Байки под одеялом

Здания так называемого "санатория" построили еще до Великой Отечетсвенной. Сначала здесь располагалась клиника, во время войны свозили раненных с южного фронта. После капитуляции Берлина, "санаторий" засекретили. Местные врачи проводили аборты дамам высшего эшелона, скрывающим свой мелкие грешки, дабы не попрать моральный облик общества. В это время в США вспыхнула волна исследования химического и бактериологического оружия, и санаторий плавно переквалифицировался в лабораторию по разработке новых видов оружия. Секретными этапами со всей страны сюда свозили "отказников", грудных детей, от которых отказались нерадивые мамаши. Над младенцами ставили чудовищные эксперименты – юный, не обремененный заболеваниями, организм оказался идеальным материалом для опытов. Да и кто будет искать детей, от которых отказались собственные матери и которые по документам даже не рождались?

Так вот в чем причина его видений! В этих стенах мученически умирали сотни, а то и тысячи маленьких и вовсе не рожденных детей. Светлые и не испачканные грехом души нехотя покидали хлипкие тела, под пристальными взглядами врачей и ученных. Их непонимание, боль и чистая, первозданная ярость годами аккумулировалась в стенах здания. И теперь они ищут выхода, они хотят, чтобы кто-то ответил на их немой вопрос: " За что?" И именно он – Алмаз оказался в самом эпицентре погребального саркофага сотен, а то и тысяч детских жизней. Но для чего все эти камеры? Кому нужно наблюдать за всем этим? Оставаться и дальше в санатории, Алмаз не видел смысла. Опираясь на стену, он вернулся к шахте. На высоте трех метров, как раз на уровне первого этажа, виднелись свежие следы кладки и небольшой уступ. По соседней стене поднимались стальные перекладины лестницы, видимо оставленной рабочими для удобства. С трудом забравшись по ступенькам, Алмаз встал на уступ и пошарил рукой по стене. На его счастье в кладке имелись небольшие щели между кирпичами. Обдирая кожу, он засунул пальцы в неглубокую щель и потянул на себя. Кирпич нехотя скрипнул, но немного поддался. Слегка раскачивая из стороны в сторону. Алмаз вытащил рыжий брикет и выбросил его в шахту. Следом за ним туда же отправились еще несколько штук. В образовавшийся проем хлынул бледный свет ламп. Вскоре Алмаз смог протиснутся в дыру и стряхнул крошки цемента уже в коридоре.

Низкое небо было затянуто темно-серыми, почти черными тучами, поливающими исходящую туманом землю, тугими струями дождя. Алмаз не мог понять, сколько сейчас времени, стрелки его верных часов застыли на половине пятого. Выйдя из-под навеса крыльца, он закинул голову назад, подставляя лицо под прохладные капли. Свежий воздух слегка облегчил головную боль, но лишь слегка. Алмаз решил отправиться в город пешком, не дожидаясь машины проверки. У него было много вопросов, которые он хотел задать, и сделать это следовало незамедлительно. Подойдя к воротам, он подобрал нужный ключ и откатил массивную створку, оглашая весь окрест пронзительным скрипом. Избитая дорога, тянувшаяся от самых ворот, тонула в густой и мрачной пелене тумана. Ботинки по щиколотку утопали в размокшей грязи, противно хлюпая. Вода быстро просочилась через швы, и хлюпать начало уже в ботинках. Алмаз удалялся от злосчастного санатория, который призраком таял в тумане. Голова по-прежнему гудела, несколько раз повторялись приступы тошноты, но он силой воли перебарывал их. Сильно саднила порезанная рука. Повязка все время сползала в сторону и к запекшейся крови налипла черная грязь. Сумрак сгущался, окутывая Алмаза липкими щупальцами тумана. Одежда быстро промокла и плотно облепила тело. Он почти не видел дороги, даже фонарь бы тут не помог: дождь вкупе с туманом плотной завесой укрывал путь. Вскоре вдалеке замаячили размытые огни. Вроде так близко не должно быть никаких зданий. Алмаз убыстрил шаг и из тумана вырисовались знакомые ему очертания белой трехэтажки. Неуверенно сделав еще несколько шагов, он остановился перед открытыми воротами. Неужели он просто заблудился в тумане и вернулся обратно? Да, после такого удара головой можно было потеряться. Развернувшись, Алмаз высмотрел под ногами обочину и, ориентируясь по ней, зашагал от ворот. Как он помнил, дорога была прямая, без развилок и сильных поворотов. Туман опять окутал его, ощупывая кожу промозглыми пальцами. Монотонное чавканье грязи под ногами, как тиканье часов отмеряло время его пути. И снова в зыбкой пелене показались неяркие огни. Белое здание с темными провалами окон выплыло из тумана уже как неизбежность. Алмаз опустился на колени и обхватил голову руками. Крупные капли дождя звучно шлепались в раскисший суглинок, обрызгивая всего Алмаза мириадами грязных брызг. Медленно, борясь с тягучей грязью он поднялся на ноги и неуверенно пошел в лес. Запахло сосновой смолой. Ковер из коричневых иголок пружинил под ногами. От дождя не спасали даже кроны деревьев. Он брел, продираясь сквозь заросли колючих кустарников и можжевельника, обдирая руки и лицо. Километр, может больше, сколько точно он не знал. Идти было тяжело из-за головной боли и непроходимых зарослей. Ориентировался по мху на стволах деревьев, стараясь держать направление. И снова огни, снова знакомый силуэт. Алмаз обошел санаторий по периметру забора и пошел в другую сторону через лес. Он не знал, есть в той стороне населенные пункты или нет. Ему было все равно, лишь бы уйти куда-нибудь. Опять заросли, ежевика, можжевельник и мелкий кустарник с очень острыми, как иглы, листьями. Один раз не удержался и скатился по сыпучему склону балки, больно ударившись об камни в русле ручья. Но встал, забрался по противоположному склону и пошел дальше. И опять огни, опять та же проклятая трехэтажка. Потеряв все силы бороться, он упал в жидкую грязь у ворот.

– Значит, мне от тебя не уйти? – Закричал Алмаз, с силой ударив руками по хлюпкой жиже. – Что тебе от меня надо? Чего ты хочешь?

Но здание оставалось немым исполином, смотря на него сотней черных глазниц. Алмаз встал и обреченно пошел к корпусу. Входные двери были открыты нараспашку, словно приглашая его войти. Как только он переступил порог, по коридорам, эхом отражаясь от пустых стен, пронесся знакомый детский плач. Алмаз поднял голову на звук, как будто пытаясь увидеть что-то, через толщи межэтажных перекрытий. Надрывные всхлипы накатывали волнами, то слегка затихая, то вновь усиливаясь до звона в ушах. Взявшись рукой за перила, Алмаз нехотя потащился по ступеням, оставляя за собой мокрые следы с комками липкой грязи. Опять те же лестничные пролеты, только сейчас они больше походили на ступени в ад. Поднявшись на третий этаж, он мельком взглянул на черную пасть дыры в стене. Как он не убился, упав с третьего этажа? Хотя лучше бы он сломал себе шею…

Плач стал нестерпимо громким. До этого ярко освещенный, коридор наполовину тонул во мраке. Из темноты доносилась целая какофония звуков: всхлипывания, тихий шепот, надрывный детский смех и громкие рыдание. Алмаз остановился посередине коридора, стоя прямо перед границей темноты, как перед воротами в неизвестность. Из густой черноты показалась маленькая ручка, следом за ней, словно соткался из мрака младенец. Яркие голубые глаза смотрели на Алмаза. За первым ребенком из темноты показалось еще несколько маленьких тел. Двигались они неестественно, как неумелый танцор с церебральным параличом. Кожа слегка поблескивала, багровые разводы кое-где переходили в целые сгустки запекшейся крови. За парой младенцев длинным хвостом тянулась не обрезанная пуповина, оставляющая влажный след на полу. Дети, как по чьей-то команде, одновременно замерли и уставились на Алмаза. Он почувствовал, как от ужаса зашевелились волосы на затылке. Желудок сжался в комок и подпрыгнул к самому горлу. Как улитка на дороге перед надвигающимся на нее автомобилем, Алмаз почувствовал себя ничтожно маленьким и беспомощным. Младенцы приоткрыли рты, и плач перешел в пронзительный визг. Шлепая ручками и ножками по бетону, дети двинулись в его сторону, и Алмаз смог лишь зажмурить глаза…

Дождь закончился, и умытая зелень деревьев любовалась собой. Крупные капли, собираясь на листьях, срывались вниз. Сквозь поредевшие облака изредка проскальзывали одинокие лучи, тут же рассыпающиеся мириадами брызг в зеркальных каплях. Тишину леса нарушала только работа нескольких двигателей машин, возле главного корпуса заброшенного санатория. Белый с красной полосой микроавтобус скорой стоял возле самых дверей. Еще два черных микроавтобуса стояли ближе к воротам. Несколько человек в спецовках быстрыми шагами ходили между зданием и автомобилями, почти не разговаривая. Из-за ворот послышалось урчание еще одной машины. На потрескавшийся асфальт выкатил дорогой джип с тонированными стеклами. Дверь открылась почти беззвучно, и мужчина в дорогом костюме аккуратно опустил ноги на дорогу, выбирая место почище. К нему тут же подбежал один из людей в спецовке, сжимающий в руках рацию.

– Здравствуйте Семен Егорович.

– Где он?

– В комнате охраны, – Мужчина с рацией кивнул головой в сторону главного корпуса.

В сопровождении еще нескольких человек, Семен Егорович прошел в главный корпус и от главной двери свернул налево. В комнате кружилось несколько медиков. Между ними на стуле сидел недавно нанятый охранник. Волосы, из темно-каштановых, превратились в пепельно-седые. Кожа приобрела сероватый оттенок. Щеки ввалились. Открытые глаза, слегка подернутые поволокой, смотрели куда-то в потолок.

– Он мертв? – Семен Егорович тронул одного из врачей за плечо.

– Фактически нет. Это катотонический ступор. Его организм живет, но разум уже умер или просто покинул его, – Врач слегка поправил очки, смотря на показания портативного кардиографа. – Такие пациенты почти никогда не приходят в себя. Он как растение.

– Его вообще невозможно вернуть в нормальное состояние? – Семен Егорович склонился над охранником и посмотрел в пустые глаза.

– Нет. Ни электрошок, ни препараты, ничего не поможет. У него очень тяжелое состояние, из более легких люди выходят сами. Но в таких случаях это бывает редко.

– Понятно. Заберите его в стационар и разместите под постоянное наблюдение. Все расходы наша фирма берет на себя.

– Хорошо, Семен Егорович. Мы уже этим занимаемся.

Мужчина в костюме вышел из главного корпуса и направился обратно в джип. На заднем сидении сидел еще один человек в тяжелых солнечных очках. Аккуратно закрыв за собой дверь, Семен Егорович сел в кожаное сидение цвета ванили.

– Так значит, все эти россказни оказались правдой? – Человек в черных очках слегка подался вперед.

– Камеры ничего не запечатлели. Но этот парень свихнулся здесь – это сто процентов. До приезда он был абсолютно здоров, ни каких жалоб на психику. А здесь понадобилось всего несколько дней.

– С рабочими было то же самое?

– Да, все восемнадцать человек теперь в дурдоме. Так и не подают признаков выздоровления, а наоборот словно угасают.

– И что мы будем делать дальше?

– Раз все это оказалось правдой, стоит забыть о проекте и просто все сровнять с землей. Уверен, что и ее мы потом не сможем использовать. Я подпишу приказ о сносе.

– И выкинем миллионы инвестиций коту под хвост?

– А у тебя есть другое предложение? Ты хочешь сотни судебных исков и разбирательств? Мы разоримся на одних компенсациях, лучше остановиться сейчас, пока можем обойтись «малой кровью». Завтра же притащим бригаду подрывников и превратим это здание в груду обломков.

Джип едва слышно завелся и, шурша покрышками по бетону, выехал за ворота.

Алмаз сидел на невысоком крыльце легкого летнего домика. Ветер легко играл его волосами, запуская теплые пальцы между локонами. Мягкое солнце ласкало кожу, пробиваясь сквозь зелень листвы. Краски окружающего мира сверкали нереальной яркостью и насыщенностью, как в телевизоре с выкрученной на максимум цветностью. Воздух благоухал ароматами вереска и сирени, хоть и стояла середина лета. Алмаз чувствовал себя счастливым, как никогда в жизни. Острым ножом он что-то вырезал из длинной дощечки, стряхивая на землю карамельные завитки стружки. Прямо перед ним, на небольшой полянке, кувыркался со щенком кавказской овчарки темноволосый мальчишка. Его заливистый смех разносился по всей полянке и эхом отражался от стен домика. Щенок, игриво размахивая хвостом, то прыгал на мальчика, то отскакивал назад и прижимался все телом к земле, готовясь к очередному прыжку. Мальчик остановился, запыхавшись, и посмотрел на Алмаза. Взмокшие от пота, пряди каштановых волос прилипли ко лбу мальчишки. Яркие серые глаза так и сияли от радости. Оставив щенка резвится одного, мальчик подбежал к Алмазу и ухватился за шею.

– Папа, а что ты делаешь?

Алмаз молча улыбнулся и снял пару завершающих стружек. В руках он держал красивый деревянный меч с длинным лезвием и фигурной гардой.

– На держи, это тебе.

– Ух ты! Спасибо папа! Какой он классный!

Мальчишка тут же взвился на ноги и побежал по поляне размахивая подарком. Он изображал древних рыцарей, размахивая мечом перед поверженным противником. Алмаз смотрел на него и лишь молча улыбался.

Медсестра в который раз зашла в палату, проверить состояние пациента и сменить капельницу. Довольно молодой, но уже с пепельно-седыми волосами, мужчина все так же неподвижно сидел на инвалидном кресле. Его красивые глаза все время смотрели в одну точку. Иногда девушке хотелось, чтобы он хот как-то отреагировал на ее появление. Но мужчина всегда был так же неподвижен.

Сменив пузырек с физраствором в стойке, медсестра бросила быстрый взгляд на лицо пациента и ее руки на секунду замерли. Впервые, за несколько лет, она увидела улыбку на лице кататоника. Уголки губ слегка приподняты, на щеке образовалась небольшая ямочка. Но эта улыбка выражала столько счастья и радости, сколько она никогда не видела на лицах других людей.

Счастливого Нового года!

Добрые волшебники нового года появились у нас относительно недавно, и свои корни они берут от довольно злых и жутких предков. Например, у кельтов дух леса и зимы жил в ели, и поэтому это дерево считалось священным. Каждую зиму они приносили ему жертвы, развешивая на дереве внутренности животных, которые с приходом христианства заменили на гирлянды и шары. Предком самого же Санта Клауса, был свирепый языческий бог – Великий Старец Севера, или как его еще называли – Сатурн. Это божество приходило зимой под покровом ночи и не дарило подарков, а, напротив, собирало жертвы, которые ему недодали в течение года. Чаще всего ему в жертву приносили девушку, которую привязывали к стволу ели недалеко от селения. Лишь с приходом христианства, эти жуткие обычаи заменили на более светлые и жизнеутверждающие. Но если мы забыли о древнем божестве, это не значит, что оно про нас забыло.

Пушистые снежинки, кружась и пританцовывая, медленно опускались на городские тротуары, покрывая их тонким слоем снега, словно праздничными конфетти. Замысловатый танец белых пушинок еще сильнее подогревал в сердцах людей праздничное чувство и хорошее настроение. Вся страна с нетерпением ждала Нового года, или как его еще называли в Германии – Сильвестр. Фасады домов, украсили еловыми ветками и разноцветными гирляндами, переливающимися разными цветами. На всех дверях висели венки из хвои, украшенные цветными игрушками и фигурками Санта-Клауса. Весь город пестрел от обилия красного, зеленого и золотого – традиционных цветов нового года. В витринах магазинов, перед входами в здания, возле парковок и на газонах перед домами красовались новогодние елки всеразличных видов: от классических зеленых с украшениями из цветных шаров и гирлянд, до футуристических из оптоволокна, переливающегося всеми цветами радуги. Из всех машин и домов доносились веселые мотивы новогодних песен. На центрально городской площади развернулся праздничный базар, повсюду стояли ремесленные лавки, из палаток торговали сладостями и сувенирами. И, не смотря на довольно ранний час – восемь утра, улицы старого городка были заполнены людьми, кто-то спешил за последними подарками, кто-то докупал продукты на праздничный стол, а кто-то просто решил прогуляться накануне большого праздника. Лица людей освещали доброжелательные улыбки, щеки почти у всех были окрашены морозом в алый цвет.

Высокий мужчина в кашемировом френче и теплом шарфе с непокрытой головой, аккуратно лавируя между прохожими, быстрым шагом шел от парковки к невысокому и опрятному офисному зданию. Стекла очков в тонкой оправе слегка запотели. Спешно протерев линзы краем шарфа, мужчина нырнул под козырек парадного входа. Расплывшись в широкой улыбке, на проходной его встретил охранник, чуть полноватый мужчина возрастом уже за пятьдесят.

– C наступающим новым годом! – Чуть хрипловатым голосом проговорил охранник, поправляя широкий ремень с кобурой.

– И тебя Ганс так же! – Ответил вошедший мужчина и расписался в журнале.

Мужчина почти идеально говорил на немецком языке, но в его произношении угадывался восточно-европейский акцент. Еще раз улыбнувшись охраннику, мужчина прошел к лестнице и поднялся на третий этаж. Почти сразу возле лестницы на одной из дверей красовалась позолоченная табличка: " Aurora. Internet-Technologie." Открыв дверь ключом, он вошел в широкую приемную. Стол секретаря был пуст: фирма не работала на праздники. Табличка на двери рядом с секретарским столом гласила: " Direktor Herr Ivan Yastrebov." Мужчина посмотрел на надпись, слегка улыбнулся и прошел в кабинет. Под потолком, чуть потрескивая, загорелись энергосберегающие лампы и осветили помещение мягким белым светом. Рядом со столом красовалась пушистая елочка, увешанная открытками с поздравлениями от работников фирмы. Опустившись в высокое кресло, мужчина слегка потянулся, разминая спину, и набрал на телефоне международный номер.

– Алло! – Послышался из трубки приятный мужской голос.

– Привет Саша! с наступающим тебя!

– О! привет Ваня! Тебя так же! А ты что так рано не спишь? У вас же сейчас еще девяти нет?

– Да я забежал в офис, подарки забрать. Ты же знаешь моих сорванцов, дома не спрячешь, везде найдут, а тут самое подходящее место.

– Да, конечно. Передавай Еве и Сережке привет от меня. Скажи, как прилетят к нам в Волгоград, то получат подарки от дяди Саши.

– Не, не скажу. Саша, они если узнают, что ты им что-то приготовил, съедят меня пока я их к тебе не привезу. Лучше им сюрприз устроишь.

– Ну ладно. Кстати, Вань, когда вы с Леной к нам в гости собираетесь? А то моя от скуки дома уже с ума сходит, а после приезда Лены у нее эмоций еще на полгода хватает!

– Точно не знаю, у меня в конце января в Москве встреча с одними клиентами. Думаю, взять потом небольшой отпуск и с детьми к тебе на пару недель махнуть. Оставлю вместо себя Рудольфа, фирма и так справляется хорошо, так что можно отдохнуть.

– Хорошо, будем вас ждать. Я тогда дачу приготовлю, баньку натопим, шашлыки на природе, к родителям в деревню съездим, короче по полной программе!

– Саш, ты наших собери, давай, как раньше, в хоккей погоняем на стадионе.

– Хорошо. Ладно Ваня, не трать много денег на переговоры, если что пиши смски, еще раз с наступающим тебя! Жене и детям привет от нас!

– Тебя так же! И ты своим от нас передавай! Пока!

Положив трубку, Иван достал из большого ящика в столе две коробки в подарочной упаковке и положил их на стол. Открыв неприметную дверцу сейфа за шкафчиком, он достал красивую коробочку, покрытую черным бархатом с золотым тиснением. Приоткрыв крышку, он слегка сощурил глаза: крупные бриллианты в изящных сережках из белого золота нестерпимо ярко блистали в свете ламп. Представил удивленное и обрадованное лицо жены, с улыбкой закрыл коробку и засунул ее во внутренний карман пальто, и, взяв подарки, вышел из офиса.

Остановив машину перед двухэтажным домом с черепичной крышей и большой лужайкой, Иван улыбнулся, увидев слепленного детьми снеговика перед крыльцом. Открыл пультом подъемные ворота и загнал машину в гараж. Вытащил из машины пакет с подарками и припрятал их на стеллажах среди инструментов. Тихо юркнул в дверь, ведущую в дом. Воздух был насыщен ароматами свежей выпечки и запеченного в духовке карпа в сметанном соусе. Иван сглотнул слюну и повесил пальто на вешалку в коридоре. На кухне, в цветастом фартуке, слегка испачканном мукой, крутилась между кастрюлями и сковородками его жена. Для своих тридцати двух лет она выглядела просто замечательно: ни двое детей, ни возраст, никак не отразились на ее стройной фигуре. Длинные светлые волосы, собранные в аккуратный хвостик, доставали почти до пояса. Она не слышала, как вошел Иван, и чуть вздрогнула, когда он обнял ее сзади. Повернувшись, она быстро поцеловала его в щеку, держа перемазанные в тесте руки чуть по сторонам. Иван громко засмеялся.

– Что ты смеешься? Что нет так? – Лена тщательно осмотрела себя с головы до ног.

– Ты в зеркало посмотри! – Иван еще продолжал смеяться, оперевшись на стол.

Лена подошла к зеркальной дверце и посмотрела на свое лицо, прямо на носу у нее красовалось смешное пятно из муки. Она заулыбалась и вытерла лицо полотенцем.

– Ну испачкалась немного! Сам то, когда готовишь, всю кухню уделываешь! – Лена повернулась к мужу и в шутку шлепнула его полотенцем.

Иван попытался увернуться, но жена все равно попала. Кухню огласил ее заливистый смех.

– Ну хватит, Лен! Тебе, кстати, так идет! Ты, как всегда, с печеньем возишься?

– Ага, но на этот раз получилось просто замечательно. Я думаю, детям очень понравится.

– Да им всегда нравится, как и мне. Это ты постоянно к себе придираешься: то недостаточно пышные, то слишком сухие! – Иван взял из большого блюда свежее зеленое яблоко и с удовольствием откусил.

– Ну что если это так и есть! А вот сейчас получилось замечательно, сам увидишь!

– Может тебе чем-нибудь помочь?

– Нет Вань, я сама справлюсь, иди лучше с детьми поиграй. Они, как только проснулись, сразу кинулись тебя искать. Ты потом, лучше, посуду помоешь. – Лена ехидно улыбнулась и нагнулась к духовке проверить выпечку.

– Вот вредина! Как я готовлю, так и посуду сам мою! На восьмое марта посудомоечную машину тебе подарю, тогда не отвертишься!

На смех родителей, по лестнице шумно сбежали двое детей: мальчик лет восьми с темными, как у отца, волосами и девочка пяти лет, сжимающая в руках плюшевую игрушку в виде непонятного животного, похожего на смесь кролика с медвежонком. Девочка с разбега прыгнула отцу на шею, чуть не сбив его с ног, а мальчишка подбежал к блюдам на столе и начал с любопытством разглядывать их содержимое.

– Так, только по столу не лазить! Мама сюрпризы готовит! Забирайте папу и идете во двор поиграйте. Надо нагулять аппетит к вечеру! – Сказала Лена, отгоняя сына от стола.

Иван подкинул дочку на руках под самый потолок. Девочка от удовольствия завизжала и, когда отец поймал ее на руки, громко засмеялась.

– Вань, ну не на кухне же! – Лена с упреком посмотрела на мужа, и выпроводила всю компанию в гостиную. – Я же говорю, идите, играйте во двор! В этом году столько снега выпало, идите наслаждайтесь!

Иван взял девочку в охапку и взбежал с ней по лестнице, Сережка устремился за ними. Через двадцать минут вся компания уже кувыркалась перед домом на снегу, кидаясь снежками и обсыпаясь снегом с ног до головы. Иван с детьми и сам превращался в ребенка, ему доставляло истинную радость и удовольствие, то, что дети считали его не только отцом, но и лучшим другом. Вот и сейчас, он бегал с ними, с красными от мороза щеками и громко, по-детски, смеялся. Лена с улыбкой недолго понаблюдала за ними из окна, и вернулась к приготовлению праздничного ужина. Вообще-то они вместе с мужем каждый год готовили ужин на праздники, но в этот раз она решила сделать ему сюрприз и все приготовить самостоятельно. Набрала у подруг новых рецептов и с самого утра крутилась у плиты. Она не понимала жалобы подруг, которые постоянно твердили, что уже устали от кухни и постоянной готовки. Лене, конечно, повезло с мужем, который очень часто готовил, и делал это замечательно, но она сама получала большое удовольствие, готовя для своей семьи и наблюдая как все уплетаю ее стряпню за обе щеки.

Это был уже четырнадцатый Новый Год, который они встретили вместе в Германии. Ее родители остались тут жить после вывода Советских войск, а Иван приехал учиться, в то время в Советском Союзе почти нигде не обучали программированию. Они познакомились в Берлинском зоопарке, и с тех пор почти не расставались. И вот уже двенадцать лет как были женаты. Этот Новый Год, казался ей каким-то особенным: что-то непременно должно было произойти хорошее и сказочное. Новогоднее настроение переполняло всю ее, и она, как заведенная, порхала по кухне. Все давалось очень легко, намного проще чем обычно, и в этом она видела еще одну причину новогоднего волшебства. Муж в этом году приготовил какой-то сюрприз, обычно они вместе выбирали подарки друг другу, ну или знали, что каждый друг другу подарит, потому что за четырнадцать лет изучили друг друга от и до. Но в этот новый год Иван постоянно, как только заходил речь о подарках, хитро молчал и на все расспросы плавно уходил от темы.