно ответил Медути. – Тотмес очень надёжный человек и мой друг.
– Почему ты так доверяешь ему? – поинтересовался юноша.